Закидываю ноги на скамью, наслаждаясь солнечными лучами. Небольшая затяжка электронной сигареты со вкусом винограда вновь вызывает першение. Недовольно морщусь и возвращаю самую бесполезную трату денег в тонкие руки друга.
Прикрываю глаза, спасаясь чудесными линзами солнечнозащитных очков.
Тень вырисовывается немного слева от меня. Знакомый ушастик радостно протягивает мороженое, улыбаясь одной из лучших.
— Идём. Пожуём и поболтаем. — вполне любезно предлагает Платонов, и я с удовольствием отвечаю ему на столь прелестное приглашение.
Перенимаю из рук вновь прибывшего лакомство, направляясь за ним следом.
— Птички кокаиновые принесли, что дядюшка нашего Данечки-дурочка внёс охуенный залог с семью нулями и выйдет на днях. Будет чилить на домашнем аресте.
Сердце пропускает несколько ударов.
Усиленная брадикардия, затуманенные глаза и Чертов шум в ушах.
Дрожь в коленных чашечках побуждает немного согнуться. И тело с невероятным грохотом присаживается на бетонную лестницу. Ноющая боль пронизывает сухожилия, протягивая ниточку к главному насосу человеческого организма.
Приобретённая товарищем сладость отлетает в сторону, собирая всю пыль с асфальта.
— Тихо, Кир. Есть варик. — успокаивающе говорит Платонов, присаживаясь на корточки рядом с моим телом. — Грохнуть его.
Недоуменный взгляд поворачивается в сторону соучастника возможного преступления.
Зеленоватые глаза немного округляются, почти полностью обнажая белую роговицу глаз. Эмоция удивления мгновенно считывается с женского лица.
— Ты сейчас серьезно? — мой вопрос звучит на выдохе.
Настолько тихо, что дурно.
— У него дом оборудован инновационной хуйней. Там три зависимых друг от друга пароля, после чего камеры вырубаются и делай че хочешь. — тараторит молодой человек, поглаживая нежную кожу моих рук. — Одни чуваки очень заинтересованы в очистке его хором и им ни черта не доставит трудностей отправить его на упокой.
— Сделаем вид, что ты мне ниче не предлагал, а я ничего не знаю. — уверенно заявляю я, приподнимаясь с бетонной поверхности. — Не смей лезть туда. Они сами пойдут на дно и тебя потянут. А насчёт меня не переживай. Я его посажу. Пора навестить прокурора.
— У тебя чёт на него есть?
— Поверь, у меня есть то, из-за чего он скорее вскроется, чем позволит этому вскрыться.
Направляюсь вдоль заборчика к спортивной площадке, дабы вновь принять участие по пинанию хуев. Ну у кого-то данный орган будет заменен на симпатичный мячик.
Расслабляю диафрагмальные мышцы, когда чужие руки обхватывают мою талию, несколько утягивая в противоположную сторону. Трясу ногами, старательно избавляясь от хватки чужих рук. Глуховатый вскрик из женский уст помогает. Ставят на твёрдую поверхность, немного отпихивая стройное тело от себя.
Оборачиваюсь, встречаясь с силуэтом знакомого парня. Выпрямляю руки, грубо соприкасаясь с плечами человека. Надавливаю, отталкивая.
— Ты—кретин! — откровенно грубоватый крик из моих уст вызывает у молодого человека лишь глупую улыбку.
Под стать умственным способностям данному человеку.
— Ты же игнорируешь меня, Кира. Как я должен был поговорить с тобой?
Выхватываю бутылку воды из его рук, жадно вкушая прохладную жидкость. Частота сердечных сокращений неспешно уменьшается, и межреберные мышцы прекращают испуганно сокращаться.
И вновь кидаю бутылку прямо в грудь обидчика, обиженно присаживаясь на бордюр, устремляя взор на сокамерника по концлагерю.
— У тебя есть несколько минут.
Краткость — сестра бесталантливой меня.
— Для тебя то, что было между нами ничего не значит? — вопрос из уст Фила звучит несколько ужасающе.
— Ты в первые занялся сексом? — издеваюсь.
Правая рука собеседника зарывается в волосы. Несколько раз отдергивает конечность, определённо стараясь совладать с избыточной внутренней эмоциональностью.
— Я не мог пойти на поводу своих эмоций и кинуть Лену с ребёнком в матке.
— Меня отхреначил отец, а ты даже сообщение не отправил. Дело не в блондинке с низкой социальной ответственностью, а в тебе. — спокойно объясняю я, распуская высокий пучок. — У нас всегда есть выбор. И ты его сделал.
— Я не понимал блять че вообще происходит. Ты такая охуенная, пахнущая лавандой и молочным шоколадом. Конечно, я поплыл. Но в тот момент я совершенно не смог совладать с эмоциями.
— Фил, окстись, прошло почти два месяца с нашего времяпровождения. Какая цель у этого разговора? Чего ты хочешь добиться?
Присаживается рядом на бордюр, мое тело предательски ежится и еле уловимо отодвигается.
Необходимость увеличить расстояние между нашими телами медленно взращивается внутри грудной клетки.
Послать, уйти и исчезнуть.
— Может быть нам стоит попробовать?
— Всё-таки блондиночка сделала аборт. — улыбаясь выдаю я, несколько запрокидывая голову и обращаясь куда-то в ввысь.
— У тебя есть кто-то?
Устремляю взор в радужку карих глаз. Брови на моем лице непроизвольно хмурятся. А я ведь и сама не знаю верный ответ.
Сознание привыкло, что всегда существует Он—мой спасатель. В постели, на разборках, в сизо, везде. Он просто есть. Как факт. Но что скрывается за столь обольстительной маской подручного? И обсуждать такое глупо. Ведь сама сомневаюсь в собственных ощущениях, не говоря про искренность эмоций.
