Зов шамана

— Нет, ну ты мне, все-таки, объясни, как ты додумался взорвать микроволновку? Итан с Карлом в сопровождении Зураба снова шли на связную полянку. Уинтерс хотел позвонить Рэдфилду, чтобы узнать о дочери, Гейзенберг не хотел звонить Рэдфилду, но Итан категорически отказался снова его отмазывать, поэтому пришлось смириться и тащиться на сеанс промывки мозгов. Зураб был в роли провожатого, хотя, по факту, просто шел за компанию и прислушивался к разговору им же притащенных гостей. — Я в нее кружку сунул, — нехотя ответил Карл, — ну забыл я, что она металлическая. Кто додумался нарисовать на ней те ебучие цветочки? Я вообще считаю, что стоит запретить красить металлическую посуду, чтоб с толку не сбивала. Зураб улыбнулся и тут же притворился, что высматривает что-то в стороне, чтобы никто не заметил. — Ну ладно, я еще могу понять, как ты сжег пылесос. Не стоило подключать к нему дополнительный аккумулятор. Но как ты раскурочил тостер? Он же чуть ли не в блин сплющился! — Жарил хлеб, — скупо пояснил Гейзенберг, заинтересованно смотря в противоположную сторону. — Вместе с корпусом? — уточнил Итан. — Мне показалось, что он медленно нагревается. Я решил подсушить хлеб горелкой, — Карл очень внимательно разглядывал ровный слой снега на холмах, категорически не желая поворачиваться к собеседнику. — Промышленной горелкой для плавки особо твердых пластмасс, — подсказал ему добрый Уинтерс. — Ну откуда мне было знать, что там такая хрупкая жесть? — возмутился Гейзенберг. Зураб сделал вид, что внезапно закашлялся и прикрыл лицо рукавом. — А миксер ты как расхреначил? — не унимался Итан. Карл никогда не признавался, как он сломал очередной бытовой прибор. Просто смотрел виновато или начинал психовать. — Хотел закрутить венчики телекинезом, — вздохнул он, так старательно сворачивая шею в сторону, что сошел с тропинки и провалился в снег почти по задницу. — Ну ты еще в какую-нибудь яму свались, — проворчал Уинтерс, выдергивая сердитого Гейзенберга обратно на тропинку и помогая отряхивать снег, усиленно при этом колотя по тылу. — Уинтерс, хватит меня по жопе лупить. Я тебе новую микроволновку куплю, — Карл отпрыгнул в сторону и чуть не свалился обратно в снег. Зураб уже откровенно хохотал, согнувшись практически пополам. — Хера с два ты мне купишь, — Итан отряхнулся сам и пошел вперед, — ты всю зарплату у Герцога спустил на бухло и боеприпасы. — А ты откуда знаешь? — догнал его Карл. — Рэдфилд сказал. — А он откуда знает? — насупился Карл. — Герцог сказал, — ответил Итан, как само собой разумеющееся.  — Ну ничего святого для вас нет. Безбожники. Даже деньги просрать без пригляда нельзя. — А тебе лишь бы просрать что-нибудь, — хохотнул Уинтерс. — А что еще было делать? — Гейзенберг принялся внимательно разглядывать снег с другой стороны. — Не выебываться, — проворчал под нос Итан. — Я посчитал, что так будет правильнее, — услышал его Карл. — Надеюсь, больше ты так не считаешь? — Уинтерс резко остановился и обернулся так, что идущий сзади и смотрящий в сторону Карл практически впечатался ему в грудь. — Уинтерс, скотина, еще раз так сделаешь, я тебя просто ночью прирежу по-тихому. — И у тебя поднимется рука осиротить несчастную малышку лишившуюся матери и вынужденную скитаться со своим безмерно страдающим отцом? — Вот чтоб отец не страдал, я его и прирежу, — сказал Гейзенберг практически в лицо Уинтерсу для убедительности прихватив рукой за горло, — а потом сам ее усыновлю. — А потом ее усыновит Рэдфилд, потому что тебя посадят за преднамеренное убийство, — утешил его Итан. — К черту Рэдфилда, — Карл подтянул Итана за воротник и жарко поцеловал. За его спиной раздался сдавленный всхлип. Гейзенберг оторвался от приятного занятия и нехотя обернулся: Зураб стоял на тропинке в нескольких шагах от них, смотрел печальными глазами и утирал нос рукавом. — Мелкий, ты схрена это сосульки под носом выращиваешь? — поинтересовался Карл, приглядываясь к юному шаману. — Я, это… ну так, задумался, — Зураб в последний раз шмыгнул носом, тернул лицо рукавом и заторопился вперед, аккуратно обходя стоящих по снегу, — пойдемте, чего посреди дороги стоять? Холодно. — И что это было? — Гейзенберг снова повернулся к Итану. — Догони спроси, — меланхолично предложил тот, поправляя рукавицы, — только не слишком упорствуй. В мороз с мокрыми штанами ходить несподручно. Но догонять никого не пришлось — они дошли до нужного места. Зураб, то и дело проваливаясь в снег, тут же погребся на середину площадки, где смутно угадывались очертания камней. Налетев на один из них, он споткнулся, чуть не пропахав носом снег, завыл, пнул камень ботинком, сбросил рюкзак, достал оттуда две палки, быстро собрал их в конструкцию, напоминающую небольшую швабру и принялся сгребать снежный завал с центрального камня. Уинтерс заторопился к краю площадки, где связь была самой стабильной. Гейзенберг с удовольствием бы развернулся и пошел обратно, но Итан упорно настаивал, чтобы он сам отзвонился шефу. Пришлось грестись по белой холодной каше, стараясь не слишком сильно махать ногами, потому что снег уже был повсюду: на штанах, на