***
С тех пор прошло пятьсот четырнадцать дней. Банчан смотрит на часы, как переливаются песчинки на солнечном свету и вздыхает, обдумывая, как много всего произошло за это время: они бросились в путь втроём, повидали больше половины мира на карте и даже не нарушили самостоятельно обязательство не ходить к Дракону. Конечно, Чан соврёт, если скажет — не переживает, как волшебник отнесётся к тому, что отдал карту эльфу, нарушившему покой Джиёна. И пусть лично никто из оборотней на силу Лунного рубина не претендовал, лёгкости на сердце не испытывает — всё же именно по его вине сильнейший артефакт попытались выкрасть, использовать в эгоистичных целях и ни кто-нибудь, а эльфы. По всё тем же легендам, Бан знает — магический камень не просто так был спрятан. Да, и о натуре народа эльфийского наслышан: придания, рассказываемые в поселении, представляли эльфов надменными, холодными, эгоцентричными и, на удивление, трусливыми. То, что они не помогли оборотням в беде, в понимании Чана, — ограниченность, страх чего-то нового. И потому, он ожидал с самого начала, что от них закроются, будут избегать и бояться, как чумы. Вопреки ожиданиям, они сбываются не полностью. Особенно, относительно Хёнджина. Про истинность Бан тоже был наслышан, но встретить не желал, опасаясь — этот союз будет ограничивать его свободу, учитывая, какой сильной связью является. Он хочет любить и быть любимым, однако не таким образом, чтобы за него решали, с кем ему быть, и связывали цепями их сердца. Каково его разочарование от осознания — Судьба решила связать его с высокомерным эльфом с ужасным нравом! Но как же он теряется от чувства — ему хочется оставаться рядом с этим вредным существом, потому что именно так ощущает больше свободы, словно всю свою жизнь не умел дышать полной грудью. Этот магнетизм изводит, однако голову из-за него не теряет. Принять, что истинность — не шутка, — помогает осознание того, что его эльф — даже будучи высших кровей, не соответствует описаниям из сказок: не строит каменные дворцы, заточая в них своих подданных и себя самого, не боится идти в бой, какой бы смертельной ни была опасность, но главное — не боится бежать в неизвестность за силой, способной и погубить, и спасти миллионы живых существ. Он отдаёт так легко карту лишь потому, что она дарует свободу его истинному, а это для Чана — самое главное. Оборотень соврёт, что связь не натягивает цепь, не сковывает болью сердце на расстоянии, не вызывает тоску. И лишь сильнее влюбляется, прокручивая воспоминания о нелепых первых встречах и думая о том, что только ему могло достаться такое эльфийское недоразумение. И в один из душевных вечерних разговоров с Джисоном роняет фразу, что с первой встречи Хёнджин для него — самое красивое и потрясающее существо на земле. И мечтает, чтобы Хван нашёл в итоге свою свободу рядом с ним. Не потому что это выбор злодейки Судьбы, а потому что сам этого захочет. Потому Бан ликует глубоко в душе, но никак не выражая мимикой, чтобы не спугнуть и не вынудить отстраниться, когда эльф желает отправиться в путь на спине северного волка, ссылаясь на нехватку лошадей и слыша недовольный комментарий Чанбина: — С твоей ненормальной магией, можешь себе и пони из сена сотворить, — на что прядь волос Джина приобретает форму стрелы и тычет Со прямо в лоб — мягко, но всё равно угрожающе, о чего Чанбин весь напрягается, боясь вновь оказаться во тьме волосяного кокона. — Не нарывайся, Бинни. Я не против, — перебивает друга-оборотня, пока тот не успел собраться с силами и вскипеть для ссоры. Где-то в глубине глаз Хёнджина Банчан видит радость, которую тот из-за эльфийской строгой натуры просто не готов показать перед другими. Впрочем, волк чувствует — увидеть настоящие, открытые эмоции Хвана у него ещё будет возможность. — Знаешь, в подростковом возрасте он был тем ещё дуралеем, падал от каждой подножки и легко попадал в ловушки-заклинания… — в хаосе сборов подбегает Бомгю и шепчет тихонько Чану на ухо, когда Джин уходит к Чону. — А у эльфов подростковый возраст — это сколько? — задумывается и пользуется возможность спросить у открытого к общению Чхве. — Хммм, примерно от восьмидесяти до ста лет? Нет чётких градаций, как у людей, — отвечает навскидку, пожимая плечами, и убегает по зову Минхо, сворачивающего пожитки в кулёчки. Банчан вздыхает из-за того, что ему интересно узнать лучше именно этих эльфов, разительно отличающихся от книжных, но возможности нормально получить информацию не представляется — всё время обрывки разговоров да наблюдения.***
