Chains

      Утренние сумерки лишь раздражают Хёнджина, демонстрируя, сколько времени он уже не в состоянии найти себе место, равно как и Минхо, вместе с ним листающий в библиотеке книги, где может быть информация про родственные души. Да, они сами в этом поселении жертвы — дети союзов разных родов, рас или чистокровные отщепенцы своих семей по тем или иным причинам. И, конечно, их родители поднимали вопросы союза с избранным Судьбою, однако, личное столкновение с безобразным выбором этой злодейки побуждает вновь пытаться искать способ разорвать связь.       В одноэтажном каменном здании с высокими потолками и узкими окнами почти во всю стену высотой слышно шуршание старых страниц в историческом зале, где за круглым столом располагаются Минхо и Хёнджин, и звон фарфоровой посуды в другой комнате — для отдыха и чтения лёгких преданий и сказок, основанных на реальных событиях. В двух других — посвященных зельям и хербалогии, а также введению в магию — тишина.       Феликс заваривает травы и, прежде чем вернуться, укрывает шерстяным пледом уснувшего с книгой сказок ребёнка. Думает про себя, что следует стать внимательнее. Пусть оборотни им по факту и не враги, подобная беспечность (оставлять Ренджуна одного в пустой библиотеке) явное пренебрежение безопасностью, ведь кто знает, что придёт тем в голову, да и нападение троллей — явление нередкое. Что ещё больше беспокоит — почему мальчишку никто не хватился? Он ведь должен быть с другими детьми и присматривающим за ними Доёном.       Проходя с подносом в арку, соединяющую залы, эльф сетует, что нет двери, чтобы сберечь сон ребёнка, а после слышит:       — Ничего, — обречённо вздыхает Хёнджин. Тот явно раздражается, ведь теряет своё уверенное и непоколебимое лицо из-за событий прошедшего вечера.       Феликс с обеспокоенным видом ставит три чашки с травяным чаем, еле находя на столе свободное место, и получает в свой адрес удивлённый взгляд от брата, изначально его и не заметившего вовсе. Он поправляет светлые волосы чуть ниже плеч и смотрит неожиданно строго для своей доброй натуры, заранее отвечая на незаданный вопрос:       — Я в курсе, что чай не поможет решить проблему, — присаживается за стол, заваленный книгами. — Однако, он придаст сил для поисков.       — Спасибо, — Хван делает глоток, различая ромашку, мяту и малину. — Юта их или кого бы то ни было ещё снова не встречал?       — Никого. Скорее всего, они ушли севернее, за границу, но… вы сами понимаете… Он рассказал всё ушедшему в дневной дозор Джонхану, чтобы был внимательнее. И, думаю, стоит провести собрание, — Хёнджин на слова Ликса согласно угукает, продолжая пить тёплый чай с прикрытыми от усталости глазами, а тот опускает взгляд на исписанный манускрипт и невольно пробегается по строчкам.       — Да, они так просто не оставят нас в покое, — цыкает Минхо.       — Здесь говорится — раз встретившись, родственные души будут притягиваться друг к другу, хотят они того или нет, — Феликс раскрывает страницу полностью. — Судьба не связывает тех, кто не может друг друга полюбить.       — Чушь гномья! — срывается Хёнджин, вскакивая со своего места и начиная наворачивать круги по просторной комнате, в окна которой только стало просачиваться утреннее солнце.       Феликс взволнованно смотрит в сторону соседнего зала и сообщает телепатией про Ренджуна, прося понизить тон, однако собеседники не выказывают никакого беспокойства по этому поводу — мол, сам виноват, что не в спальне.       — Благородные эльфы не могут полюбить каких-то… животных, — жёстко проговаривает Хван, боясь описанного притяжения, к которому ни гордость, ни разум не готовы.       — Лисица… — шепчет Минхо и начинает истерически смеяться, а после злобно скалится. — Какая-то чёртова лисица! Да меня Судьба вообще ни во что не ставит!       Феликса пугает настрой близнеца, будто тот готов в эту же секунду убить предначертанную ему пару. Но в целом он понимает гнев обоих, ведь, при всей любви эльфов к природе и животным, есть тот факт, что оборотни словно насмехаются: из самых примитивных существ — людей — обращаются в прекрасных созданий. Отчего даже вампиры, живущие с людьми в мирном обоюдно-выгодном союзе, выглядят более благородно, нежели зверо-люди. И вовсе не лисица раздражает брата, а тот, кто скрывается за обликом, так ещё и поедающий других живых существ.       — Знаете, оборотни так-то изначально и сами не хотели становиться теми, в кого в итоге превратились… — Чонин тихо появляется на пороге, поскольку массивные двери библиотеки были открыты, и медленно, словно ему необходима для этого храбрость, проходит к столу.       