фуфайке, в карманах, на шляпе, на очках и даже немного в трусах. Рэдфилд, как водится, был хмур, зол и многословен, но вся его пятиминутная тирада сводилась к двум фразам: «срочно тащите обратно свои задницы» и «мы с Розой весело проводим время», после которых Карл окончательно замерз, а Уинтерс срочно захотел пообщаться с дочерью, которая в данный момент спала. — Ты же не хочешь сказать, что будешь сидеть тут изображая снеговик, пока она не проснется? — на всякий случай уточнил Гейзенберг, наблюдая, как Зураб раскладывает на камнях вязанные из овечьей шерсти подстилки. Снег почти стих, что не могло не радовать. Хотя шаман и говорил им перед выходом, чтобы по возможности не задерживались, к вечеру ожидался буран. — Нет. Я буду ходить взад-вперед, чтобы не замело, — подошел к ним Итан. Юный шаман вытащил из рюкзака свертки с бутербродами, пакет с пирожками, старательно замотанную в шерстяной платок фляжку и три кружки. — Сейчас поедим и согреетесь, — он развернул фляжку, разлил содержимое по кружкам, две сразу сунул в руки гостям, а третью подхватил сам, — пейте, пока не остыло. Очень бодрящая штука, как раз для зимы настаиваем. Гейзенберг сделал большой глоток. Пойло сильно пахло елкой, черным перцем и болотной тиной. На вкус оно было тоже не сильно лучше — горьковато-вяжущее, с сильно затхлым привкусом. — Ты уверен, что в нем никто не подох, пока оно настаивалось, — Карл с подозрением покосился в кружку. — Ааа, вы это из-за запаха, да? — Зураб допил свою часть, обтер кружку снегом и вытащил из пакета пирожок, — так тут в составе мох специальный. Очень от простуд помогает и согревает хорошо. Ну на вкус немного приторный, так это с непривычки. — Надо Рэдфилду привезти, пусть привыкает, — Гейзенберг одним махом проглотил содержимое, уселся на подстилку и вцепился в ближайший бутерброд, — ты нам с собой этого зелья отлей, — попросил он Зураба, — мы его шефу презентуем. Пусть от простуды спасается. Минут через сорок они доели бутерброды, а Итан, наконец, пообщался с дочерью. Зураб спрятал в рюкзак кружки, пустую фляжку, бумагу из-под бутербродов и всем видом выражал готовность идти обратно. Гейзенберг вообще превратился в одно сплошное желание свалить отсюда подальше, желательно в тепло и, желательно, с чем-то горячительным внутри. Однако Уинтерс не спешил возвращаться — стоял на краю площадки и усердно тыкал в телефон. Пришлось отрывать зад с относительно теплой подстилки и идти за ним самому. — Ты тут всему отделу отзвониться решил? — заглянул Карл в телефон. — Да хотел посмотреть, как быстрее отсюда выбираться, — Итан снова потыкал по экрану, но ничего не происходило, — связь тут вообще отстой. Позвонить еще худо-бедно можно, а интернет лежит — ни один сайт не открывается. — Пойдем уже, а? — Гейзенберг потянул Уинтерса за рукав, — доберемся до ближайшего города, а там сообразим на ходу. — Последняя попытка, — ответил Итан, отходя практически к самому обрыву. — Слушай, Итан, вот как они тут живут? Я только с овечьей дерюги встал, и уже задница мерзнет, — недовольно проворчал ему в спину Карл. — Как она мерзнет, если на тебе трусы с начесом? — хмыкнул тот. — Как узнал? — прищурился Гейзенберг. — А то ты ночью не раздевался, — отмахнулся Уинтерс, — ладно, пойдем уже. Он сунул телефон в карман, повернулся и зашагал по рыхлому снегу в сторону тропинки. — Уинтерс, ты извращенец. Ты зачем по ночам мои портки разглядываешь? — Карл, тебе давно по голове железякой не прилетало? — Итан даже притормозил, оборачиваясь к собеседнику, — Так я сейчас поправлю. — Давай ты меня лучше в цивилизацию отведешь, — заныл Гейзенберг. — Куда? — Итан недовольно развернулся и снова потопал вперед. Манера Карла включать нытье по какому-нибудь несущественному поводу иногда сильно выбешивала. При всей его профессиональной жестокости в простых бытовых ситуациях он мог вести себя хуже трехлетки. — Да, блять, хоть куда, — след в след двинулся за ним Карл, — я не согласен морозить задницу в неопознанной местности. — Гейзенберг, ты столько времени прожил фактически на свалке металлолома и сейчас жалуешься на отмороженный зад? Да он у тебя должен был отмерзнуть еще сто лет назад. В вашем злоебучем селе бывают сильные морозы. — Меня грела мечта о мести, — беззлобно проворчал Карл скорее для порядка, чем для упрека. — Ну так начни снова о чем-нибудь мечтать, — предложил Итан. «Например, о хорошо натопленной спальне и твоем голом заде», — задумался Гейзенберг. Очередной порыв ветра сдул с ближайшей скалы снеговое облако и швырнул им прямо в лицо. — У-у-у, сука, — Карл плотнее замотался в шарф и попытался сунуть руки в рукава фуфайки. Но рукава были узкими и согреться таким макаром не получилось, — что ж здесь такая холодрыга кругом. Я старый больной пенсионер. Мне нужно тепло, горячая ванна и спиртовые растирания. — Сейчас дойдем и будет тебе тепло. Насчет ванны — не уверен, ты ни в одном корыте не поместишься, но спиртовых вливаний, думаю, организуют с избытком. — Со вкусом мха и лишайника? — ехидно скривился Карл, — слышь, мелкий, а у вас есть что-то полезное, но без этой всей вашей