К полудню, когда оптимальный набор провизии и лекарств собран, и лошади снаряжены, оборотни складывают одежду и принимают свою животную форму, поскольку природная выносливость позволяет им путешествовать на своих четверых и даже везти провиант, вещи и самих эльфов. Пусть таким образом и приходится чаще устраивать привалы, этот вариант всем больше по душе, нежели лететь на орлах, которых Хёнджин решает вовсе отпустить и лишь на последок попросить отправить сообщение в Кассиополис о произошедшем и их уходе, или же искать деревню, чтобы купить лошадей. Подходя к Хвану, Чан читает по губам: «Красивый», — когда эльф тянется провести ладонью по загривку. В волчьей форме он кажется огромным по сравнению с Джином, ведь по сути выше него ростом, отчего лошади пугаются, однако эльфам быстро удаётся их успокоить. Банчан чувствует явные перемены в истинном, поскольку иначе не может объяснить его приятное внимание, отсутствие агрессии и даже желание быть рядом. Чем это поведение обусловлено — не знает, но предполагает, что путешествие повлияло. И не будь Хёнджин столь своенравным и вредным, оборотень обязательно бы завалил его вопросами и разговорил, чего бы то ни стоило. Однако, он имеет дело с тем, кто от расспросов скорее убежит, а вот если не интересоваться — возможно, по инстинкту противоречия, наоборот — захочет поделиться. — Не будем пугать лошадей сильнее и обойдёмся без воя перед дорогой, — голос звучит гораздо глубже и громче, чем в человеческой форме, и Чан ложится, чтобы Хвану было удобно забраться ему на спину, поднимаясь, как только эльф оказывается на нём. Хёнджин оглядывает их процессию, с грустью устремляя взгляд в сторону руин поселения — столько лет устоявшихся отношений среди исключительно эльфов похоронены там все за один визит Дракона. А ведь ранее он и подумать не мог, что они решат покинуть их ставший родным лес, ещё и в компании такой неприятной прежде расы. Волнует Хвана и то, что пришлось передать Чонина под присмотр Сыльги и Тэёна, а после общения с ними Ян, вероятно, станет ещё более несносным. Нет чтобы брать пример с тихого Ренджуна и изучать историю, пусть та теперь и под большим сомнением, вместе с Доёном. Нет, скучно этому несносному ребёнку, и приходится мириться, ведь сразу понимал — воспитатель из него никудышный, да и пример для подражания не самый лучший. Они решают первую в половину дня максимально удалиться от опасности столкновения с орками и на всякий случай выставляют по периметру процессии лучших лучников. И, несмотря на то, что Хёнджин уверен — в близи от них нет угрозы, — решает, на удивление, не спорить, чтобы остальным было спокойнее и не вызывать лишнее недовольство и оборотней. Банчан встряхивается, будто чувствует и хочет отвлечь Хвана от мыслей, и убегает вперёд, уводя за собой оборотней и эльфов, и от его скорости Джину приходится прижаться, зарываясь пальцами в густую шерсть, и опутать туловище оборотня волосами, чтобы крепче держаться. И вот так чувствовать вплотную к себе эльфа кажется чем-то естественным и даже жизненно необходимым.***
— Я понимаю — причин много, но что беспокоит тебя больше всего? — решается на вопрос Чан спустя примерно час дороги, когда уже идут спокойно, чтобы не загнать лошадей и оборотней, с самого начала чувствуя чужую тревогу. — Сложный вопрос, — Хёнджин обнимает вокруг шеи гигантского волка, с прикрытыми глазами прижимаясь к его затылку щекой, и всерьёз задумывается. — Ты прав — слишком много причин. Но кое с чем ты в состоянии мне помочь, хотя просить и не хочется, — не получая возражений после недолгой, но многозначительной, паузы, всё-таки обращается: — Я хочу узнать больше о вас и вашем путешествии… И у меня есть быстрый способ это сделать… У Чана невольно шерсть дыбом становится, как вспоминает жуткое ощущение от кокона и рытья в своей памяти, и Хёнджин ласково гладит по голове одной рукой, понимая — этот способ лишь для него удобен. — У нас впереди долгая дорога, может, обойдёмся нормальным общением без пыток моей психики? — не дожидаясь ответа, Банчан немного замедляется и кивает Чанбину с Чанхёком, чтобы те вели дальше остальных, сам решая закрывать процессию. — Как давно вы отправились в путь и по какой причине?.. — Хёнджин расслабляется, благодаря тому, что от самого разговора не уходят, и готов слушать историю, пусть непривычно общаться с оборотнем, ещё и в звериной форме. Хёнджин слушает и осознаёт — ни одного эльфа простое любопытство не побудило бы отправиться в путь без конкретной цели, а большинство бы не выдвинулось без армии. Потому пересечь Тёмный лес с севера на запад лишь втроём — безумие для его народа. Храбрость и страсть к новому восхищают Хвана, хотя считает затею безрассудной, пусть и интересной, поскольку на своём пути Чан с братом и Чанбином узнают на собственном опыте мир вокруг, а не по легендам, рассказанным много веков назад. Жить настоящим даже кажется чем-то особенным, ведь в своём привычном укладе эльфы руководствуются лишь письменами, докладами дозорных да видениями пророков. — Мы так себя ограничиваем от окружающего мира, — Хёнджин звучит несколько расстроенно и тихо, когда слышит рассказ про удивительный Секвойный лес на западе, где деревья достают облаков и обитают