Болотная колдунья

      Дождь прекратился, но стало, кажется, только мокрее. Вода хлюпала под ногами, мелкая взвесь висела в воздухе. Стоило неосторожно задеть куст или ветку, как за шиворот обрушивался ледяной поток. Тамирис давно не чувствовала ни рук, ни ног, тело казалось ядрышком в скорлупе из облепившей тело ткани. Келгар еле тащился, больше не ворча себе под нос. Даже Нишка приутихла. Только Элани, завернувшись в плащ, неутомимо шагала впереди. Барсук, из-за слипшейся шерсти больше похожий на ежа, бежал рядом с ней.       Тамирис заставила себя прибавить шагу, чтобы поравняться с эльфийкой.       — Долго еще? Ты обещала нам отдых.       — Мы почти на месте.       — На месте чего?       Прежние сомнения вновь поднимали голову. Элани вела их через густой подлесок без всяких признаков тропы. А ведь уже начинало темнеть... Что если странная друидка исчезнет посреди болота? А может быть, она не понимает, что обычным путникам для отдыха нужно сухое укрытие, огонь, горячая еда?       — Привала. Я веду вас в Эридис. Там члены Круга восстанавливают силы, когда путешествуют на север. Только им ведом путь в заповедное место.       Эридис... Слово казалось знакомым. Должно быть, оно встречалось в старинных стихах, которые читал по памяти Дэйгун, уступая ее назойливым просьбам. В детстве Тамирис мечтала выучить язык отца, но, не продвинувшись дальше обиходных фраз, наслаждалась только звучанием эльфийской речи.       — Это ведь иллефарнское слово — «Эридис»?       Кажется, Элани приятно удивилась.       — Ты права. Так оно называлось задолго до того, как поселенцы из Невервинтера пришли в эти места.       — Неудивительно, что они никак не обозвали его по-своему, — проворчал Келгар. — Небось, никто из них и не вышел живым из чащобы! Так ведь, тростинка?       — На вашем языке это значило бы... — будто не заметив шпильки, Элани ненадолго задумалась, — ...Девичья поляна.       В такой мрачной глуши Тамирис скорее ожидала услышать о поляне с названием Сырая или Волчья. Однако хватило же у древних эльфов фантазии назвать Мерделейном — «Медленно шагающим двором» — жуткое соленое болото, словно в его расползании было что-то от важной королевской поступи!       Зазевавшись, Тамирис оступилась и дальше предпочла смотреть под ноги, а не в глубь веков. А когда вновь подняла голову, оторопела: впереди за деревьями разливалось холодное свечение, похожее на лунный свет. Но для луны было слишком рано, да и подниматься ей пришлось бы из-под земли.       — Что там такое?       — Эридис, — с неприкрытой гордостью произнесла Элани.       Деревья расступились, открывая место, которое язык не поворачивался назвать поляной. То тут, то там виднелись заросшие остатки стен, перед ними в ряд стояли четыре статуи. Время буквально обглодало их черты, но еще можно было угадать, что изображали они обнаженных дев, державших в руках сосуды. Статуи печально глядели на свои отражения в водах небольшого озерца — молочно-белых, источавших это странное сияние. Легкий парок курился над водной гладью.       — Это древний лунный источник, полный целебной воды, — Элани развязала тесемки плаща и сбросила его на валун у берега. — Тепло идет из самого центра земли. Мы искупаемся тут, чтобы восстановить силы, и просушим вещи на камнях — они тоже горячие.       — А звери? — с подозрением спросил Келгар. — Такие, знаешь, медведи, волки, кабаны? Они-то не придут сюда попить молочной водички?       Элани, похоже, не поняла его вопроса.       — Это место друидов, — она уже разувалась. — Любое живое существо в безопасности здесь.       Келгар еще что-то пробурчал, но мысль о горячей ванне посреди сырого осеннего леса оказалась слишком соблазнительной даже для него. Он удалился за кусты, и скоро из-за них послышались счастливое фырканье и оглушительный плеск, словно купался не коренастый дварф, а огромный тяжеловоз. Воодушевленная его примером, Тамирис тоже принялась раздеваться и вдруг замерла. Элани, стянув через голову друидскую мантию, с такой же невозмутимостью избавилась от сорочки. Нишка с визгом влетела в воду, сверкнув тощим голым задом. Они что, собрались все вместе купаться нагишом, словно малые дети?       