растительности? — переключился он на их проводника. — Могу первача отлить, — меланхолично предложил Зураб, — но он невкусный и смердит старой овцой. — Вернусь обратно — первым делом заберу у толстяка свой ящик пойла. Оно хоть без сюрпризов, — пообещал сам себе Карл, натягивая шарф повыше. *** Назавтра с самого утра в селении началась суматоха. Все носились туда-сюда, как угорелые. Между дворами буквально через час пролегла замысловатая вязь протоптанных дорожек, которые снег просто не успевал засыпать. — Что там за нафиг? — продрал глаза Карл. Итан стоял у окна с чашкой, от которой поднимался пар. — Да опять какой-то местный праздник затевается. Вот все и готовятся заранее, — он отхлебнул из чашки, скривился и выплюнул обратно кусок непонятной травы, — шаман сказал, чтоб ты, как в состоянии будешь, к кузнецу шел. Там то ли помощь, то ли консультация требуется. Завтрак на столе, — махнул Уинтерс головой, указывая на прикрытые полотенцем тарелки. — А ты что делать будешь? — поинтересовался Гейзенберг, вернувшись в комнату после туалетно-водных процедур по укороченной программе. — Старый Шаман к своим колдунам недоделанным пристроил. — До сих пор дуешься? — Карл подвинул поближе миску с пирожками и сунул нос в кувшин с чем-то похожим на чай. Пахло довольно приятно. — Так, немного, — Итан допил свой чай и тоже присел на край скамьи у стола. — Еще скажи, что недоволен, — Гейзенберг откусил сразу полпирожка и дальше развивать мысль не стал. Но Итан и так все понял. — Результатом доволен. Но вот исполнение, как всегда, подкачало, — он махнул рукой, встал и подхватил висящую на стене куртку, — пойду я. Авось эти доморощенные мерлины меня ни в какую жопу не засунут. Карл проводил его взглядом, старательно пережевывая пирожок. Больше всего ему хотелось сорваться с места, догнать этого зануду, зажать в углу между фуфайками и целовать, пока щеки не раскраснеются от жесткой щетины, а губы не начнет саднить. Но вместо этого он откусил очередной пирожок. Сомнения так и не ушли. Тревога тоже никуда не делась, просто затихла на время, давая возможность отойти от зашкаливающего напряжения стойко державшегося все время с момента его ухода. Казалось, они вчера смогли удержаться, не доломать все окончательно и даже вернуть почти как было, но страх все не отпускал, сидел черной дырой внутри и вынуждал сдерживаться, не говорить, не делать, не показывать того, чего хотелось. Уинтерс вышел, а страх занял его место, понемногу заполняя все пространство. На какие-то секунды Карл даже поверил в безумную фантазию, что юные и активные колдуны снова чего-нибудь накосоёбят и Уинтерс попадет в какой-нибудь Усть-Пердюйск, но уже без него. И что потом? Куда бежать? Как искать? Сколько ждать обратно? А вдруг он оттуда и вовсе не вернется? Гейзенберг так задумался, что даже жевать прекратил. И только остатки здравого смысла из последних сил удерживали его от порыва выбежать на улицу в чем был и понестись сквозь снег искать, куда делся этот скотина Уинтерс. — Кирять в мастерских было не в пример легче, — сообщил он кувшину, прежде, чем допить остатки чая. От теплого напитка стало немного легче. Страх уже не так давил изнутри и не корежил реальность, подбивая на безрассудные действия. Нахлобучив шляпу, Гейзенберг натянул фуфайку, вышел из дома и повернул в сторону кузницы. Там всегда было тепло, шумно, приятно пахло жженым углем, а у кузнеца за горном каждый раз находилась для него сухая сигара. *** Мелкий сухой снег, сыпавший почти весь день к вечеру сменился на крупные тяжелые хлопья, медленно и плавно опускающиеся с неба. Это было даже красиво. Ровно до тех пор, пока они не пытались налипнуть на лицо, вцепляясь в бороду, как репьи в штанину. На лужайке снова горели костры. В этот раз они образовывали символический круг в центре которого стояла самая обыкновенная елка, украшенная цветными лентами, пучками неопознанных сухих растений и малость раскисшими от снега печеньями в форме фигурок животных. Когда Карл вернулся из кузницы, Уинтерс помогал юным шаманам закреплять дерево, чтобы не свалилось в костер. Вдвоем с Миро они привязывали елку к вбитым в землю колышкам, а Зураб ходил вокруг и что-то бормотал себе под нос. Завидев Гейзенберга он помахал рукой, подзывая поближе. — Скоро уже начинаем, — воодушевленно замахал он руками. В этот раз очень ровное дерево попалось, даже почти ничего делать не пришлось. Само держится, я только пару слов сверху кинул на всякий случай. Он развернулся и убежал к кострам. Карл стоял в стороне от общей толпы, наблюдал за последними приготовлениями к празднику, за нарядными местными жителями, которые расставляли угощения на низеньких столиках, за кузнецом и его помощниками, которые переходили от одного костра к другому поджигая сухие ветки, за мелкими вредителями, которые умудрялись быть во всех местах сразу и принимать активное участие одновременно в нескольких процессах. И за Итаном, который, довязав последний крепеж, подошел к костру и протянул озябшие от возни в снегу руки к огню. — А ты не замерз? — Старый Шаман, как всегда, подкрался из-за спины. — Не очень, — момент был