лисьи стаи, на одну из которых напали орки с ближайших гор до прихода волков. — Да, в мире гораздо больше движения, нежели вы представляете, — в голосе слышится улыбка, и Чан действительно счастлив открывать для Хвана границы его реальности. — Из всей стаи выжили только Джисон и Чонхо?.. — Хвану понравились эти оборотни, особенно — Хан, пусть и общались недолго, и даже грустно становится от рассказа о его судьбе. — Скорее всего… И то, Джисон отыскал Чонхо лишь через день, неподалёку от соседней деревни, и тот не помнит, как там оказался. Наверное поэтому Хан утверждает, что чувствует — их друзья живы. Однако найти его брата — Уёна — и Сана с Ёнджуном не удалось. Мы его не пытаемся разубедить, потому что надежда и мысли, что те, как и он, отправились в путешествие придают ему сил. А вот Чонхо наоборот — принял произошедшее, решив не заниматься самообманом. Сложно сказать, кто из них прав… но главное — чтобы так им было легче. — Тогда Джисону совсем не повезло с Минхо, — проговаривает тихо, однако услышан, и, на удивление, Бан смеётся: — Пока тебя не было, твой друг не раз старался убедить Хана, что тот глупо заблуждается, но всегда терпел поражение. — Так вот почему все попытки разузнать про общение с истинным были провальными, — ухмыляется тому, как Минхо уходит постоянно от ответов. — Насчёт того, что меня беспокоит… есть ещё кое-что, — однако замолкает, отчего волк мотает головой, привлекая внимание. — Наша первая встреча не даёт мне покоя… ужаснее знакомства в жизни не было, — выдыхает обречённо, прекрасно понимая — тогда иначе быть и не могло, ведь лишь сейчас начинает по-другому относиться к оборотням. — Я уже даже думал предложить забыть первые дни и познакомиться вновь, чтобы всё было как с чистого листа… — Это было бы замечательно, — воодушевляется идеей, хотя и осознаёт — совсем сгладить прошлое общение не выйдет. — Но… тогда я потеряю обещанное тобой свидание, — звучит смущённо и расстроенно. — Тебе ничто не мешает вновь позвать меня, — Хёнджин осматривается по сторонам, старательно занимая себя видами вокруг, чтобы не позволить взять волнению верх. — Где гарантии, что согласишься? — фыркает и, завидев между деревьями луг, решает немного изменить личный маршрут и тихим воем подаёт знак идущему впереди Джэхёну, почему-то не слыша возмущение со стороны эльфа. — Их нет, — улыбается, рассматривая золото пшеницы, среди колосков которой ещё пробиваются стойкие васильки. — Но… гораздо важнее, что ты действительно чувствуешь на этот счёт, — Чан ложится, спуская Хвана на землю и оборачиваясь человеком, получая холщовый мешок с одеждой от смущённого чужой наготой Хёнджина, отворачивающегося и рассматривающего кромку леса с яркими оранжевыми листьями деревьев, пока оборотень одевается. — Здравствуйте, прекрасный эльф, — обращение звучит внезапно, отчего Хван вздрагивает прежде, чем обернуться. — Меня зовут Банчан и я — волк из северной волчьей стаи, который чувствует, что бесповоротно влюбился с первого взгляда и ведёт себя порой, как идиот, обезумевший от эмоций. Но, несмотря на это, хочу познакомиться с вами и пойти на свидание, — оборотень краснеет, смущаясь и переминаясь с ноги на ногу от волнения, стоя под удивлённым взглядом свыше. Однако, сейчас он ощущается не как давление, а просто фактом того, что Чан в человеческой форме на полголовы ниже. — Хван Хёнджин, — произносит с робкой улыбкой. — Сын короля эльфийского народа из Кассиополиса. И я обязательно подумаю над вашим предложением, — подмигивает и оглядывает спутника, облачённого, как и он сам, в чёрную облегающую одежду. — Спасибо, — звучит искренне благодарным. — Но выглядит это глупо, да? — чешет затылок, не переставая улыбаться возможности гораздо проще начать общение, пусть и понимает — былого не воротить. — Я бы предпочёл неформальное обращение, а в остальном — всё замечательно в сравнении с прошлым опытом, — отходит немного в поле, вынуждая расступаться растения и словно купаясь в их золоте, кружась в неведомом танце с природой и привлекая к себе Банчана, который незамедлительно идёт навстречу. — Я слышу, лагерь разбили менее, чем в километре отсюда. А теперь, — кладёт ладонь на растения и насвистывает красивую мелодию, проводя по пшенице и луговым травам, а те буквально перенимают мотив и продолжают шелестеть его под дирижёрством ветра, который и сам звучит, словно флейта, вокруг них. — Это — вальс, который играют на праздниках в моём родном городе. — Звучит очень красиво, — протягивает руки в приглашающем к танцу жесте и получает согласие, на которое так надеялся. Банчану кажется очевидным всё, о чём он думает в отношении эльфа. Он более чем уверен: Хёнджин чувствует его желание скользнуть дальше по тонкой талии и прижать ближе, чтобы и миллиметр не разделял их тела, позволяя ощутить тепло друг друга; он знает о восхищении тонкими изящными пальцами, слегка сжимающими его