— В любом случае мой ответ по отношению к тебе будет отрицательный. Я свалю из центра по наступлению совершеннолетия. Мои махинации и приводы закончились. А твоя следующая остановка — тюрьма. Извини.
Удаляюсь.
***
Всматриваюсь в глаза мужчины напротив. Неконтролируемая агрессия отображается сжатыми то белезны кулаками. Усмехаюсь, не спеша закидываю правую стройную ногу на левую. Трепет в груди сменяется удовлетворением от собственного воровства у отца. Слишком много приятной информации для моего счастливого будущего.
— Сколько светит моему любимому папочке? — по-актёрски прекрасно задаю вопрос, и зрачки собеседника в синей форме и золотистыми звёздочками на погонах увеличиваются ещё больше.
Кажется, ещё и любитель опробовать порошочек у местных диллеров.
— Условный срок, не более. Твоя мать старалась, но недостаточно. Есть вещи, которые не обсуждаются.
— Согласна-согласна. — на выдохе шепчу я, рассматривая свежий маникюр на худеньких пальчиках.
Красиво.
— Тебе что надо? Он не сядет. Доказательной базы всегда будет недостаточно. Такой ответ хотела услышать?!
Срывается на крик.
Слабые нервные клеточки и отвратительное самообладание. С такой-то работой!
Наигранно надуваю губки, изображая грустный смайлик на своём личике. Ну же, дядя прокурор, видите себя хорошо в присутствии несовершеннолетней девочки.
— Дяденька, а вы ещё планируете далее работать или же в петлю полезете?
— Че ты блять несёшь?! — орет мужчина, и я ловко обращаю внимание на зрачок камеры, устремляющийся прямо на наши тела.
Не ударит. Слишком труслив.
— Ну да, есть же ещё третий вариант. — спокойно вещаю я, пальчиками отбивая ритм об деревянный стол. — Сесть на пожизненное и ежедневно ощущать в себе члены сокамерников.
— Ты меня шантажировать вздумала, паскуда? Чем? У тебя нихуя нет на меня! — оглушающий вопль побуждает прикусить язык, дабы уменьшить звук.
Цыкаю.
Устало располагаю тощие ручки на столике, находя в них опору для умной головушке.
— А теперь замолчал и сел на место, если не хочешь, чтобы прямо сейчас верхушке министерства на почту не пришли документы и кадры. Начнём с самого интересного? — не узнаю собственный суровый тон, однако лишь восхищаюсь своей убедительностью.
Присаживается.
— Ну хорошо, удиви меня.
— Около пяти лет назад… А нет, шести. Я очень была дружна с вашей дочуркой. Представляете, она рассказывала жуткие истории, как папа напивается и трогает ее за попу. Но с каждым годом становилось всё тошнотворнее. Он вставлял в неё пальчики, принуждал к оральным утехам, а затем и вовсе изнасиловал. Напомните, сколько ей было лет? — мимика на лице прокурора перестаёт выглядеть изрядно убедительно, скорее наоборот, жалко. — Ну как хотите. Ей было четырнадцать.
Поворачивает шейные позвонки в сторону установленной камеры и выдыхает. Я не глупа. Разговор в данных переговорных не записывается, лишь съемка.
— У тебя нет ни единого доказательства.
— Да, конечно. Кроме обследования после вторжения вашего члена в детскую вагину. Видите ли, мой папочка всегда старается всё продумать на несколько шагов вперёд. И когда отвозил плачущую Лилю в госпиталь попросил Врача заполнить интересные документы, но не публиковать. В итоге у меня есть оригинал экспертизы и множество копий. К сожалению, мой любимый папа всегда изрядно плохо прятал документы.
— Срок давности почти истёк. Твое сфабрикованное дело даже до суда не дойдёт. — неубедительно заявляет мужчина, и я киваю в такт его слов.
Выдыхаю, позволяя виновнику сие происшествия несколько расслабиться. Поджигает сигарету с ментоловым ароматом и нервно терабит коленной чашкой пол столом.
— Представляете, ваша покойная жена передала несколько записей с камеры комнаты Лили моему отцу. Она специально установила этот надзор, дабы посмотреть, что именно вы ищете в комнате дочери ночью.
— Я тебя уничтожу.
Недовольно цыкаю.
— Не советую. Вы ведь ещё не дослушали. — напускно заявляю я и вновь продолжаю. — И кроме того, несколько лет назад, когда ваша дочурка сбежала из столицы, она аккуратно уволокла плод своей ненависти. Это мог бы быть ваш внук, но какой кошмар, это ваш сын от собственной дочери. Вы его не видели? Симпатичный малыш.
— Через несколько дней, как ты выйдешь из здания, ты—труп, Кира.
— Если с моего обворожительного тела упадёт хоть единый волос, спустя несколько часов всё это будет отправлено журналистам, а оригиналы будут отнесены в министерство. Представляете, как они удивятся? Ну, а дальше вас ждёт ад. И это я ещё не рассказала про доказательства ваших махинаций. У людей воруйте, вам не запрещают. Но у государства! Как вы могли.
Мой монолог заканчивается довольной улыбочкой.
Мужчина напротив тушит сигарету об большой палец своей руки. Нервно пожимает плечами, дергается и несколько раз рвёт седые волосы на своей голове. Никчёмность всегда должна оказываться с никчемностью.
— Что ты хочешь?
Радостно хлопаю в ладоши, улыбаясь самой искренней.
— Повторю вопрос. Насколько сядет мой отец и эскорт-бизнесмен Илья Макеев? Советую вам хорошенько подумать. Не расстраивайте милое дитя.
***