разрушен и Карл даже слегка расстроился, — что празднуете? — кивком указал он на костры. — Перелом Зимы, — ровно ответил шаман, — может все-таки подойдешь, погреешься? До начала недолго осталось, но замерзать зачем? Нехорошо это. — Мне не холодно, — Гейзенберг упорно не сходил с места. — А ему, — с непонятной интонацией произнес старик. Это не было ни вопросом, ни утверждением, скорее началом фразы, окончание которой предполагалось продолжить собеседнику. — А ему от костра тепло. — Так в этом уверен? — прищурился шаман, глядя на огонь. — Думаю да, — Карл тоже перевел взгляд на костер, в котором с треском лопнуло полено, выбросив вверх сноп искр. — Сомневаешься, — кивнул сам себе шаман. — Возможно, — очередной ворох искр взлетел и погас в темно-серых сумерках. — Страх не лучший помощник. Но он хороший сторож. Не даст сделать лишнего, — старик порылся в кармане и достал оттуда конфету, — хочешь? Карл не раздумывая сгреб угощение и спрятал в свой карман. — Не стой тут. Зачем мерзнуть? — Старый Шаман выудил еще одну конфету, развернул фантик и сунул ее в рот. — Сомневаюсь, возможно? — Карл смахнул с бровей особо крупную снежинку. — Сомнения — это хорошо, — шаман пошелестел фантиком, скатывая из него шарик, — сомнения не дадут застыть, заморозиться, застрять в ненужном. Мальчики ведь никогда не делают того, чего не нужно. Ну косячат по мелочам, так с кем не бывает, — вдруг тепло рассмеялся старик, — а ненужного не делают. Нет. Он повернулся к Гейзенбергу и хитро посмотрел, склонив голову на бок: — Ты правильно сомневаешься. Но кроме сомнений стоит прислушаться еще кое к чему. — И к чему, например? — хмыкнул Карл. — А вот хотя бы к тому, что уже запевают первую песню, — ответил шаман, — а значит, нам пора подходить поближе, если не хотим пропустить самое интересное. Старый Шаман пошел по утоптанному снегу к ближайшему костру. Гейзенберг сначала дернулся за ним, затем остановился, завертел головой, высматривая в толпе светлую лохматую макушку, а заметив искомое у самого дальнего костра развернулся и пошел прямиком туда, где рядом с юными шаманами стоял Уинтерс. А у костров постепенно разворачивалось действо. Несколько человек достали барабанчики и принялись выстукивать неспешный ритм. Все жители подходили к центру и рассредоточивались вокруг елки, постепенно выравнивая круг. Пение, поначалу казавшееся монотонным и заунывным вдруг распалось на четыре голоса, у каждого из которых была своя отдельная партия. От костров по снегу, по людям, по дереву в центре круга плясали хаотичные тени. Мелодия песни совершенно непонятным образом повторяла движение языков пламени, вплетаясь в общий узор праздника. Круг чуть сдвинулся, стал плотнее. Барабанчики застучали громче. Из толпы в круг вышел кузнец с семейством. они подошли к дереву и стали привязывать к ветвям очень необычные украшения. У кузнеца оно было сделано в форме колеса из тонких медных проволочек. Его жена повесила ажурный нитяной круг, отделанный по краю яркими бусинами. дети прицепили какие-то соломенные фигурки и даже трехлетний малыш радостно забросил на елку разноцветный плетеный шнурок. За кузнецом вышла следующая семья. Судя по тому, что все их украшения были сваляны из шерсти, они были продвинутыми местными овцеводами. За ними еще одна семья развесила пушистые шарики из перьев и ниток. За ними еще одна, еще и еще. Постепенно дерево приобретало привычный городскому взгляду рождественский вид несмотря на то, что украшения на ней были весьма далеки от тех, что можно купить в любом магазине. — Оригинальная традиция, — негромко прокомментировал Итан. — Мы следующие, — засуетился рядом Зураб, доставая из кармана нечто плетеное из кожаных шнурков, — вы пойдете? — дернул он Итана за рукав. — Пожалуй, воздержимся, — ответил вместо него Карл, подталкивая шамана вперед, — мы вас лучше тут подождем. Миро с Зурабом ушли. — Если хочешь, сходи, шляпу повесь, — предложил Уинтерс. — Только если ты рядом свои носки повесишь, — не остался в долу Гейзенберг. — Шляпа — к щедрому году. А носки — к теплу в пути, — естественно, Старый Шаман, как обычно, появился из ниоткуда. — И все эти штуки вешают для чего-нибудь? — заинтересовался Итан. — А как же, — покивал головой шаман, — каждый год каждый житель делает своими руками талисман, который потом повесит на елку и загадает желание. — И оно, конечно же, обязательно сбудется, — рассмеялся Итан. — А как же, — серьезно подтвердил шаман, — для того и талисман, чтобы сбылось. — А без талисмана никак? — встрял в разговор Гейзенберг. — Есть одна старая легенда, — начал рассказ старик, — что если в самый короткий день Перелома Зимы сделать своими руками талисман, а в самую длинную ночь повесить его на дерево загадав желание, то оно непременно сбудется, потому что нет ничего темнее этой ночи. И тот, кто смог дождаться рассвета, сможет дождаться и исполнения загаданного. — Красивая легенда, — отозвался Итан, когда старик замолчал, — хотелось бы, чтобы так действительно было. — Так проверь, — предложил шаман, — вдруг старые легенды не врут. — Они, скорее, недоговаривают, — улыбнулся Итан, — вечно потом