ладонь и украшенными серебряными кольцами; он понимает, насколько Чан влюблён в него. И из-за степени чувств даже немного страшно потерять рассудок. Оборотень начинает свистеть в такт мелодии, вызывая улыбку Хёнджина и буквально теряясь во времени и пространстве, наполненными теплом душевным и солнечным, отчего не верится, что дело идёт к зиме, ведь для Чана этот миг расцветает, будто поздняя весна. — И долго вы тут плясать собрались? — звучит недовольно внезапно явившийся лисицей Джисон, когда во время поворота Чан всё-таки прижимает к себе вплотную, но не успевает, благодаря Хану, насладиться моментом вдоволь. — Мы ждём в лагере, сейчас всем стоит отдохнуть, даже вам, — акцентирует внимание на необычных способностях Хвана и крайней степени выносливости волка и уносится обратно. — Такой момент испортил, — вздыхает разочарованно Банчан, неохотно отстраняясь от Хвана. — И всё же, он прав, — несмотря на прежнюю ровную осанку, острый внимательный взгляд и серьёзный тон голоса, оборотень чувствует перемены в Хёнджине, которые делают того мягче в общении и отношении, и это не может не радовать. — Я хорошо обдумал в танце твоё предложение и согласен пойти на свидание, — направляясь в сторону лагеря на пару шагов впереди Чана, эльф позволяет себе скрыть румянец на щеках, который наверняка бы расцвёл сильнее при виде счастливого Бана.***
Отправляясь после недолгой остановки вновь в путь, уже не торопятся и идут в спокойном темпе, благодаря чему, следуя позади, Хёнджину интересно и удобно наблюдать за тем, как выглядит их процессия, учитывая то, что оборотни остались в человеческой форме. — Довольно странно видеть эльфов так близко и дружелюбно рядом с ними, да? — с очень довольной улыбкой присоединяется к нему Чону. — Крайне, — соглашается, подтверждая мысль и кивком. — А ты, я смотрю, оживился, будто и не боишься теперь вовсе ничего? — щурится, рассматривая внимательно друга. — Скажешь тоже, — отмахивается, тяжело вздыхая, — храбрюсь я. Хотя и стало гораздо спокойнее, а главное — нет никаких предчувствий и видений. — Не хочется признавать, но их общество хорошо на нас влияет, — Хван старается выглядеть недовольным, но раскусить его для Чону — как нечего делать. — Хладнокровный наследник эльфийского престола решил дать волю чувствам и позволить истинному занять законное место в своём сердце? — звучит с издёвкой, но по-дружески. — Я ещё не уверен, но готов дать шанс этому случиться, — в силу характера не желает соглашаться так сразу и абсолютно. — Какой же ты вредный, — вздыхает расстроенно, шутливо пихая в бок. — Сочувствую я Чану. — Я тоже, — неожиданно произносит Хёнджин и впадает в задумчивость. — На самом деле, я хотел ещё поделиться кое-какими мыслями… — привлекает внимание спустя пару минут тишины. — Знаешь же, что слухи быстро разносятся… думаю, многие узнали про то, что ты пробудил Дракона и сражался с ним… — Считаешь, решили, что я победил? — хмурится, не особо веря в подобную теорию. — Может, когда остановимся в деревушке к западу, пошлём почтового ворона в Кассиополис узнать новости? — А разве, — из ниоткуда появляется Джинён, — нельзя совместить твои новые силы и мои заклятия мага, чтобы связаться телепатически или через проекцию? Не удивлюсь, если ты и переноситься на другой конец вселенной можешь! — Ты так воодушевлён моей непонятной силой, что мне даже страшно, — Хёнджина передёргивает. — Да, наверняка бы отправил тебя на опыты, не будь ты его давним другом, — похлопывает Хвана по плечу Чону. — Именно! Было бы интересно тебя изучить! — чуть ли не звёзды в глазах мерцают. — Но всё же, серьёзно — эта сила, вероятно, может дать нам уйму возможностей. — И неизвестно сколько проблем, — вздыхает обречённо Чону, на собственном опыте зная о том, что дар зачастую в то же время является и проклятьем. — Не попробуешь — не узнаешь, — пожимает плечами Хёнджин. — Но это отнимает очень много сил, потому в дороге не стоит ставить эксперименты. — К завтрашнему вечеру должны дойти до деревни людей. Хонджун сказал, что они там останавливались, и те довольно радушны ко большинству рас, даже вредные гномы встречались на улицах. — Ох, гномы нервно курят трубки в сторонке по сравнению с вредностью нашего Хёнджина, — Чону подначивает шутливые издевательства, от которых Хван решает сбежать к Джисону, на ходу жонглирующему каштанами и шуршащему опавшими листьями. Хан обращает недоверчивый взгляд в сторону эльфа и тяжело вздыхает: — Если и ты решишь мне про Минхо сказки рассказывать, что он на самом деле хороший, добрый и заботливый, просто со странными манерами, я тебя пну, — надувает сердито щёки и выглядит максимально не устрашающе. — Не могу даже представить, кто так может о нём думать, — задумчиво склоняет голову Хван. — Его родной брат, — кивает, дополнительно подтверждая собственные слова. — Феликс не раз пытался меня в этом убедить, а так как он — милый