Тамирис в растерянности застыла на берегу, комкая в пальцах подол нижней рубахи. Что лучше — соблюсти приличия или притвориться, что такие купания ей не впервой? Нишка, если заметит неловкость, наверняка снова начнет дразнить ее деревенщиной.       «Вы посмотрите на эту скромницу!» — как наяву услышав звенящий голосок, Тамирис перестала сомневаться. Решительно выпутавшись из белья, она подняла руки, чтобы заколоть волосы, и обнаружила, что Элани разглядывает ее, высунувшись из воды. У Тамирис заполыхали щеки — больше от гнева, чем от смущения. Неужто она единственная здесь имеет представление о хороших манерах?!       Вскинув подбородок, Тамирис зашла в озерцо. Вода оказалась даже теплее, чем парное молоко, со слабым сернистым запахом. Казалось, само погружение смыло с тела не только грязь, но усталость и боль, и все же расслабиться Тамирис не дали: Элани опять оказалась рядом.       — Откуда у тебя шрам?       Тамирис невольно глянула вниз, где белая вода скрывала тяжелые полукружия грудей и розовый рубец между ними. С корсетом шрам не было видно, поэтому она предпочитала не вспоминать о его существовании.       — Из детства.       — Мужчина, которого ты зовешь отцом, ранил тебя?       — Что?       Барсук, до того спокойно гревшийся на камнях рядом с Эльмой, поднял морду, наблюдая за Тамирис. Она невольно присела, погружаясь по шею.       — Он охотник. Он бывает жестоким? — не унималась эльфийка.       — Что за чушь ты несешь!       Тамирис сделала несколько гребков. Хотелось уплыть от Элани подальше, но не хотелось столкнуться с Келгаром или Нишкой — озерцо было слишком маленьким для четырех купальщиков. Ни поплавать, ни понежиться — хороший же получался отдых!       Разумеется, Элани не отстала.       — Ты злишься? — Казалось, это искренне ее удивляло.       Тамирис глубоко вздохнула.       — Я поранилась, когда была совсем маленькой. Напоролась на острый сук. Сама не помню, как... И нет, об этом мне рассказал не отец! Ты понимаешь, что оскорбляешь его этими вопросами?       — Разве об этом так странно спрашивать? Ты ведь даже не его крови.       И вот, опять. Тамирис ненавидела быстрые взгляды, которыми незнакомцы обменивались, услышав, что она приемная дочь одинокого вдовца. «Бедняжка», хуже горькой сироты! Как будто отсутствие кровного родства означало, что отец поколачивает ее или изнуряет непосильной работой. Такие печальники и знать не хотели, что Дэйгун был рядом, сколько Тамирис себя помнила, кормил ее с ложки, заплетал косы, сидел ночами возле кровати, когда она болела.       — Ты ужасно дикая!       — Дикая? — Казалось, это слово изумило Элани. — По-твоему, я мочусь, задрав ногу, словно животное?       — Ну, ты все-таки женщина, но... — Тамирис вспыхнула, сообразив, что над ней посмеялись. — Ты ничего не понимаешь в семейных связях!       — Мои родители погибли, когда я была ребенком. Круг стал мне семьей.       Судя по гордости в голосе Элани, она считала такой исход предпочтительнее прочих. Тамирис покачала головой. Как бы не оказалось, что друидка считает сиротство спасением от выдуманных цивилизацией обязательств!       В лесу послышался треск, словно толстая ветка переломилась под чьим-то немалым весом. Потом еще и еще, быстрее и ближе. Нишка перестала плескаться, фырканье Келгара тоже стихло. Одна Элани осталась безмятежной.       — Кто там? — Тамирис хотела произнести это требовательно, а получилось визгливо.       — Один из защитников Эридис, — эльфийка по-прежнему блаженствовала в теплой воде, не открывая глаз. — Тот, кому мы поручили свои жизни.       К треску добавился новый звук — тяжелое хриплое дыхание.       — Говори что хочешь, тростинка, но, по-моему, он этому не рад! — рявкнул Келгар.       Нишка, не тратя время на разговоры, гребла к берегу. И все же никто не успел еще что-то спросить, объяснить, одеться. Только Налох, вскинувшись, зарычал, когда из зарослей на берег вывалилась огромная туша.       