оказывается еще с десяток странных условий, вроде «пойди туда, хер знает куда». — И такое случается, да, — не стал возражать шаман, — кому и знать, как не вам, — он выудил из кармана нечто связанное из пестрых тряпочек, — пойду, и себе чего-нибудь нажелаю. Новые рукавицы не помешали бы. — Унтерс, тебе новые рукавицы не нужны, а? — пихнул его в бок Карл. — А у тебя что, лишние завалялись? — удивился Итан, глядя, как Гейзенберг начинает на полном серьезе хлопать себя по карманам. Он даже на мгновение поверил, что сейчас тот откуда-нибудь достанет вторую пару перчаток или местных вязаных варежек. — Нету, — сокрушенно развел руками Карл, хитро улыбаясь, — но могу предложить конфету, — хочешь? Унтерс уставился на Гейзенберга почти квадратными глазами: тот действительно держал в руке завернутую в пестрый шелестящий фантик конфету на которую медленно опускались лохматые снежинки. — Хочу, — Итан протянул руку, накрывая ладонь вместе с конфетой. — Пойдемте, там уже гуляют вовсю! — из толпы к ним вывалился Зураб, ухватил Гейзенберга за рукав и потащил в сторону столиков. Итан сунул руки в карманы и пошел следом за ними. Пальцы бережно сжимали шелестящий конфетный фантик. *** — Вот скажи мне, нахуя ты жег тостер? — Итан с громким стуком поставил кружку на стол. После всеобщего празднования они вчетвером ввалились в дом шамана, подростающее поколение колдунов сбегало в кладовку и теперь они дружно сидели за столом и распивали второй кувшин «очень полезной зимней настойки». Из полезного лично Карл отметил в ней достаточно высокий градус и мягкий кисловатый вкус. Пилось это пойло легко, и так же легко било по шарам. Гейзенберг, как самый стойкий, пока еще держался наполовину трезвым, Итан уже приближался к стадии «я теперь я спою песню», а юные шаманы с трудом фокусировали внимание на одной точке. — Нет, ну ты все-таки объясни, зачем его надо было горелкой плавить? — продолжал докапываться Итан. — Хлеб жарил, — Карл разлил остатки настойки из второго кувшина и отправил пустую тару под стол. — Ты бы еще газосварку приволок, — не унимался Уинтерс. Зураб с Миро хихикали, потягивая настойку и наблюдая за их словесной пикировкой. — На газосварку мне денег не выделили, — пожаловался Карл. — Так попросил бы Рэдфилда. Он к нам регулярно по воскресеньям на жаркое приходит, — предложил Итан. — Пожрать на халяву он приходит, — насупился поджигатель тостеров. — А тебе для шефа кусок свинины жалко? — Мне не нравится, что он торчит с нами, как у себя дома, — окончательно надулся Гейзенберг, — и табло у него вечно совковой лопаткой. — Он не торчит, а изредка приходит в гости. К тому же, — многозначительно поднял палец Итан, — сейчас он вообще оказывает акт добровольной помощи сидя у Розы в няньках. — Ты с ним еще за это поцелуйся, — буркнул Карл в кружку. — Зачем? — не понял Итан. — Затем, что я только и слышу: «Редфилд то, Рэдфилд сё, Рэдфилд зайдет на обед, Рэдфилд придет на ужин». Носишься с ним, как дурень со ступой. — Ничего я не… — начал Итан, но Карл отставил кружку, придвинулся вплотную по скамье, обхватил руками лицо Итана и принялся целовать. А чтоб не болтал много. Поцелуй вышел жарким, злым и колючим. В основном потому, что за все время их пребывания у шаманов Итан ни разу не брился. А растительность у него на лице хоть и была гораздо мягче карловой, но все же не натуральный шелк. Сбоку захихикало и засопело. Карл нехотя прервал поцелуй и с укоризной уставился на юных шаманов, в пол-оборота наблюдающих за внезапным интимом. Зураб при этом был красным, как помидор, а Миро, усиленно делал вид, что его интересует исключительно содержимое кружки. — Взрослые парни, а ведете себя как пацаны двенадцатилетние, — покачал головой Итан, — не видели, что ли, ни разу, как мужчины целуются? Миро хрюкнул, выплюнул настойку обратно в кружку и закашлялся. Зураб покраснел еще сильнее и заколотил напарника по спине так, что пыль посыпалась. — А ты в двенадцать за целующимися мужчинами подглядывал? — поинтересовался Карл, придвигаясь максимально вплотную. — Нет, исключительно за одноклассницами в школьной раздевалке, — Итан обнял Гейзенберга рукой за шею и что-то зашептал прямо в ухо. До парней донеслись только «юбка», «сиськи» и что-то про «по спине ботинком». Карл при этом размашисто проводил рукой по спине Уинтерса, каждый раз задерживаясь почти у самой скамьи. Зураб засопел и уткнулся в свою кружку. Итан отвлекся от рассказа о школьных приключениях и покосился на противоположную сторону стола: юные шаманы ошалело наблюдали за происходящим, периодически переглядываясь и делая вид, что все происходящее вообще абсолютно буднично и случается с ними по пять раз на дню. — Да поцелуйтесь вы, наконец, — сердито выдал Уинтерс. Миро подпрыгнул на лавке и отодвинулся от Зураба. Тот от неожиданности поставил кружку мимо столешницы и она с громким стуком приземлилась на пол. — А вы думали, мы ничего не замечаем? — дернул уголком рта Итан, — Они думали, что мы ничего не замечаем, прикинь? — выдохнул он Карлу прямо в лицо. Тот снова вжался Итану в губы. — Что не замечаем? — поинтересовался он через пару