и безобидный, то я даже не могу на него разозлиться… а на тебя — могу. — Может, обойдёмся без нападок? — Хёнджин искренне-мило улыбается, и собеседник после недолгой паузы расслабляется, кивая в знак согласия. — На самом деле, ты мне нравишься, — замечая вытаращенные на него круглые глаза, Хван моментально поясняет: — Мне приятно разговаривать с честными и прямолинейными людьми. — Тем более, что о лисах так обычно не думают, — фыркает себе под нос. — Что же, у тебя отлично получается не соответствовать стереотипу. — Так, войти в моё доверие тебе уже удаётся, — улыбается довольно. — И, знаешь, одна из причин тому — я настолько счастливым Чана уже давно не видел, как ранее на лугу. Он всегда воодушевлённый, энергичный, весёлый, но часто видно — это будто по привычке. А когда ты вернулся и не приходил в себя, то и привычка пропала — вовсе жизнь его покидала. Сейчас же я вижу, как он счастлив, и… — запинается, смотря внимательно под ноги. — После произошедшего я решил не давать больше никаких обещаний, поскольку не факт, что смогу их сдержать… — чувствуя, к чему ведёт разговор собеседник, решает сразу же защитить себя от возможной неудачи. — Ты вроде как пообещал найти силу, которая всех защитит — и вернулся с необычными способностями. По-моему, вполне себе сдержал обещание. — Благодаря которому, Дракон разрушил наше поселение. Сомнительно, не думаешь? — Зато эльфы узнали, что оборотни — достойная признания, доверия и любви раса. А оборотни — что не все эльфы зазнобы и гады. — Ты прав, во всём свои плюсы и минусы, но я боюсь не сдержать обещание, касающееся Чана, — вздыхает грустно, признавая: — Он — слишком хороший, чтобы я обманул его надежды. — Но разве ты уже сейчас ему их не даёшь? Когда вы танцевали, даже я, наблюдая, чувствовал нежность и взаимность, — смущается тому, чему был свидетелем, и вводит в краску эльфа. — Давай не будем торопить события?.. — краснеет даже несколькими прядками волос, что привлекает внимание Хана. — Только помни, пожалуйста: у вас, эльфов, времени в тысячи раз больше, чем у нас. Как красиво, — дотрагивается до алых волос и замирает, словно вкопанный, вместе Хёнджином.— Джисон, убегай! Не тормози! — кто-то толкает в спину, отчего падает и обращается лисом, а, оглянувшись, видит лишь пожар и знакомые тени. — Уён! Сан! — делает рывок навстречу пламени, однако кто-то хватает резко за шкирку и мчит вместе с ним прочь. — Чонхо? Отпусти, там остались!.. — Беги на север, встретимся в соседней деревне, — звучит грозно. — Предупреди тамошних жителей об опасности. Джисон абсолютно не согласен, однако на него рычат и нападают, а после скрываются среди деревьев и дыма. Никому не удавалось победить в поединке Чонхо, и Хану в особенности, вот только дури в голове не занимать, оттого бежит следом, по непонятной причине теряясь среди знакомых троп, а после теряя и сознание из-за того, насколько сложно дышать. Просыпаясь, Хан не чувствует жизни, будто её высосали из самого леса: обгоревшие деревья, выжженная трава и остатки ещё дымящихся домов. И ни одного оборотня, даже мёртвого тела.
— Джисон! Хёнджин! — обоих тормошат Чан и Чанбин, но, приходя в себя, лис и эльф смотрят лишь друг на друга со стекающими из глаз слезами. — Это были не орки, — Хван вытирает чужие щёки от влаги и в итоге обнимает Хана, явно не желавшего переживать вновь свою личную трагедию. — О чём вы вообще?! — взволнованно привлекает внимает внимание Со. — На деревню Джисона напали тёмные маги, — тихо отвечает Хёнджин, решая опустить возможные причины произошедшего и замечая, как метрах в пятидесяти от него Феликс перескакивает на лошадь Минхо и придерживает того. — Мне надо идти, — слегка отталкивая от себя Чана и оставляя троицу в растерянности и волнениях за Хана, направляется, пошатываясь, к братьям Ли и забирается на лошадь Ликса. — Что случилось? — беспокоится, одновременно чувствуя будто и свои собственные эмоции, и Банчана, и Джисона с Минхо и путаясь во многообразии ощущений. — Брат внезапно схватился за грудь и вот уже несколько минут почти не дышит, согнувшись. Нам стоит сделать привал, — Феликс меняет направление. — Скорее всего, это — связь, — Хёнджин следует рядом, попутно доставая из сумки друга флягу с водой и оглядываясь: совершенно точно он чувствует Чана и его переживания, отчего почти готов поменять маршрут, однако здравый смысл убеждает — состояние Минхо заслуживает большего внимания, нежели навязанные истинностью эмоции существа, с которым, в отличие от друга, ничего не произошло. — Я позвал Тэёна и Джинёна на всякий случай, — Феликс передаёт почти бессознательного Минхо в руки Хвана, укладывающего того на мягкую свежую траву, появившуюся после касания ладоней Хёнджина к уже прохладной земле. — Это я виноват? — звучит расстроенный голос Хана за спиной эльфов, и подоспевший Чонхо обнимает его, чтобы немного утешить. — Тебе повезло, что