Я удалю тебя из друзей

      На общажной кухне шумно. На подоконнике сыро и ноги мёрзнут.       Вокруг снуют только проснувшиеся студенты, пытаются приготовить нечто съедобное. Получается только подгоревшая яичница с размазанным по стенкам сковородки белком — бля, Сань, я же говорил тебе!       Рядом сидящий Матвей что-то тихо лепечет ему на ухо. Мурашки не пробегают по спине — если говорить честно, он и половину не услышал из-за криков вокруг — только горячее дыхание обжигает кожу. Но это лишь заставляет отстраниться — Серый, ты чё? — смотрит он на него пристально, стоит только Разумовскому отодвинуться в сторону.       Обшарпанные стены удручают взор, а пробегающий по холодной батарее таракан заставляет снова заниматься передвижениями по подоконнику.       За окном пасмурно — липкий апрельский дождь стучит по крыше карниза, периодически бросая несколько капель внутрь помещения и попадая на рыжую макушку. Отчаянный зевок и закрывающиеся глаза кричат о том, что ни на какие онлайн пары сегодня не надо идти.       Костя стоит где-то в эпицентре событий, пытается выделаться, переворачивая недожаренную котлету неизвестного происхождения в воздухе. Как итог — она падает на грязную плиту — завтрака, по всей видимости, Сергею не видать.       Он только собирается покинуть притон с тараканами, как видит сквозь толпу черные лохматые волосы и сонное лицо с прямыми как шпалы бровями. Оседает обратно на подоконник, ближе прижимаясь спиной к мокрой оконной раме. Задерживает дыхание.       В груди трепещет такое странное чувство — отвращение вперемешку с наивной детской нежностью. В детдоме Олег всегда был чересчур неаккуратным по отношению к своему внешнему виду по утрам. Всегда такой разлохмаченный и так по-детски прижимает сжатые в кулаки руки к глазам. Разумовский зажмуривается, чтобы не видеть заспанных опухших глаз и приятных черт лица с колючей щетиной от подбородка до ушей.       Волков не один, а с каким-то невысоким блондинистым парнем — тот что-то кричит ему в ухо, а Олег лишь отмахивается, сильнее сжимая миску с непонятной светлой субстанцией на дне.       Через несколько минут становится понятно, что никакая это не непонятная светлая субстанция, а самое настоящее тесто для оладушек. Прямо как в старшей школе, когда хотя бы один раз в несколько неделю они вдвоем пробирались на детдомовскую кухню посреди ночи и готовили что-то чересчур вкусное. Точнее — готовил только Волков, а Сережа восторженно наблюдал за умелыми движениями друга.       Все вокруг твердили, что не мужское это занятие — готовят только бабы! — крикнул как-то вслед худощавый трус Максим из параллели, убегая за школу курить. На Олеге тогда лица не было несколько дней. Он воспринимал все слова близко к сердцу — ну что за золотце?!       А Разумовскому нравилось. Нравилась абсолютно любая стрепня друга, от подгоревших блинов до изысканного омлета в три часа ночи. Разумовскому нравилось в Волкове все. И не только то, что тот готовил для него.       Тем более, он знал от чего Олег так усердно старается над каждым своим новым блюдом. Он помнил, как примерно спустя год после знакомства, они ненароком затронули тему прошлой жизни. Задолго до детдома. Он помнил, как Волков старательно держал себя в руках, чтобы не заплакать, когда рассказывал о том, как мама учила его готовить.       Несмотря на очень юный возраст, мальчишка запомнил большинство рецептов, которые в наследство отдала ему мать. И он очень их ценил, с каждым годом совершенствуя свое мастерство.       Вот и сейчас толпа неотесанных и небритых студентов, как первобытные люди собрались полукругом вокруг Олега и внимательно следили за каждым его движением, впитывая в себя каждую деталь, пропуская через себя каждый элемент готовки.       Сергей тоже следил. Не вблизи. На расстоянии. Отчаянно пытаясь ухватиться сонным сознанием за происходящее и пытаясь отложить в своей памяти новые кадры Волкова. Пытаясь перекрыть неприятные воспоминания. Закопать их в глубину сознания и никогда о них не вспоминать.       Когда половина сырого теста превратилась в румяные оладушки и красочно манила взгляд на пластиковой тарелочке, Матвей вновь активизировался, загораживая обзор и постоянно что-то комментируя — а сделай огромный блин! да какая разница, что это тесто для оладушек — одна херня ведь!       Нет, Матвей, не одна.       