минут. — Как они друг на друга смотрят, — довольно сообщил Итан, — целуя Карла в ответ. — И как же? — Гейзенберг одной рукой забрался Уинтерсу под свитер, а вторую сунул за пояс штанов на пояснице. — Младшенький от старшенького чуть ли не кипятком ссыт, — для убедительности Итан ткнул пальцем в сторону Зураба. Лицо юного шамана по цвету из помидорного стало свекольным. — А старшенький делает вид, что не при делах вообще, — доверительно зашептал Уинтерс Карлу так, что слышно было даже в коридоре, — а сам влюбленно вздыхает, когда думает, что никто не видит. Итан потянулся за своей кружкой, выхлебал все, что было налито и с грустью заглянул внутрь: — А что, больше выпить нету? — В кладовке больше ничего не было, — развел руками Миро, — разве что в личных запасах шамана порыться. — Вас самих после такой диверсии шаман не зароет? — А где мое пальто? — заозирался по сторонам Гейзенберг, — ща организуем банкет. Он вскочил с лавки, подбежал к висевшим на стене фуфайкам и принялся интенсивно в них рыться. А! Нашел! — Карл выудил из-под очередного тулупа свое пальто, похлопал по карманам и достал по очереди две темно-зеленых бутылки, — Вот! Я же с собой запас взял, когда из лавки выходил. Он подхватил бутылку, потянул зубами пробку и разлил герцогово пойло по четырем кружкам. — Забористая, — прокомментировал Итан, отпив сразу половину. — Градусов шестьдесят будет, — крякнул Гейзенберг, — Герцог фуфлом не торгует. — Скажи лучше, что ты фуфла не покупаешь, — заржал Уинтерс, — они целоваться будут, или нет? — нхмурил он брови, вглядываясь в юных собутыльников. — Они стесняются, — пояснил ему Карл. — Кого? Тебя что ли? — Итан слегка отклонился назад, чтобы удобнее было фокусировать взгляд, — А чего тебя стесняться? Тебя опасаться надо. А стесняться — это неее. Но я тебе так скажу, — Итан сделал большой глоток, икнул и хлопнул ладонью по столу, — опасаться им нечего: у них же тут ни тостера, ни миксера, даже пылесоса нету. А в остальном ты вполне ничего даже. Ну, когда технику не взрываешь, — Уинтерс похлопал Карла по плечу. — Ты пьян, что ли? — присмотрелся к нему Гейзенберг. — Я трезв, как стекло, — возразил тот, — я понял! — схватил он Карла за локоть, подтянул поближе и громко зашептал, — они целоваться не умеют! Гейзенберг дернулся глазом. — Точно тебе говорю — не умеют! — Итан потряс карлову руку, — Так я сейчас научу! — он заговорщицки подмигнул Гейзенбергу. Тот дернулся вторым глазом. Итан поднялся с лавки и, пошатываясь, обошел стол и шлепнулся на лавку рядом с Зурабом. — Ты целоваться умеешь? — заглянул он шаману в лицо. Зураб икнул и отодвинулся подальше. Итан переместился следом. Зураб сдвинулся еще дальше. Итан подсел практически вплотную и потянулся вперед. Шаман сдвинулся еще дальше и уперся спиной прямо в Миро. Тот обнял перепуганного парнишку за плечи и развернул к себе. — Не дрожи ты так, не будет он ничего делать, — Миро прижал Зураба к себе, одновременно махая Итану, чтобы отползал обратно, — я не позволю. Зураб облегченно выдохнул. — Я действительно тебе настолько сильно нравлюсь? — Миро чуть отстранился. Зураб, старательно глядя куда-то в область пупка старшего товарища, только покивал головой. — Почему? Паренек только пожал плечами и ничего не ответил. Миро провел пальцами по его щеке, обхватил лицо ладонями, вынуждая поднять голову, наклонился и легко коснулся губ Зураба своими. Тот только судорожно всхлипнул в ответ. Миро, уже не сдерживаясь, принялся нетерпеливо покрывать короткими жаркими поцелуями его щеки, губы, спускался к шее, слизывал бегущие по скулам горячие слезинки, гладил по волосам, проводил пальцами по вискам, снова возвращался к губам с каждым разом все больше и больше углубляя поцелуй. Зураб отвечал. Неловко, неумело, неуклюже несмотря на весь свой опыт с шустрыми девицами из соседнего селения. С девицами было просто: ему от них не нужно было ничего, кроме весело проведенного вместе времени. А с Миро — совсем другое. С ним просто хотелось быть рядом, обнимать, прикасаться, словно невзначай, ловить такие же мимолетные прикосновения. Хотелось прижаться к его тонким, пахнущим можжевельником, губам, попробовать на вкус, узнать, какими они могут быть сильными, нежными и горячими. Хотелось стянуть с него все эти жилетки и одежки, чтобы между ними не осталось ничего, кроме чистой доверчивой взаимности. — Почему ты не говорил? — Миро отвлекся от поцелуев и принялся распутывать много численные завязки на жилетке Зураба. — Боялся, — дернул плечом младший шаман. — Чего? — Миро от удивления чуть не оторвал завязку с мясом. — Ты никогда не давал повода, — попытался объяснить Зураб, одновременно расстегивая рубашку Миро. Пальцы подрагивали и пуговица никак не хотела вылезать из петельки, — а я боялся, что ты меня таким не примешь, станешь избегать, обходить стороной. Лучше уж так. — А теперь больше не боишься? — Миро, наконец, совладал с завязками, сдернул жилетку и перешел к пуговицам на рубашке. — А теперь я слишком пьян, чтобы об этом думать, — Зураб скользнул ладонями под рубашку, прижимаясь к Миро так сильно, что чувствовал всем телом, как бьется