он без сознания, — усмехается Хёнджин, — потому что Минхо наверняка бы использовал эту ситуацию и действительно обвинил тебя. Но ведь ты не специально, — делает попытку улыбнуться, чтобы приободрить, но выходит грустно. — Можно нам побыть наедине?.. — Джисон мнётся и явно смущён собственной просьбой. — Только после осмотра и приёма необходимых отваров, — важно заявляет Тэён, вынуждая Ликса и Хвана уйти от Минхо. — Чан сейчас организовывает лагерь. Он очень за тебя волнуется… — кидает якобы невзначай Хан Хёнджину. — Ой, он только это и умеет, — вздыхает, словно обременён чужим вниманием, в самом деле прекрасно понимая искренность со стороны истинного. — Я серьёзно, — перехватывает предплечье и смотрит внимательно на ошарашенного резкостью эльфа. — Не один ты стараешься держаться сильным, когда порой стоит позволить позаботиться о себе и проявить то же самое к другому. — Ты же сейчас и о себе говоришь? — склоняет голову набок и вздыхает тяжело из-за расстроенного лица Джисона. — Тогда давай вместе следовать твоему совету, ведь не просто так Минхо стало в тот момент гораздо хуже, нежели нам с тобой.***
Банчан крайне удивлён, когда Хёнджин появляется словно из ниоткуда и водружает ему венок из одуванчиков на голову. Он надеется когда-нибудь привыкнуть не только к неожиданным действиям эльфа, но и к аномалиям, вроде весенних цветов в середине осени. — Тебе идёт, — смотрит довольно, однако выглядит всё равно не в своей тарелке, правда, больше из-за взглядов эльфов и оборотней поблизости. — Я не жду объяснений, хотя и хочу их. Главное — с тобой всё в порядке? — Чан серьёзен, будто речь идёт не о состоянии одного эльфа, а всего мира. — Наверное? — задумывается, затрудняясь понять самого себя до конца. — Если не считать того, что новые способности то наполняют меня, то вовсе лишают сил, начинают по-новому себя проявлять, не спрашивая моего на то желания, и я вдруг чувствую слишком явно чужие эмоции… Да, всё замечательно, — усмехается, смотря на бледное и хмурое лицо собеседника, контрастирующее с жёлтыми цветами на голове. — Пожалуйста, перестань волноваться, — вздыхает тяжело под проницательным взглядом, — мне гораздо тяжелее чувствовать твои эмоции, чем создавать весну осенью или изучать чужую память. — Это не то, что я могу контролировать… — замолкает, явно решаясь сказать что-то ещё, и Хёнджин, на удивление, терпеливо ожидает. — Позволь позаботиться о себе, — смущённо, но настолько искренне и решительно, что Хван подвисает. — Чан… — эльфу настолько мучительно ответить на просьбу однозначным согласием, что Банчану становится страшно услышать отказ. — Хотя бы подумай об этом! — выпаливает в надежде не получить поспешный ответ. — Я думаю… — от волнения в длинных волосах вновь играют искорки и пряди краснеют, и Хван собирает те в хвост во избежание очередных неприятностей. — Тебе придётся очень постараться, чтобы научить меня принимать заботу, — у ног эльфа распускаются ярко-красные маки, а на щеках — румянец. — Терпения мне не занимать, — улыбается лучезарно, выглядя настолько счастливым, что Хёнджин просто не может не расплыться в ответной улыбке. — Мне надо позаботиться о Минхо, — смотрит под ноги, не понимая, как контролировать появление цветов. — Понимаю, — кивает в ответ. — Мы пока подготовимся к ночлегу и разведём костры. Хван спешит обратно, но Феликс останавливает, уводя в сторону и прося дать время брату поговорить с Джисоном. Хёнджину интересно, что же за отношения в итоге между этими двумя, однако нарываться на ссору, используя силу и врываясь в память Ли, не желает, отчего направляется к младшим эльфам, чтобы узнать, как переносят дорогу.***
Ночью Хёнджин не находит себе места и идёт на прогулку по незнакомому лесу, с облегчением отмечая — не чувствует рядом никого постороннего или же — иной опасности. Неподалёку от ручейка, чьи воды красиво блестят в свете Луны, встречает Юту, выглядящего слишком уж задумчиво для дозорного. — Здесь, конечно, спокойно, но не думаешь, что чересчур уж расслаблен? — улыбается, присаживаясь напротив, на поваленное дерево. — У нас всё под контролем, — подмигивает, устраиваясь на пне. — Хвиён и Джонхан недавно отзывались, что всё тихо. Хван смотрит недоверчиво на друга, а после — в небо, где блестит россыпь звёзд. — Пока жили уединённо на старом месте, было всё гораздо проще, верно? — усмехается внезапно Накамото. — Никакого вторжения в личное пространство от малознакомых существ и всё настолько знакомое и понятное, что не было необходимости стараться понять кого-то или что-то… — Это ты мне всё-таки решил душу открыть? — удивляется Джин, возвращая взгляд на собеседника. — Правильнее сказать — спросить… А как у тебя проявляется истинность? Чону ответил: просто видишь и чувствуешь, что перед тобой — тот, кого ждал всю жизнь. Феликс промямлил, что не уверен, являются ли их с Чанбином чувства следствием