Слюни скапливаются во рту и Разумовский понимает, что не уйди он сейчас — окончательно выпадет из полусонного состояния и уже не сможет уснуть. Ну и что, что первая пара это теория механики? Григорий Павлович даже не заметит его отсутствия. Если, конечно, ему вообще удастся создать конференцию в зуме.       Вспоминая об ободранной котлете Кости, попавшей в логово тараканов, живот неприятно скручивает и Сергей обещает себе купить доширак в обед. Если ему хватит смелости пробыть на улице больше десяти минут, он и в ларек за сигами успеет заскочить. В своей-то пачке лишь две осталось.       Обзор на восьмое чудо света с другой стороны недоступен для кривозубых крестьян вроде него, поэтому разочарованно вздохнув, он мелькает серой тенью между голодными парнями, пробивая себе дорогу к выходу.       В груди сквозит глухой тоской, когда буквально в шаге от выхода с кухни на него переводят взгляд карих глаз. Не медля ни секунды, как застуканный на чердаке с испачканным блокнотом в руках в десять лет, он срывается с места, переставая прятаться. Он не бежит, нет — только идёт настолько быстро, что перед глазами плывут круги и прочие геометрические фигуры.       Где-то позади слышит приглушённый голос Олега. Что-то вроде:       — Сережа?... Подожди!       и ещё:       — Да пропустите уже, блять, меня...       Остальное сливается в аплодисментах — видно, тарелка с оладьям ознаменовалась полной с последним положенным на нее сдобным изделием.       Сон не снимает рукой, как это могло быть обычно. Наоборот, стоит ему только переступить порог комнаты, как он с новой силой опускает Разумовского головой в холоднющую воду северно-ледовитого. Веки слипаются и юноша обессиленно падает на свою кровать, мельком всматриваясь в пожелтевшие обои на противоположной стене.       В итоге, он не пошел ни на одну из пар.       — Я заверила все аудиозаписи у нотариуса, — Юля хмуро глядит на небольшую стопку документов, вспоминая, сколько у нее теперь осталось денег до стипендии в следующем месяце.       — Ахуеть, когда успела?       Сергей оборачивается через плечо, прекращая рассматривать шмотки Пчелкиной в шкафу. Ставит в голове напоминание продолжить начатое.       — Ну, знаешь, мы вообще-то все эти дни работали, а не пропадали черт знает где, — Лера бесцеремонно врывается в диалог, стоит ей только войти в комнату — в руках две кружки чая.       Разумовский закрывает дверцы шкафа и наблюдает за плавной походкой Макаровой — кривит рот. Возразить нечего.       Однако он тоже не сидел сложа руки — пробраться в базу данных досье каждого, чьи имена нельзя называть, отнюдь не плевое дело, которое заняло больше полу дня. Остальное время он либо выглядывал в окно, стараясь приметить лишние фигуры у входа в общежитие, либо рылся в интернете, в надежде найти хоть какую-то информацию о выходе трёх преступников из тюрьмы.       Бесполезно — что в документах МВД, что в интернете он не нашел ни одного упоминания о произошедшем. Ситуация складывалась таким образом, что в электронном варианте не было ровным счётом ничего, и что эти трое до сих пор сидят за решеткой. Ах если бы он мог пробраться в участок... — одергивает себя на полуслове.       Юля шикает на Леру. Качает головой.       — Есть более актуальные вопросы, чем бессмысленная ругань.       — Например? — Сергей садится на диван, скрещивает ноги, упираясь в коленки руками.       — Заявление в полицию.       — Уже? — юноша скептически окидывает взглядом расклеенные наброски на шкафу.       — Ты то видео сохранил?       — Да.       — Тогда у нас все есть: показания жертв, видео доказательства.       — Какое видео? — Макарова демонстративно ставит кружки на стол у окна — с характерным звоном ложек о стеклянное покрытие — и скрещивает руки на груди.       Разумовский тяжело вздыхает, откидывая голову назад.       — Порновидео, которое Кварцев записал во время «повторной сдачи сессии».       Все напускное недовольство слетает с лица девушки. Она оседает на край кровати и нервно вцепляется пальцами в простыни.       — Звук и качество были искажены, но я привел в порядок звуковую дорожку и там отчётливо слышны голоса как девушек, так и этого мудака.       — У меня есть знакомый полицейский, я с ним уже поговорила на этот счёт.       Сергей одновременно с Лерой поворачивает голову в сторону Пчелкиной.       — Че?       — У тебя есть знакомый... мент??       — Говорю же, — Юля даже не скрывает улыбку, аккуратно подцепляя пальцами ручку кружки, — связи.