Все затихают, поскольку тема родословной Яна не поднималась среди них никогда. По всеобщему убеждению тот являлся и является до сих пор по характеру и образу мыслей истинным эльфом, а обсуждать его отца, оказавшегося оборотнем-лисом, у него самого нет никакого желания.       И Чонин действительно в наибольшей мере эльф, тем более, что не обращается в животную форму, однако, это не означает отсутствие хоть какой-то душевной привязанности к крови второй расы, текущей по венам. Всё дело в стыде, испытываемом перед рождёнными от союзов более высокочтимых рас, вынуждающем скрывать свои чувства и мысли относительно оборотней.       — И мать моя — благородных сумеречных кровей, — добавляет Ян, давая понять, что услышал всё, вынуждая Хёнджина виновато отвести взгляд.       — Я схожу ещё за чаем, — нервно шепчет Феликс, но слышат его все прекрасно, и убегает с подносом в соседнюю комнату, подозревая — Ренджун всё-таки проснулся и лишь притворяется спящим, из-за интереса ко взрослым разговорам, однако решает утолить чужое любопытство и не проверять, делая вид, что не замечает более учащенное дыхание и сжимающие край пледа пальчики.       — Ты в праве не обсуждать с нами, если тебе неприятно, — когда Чонин присаживается за стол между Минхо и Хёнджином, Ли зарывается пальцами в чужие чёрные, ещё коротковатые, волосы.       — Я знаю об отношении эльфов к оборотням… — качает отрицательно головой и с благодарностью принимает чашку с тёплым ароматным напитком от Феликса. — Но раз я существую, не значит ли это, что есть исключения из правил? Я не хочу говорить о других, но… знаете, они ведь действительно любили друг друга, пока отец был жив.       Чонин заметно грустнеет и опускает взгляд, наблюдая, как ладонь сидящего рядом Хёнджина накрывает его пальцы и слегка сжимает. Ян не верит в понимание со стороны наставника, однако поддержку его ценит.       — Уверен, что их чувства были искренними, — тепло улыбается Феликс, слегка разбавляя атмосферу своей светлой аурой и искренним заявлением.       В силу природы, Хёнджину и Минхо поверить сложнее, потому молчат, осознавая — не стоит делать заключения о чужих чувствах, когда сам никогда никого не любил и рождён, пусть и от разных кланов, но всё-таки от двух эльфов. Чонина слова Феликса заметно приободряют, а на двух оставшихся друзей он и не надеется, но не обижается, осознавая их сложный характер и совершенно иную натуру и воспитание.       — Мне хочется, чтобы вы чуть-чуть больше поняли оборотней, потому… вы послушаете сказание лисьей стаи? — все кивают в подтверждение готовности слушать, и Ян улыбается, продолжая:       — Когда мне было семь, за год до гибели отца, он рассказал мне предание о том, как на самом деле появились оборотни, — на удивленно приподнятые брови собеседников Чонин взмахивает ладонью, тем самым прося дать ему продолжить без вопросов. — Оно гласит, что две тысячи лет назад тёмные алчные до силы маги осквернили празднование Великого Полнолуния на территории эльфийских земель своим проклятием. Они решили отдать в жертву Лунным силам четыре людские деревни и превратили их в рабов Полнолуния, вынуждая перевоплотиться в животных: волков, лисиц, медведей и львов. Эти деревни располагались по разным сторонам света и тем самым создавали невидимую печать, центр которой являлся истоком небывалой силы.       — Но в наших исторических манускриптах я никогда не встречал подобной информации… — шепчет под нос Феликс, хмуря лоб.       — Эльфы занесли этот день в исторические даты, как «Чёрное знамение», тем самым отметив, как факт, исчезновение людских деревень, но не отображая реальности — не указывая, кем те стали. Всё потому, что маги выбрали людей, живущих именно на эльфийской, сильной и благоволящей к волшебству, земле.       — Но эльфийские кланы не предотвратили трагедию, — озвучивает основную мысль Хёнджин, нервно кусая губы.       — Это — позор, — досадует Минхо и вертит стебель мяты в кружке. — И что же, получили они ту самую заветную силу?       — Они недооценили день, в который решили провести свой ритуал. Свет Великой Луны отразил их магию, и та, в противовес заклинанию этих наглецов, сделала их животными, позволяя лишь в полнолуние обращаться в людей. С тех пор Полнолуние — сила оборотней, пусть и то ещё проклятие, однако так Луна поддерживает ни в чём не повинные роды человеческие, с которыми ужасно поступили маги. Она позволяет им скорее заживлять раны, делает значительно сильнее других людей, даже в человеческой форме, а также придаёт выносливости. Луна действительно благоволит им, зная — те не совершали никаких грехов.       