Это был медведь. Чудовищная гора меха, потемневшего от влаги и крови, и посреди этого раззявленная алая пасть с клыками в палец длиной. Элани кинулась к нему, обнаженная и безоружная, протягивая навстречу руки.       — Что случилось, Калейл?       Медведь заревел. С удивительным проворством он поднялся на задние лапы и смял бы эльфийку, не метнись между ними серо-черная молния. Барсук повис на мохнатой морде.       — Держись, дружище! Иду! — громче медведя взревел Келгар.       Нишка уже подобрала кинжалы. Один свистнул в воздухе и застрял в складках сала на загривке, не причинив чудовищу заметного вреда. Тамирис, выскочив на берег, метнула ледяное копье, но толстая шкура помешала и здесь. Медведь оступился и рухнул в озерцо, подняв тучу брызг. Барсук по-прежнему висел на его морде, пытаясь добраться до глаз. Было не понять, кто рычит громче. Рядом метался Келгар, пытаясь орудовать обломанным суком, слишком коротким для рогатины. Элани так и застыла по колено в воде.       — Чем тебя угостить, рыбка моя? — с досадой выкрикнула Нишка, без всякого толка запустив в медведя палкой.       Тамирис сбилась с заклинания. Первый и единственный раз, когда Бивил взял ее на рыбалку! Это было так скучно, и под конец они подрались, потому что Бивил рассердился, когда рыба начала всплывать кверху брюхом. Но одно дело — плотвички, другое — огромная разъяренная тварь...       — Элани, Келгар! — закричала она что есть силы. — Выходите из воды, быстро! Все выходите!       Медведь, похоже, решил, что слово «все» относится и к нему. Оскаленная морда, вся в клочьях кровавой пены, повернулась к Тамирис. Под намокшей шкурой напряглись мускулы; вот-вот зверь вылезет на берег, и тогда...       Голос Элани, спокойный и чистый, разнесся над поляной. Каменные девы разлетелись на куски. Медведя осыпало обломками. Взвыв, он завертел башкой в поисках нового обидчика, пока Тамирис пыталась совладать с неподатливой нитью Плетения, обжигавшей ладони, словно грубая веревка.       Молния ударила в воду, мохнатая туша забилась в корчах. Казалось, судороги прекратятся не раньше, чем выплеснется вся вода из озерца, но в конце концов когтистые лапы перестали взбивать пену. Медведь грузно завалился набок да так и остался лежать на мелководье.       Сразу стало очень тихо и почему-то очень зябко, будто жар сражения в мгновение ока выдуло из костей. Вдруг Нишка расхохоталась.       — Ну надо же, сегодня мы узнали друг о друге все!       Тифлина по-прежнему кривлялась, но в голосе звучала заметная дрожь — возможно, больше от холода, ведь стояли они мокрые, дрожащие на ветру... и абсолютно голые!       С глаз как будто слетела пелена, и, что гораздо хуже, она слетела с Келгара. Еще никогда Тамирис не приходилось видеть голого мужчину так близко и в таких чудовищных подробностях. И мокрую шерсть на ногах, и волосатые ляжки, и... Вот эту мясистую висюльку, похожую на дождевого червя, книги славословили как горделивый скипетр наслаждения?! Видеть ее совершенно не хотелось и в то же время никак не получалось оторвать взгляд.       Наверное, новые впечатления отразились на лице, потому что дварф залился краской до самых плеч и опрометью кинулся к своей одежде. Тамирис торопливо прижала к груди мокрую грязную рубаху, Нишка, все еще хихикая, принялась натягивать штаны, и только Элани по-прежнему смотрела на медведя. Налох взад-вперед ходил по берегу, тихонько рыча.       — Нужно предать Калейла земле, прежде чем гниющая плоть отравит воды источника, — наконец с усилием выговорила эльфийка.       — Что? Тебе больше делать нечего?       В сердцах отшвырнув растоптанные тряпки, Тамирис полезла в мешок за сырым, но хотя бы чистым бельем. Вместо обещанной безопасности они получили новый бой, а косматое чудовище, разорвав их на куски, вряд ли озаботилось бы похоронами! Да и озеро растеряло весь благодатный вид: сияние померкло, взбаламученная вода покрылась клочьями серой пены.       