истинности. Собственно, что ещё от него ожидать, — вздыхает тяжело. — Чонин сказал, что чувствует лишь дружбу и поддержку, лёгкость в общении, но Сынмин не вызывает желания хотя бы поцеловать. А у тебя — как? Хёнджин вздыхает, для начала переваривая ответы друзей на этот вопрос, и думая, что Феликсу всё-таки не стоит сомневаться, как бы Чанбин порой его самого ни раздражал. — Это сложно, — прикрывает глаза, думая о Чане и первых приходящих в голову фактах: — Истинность меняет мировоззрение, направляет узнавать и понимать. Знаешь же меня… — Юта усмехается в ответ, и его крайне поражают чужие перемены. — А сейчас я тянусь к нему, потому что чувствую себя таким… живым?.. Думаю, именно это слово лучше всего подходит. И ещё — я ощущаю его эмоции… Они настолько яркие, что словно дополняют и меня самого, — смущается, осознавая, насколько тепло отзываются в сердце мысли о Банчане и его заботе. — Мне хочется меняться и отвечать тем же, пусть эти перемены во мне и требуют времени. — Но они уже заметны, — улыбается, поднимаясь и закидывая колчан со стрелами и лук за спину. — И знаешь, они мне нравится. — Вот уж не ожидал, — смотрит с сомнением, однако чужое довольное лицо всё-таки убеждает в правдивости сказанного. — Я продолжу обход, — Хван уверен, что Юта хочет убежать от напрашивающихся вопросов о причинах интереса к истинности, но не желает тяготить ими друга, потому лишь кивает в ответ и решает проведать Минхо.***
— Джинни, он не один, — произносит шёпотом Феликс, буквально оттаскивая Хёнджина от входа в наскоро организованный шатёр. — Джисон так и не отлип от Минхо, сказав, что вместе они в состоянии помочь друг другу восстановить жизненную энергию. — Понятно, — произносит неуверенно, ошарашенно смотря на младшего из близнецов. — На самом деле, ничего не ясно, но главное — он хотя бы в себя пришёл? — Да, — кивает в подтверждение. — Истинность правда на такое способна? — Да что же все так на ней помешались?! — огрызается внезапно, пугая Феликса, делающего даже пару шагов назад. — Извини, — вздыхает тяжело и оглядывается — привлёк внимание всех присутствующих, настороженно и даже с опаской глядящих на него. — Джинни, — раздаётся совсем рядом за спиной, и у Хвана холодок по спине пробегает от голоса Чана — словно его застали говорящим гадости о том, кому в лицо ранее улыбался. — Поговорим?.. Хёнджин лишь кивает и спешно уходит в лес по направлению, где сейчас не чувствует чужой жизненной энергии, чтобы остаться наедине. — Знаешь, — неловко чешет затылок, равняясь с эльфом, — меня ведь тоже одолевают вопросами про… — решает не произносить всуе, чтобы лишний раз не раздражать. — Особенно Чанбин, — закатывает глаза, но после усмехается. — Они с Феликсом очень сблизились, потому не удивительно, что интересуются… — Дело не в этом, — разворачивается резко и останавливает Банчана, крепко сжимая ладонями чужие плечи, будто собеседник может убежать от него в любой момент. — Я ощущаю и свои, и твои чувства, могу их разделить, хотя вкупе они… — смущается и потупляет взгляд в землю. — Такие яркие и опьяняющие, — с улыбкой заканчивает за него оборотень. — Да, — вздыхает тяжело, явно ведя внутреннюю борьбу. — Только вот… дело не в истинности, — смотрит внимательно в чужие глаза, замечая недопонимание. — Ты нравишься мне не из-за того, какие чувства подсовывает и вынуждает испытывать Судьба, а потому что ты — такой весь замечательный, заботливый, интересный и на кого можно положиться. Тот, кто терпит мой ужасный характер и продолжает смотреть так искренне влюблённо… И… — Хёнджин не договаривает, прерываемый лёгким касанием губ. Поцелуй совсем невесомый и настолько трепетно отзывается в душе, что Хёнджин невольно ослабляет хватку на чужих плечах и подаётся вперед, обнимая вокруг шеи и чувствуя невероятный комфорт и нежность. — Откуда ты узнал, что я хочу?.. — удивляется больше собственной предсказуемости, нежели произошедшему. — Я тоже всё чувствую, — кладёт ладонь на грудь эльфа в районе сердца. — Не ожидал так скоро услышать твоё признание, — и Хван очень хочет возмутиться, что вовсе он не признавался, а всего лишь констатировал факты, но взгляд напротив наполнен таким счастьем, что совершенно нет желания лишать его и портить атмосферу, потому склоняется и медленно сминает мягкие губы Банчана, тихо проговаривая: — Хочу вдоволь распробовать, — Хёнджину кажется, что он будет обязан рассказать Чану, что поцелуи с ним дарят ощущение полёта, а крепкие руки вокруг талии — чувство поддержки. Вокруг них распускаются ландыши, но эта аномалия уже совершенно не привлекает внимание и кажется совсем незначительной по сравнению с яркостью испытываемых чувств, особенно, когда решаются углубить контакт. Хван настолько растворяется в ощущениях, что, опьянённый эмоциями и приятно растекающимся по всему телу теплом, не сразу осознаёт произнесённое: «Я люблю тебя», — голос Чана слышится в голове, но расползается тягучей лавой по венам и разводит пожар в районе сердца, отчего абсолютно алые пряди пляшут вокруг них взволнованным огнивом. Хёнджин почти отвечает: «Я — тоже», — но внезапно пугается сам себя, медленно и нежеланно отстраняясь и пытаясь прийти в себя — мир словно поместили в бутылку и взболтали до головокружения. — Мне не нужен твой ответ, — улыбается Банчан, смотря ласково и гладя по зардевшейся щеке. — Я и так его чувствую. — А телепатия тебя во всём этом ни капельки не удивляет? — приподнимает одну бровь, смотря с любопытством. — Истинность, — пожимает плечами и крадёт мимолётный поцелуй, прежде чем эльф успеет устроить драму из-за одного дурацкого, пусть и важного в их жизни, слова.***
