Chains

      Ощущение, будто лежит на дне океана, накрывает с головой, не даёт возможности сделать вдох или же увидеть что-то из-под своей тёмной толщи вод.       Хёнджин просыпается посреди ночи, но всё равно не чувствует, что дышит, однако словно слышит, откуда дует спасительный ветер.       И он бежит.       Глотает воздух, как рыба, выброшенная на землю, но бежит изо всех сил, понимая насколько это странно — иметь волю на погоню за своим дыханием.       Быстрее ветра.       Чем дальше от поселения — тем меньше сдавливающее ощущение в груди, но он не останавливается, игнорируя крик заметившего его в дозоре Джонхана. От чего или к чему — неважно, лишь бы не вакуум, в котором он оказался при пробуждении.       Хёнджин падает в настоящую воду, словно она может его спрятать и снять проклятие, позволяя себе расслабиться в озере и начать тонуть, однако по чужой воле всплывает, подталкиваемый ладонями к поверхности. Ему не хочется открывать глаза и подтверждать догадки, потому что уверен, кто это — чувствует против собственной воли.       Лучше бы всё происходящее со вчерашнего вечера было бы лишь странным сном, поскольку признавать реальность, в которой невиданное могущество Судьбы вынудило его бежать к родственной душе — выше всяких сил.       — Я думал о тебе буквально несколько минут назад, — голос волка кажется довольно приятным в нынешней обстановке, и Хёнджин открывает глаза, обнаруживая, что его вновь держат, словно принцессу, вынося на берег. — И вот ты здесь.       Взгляд Хвана исследует лицо в свете нарастающей Луны, переходит на крепкую шею и линию плеч, а оголённый участок груди позволяет понять — перед ним нагой человек. Хёнджин прислушивается к себе, восстанавливая дыхание, и осознаёт отсутствие ощущения опасности для себя рядом с оборотнем. С ним слишком аккуратно и беззлобно обходятся, и в этот раз на землю ставят, а не кидают.       — О чём же, связанном со мной, ты думал? — приподнимая бровь, уточняет Хван, ощущая под ногами песчаный берег и отворачиваясь к озеру, наблюдая за рябью на воде, пока волк вытирается и одевается.       — О том, что представитель вашей расы, оставившей оборотней на произвол судьбы, столь агрессивен, хотя мы — обиженная сторона — продолжаем считать вас высшими созданиями природы, — он грустно усмехается, обходя Хёнджина и вставая лицом к лицу.       Волк ниже, крепкого телосложения и с чуть вьющимися тёмно-русыми волосами. Раны после вчерашней стычки уже затянулись, но, к удивлению вспыльчивого Хвана, вновь украшать кожу порезами нет никакого желания.       «Для чего я здесь? Он же не мог меня призвать, я словно…» — Хёнджин шепчет заклинание, делающее его полностью сухим, и пытается понять, что же сподвигло его на этот побег к родственной душе.       — Ты же знаешь про Лунный рубин? — оборотень на вопрос Хёнджина щурится, словно его спрашивают о чём-то запретном.       — Разве эльфы не уничтожили все упоминания об этой истории, не скрыли правду? — он становится сконцентрированным, хотя до этого с интересом осматривал эльфа.       — Если ты не готов отвечать на вопросы, то я получу информацию методом грубой силы, — хмыкает Джин. — Впрочем, твоя реакция подтверждает — слышал. А карта у тебя есть?       — Если бы я её получил, то обязательно бы сжёг, — серьёзно отвечает оборотень, замечая, как удивлённо смотрит на него эльф своими выразительными глазами-сапфирами.       — Значит, нет, — кривится. — Тогда от тебя совсем никакого толку.       — Знаешь, — волк перехватывает крепко предплечье, — ты из тех, кто явно недооценивает окружающих…       — Именно. Если это не эльф, — перебивая, подтверждает Хёнджин.       — А зря, — ухмыляется оборотень.       И Хёнджин просыпается вновь.       Сердце бешено стучит, однако хотя бы есть чем дышать. Приходит в себя, осознавая, что находится в своей спальне и с Чонином под боком. Ян ворочается, обнимая крепче одну его руку, но всё же не просыпается.       Охватывает паника — это совершенно точно был сон во сне и наяву. Его душа прибежала к оборотню, а ухмылочка того совершенно определённо заявляет — действительно он призвал.       Вот только — что это за магия?       Если бы только дух покинул тело, то он бы не ощущал прикосновений, не промок бы до нитки в озере и совершенно точно не чувствовал бы чужое тепло, пока был на руках. И в то же время, явно не переносился физически — Ян бы уже переполох устроил, не ощущая его рядом. Да и осознанность происходившего поражает, что сложно отличить реальность, колдовство и сон, но всё же, Хван отчего-то верит, что их диалог на самом деле был, и полученная информация правдива.       Гладит Чонина по голове, пытаясь понять, злится ли всё ещё на Феликса за его выходку с травами или всё же согласен — ему было необходимо выспаться и более холодно взглянуть на ситуацию. Вот только, как ни рассматривай родственные души, историю оборотней и Лунный рубин, он всё равно приходит к выводу — камень способен изменить положение их поселения, а они этого заслуживают.       В Кассиополисе живут эльфы разных кланов, так почему детям их союзов приходится находиться в отдалении? Хёнджин считает это несправедливостью, равно как и многие из них, пусть есть и смирившиеся, и даже полюбившие это место. Он бы не удивился, если бы Юта, Чону и Бомгю решили остаться, поскольку природа им ближе городского уклада.       Здесь им только и остаётся, что заниматься земледелием на свободных от леса полях, ковать мечи и делать луки со стрелами, да учить детей магии, целительству и истории. Так ещё и с, как оказывается, изъянами в событиях.       И, если думать о большинстве, то камень мог бы привести их и — в последствии — весь эльфийский народ к безопасному будущему, где никакие армии орков не смогут посягнуть на их спокойствие.       — Ты громко думаешь, — бурчит Ян, ворочаясь и садясь на постели, прислоняясь спиной к стене и складывая недовольно руки на груди.       — Я же…       — И телепатия не нужна, чтобы почувствовать, — хмурится младший. — Мы не нашли больше ничего интересного, — предупреждает вопросы и после поддаётся, когда Хёнджин тянет его на себя, укладывая голову на грудь. — Стыдно смотреть мне в глаза?       — Можно и так сказать… Я видел его, — Хван набирается смелости и проговаривает ненавистное сочетание слов. — Родственную душу. Он приснился мне, правда, это было похоже на призыв…       — Это возможно в определённые фазы Луны, если использовать магию воды, так как она изменяет структуры. Я читал не так давно об этом… — Чонин прикусывает язык, пока Хёнджин ожидает такое напрашивающееся продолжение, но всё-таки решает быть откровенным. — Мне хотелось призвать свою родственную душу и я совершил обряд в прошлом месяце, однако… если вы ранее не виделись, то это, оказывается, невозможно.       — Вот почему у этого оборотня всё получилось… — задумчиво проговаривает Хван. — Надеялся, что уже встречал, но связь не сформировалась?       — Да, подумал — вдруг этот кто-то из лисьей стаи, куда приезжал в детстве, или же из Кассиополиса, кого мог встретить, пока был с матерью… Но либо для связи недостаточно, либо — это не кто-то из встречавшихся ранее.       — Ничего, — успокаивающе поглаживая по волосам и плечам. — Обязательно встретишь прекрасную родственную душу.       — Ты не переживаешь, что тебе достался мужчина? — Чонину неловко спрашивать об этом, но всё же интересно отношение.       — Даже не задумывался, поскольку не собираюсь связывать с ним свою жизнь, — хмурится Хёнджин. — Меня настолько волновала раса, что совершенно не концентрировал внимание на половой принадлежности. За свои скромные сто тридцать лет я ещё не думал о собственной семье…       — Так как насчёт перестать гнаться за любовью родителя и обратить внимание на личную жизнь? — Чонин привстаёт, опираясь на локоть и рассматривая озадаченного друга. — Всё равно наследница трона — Суджи. По старшинству она тебя превосходит…       — И кровь у неё чистая… — недовольно добавляет Хёнджин. — Но она заслуживает, я люблю сестру, — словно оправдывает своё прежнее раздражение.       — И её родственная душа — тоже светлый эльф, потому… Не стоит ли перестать пытаться доказывать отцу, что ты достоин быть рядом с ними? Просто будь с нами, мы ведь тоже своего рода семья…       — Вы для меня важны даже больше, однако… я чувствую себя неполноценным и несостоятельным для того, чтобы вы могли на меня положиться. Потому не могу перестать искать способы вернуться нам всем в Кассиополис и жажду силу Лунного рубина.       Чонин хмурится, понимая, с каким упрямцем имеет дело, и недовольно фыркает, ускользая от чужих рук и вставая с кровати перед окном.       — Те маги тоже жаждали силы, а что из этого вышло? Истории для того и существуют, чтобы учить нас, как делать не надо, — бурчит Феликс, проходя в комнату и присаживаясь на угол кровати, пока Хёнджин тоже удобнее вертикально устраивается.       — Эти истории пугают нас для поддержания баланса, однако, если не использовать силу во зло, та просто придаст нам могущество и возможность защиты нашего народа. Вы помните, как пятьдесят лет назад армия орков целое эльфийское королевство на западе сравняла с землёй?.. Лишь шестеро спаслись и только потому, что были в походе и пришли уже к развалинам.       Хёнджин серьёзен, и взвешенность его суждений тревожит Феликса. Если бы в этих словах существовало ядро сомнения, было бы проще вырастить настоящее древо и уберечь от фатальных поступков.       — Если другие расы узнают о существовании подобного артефакта, то начнут охотиться за ним. А эльфы намного слабее драконов, чтобы защищать такой источник силы, которым сами даже не представляем, как пользоваться. Ты лишь накличешь беду, — Феликс приводит довод за доводом, однако встречается со стеной уверенности:       — С той силой, что хранит по преданиям камень, мы сможем дать отпор всем.       — Но сейчас на нас вообще не нападают, — хмыкает Чонин, старающийся держаться обособленно, пока говорят старшие.       — Величайшая сила порождает такое же по своей мере зло, — Ли смотрит с явным сожалением, что простая истина не доходит до разума и сердца друга.       — Вы совершенно не понимаете… я хочу как лучше для всех… — вздыхает Хёнджин.       — Знаем, однако выглядит это, как использование силы артефакта для решения семейных разборок, — Минхо даже нет нужды спрашивать, о чём была речь, чтобы быть уверенным в своих словах, когда проходит в комнату на последней реплике Хвана. — И так же думают остальные.       — Мы проводили собрание, пока ты спал, — поясняет Феликс, которому неприятно это озвучивать, ведь выглядит так, словно предали друга.       — Так вот зачем ты меня усыпил, — злится Хёнджин. — Неважно, как моё стремление выглядит, поскольку уверен — это во благо всего эльфийского народа!       — Хён… — Чонин порывается остановить, однако Минхо не даёт, когда Хван резко встаёт и покидает спальню, исчезая в ночи.       — Пусть проветрится, ему полезно после воздействия трав, — подтверждает действия брата Ликс.