его сердце, как на шее пульсирует артерия, как подрагивают мышцы на плечах, как в паху становится тесно, от того, что в него ощутимо упирается возбужденный член старшего друга. — Тогда не будем думать, — Миро снова принялся его целовать. В паху стало совсем тесно. Отчаянно хотелось стянуть лишнюю одежду и дать волю накатывающему волнами желанию. Но рядом сидели совершенно неуместные свидетели при которых даже обнять Миро лишний раз было неловко. Зураб скосил глаза: свидетели самозабвенно резались в борьбу на пальцах, периодически отвешивая друг другу щелбаны и допивая, кажись, вторую бутылку. — Давай уйдем, — прошептал он, прервав поцелуй, — я не могу так, когда смотрят. Миро бросил быстрый взгляд на сидящих за столом. — Не думаю, что мы им интересны, — он придушенно хихикнул, — там и без нас весело. Зураб тоже улыбнулся: светловолосый мужчина в расцвете лет пытался дотянуться до лба проигравшего, чтобы отвесить щелбан, а солидный седоволосый дяденька шустро уворачивался, умудряясь при этом периодически щипать победителя за задницу. *** — Знаешь, я им даже немного завидую, — признался Зураб, стаскивая с Миро рубашку. Улучив момент, они все-таки ушли, оставив гостей допивать, доигрывать и разбираться между собой. А им неплохо было и здесь, в их привычной маленькой комнате, где можно было не опасаться ничьих лишних взглядов. — Чему? — Миро в это время был занят очень важным делом — расстегивал младшему шаману штаны. — Они могут быть вместе, — вздохнул Зураб, пробегая пальцами по груди Миро. — Учитывая всю ту поебень, которая им досталась, думаю быть вместе — это самая малость того, что они заслужили, — шустрый шаман тем временем стянул с паренька штаны и отступил на шаг назад. — Чего пялишься? — тут же прикрылся руками Зураб. — Масштабы оцениваю, силы прикидываю, расположение частей… — задумчиво принялся перечислять Миро. — Каких еще частей? — не понял парнишка. — Предполагаю, стрелковых, — шаман расхохотался и сгреб Зураба в охапку, — ну прости, — примирительно пробормотал ему в макушку, — ты такой серьезный был, как будто перед наставником отчитывался. — Болван, — Зураб несильно ткнул друга кулаком в плечо и потянулся за очередным поцелуем. «Мне жаль, что я тебе настолько нравлюсь», — одна рука Миро зарылась в спутавшиеся волосы на затылке, вторая вычерчивала пальцами узоры на пояснице, попутно проходясь по округлой ягодице. Зураб вцепился в лопатки шамана, изо всех сил стараясь придвинуться еще хоть на миллиметр, хотя и без того вжимался грудью настолько сильно, что дышать можно было лишь едва-едва. Этого воздуха хватало на короткие вздохи, во время которых легкие наполнялись не столько воздухом, сколько очередной порцией болезненного желания. «Мы слишком пьяны сейчас», — Миро оторвался от мягких пухлых губ Зураба, прошелся короткими поцелуями вниз до ключиц, лизнул кожу под кадыком. Младший шаман шумно выдохнул. Миро потянул парнишку в сторону лежанки, толкнул на одеяла, опустился рядом на колени и стал целовать бледную кожу живота. Зураб молча лежал с закрытыми глазами и только тяжело дышал периодически вздрагивая всем телом. «Мне жаль, что я не могу ответить тебе тем же», — Миро постепенно спускался вниз, пробегал пальцами по жестким волосам, обводил языком пупок, гладил мягкое бедро. Зураб сжимал плечи шамана сколько хватало сил, до мышечных спазмов, до белых костяшек, почти до крови впиваясь ногтями в кожу. «Все, что я могу — подарить тебе горькую иллюзию о том, как могло бы быть. А взамен заберу надежду на то, что так когда-то будет», — Миро опустился еще ниже. Губы коснулись основания члена. Рука переместилась на внутреннюю сторону бедра, постепенно круговыми движениями смещаясь вверх. Зураб дернул ногой. Ему было одновременно безумно неловко от того, что делает Миро. Хотелось оттолкнуть его, завернуться в одеяло, сделать вид, что ничего не происходит. А еще лучше — сбежать куда-нибудь в кухню или кладовку на ходу натягивая штаны. Но, в то же время, хотелось лежать, закрыв глаза, улавливая только легкие нежные прикосновения, чуть смещаясь бедрами вслед за траекторией губ. Хотелось ощущать эти губы везде и сразу. Хотелось, чтоб так продолжалось бесконечно долго. Ну, или, хотя бы, ближайшие полчаса. «Мне так жаль, что я не могу дать тебе больше. Я ничего не могу тебе дать, кроме этой малости», — Миро провел языком по всей длине члена, задержался на уздечке, обхватил головку губами и стал неторопливо ее посасывать. Одна рука поддерживала Зураба под ягодицу. Вторая так же неспешно двигалась по стволу вверх-вниз в такт губам. Зураб замер и даже дышать практически перестал. С соседскими девицами было все не так. Не так неловко, не так чувственно, не так возбуждающе. Не так заливало попеременно то жгучим стыдом, от которого одновременно пылали уши и холодели пятки, то горячими волнами адреналина, от которого все тело начинало слегка вибрировать. С соседскими девицами было приятно, иногда шумно и весело, часто — быстро и суетливо. С Миро было спокойно и нервно, обстоятельно и стремительно, расслабленно и натянуто так, что чуть тронь, и окружающая реальность