Замечая, насколько Минхо смурной с самого пробуждения, Хван решает его не трогать и поговорить позже, когда уже дойдут до деревни. А вот стая продолжает его очень интересовать, потому, идя рядом с Чаном в форме волка, мысленно просит продолжить вчерашний рассказ. Так Хёнджин узнаёт о том, что Лукас — тоже наследник вожака, только львиной стаи. «Его отец был совершенно против, потому собирался бежать тайком. Даже записочку оставил с обещанием вернуться, — фыркает Чан, вспоминая явно что-то смешное и вызывая у Хёнджина безумное желание увидеть лично в чужой памяти. — Разумеется, его поймали и попробовали образумить — всё тщетно. Так что позволили уйти с нами, но только вместе с Джэхёном. И если Лукас был счастлив с первого же мига, то Чон вошёл во вкус бродячей жизни лишь через месяц». «Ты говорил, он от союза с сумеречным эльфом…» — вспоминает Хван и гладит по шерстяному боку ладонью. «Да, откуда-то с юга», — Чан опускается и ждёт, когда эльф заберётся на него. И не то чтобы Хёнджин устал за полтора часа дороги по лесу, просто отказываться от возможности прильнуть к тёплому и мягкому оборотню, обнимая вокруг мощной шеи, кажется совершенной глупостью, пусть и собирался дать ему отдохнуть от себя сегодня. «По своему опыту скажу, кровь сумеречного эльфа дарует такое качество, как нежелание подчиняться», — на слова Хёнжина Банчан по-доброму смеётся. «В детстве Лукас спас его, когда эльфы хотели убить дитя такого союза, и после этого Джэхён дал обещание во чтобы то ни стало отплатить спасением. Вот и отправился искать удобный случай». «Как-то странно… у нас, конечно, не любят смешение кровей, но не до того, чтобы убивать…» — Хван хмурится и искренне не понимает, решая при удобном случае расспросить Тэёна, явно хорошего общающегося с Чоном. «Дай угадаю, теперь тебя интересует Джено?» — голос Чана даже несколько пробуждает от мыслей о том, насколько хладнокровно поступают с полукровками на юге, и Хвану даже кажется — оборотень почувствовал его состояние и специально решил отвлечь разговором. «Учитывая то, как периодически лезет с играми к Ренджуну — очень», — хмыкает Хван, будто Банчан в ответе за чувства и поведение каждого в своей стае. «Он и Хонджун — волки с запада, двоюродные братья. И, не представляешь, у них проблема в селении противоположная твоей: они остались последними чистокровными на родине, отчего их попрекали происхождением и унижали. Их родители поверили магу, что за кварцевыми горами есть более интересный мир, и отправились на разведку, но даже спустя полгода не вернулись. Собирались оправиться вслед за ними, но Джун сомневался, поскольку не хотел подвергать младшего брата опасности. Потому в итоге они попросились с нами — узнать, каково путешествовать. А после — собираются на поиски родителей». — Он достаточно добрый? — неожиданно спрашивает вслух и замечает в свой адрес удивлённый взгляд рядом идущего Юты. «Ручаюсь, Джено невероятно добр и мягкосердечен», — уверенно заявляет Чан, осознавая, насколько приятно, что его словам доверяют безо всяких доказательств. Хёнджин узнаёт, что Уджин с ними сопутствует лишь до городка немного севернее, направляясь к родственникам, а Сынмин — такой же изгой, как и они в своём эльфийском селении, из-за смешанной крови, в связи с чем и увязался при первой же возможности, в итоге вливаясь в небольшую, но сплочённую компанию. Хван осознаёт историю за плечами у каждого и вспоминает слова Джисона о том, что у них, полулюдей, не так много времени, как у эльфов, оттого и стремятся успеть как можно больше. И, кажется, Джин невольно начинает перенимать их торопливость, пусть, прежде чем произнести желаемое, всё-таки задумывается — не поспешно ли? И приходит к мнению, что, вероятно, так и есть. Однако, чувства настолько кристально ясны сейчас, что держать их и дальше взаперти совершенно не видит смысла. «Я не хочу больше тратить время на глупое молчание, Банчан, — тихо, но уверенно, обращается Хёнджин, поглаживая гигантского волка по голове и целуя в ухо. — Я люблю тебя. И хочу быть частью твоей стаи». Чан в ответ издаёт протяжный и явно восторженный вой, пугая лошадей и вызывая улыбки оборотней.