Ничего не ответив, Элани приподняла лобастую медвежью башку и припала к ней, баюкая в нежном объятии. Послышался долгий мучительный стон.       — Элани, это же ты?       Слова звучали неразборчиво, словно зверь пытался говорить не приспособленной для речи зубастой пастью — да, собственно, так оно и было. Медведь заговорил. И заговорил по-эльфийски.       Тамирис пыталась разобрать хоть что-нибудь в захлебывающемся потоке ответных слов — казалось невероятным, что Элани может говорить так громко и быстро, — но ее познаний не хватало для беглой речи. Даже медведя было легче понять. Временами отчетливо слышалось: «искал тебя», «воды Мерделейна темны», «больше никого нет», «не возвращайся», но наконец осталось только хриплое затрудненное дыхание. Элани не сдавалась. Белое свечение вспыхивало и гасло на ее ладонях. Она прижималась лбом ко лбу, целовала прикрытые глаза, но медведь просто отвернул от нее морду. Последний усталый вздох, и вновь наступила тишина. Элани что-то замурлыкала себе под нос, перебирая свалявшуюся шерсть.       Волна колючих мурашек пробежала по хребту Тамирис. Неужто друидка утратила разум? И что тогда — они останутся в лесной чаще без проводника и надежды хотя бы выбраться на дорогу по своим следам?       — Это что было-то? — хрипло произнес Келгар. Он успел одеться, но суетливо поправлял то пояс, то наручи, словно не до конца уверившись в их наличии.       — Это был Калейл, — ровно произнесла Элани. — Один из моего Круга.       Все так же не обращая внимания на собственную наготу, она вышла из воды и направилась к разбросанным вещам. Подняла и встряхнула мятую сорочку. Налох жалобно заворчал, но Элани не обернулась.       — Медведь-друид? — Тамирис невольно поднесла пальцы к вискам: голова шла кругом.       — Эльф, такой же, как я, — глаза Элани казались бездонно черными, но сама она выглядела не таинственной жрицей природы, а очень юной и очень растерянной девушкой.       — Но он не смог...       — Обернуться, да. Это свело его с ума. В зверином обличье над твоей головой не должно дважды встать солнце. Калейл пробыл медведем семь дней. Ни боль, ни изнеможение не выпускали его из оков чужой плоти.       — Да не может такого быть! — Тамирис решительно склонилась над тушей.       — Откуда тебе знать о наших силах?       — Моя мать была друидом.       И погибла, когда Тамирис не исполнилось и трех лет — но сообщать Элани об этом было вовсе не обязательно. В конце концов, Тамирис и впрямь расспросила о друидах всех, кто мог что-нибудь знать, и даже прочла от корки до корки материнскую книгу заклинаний.       Эльфийка, впрочем, не высказала ни удивления, ни любопытства. Она смотрела на Тамирис, пока та рассматривала тушу, и под этим лисьим взглядом тем более не хотелось сдаваться.       Похоже, медведь и впрямь много дней не знал отдыха, продираясь через бурелом и вступая в бесчисленные схватки. Отощать он не успел, но шкура являла собой жалкое зрелище. Изодранные бока покрылись гноящимися ранами, мех свалялся в дурнопахнущую черную массу. Колючки, веточки, глина, кусочки потрохов, экскременты — чего тут только не было! Даже мох...       Тамирис уставилась на призрачно-серые пряди, будто прораставшие из кожи медведя. Опасливо тронула — и тут же отдернула руку, почувствовав кожей холодную щекотку.       — Что там, девочка?       Оказывается, остальные тоже наблюдали за ней, и даже на лице Нишки не было улыбки. Тамирис вытерла палец о штаны.       — Мох, как в форте Локе.       Дварф в недоумении сморщил лоб.       — А что с ним не так?       Ах да, ведь это был ее кошмар; не желая вспоминать насланные ложным жрецом иллюзии, Тамирис повернулась к Элани.       — Что Калейл сказал тебе про Топи?       — Что их глубины поражены безумием.       — Ну, новостью это не назовешь! — Келгар даже ухмыльнулся, прежним ухарским жестом приглаживая всклокоченную бороду. — Знаешь, сколько баек я про них наслушался, тростинка? И дракон у вас живет, и эльфы дохлые, и такие, знаешь, двойники, которые вроде бы нормальные на вид, а потом как набросятся!..       