Феликс пододвигает к рассказывающему предание блюдце с чашкой, чтобы тот хоть немного выпил успокаивающий напиток и перевёл дух. Для истинных эльфов эта легенда необычная, вынуждающая задумываться и постепенно менять отношение, а для Яна то — часть его истории. Чонин делает несколько глотков и продолжает:       — Я многого не знаю, да и спросить уже не у кого, — с грустью подмечает последнее, — но уверен совершенно точно — потомки не желали становиться животными, принимать их форму и претендовать на силу. И теми, кто пустил слух о том, что люди занялись магией в надежде стать могущественнее — эльфы, дабы защитить своё доброе имя.       Хёнджин морщится. Ему не по душе одновременно слишком многое: обманы в истории; ни во что не ставящие жизни других маги, которые по сути — те же люди; оборотни, но это неприятие связано и с их образом жизни, и с необъяснимым нежеланием как-либо контактировать с этой расой. Для Хвана Чонин всё-таки является эльфом, но ради любимого воспитанника он готов попробовать принять и вторую наследственность юноши. Насколько для него это будет возможным.       — Я не надеюсь, что вы поймёте оборотней, но хотя бы… не относитесь к ним, как к тем, кто издевается над природой. Они тоже её любят и ценят, пусть и не так, как эльфы, — тень улыбки проскальзывает на лице Яна, что радует обеспокоенного его ментальным состоянием Феликса.       — Остаются ещё интересные вопросы, — подаёт голос Минхо. — Например, что стало с источником силы? Пусть и с последствиями, но затею маги выполнили — обратили людей на эльфийской земле, сплели природные связи. Значит, есть и тот, кому досталась энергия «Чёрного затмения».       — Логично, — подтверждает Хёнджин. — Но я не слышал про столь могущественный артефакт или же — мага с невероятной силой.       — Говорят, никто не находил это место. Но у волков севера, по приданию, была карта, полученная от какого-то волшебника… — Яну самому бы хотелось знать ответы на многие вопросы и восстановить историческую справедливость, однако слишком мало осталось тех, кто мог бы что-то вспомнить и дополнить предание.       Все понимают, что для Чонина этот разговор не из простых, ведь затрагивает крайне щепетильную кровную тему, а потому впадают в задумчивость в тишине, стараясь передать заботу и то, что просьба младшего услышана, с помощью прикосновений и неловких улыбок. А после слышат приближающиеся к ним шаги из соседнего зала.       — Вот только не говорите, что не собирались подслушивать? — усмехается Минхо, завидев две направляющиеся к ним фигуры.       — А кто с детьми? — взволнованно спрашивает старшего из пришедших эльфов Феликс, смотря на то, как Хёнджин притягивает к себе Ренджуна и сажает на колени. — И где ты был?       — С ними Бомин, потому не стоит переживать, — отвечает Доён, занимая последний свободный стул и допивая чай Чонина, довольно улыбаясь. — Интересные у вас тут истории, да, Ренджун?       — Очень! — отзывается тринадцатилетний мальчишка, держа в руках книгу. — Вот только… я буквально на той неделе читал похожую сказку, — чувствуя, словно лезет не в своё дело, говорит уже менее эмоционально.       — Это она? — Феликс улыбается, вновь разряжая атмосферу.       — Да, о величайшем огненном драконе, охраняющем магический Лунный рубин, — Ренджун открывает книгу и ищет необходимую страницу. — Вот, здесь описана ночь, про которую говорил Чонин:       «Четыре волшебника направили магию эльфийских земель на сотворение живых артефактов — людей в обличии животных. Превращая человека в волка, они воздавали Луне силу воли и символ свободы, избавляющий от преследователей. Обращая медведя — немереную физическую и природную мощь. Лисицу же выбрали за её ум и хитрость, а льва — за горячее сердце и храбрость.       Луна не оценила подношение, считая преступлением действия магов, обращая их самих в животных, чтобы те осознали суть природы на собственной шкуре. Однако помочь людям уже была не в силах, лишь сохранила все благие качества, направленные ей, и сотворила рубин, запечатав в нём их и передав своему дорогому и надёжному помощнику — дракону огня по имени Джиён. Тот, понимая ценность человеческих жертв, пообещал сохранить источник силы и не позволить кому бы то ни было воспользоваться ею».       