***

      Для Хёнджина слово «исключение» становится словно отображением его жизни в целом. И раз уж, по воле Судьбы, он родился полукровкой, а родственная душа - оборотень, — так почему бы её же воле, в качестве того же исключения, не даровать Хвану Лунный рубин? Как компенсацию за жизнь без семейной любви и неприязнь к предназначенному. Но всё же, он любит жителей поселения и даже отвернувшихся от них эльфов Кассиополиса, потому искренне хочет всех защитить, а не только использовать артефакт для своих личных целей.       Он сам не понимает, как забредает в самую чащу, так и не встретив никого из патруля. Конечно, их слишком мало для полноценной охраны границ, потому думает, что стоит получше продумать защитные меры.       Логически Хёнджин осознаёт — у оборотней нет никакого мотива на них нападать, ведь вряд ли тех интересуют запасы различных трав в качестве провианта, к тому же, им не свойственно сражаться с помощью мечей и стрел.       — Из-за родственной души? Тогда мне тем более стоит отправиться на поиски Лунного рубина и ограничить от опасности, — размышляет тихо себе под нос, однако оказывается услышанным.       — А, может, стоит доверять силе товарищей? — появившийся из ниоткуда Хвиён пугает, и Хван понимает свою оплошность — выбежал совершенно без оружия. — Оборотням свойственна настырность. Знаешь, это у них от животных — если не получается убить, но ранили, будут преследовать жертву, пока та не сдастся.       — Оптимистичный прогноз моего будущего с блохастым волком, — хмыкает Джин, расслабляясь при виде эльфа.       — И всё же, если ты ему понравился, во что верится с трудом, учитывая твоё гостеприимство, то он не отстанет, — произносит с сарказмом.       — Несмотря на нашу враждебную первую встречу, кажется, что понравился… — предупреждающе смотрит, чтобы не спрашивал про второе свидание с предназначенным, и, к своему сожалению, вспоминает себя в руках оборотня — сильных, но бережно держащих.       — Тогда даже не надейся, что они уйдут из округи. Волки слишком чтят семейные связи, — в голосе Хвиёна некое разочарование, что его раса, в отличие от оборотней, может отослать своих полукровок подальше от истинных. — Если они чувствуют узы, то стараются те сохранить, их преданности можно позавидовать.       — Такое ощущение, что они тебе нравятся, — хмыкает Хван.       — Мне нравится их сплочённость, — отчасти подтверждает сказанное собеседник. — Будь у эльфов такая, я бы жил сейчас с предначертанным мне, а не на расстоянии полутора тысяч миль от него лишь потому, что сам из светлых, а он из сумеречных. Пусть от нашего союза и не родится полукровка, высшие желают избежать этого контакта.       — Но, если мы заполучим Лунный рубин, то все сможем вернуться, и вы будете вместе…       — Это невозможно, — Хвиён грустнеет и поясняет. — Союзу разных сословий и крови всё равно не быть, а пока я здесь, мы не видим друг друга, отчего проще существовать. Там же… быть рядом и не иметь шанса проявлять чувства — это мучение. Даже если ты получишь этот камень и его силу, есть те, кто действительно не сможет вернуться. И дело не в нежелании.       Хёнджин не находит, что сказать, и продолжает идти рядом, слушая ветер, шелестящий кронами деревьев. Рядом с ним друг и старший товарищ, который принимает свою судьбу и хочет с ней быть, но не может, тогда как ему стоит только позвать оборотня — и он будет перед ним.       — Несправедливо, — бурчит Хван, Хвиён лишь хмыкает.       — Иногда я себя утешаю тем, что, если бы я был нужен, то плевал бы Тэян на все рамки… Но ведь понимаю — это приведёт к раздору между кланами, а они так долго пытались ужиться.       — Но…       — Перед моим отъездом сюда мы сошлись на том, что наша маленькая жертва и пытка одиночеством — большой вклад в спокойное будущее без клановых препирательств. Это взвешенное решение, — Хвиён поправляет колчан со стрелами и кивает в сторону поселения, до которого довёл Хёнджина.       — Кто ещё сегодня в ночном дозоре? — Хван оглядывается, не замечая больше никого рядом.       — Джонхан, Мингю и Джинён, — Хвиён не успевает уточнить причины вопроса, как Хёнджин всем четверым объясняет телепатией свою задумку.       Хван опускается на землю, кладя на ту руки и шепча заклинание: поломанные ветки и прутья, частицы глины и листья создают стену выше деревьев вокруг поселения и образуя вокруг нее ров. Эльфам по такой взобраться и перепрыгнуть ничего не стоит, а вот враг либо наделает шума, либо будет замечен дозорным с башни при попытке перелезть, пусть и остановить нападение та не в состоянии.       — Не все стремятся в большой город, Хёнджин, — прежде, чем снова уйти в лес, говорит Хвиён. — Но все бы хотели быть рядом с тобой. Подумай, что тебе дороже.       Хван намёк осознаёт, однако чувствует, как им движут более высокие цели.