Элани зашептала заклинание. Кусты зашевелились, и удлинившиеся ветки бережно охватили и потащили тушу Калейла на берег, точно ловчая сеть. Еще несколько слов — и яма у края леса начала углубляться сама собой. Дождавшись, когда Элани подготовит могилу, Тамирис поторопила:       — Так что?       В Топях Мертвецов всегда что-то происходило — иначе бы они назывались как-то иначе, а пригодной для жизни не осталась полоса земли вдоль Высокого тракта. Западной Гавани везло (не считая Черной Жатвы), но в сердце болот хватало опустевших деревень и разрушенных ферм, до которых добрались живые или восставшие из мертвых чудовища.       — Круга Топей больше нет. Калейл надеялся исцелиться в лунных водах, но для него было слишком поздно. А нам нет смысла здесь задерживаться. Если поторопимся, успеем выйти из леса до того, как совсем стемнеет, — закончила Элани совершенно будничным тоном.       — Давайте уже уйдем отсюда, ага? — жалобно попросила Нишка. — Как-то неуютненько тут становится. Близость к природе — это круто и все такое, но я, знаете ли, городская девчонка.       — Фифочка из адской ямы, да? — фыркнул Келгар.       — А ты разок в какашку вступил и уже следопытом себя чувствуешь?       Но каждое слово натужной перебранки повисало в воздухе, словно скользкая капля на кончике носа. Дварф и тифлина откровенно жались друг к другу, и Тамирис поймала себя на том, что тоже старается не отходить от спутников. Сбившись в кучу, точно цыплята, они пробирались через чащу, однако ночь накатывала быстрее. Тамирис зажгла магический огонек, но от него темнота казалась только гуще и страшнее.       — Заночуем здесь, — велела Элани, остановившись посреди прогалины.       Тамирис с тоской огляделась. Все, все сырое вокруг: земля, воздух, деревья! Как развести костер, согреться, просушиться? Даже она, привычная к вечной сырости Топей, шмыгала носом, а Нишка с Келгаром чихали напропалую. К утру они будут гореть в лихорадке...       Изумленное восклицание вырвало Тамирис из мрачных мыслей. Элани уселась на землю, скрестив ноги, и вспыхнула ровным бездымным пламенем. Огоньки плясали на одежде и волосах, не поджигая, и лицо эльфийки оставалось бесстрастным.       — И еще меня называют демоницей! — вырвалось у Нишки вместе с нервным смешком.       Келгар смолчал, кажется, больше не уверенный, кого из спутниц считать самой опасной.       И все же деваться было некуда: надо было обсушиться, поесть горячего. Тамирис чувствовала себя крайне неловко, водружая котелок с похлебкой на колени Элани, пока Келгар поджаривал хлеб на ее пояснице, но странные времена требовали странных решений. Нишка крутилась рядом, давая советы и снимая пробу, пока Тамирис не пригрозила оттащить ее от ужина за хвост.       Разумеется, пакостливая тифлина не оставила этого просто так.       — А все-таки, что за святыню ты стырила? — начала она самым светским тоном.       Тамирис чуть не уронила ложку в котелок.       — Я не...       — Да-да, я помню: ты не воровка и вообще не знаешь, как эта штука попала в твой карман. Со мной тоже такое случается. И почему после маленького недоразумения всякий раз кто-то гонится за тобой, чтобы убить... — Нишка печально вздохнула, обнимая колени. — Оно хотя бы красивое?       Варево вот-вот могло выплеснуться на одежду Элани — с таким ожесточением Тамирис принялась его мешать. Нишка мурлыкала песенку. Келгар хрустел краюхой. Даже Налох насторожил уши.       Конечно, Дэйгун сумел бы сохранить тайну. Недрогнувшей рукой разлил бы похлебку по мискам и сообщил, что будет дежурить первым. И сидел бы, всматриваясь в темноту леса, под всеми этими взглядами. А ей-то что делать?!       Тамирис сдалась.       — Красивое, но не ценное. Серебряный осколок, который ты хотела стащить в гробнице.       Лицо Нишки вытянулось.       — Даже не тот симпатичный амулетик?       — Нет. Я не знаю, почему твари считают осколок святыней. Он двадцать лет был закопан на болоте, и никто его не искал! Может быть, он проклят, — добавила Тамирис на случай, если тифлина все же посчитает осколок ценным. — Поэтому мне надо в Невервинтер. Там много магов. Кто-то наверняка знает, что это такое.       — Дай-ка поглядеть, — неожиданно буркнул Келгар.       Он повертел осколок так и этак, обнюхал, прежде чем Тамирис успела запротестовать — даже попробовал на зуб, и наконец изрек:       — Нездешнее это серебро.       Нишка фыркнула и тут же расчихалась.       — Ну на-а-адо же! А я-то думала, такое в каждой лавочке продается!       — Не из нашего мира! — сердито уточнил Келгар. — Из твоих бесовских краев, а то и подальше. Каждый металл Абер-Торила душе дварфа отзывается, а этот прям не ложится в руку. С таким не поработаешь.       — Может, просто кузнец из тебя так себе? — Нишка предусмотрительно отодвинулась за горящую спину Элани.       — Астральный план! — выпалила Тамирис. — Блейдлинги пришли оттуда!       Теперь все снова смотрели на нее, ожидая продолжения, но она ведь так и не расспросила брата Мерринга об этом месте.       — И больше я ничего о них не знаю. Кроме того, что они от меня не отстанут, пока не убьют.       — Два раза мы им колючки обломали, и в третий то же самое будет, — обнадежил Келгар.       — Ну вот: в твоих руках астральная реликвия, а ты даже не провернула никакого интересного дельца, чтобы ее заполучить? — Нишка почесала основание рога. — Ууу, скучно!       И оба энергично заработали ложками. Тамирис растерянно наблюдала за ними поверх собственной стынущей похлебки. Как-то совсем другого она ожидала. Возмущения, упреков... Она бы сама молчать не стала! А Келгару с Нишкой будто все равно, что их могут убить просто за компанию. Конечно, куда им деться от нее посреди незнакомого леса, но все-таки... Так вот какие они — опытные искатели приключений?       Наскоро они поели возле живого костра и улеглись, но даже в тепле Тамирис не почувствовала себя спокойно. Мысли разбредались, точно оставшееся без пастуха стадо. Она пыталась думать об Астральном плане и его обитателях, но словно бродила кругами вокруг клубящейся серой пустоты. Астрал был слишком далеко, а вот Западная Гавань...       Настоящее удручало, мысли о будущем наводили уныние, но назад Тамирис до сих пор не оглядывалась с ужасом. Да, она боялась, что в Западной Гавани будут голодать, что дуэргары вернутся, что людоящеры осмелеют... но это были привычные страхи. Пожары, набеги, разорение — такое постоянно случалось, пусть и с другими деревнями. Но ей и в голову не приходило страшиться самих Топей.       «Их глубины поражены безумием».       Что еще рассказал Элани этот страшный порченый Калейл, почему просил не возвращаться? Друидка ведь не все перевела из его речи. Воды Мерделейна темны... или накрыты тенью? Нет, это было бы полной чушью! Но как далеко роща Круга находится от Западной Гавани? Вдруг в это самое время, когда в деревне отстраивают дома, а Георг, вздыхая, отсчитывает общинные деньги для покупки скота, обезумевшие твари выходят из болота? И где-то там отец отправляется на охоту с Ахиллом...       Воображаемый Дэйгун вскинул голову, отыскал Тамирис взглядом через десятки миль. Нахмурился, как на поле у мельницы. «Я велел тебе идти в Невервинтер, — шевельнулись тонкие губы. — Унеси осколок. Не оглядывайся. Ты — самая большая опасность для Западной Гавани».       Тамирис ворочалась с боку над бок, тискала под плащом Эльму, пока дело не кончилось прокушенным пальцем, и уже не могла разобрать, где кончаются мрачные мысли и начинается тягостная дрема. Ей чудились голоса — мужской и женский, сплетавшиеся в звуках эльфийской речи, словно песня. Воздух пах душицей и шалфеем, облегчая дыхание. Однако эти мирные звуки и запахи были настолько неожиданными, что Тамирис испуганно распахнула глаза.       Над ней склонилось незнакомое лицо, смутно видимое в темноте — мужское, обрамленное густо тронутыми сединой волосами, из которых выглядывали кончики острых ушей. Теплая мозолистая ладонь опустилась на лоб Тамирис, и та не смогла издать ни звука, словно ей запечатали рот.       — Спи, дитя, не изнуряй себя еще и новыми страхами, — сказали ей.       И Тамирис послушно уснула.