Ренджун замолкает и осматривает своих слушателей, замечая невероятное волнение на лицах и решая прочитать ещё один отрывок, будто это может изменить ситуацию:       «Маги слонялись по свету в поисках друг друга и попытках вернуть свою истинную форму, однако по ночам лунный свет назло сбивал их с пути, вынуждая бродить по одним и тем же лесам и полям. И так продолжалось столетие, пока магия не покинула их человеческие тела.       Эльфы же, на которых надеялись оборотни, решили не пускать к себе порождение чёрной магии и закрыли перед ними ворота, положив начало взаимной неприязни. Оказавшись преданными теми, на чьих землях они жили и под чьей защитой были, полулюди-полузвери захотели сами стать силой для себя, формируя стаи и уходя на незанятые никем земли. И во благо мира, чтобы не рождались между этими расами войны, Луна решила защитить их друг от друга, не позволяя эльфу устоять от клыков оборотня, а тем — выжить, нанося кровавые раны».       — Там есть что-то о том, как узнали о существовании рубина? — перебивает Хёнджин, заглядывая через плечо в книгу Ренджуна.       — И почему рассказ о драконе, если о нём до сих пор почти не слова? — удивляется Чонин.       Ренджун дуется, что взрослые эксплуатируют его в роли читателя, пусть и лестно быть полезным, а от Феликса и Доёна не скрываются чужие эмоции.       — Можешь нам одолжить эту книгу и показать, где её взял? — Ли гладит мальчишку по голове и просит проводить к нужной полке.       — А после пойдём к остальным, у нас сегодня после завтрака уроки зельеварения от Тэёна, — добавляет Доён, замечая оживление на лице Ренджуна.

***

      — Довольно странно, что мы откладываем исторические записи и начинаем чтение детских рассказов, — озвучивает общую мысль Минхо, когда они остаются вновь вчетвером, взяв по сказке, где хоть как-то упомянуты оборотни.       — Не то слово, — вздыхает Чонин, поражаясь — оказывается предание одного из его родов всё-таки было записано, пусть и не в официальной исторической хронике.       Хёнджин смотрит на текст, однако ничего не понимает — сбивается на собственные мысли. Они с Минхо собирались найти способ разрушить связь с их предначертанными, а вместо этого узнают их лучше, воссоздавая реальную историю. И ему страшно — вдруг, понимание оборотней приведёт к непоправимым изменениям, к которым совершенно не готов.       «Узнав их лучше, мы сможем попробовать понять, каким образом формируется связь с ними, а тем самым — и как её разорвать. Ведь Судьба действительно не совершает что-то просто так, значит, есть причины связи с волком и лисицей, — Минхо решает прибегнуть к телепатии, чтобы не волновать и без того уставшего эмоционально Чонина. — У тебя всё на лице написано», — дополняет, замечая, как Хёнджин на него смотрит.       Хван прикрывает глаза и еле заметно кивает Минхо, пытаясь собраться с силами, коих немного после двух суток без сна, и размышляет, почти засыпая. Однако, очень интересная мысль посещает внезапно:       — Я правильно помню, что изначально волки жили на севере, медведи на востоке, лисицы на западе, а львы на юге? — не поднимая век, спрашивает друзей и потирает глаза.       — Всё верно. Уже после они стали отправляться в походы, разделяться на стаи, — подтверждает Чонин.       — Ты говорил, что у оборотней с севера есть карта, — Хван всё-таки смотрит, понимая — его состояние ненормально сонливое.       — Это лишь предание, но действительно, именно им один из магов передал карту с информацией о Лунном рубине… Неужто ты хочешь заполучить камень?! — поражается Ян, даже вставая со своего места. — Это безумие!       — Безумие — то, что я здесь, а не в Кассиополисе, как сын короля, — тихо и холодно проговаривает Хёнджин. — Если у нас будет камень такой силы, то сможем забыть про жизнь в глуши, словно никому не нужные отщепенцы.       — Кто мы против дракона? Стайка фей, которую он сожжёт в мгновение ока, — хмыкает Минхо, не воодушевлённый идеей Хвана. — Ты прекрасно знаешь, что я тоже хочу жить в городе, однако погибать, да ещё и так глупо, нет никакого желания.       — Кроме того, не факт, что у этих волков есть именно необходимая нам карта, — добавляет Феликс, стараясь более рассудительными фактами нейтрализовать нарастающий конфликт.       — Если у них её нет, то можно отправиться на север, — заявляет Хёнджин, слыша чужие вздохи и ощущая, как голова начинает слегка кружиться. — Это всё твои травы? — недовольно глядит на Ликса и прикрывает глаза, слыша напоследок:       — Прости, но поспи немного.