Я удалю тебя из друзей

      — Слушай, я так и не поняла, почему вы с Мариной расстались?       Лера смотрит серьезно, вытирает пот со лба оранжевым махровым полотенцем.       — Че? Откуда? — Олег хмурит брови и отходит от тренажёра.       — Об этом все сейчас говорят у вас в универе. Вы ж были, как это там.. парочкой года.       Девушка пожимает плечами так непринужденно, что хочется ей поверить.       — Ты же в другом учишься.       Макарова закатывает глаза, словно Волков сказал нечто настолько глупое — хоть плачь, хоть смейся. Только открывает рот, чтобы объяснить непонятливому птенцу как достичь нирваны, и осекается. Точно... их трио недо-детективов не было афишировано — то есть, об их делах никто не знает и знать не должен, точно также как и о их взаимодействиях.       Прикусывает язык.       — Друзья рассказали, — скованно продолжает и слегка отворачивается, осознавая свою оплошность.       Олег устало вздыхает. Все всё знают. Неужели вести личную жизнь теперь уже нельзя лично?       — Кстати, — Леру терзает жуткий интерес, — это она тебя так приложила? — улыбается уголками рта.       Парень столбенеет. Дыхание идёт по пизде далеко и надолго. Ах да, это...       Прикладывает свободную от бутылки с водой руку к скуле, скрывая под ней наливной синяк. Блять, как стыдно то.       — Нет.       — А жаль, я бы врезала: приплелся пьяный в щи посреди ночи, заявил о расставании, ничего не объяснил и свалил в закат. Ну как так можн-       Замолкает, когда натыкается на серьезный взгляд приятеля. Совсем страх потеряла. Ну, не то, чтобы она боялась Волкова. Можно сказать, что она даже уважала его — за его рассудительность, лаконичность и тактичность. Правда, недавний случай немножко выбивался из колеи.       — Прости, что-то я заговорилась. Ваше дело — я не лезу, — вскинула руки в примирительном жесте.       Однако Олег не перестал хмуриться. Место удара болит чертовски сильно. Но не физически. Прошло уже несколько дней, а синяк только сильнее наливается и отдает тягучей болью, растекающейся прямиком до сердца.       Тогда... тогда он не понимал ничего. Картинка плыла перед глазами, разливаясь миллиардами цветами, перетекая в калейдоскоп. Попрощавшись с Вадиком, в голове пульсировала лишь одна единственная мысль — встретиться, обнять, извиниться за все, если потребуется — выклянчивать прощение на коленях.       Ведь Сережа ему так дорог. Так чертовски дорог, что сердце готово треснуть и разбиться вдребезги, лишь бы быть с ним бок о бок. Сережа — буквально единственный человек во всем мире, который в состоянии его понять, который был с ним самого начала.       А он поступает как паскуда.       Он не знал который час, когда ноги сами привели его к соседней двери в общаге. Голова начала кружиться ещё при суровой борьбе с нескончаемыми ступеньками на лестничных пролетах.       Постучать в злосчастную дверь оказалось намного сложнее, чем дойти до нее. Руки словно сковало железными цепями, а крупная дрожь останавливала его.       Что он вообще, блять, собрался говорить?       Но мозг с концами отключился и дальше он действовал будто на автомате.       Лицо Разумовского до сих пор всплывает перед глазами. Его взгляд... он больше не смотрел на Волкова как раньше. Мягкость складок на щеках, когда он улыбался, пропала. Пропала и сама улыбка, а глаза больше не блестели так, как когда Олег показывал ему свои поделки из оригами в одиннадцатом.       Сергей выглядел уставшим, невероятно растерянным и, кажется, злым. Его брови свелись к переносице, руки сжались в кулаки.       Когда он оттолкнул Волкова, сердце замерло. Нарастающая паника в груди замедляла движения, а в голову долбилось с десяток непрошеных отчаянных мыслей.       Он не помнит, что именно говорил, но был уверен — что чистую правду. Вот только получать ответ на эту чистую правду оказалось больнее, чем он ожидал.       Олег не слышал, как Сергей начал поливать его трехэтажным матом, как брыкался и пытался скрыться за дверью. Перед глазами стояли слезы, но он не проронил ни одной.       А потом помнит дикую боль в челюсти. И захлопнувшуюся перед самым носом дверь. И шум в ушах, и дикую усталость в ногах, и.. и...       Лера щелкает перед его носом, возвращая в реальность. Парню требуется с несколько секунд, чтобы сфокусировать свой взгляд на приятельнице.       — Ты чего? — девушка настороженно опускает руку на плечо.       — Ничего, — отводит взгляд и кидает его на часы. — Уже время.       Макарова продолжает смотреть на него так взволнованно, но убирает руку и осторожно кивает. Волков лишь тихо бросает на прощание и скрывается за дверьми спортзала.       В душе прохладная вода струится по плечам, скатываясь тысячами капель вниз по телу. Юноша стоит и тупо испепеляет бежевую плитку взглядом. За пределами кабинки суетятся другие люди, слышен шум дверей и раззадоренные голоса мужчин.       Но все это проходит как-то на фоне. В голове отбивают ритм потоки воды. Глаза мокнут — в голове до приторности пусто. Но в тоже время так много всего, что оно сливается воедино и испаряется. Мысли скользят в черепной коробке, как по свежезакатанному льду. Окончательно ускользают, когда Олег пытается за них ухватиться.       Все тщетно.       Тело начинает слегка покалывать. Он выкручивает кран в противоположную сторону и горячая вода моментально опаляет напряжённую кожу. Громко матерится и вовсе выключает воду.       Крупные капли соскальзывают с волос и катятся по лицу, застилая взор.       Волков тяжело закрывает глаза и прислоняется горячим лбом к плитке. Он такой долбаеб.       На дворе стоит полдень, солнце как-то слишком подозрительно озаряет пространство вокруг. Прохожие снуют туда-сюда, изредка задевая плечами, толкаясь.       На дворе куча народу и именно среди этой кучи народа тревожность в очередной раз обволакивает своими острыми щупальцами, сдавливает горло, грозится впиться острыми шипами в кожу.       Сергей шагает медленно, словно на каторгу. В ушах стоит звон, но он старательно пытается отогнать его от себя. Музыка в наушниках ни капельки не спасает, лишь подначивает оголённые нервы, мол, давай-давай, вперёд и с песней.       Он ускоряет шаг. До пункта назначения ещё метров сто, а руки уже не слушаются. Это конечная.       Парень постоянно оглядывается и присматриваемся к лицам прохожих, боясь увидеть там их.       Разумовский осторожно входит в серое помещение, предварительно крепче сжав нож-кредитку в кармане. Он знает, что никто в здравом уме не устроит ему засаду чуть ли не в центре Питера. Однако навязчивые мысли не желают покидать напряжённые нервы.       По классике жанров ждут его в самом дальнем углу. Кафешка забита людьми. Он выдыхает чуть спокойнее.       — Пиздец, — юноша с неизменным пластырем на носу поднимает взгляд, — ты вообще спишь?       Сергей хмуро присаживается на противоположное кресло, снимает полупустой рюкзак с плеча и кидает его на пол. Руку из кармана не вытаскивает.       — Как я могу спать после твоих звонков?       — Паранойя? — тихо хихикает и заправляет за ухо голубую прядь.       — Что случилось? — Разумовский бестактно игнорирует вопрос, не желая углубляться в подробности.       — Ты сначала закажи себе что-нибудь для приличия.       Сергей нервничает, его нервирует обстановка, чувство самосохранения кричит о том, что нужно бежать. Далеко и ещё дальше. Но он заказывает вишневый чай, чувствуя, как его пристально рассматривают.       — Столько времени прошло уже, — тяжело вздыхает парень, наконец отводя взгляд, — аж не верится.       — Ближе к делу.       — Ладно-ладно, — он учтиво дожидается пока официантка отходит от них на нужное расстояние, — они вышли на твой след.       Разумовский зависает на несколько секунд, отчаянно вцепляясь в ручку чайника. Ему кажется, что воздух оседает на макушке, а сила притяжения увеличивает в геометрической прогрессии.       Аккуратно пробегается глазами по столу в поисках дополнительного орудия для самообороны. Он понимает, что человек перед ним — не враг. Однако жизнь приучила его к максимальной бдительности и недоверию ко всем вокруг.       — Как давно? — голос тихий и слегка надломленный.       — Несколько дней назад. Со мной связались примерно за неделю до этого. Ты вообще слышал, что Кинг, Ака и Джин вышли по удо в прошлом месяце?       — С какого хуя они вышли по удо? Бля, Шура, подожди. Они втроём отъехали на десятку по 150 и 228 статьям. Какое удо?       — А вот и хер там плавал, — парень наклоняется вперед и начинает говорить в разы тише. — Рашид нашел какого-то крутого адвоката, который смог откупить их от 150-ой, а по 228 снял с особо крупного размера. Без понятия, как ему это удалось.       — Пиздец.       — Пиздец, — кивнул Шура.       — А как они нашли меня? Я же стер все данные, да они и имени моего не знали.. — нога ходит ходуном под столом а кровь притекает к голове.       — Наняли айтишника, хуй знает что за чел, но он откопал почти всю информацию про тебя, от имени и даты рождения до универа, в котором ты учишься.       Холодный пот прошибает с головы до ног. Словно наэлектризованные, волосы встают дыбом. Сергей нутром чувствует, как паника подступает волнами к горлу, а руки начинают еле ощутимо дрожать.       — И... что они собираются делать?       — Честно, не знаю. Меня не посвещали во все подробности. Сказали только, что хотят проучить.       — Зачем ты это мне рассказываешь? — хрипит он, посматривая на часы.       — Просто ввожу в курс ситуации. Меня они обещали не трогать, просто припугнули, чтобы в тряпочку молчал. А вот за тебя я волнуюсь. Ты мне знатно помог тогда, поэтому я просто не могу остаться в долгу.       Шура удаляется спустя некоторое время, ссылаясь на шарагу и тупого историка, который выебет ему все мозги, если опоздает хоть на секунду.       Сергей ещё долго сидит в одиночку за столом — пьет остывший чай и чертовски сильно хочет закурить. А лучше — выкурить всю пачку за раз.