разорвется на сотни ошметков. «Сегодня мы настолько пьяны, что не в силах притворяться. А завтра оба старательно будем делать вид, что ничего не было», — Миро чуть усилил нажим, чуть ускорил темп, чуть жестче сжал ягодицу Зураба, чуть глубже раз за разом вбирал напряженный член, помогая снизу рукой. Зураб уже не понимал, отчего у него сейчас кружится голова — от переизбытка алкоголя или от того, что финал неизбежно приближался и оттянуть его он был не в силах. Он лежал, вцепившись руками в одеяло, страшась невпопад кончить от какого-нибудь неловкого движения, поэтому практически не шевелился и только тихо стонал каждый раз, когда головка упиралась в гортань. «Я ведь тоже завидую этим двоим, что по твоей милости снова сидят у нас в доме, пьют очередное ведро настойки, ругаются, ссорятся, спорят, расходятся, а потом снова и снова тянутся друг к другу, находят общую нить и вяжут из нее один на двоих талисман», — Миро ускорился еще больше. Рука уже не гуляла по стволу, а всего лишь придерживала основание, чтобы было удобнее двигаться ртом. Второй рукой он прошелся дальше по ягодице, и стал поглаживать между полушариями, то и дело задевая тонкими пальцами анус. Зураб вцепился в одеяло еще сильнее. Миро провел большим пальцем по анусу. Зураб задержал дыхание и подался бедрами вперед. Пальцы Миро снова оказались между ягодицами. Он надавил чуть сильнее. Зураб хватанул ртом воздух, в горле запершило, он задышал глубже и кончил, содрогаясь всем телом от оргазма и приступа кашля. Миро поднял голову, подхватил валявшуюся рядом рубашку, вытер губы, чмокнул все еще не совсем адекватного паренька в нос и лег рядом, вытянувшись во весь рост — от долгого стояния в непривычной позе колени затекли и теперь неприятно гудели. Зураб придвинулся поближе так, чтобы касаться плечом и бедром. — Я не очень умелый любовник, ну ты понял, — Миро просунул руку ему под спину и обнял прижимая к себе. — Для меня — лучший, — Зураб повернулся на бок, обхватил шамана за талию и уткнулся носом в подмышку. — Не уверен, что стоит меня там нюхать, — усмехнулся на это Миро, но Зураб уже успел уснуть. Длинный праздничный день, непривычно большое количество крепкого алкоголя и морально-эротическое потрясение вырубили его в считанные секунды. Миро подтянул валявшееся рядом одеяло и набросил его на парнишку. Тот пошевелился, но так и не проснулся. «Мне жаль, что ты мне тоже безумно нравишься. И невообразимо жаль, что ты никогда об этом не узнаешь», — Миро еще долго лежал без сна, глядя, как по потолку ползут тонкие изломанные тени, а по щекам на одеяло то и дело скатывались слезы. *** — Да хватит меня за жопу щипать, — Итан отпрыгнул от Карла на пару метров и как раз вовремя, проворная рука уже почти ухватила его за тылы. — Может, мне она нравится, — заржал Гейзенберг. — А ты не можешь проявлять свою симпатию как-нибудь иначе? — ехидно поинтересовался Уинтерс, обходя стол и усаживаясь на лавку напротив Карла, — из твоих запасов еще что-нибудь осталось? Гейзенберг поболтал бутылкой: — Почти половина еще. — Так разливай, чего ждешь? — подсунул Итан поближе свою кружку, — думаю, что на юных экспериментаторов можно не рассчитывать. Им и без нас хорошо. — Уинтерс, ты сегодня какой-то нахрен обезбашенный, — Карл разлил алкоголь на две кружки и вернул одну Итану, — схуяли ты к мелкому целоваться полез? — Да пес его знает, — пожал плечами Итан, — занесло немного. — Немного? — Гейзенберг даже кружку отставил, — да у тебя такой видон был, будто ты его прямо на столе поимеешь в особо извращенной форме. — Это в какой? — тут же полюбопытствовал Итан. — А я ебу, куда тебя завела бы буйная фантазия, смешанная как минимум с литром подозрительного пойла. — Моя фантазия по степени буйства с твоей ни в какое сравнение не идет, — проворчал Уинтерс глядя в кружку. — Смешные они, — Карл допил свою порцию и теперь рассеянно крутил пустую кружку в руках. — С чего вдруг? — поднял глаза Итан. — Мелкие еще, наивные, доверчивые. — Доверчивые? — скривился Уинтерс, — сомневаюсь, что шаманы в их возрасте еще не растеряли остатки наивности и доверчивости. — Ну тебе же поверили, — прищурился Карл, усмехаясь, — это им ты можешь заливать про «светлое и прекрасное», а мне-то извилины не полируй. Ты их тупо на слабо развел. — А чем плохо? — Итан одним глотком допил настойку, встал со скамьи и подошел к окну — снаружи медленно кружились редкие хлопья снега. — Да мне-то что, — Гейзенберг поставил кружку и стал раскручивать ее вокруг своей оси, — а они, может, разберутся, наконец, кто кому товарищ, а кому не только. Итан молчал. Снег кружился, оседая на подоконник. Снаружи стекло почти до половины закрывал сугроб. Гейзенберг отставил кружку, вылез из-за стола, бесшумно подошел к Уинтерсу и положил подбородок ему на плечо. — Простишь? Итан чуть отклонился назад и оперся спиной о карлов торс. — Давно уже, — он еле слышно выдохнул, — еще там, когда вас с этими неумехами обнаружил, — он поерзал лопатками по груди Гейзенберга, устраиваясь удобнее, — ну может не совсем тогда, но к вечеру — однозначно. — Это когда ты спящую красавицу изображал? — фыркнул ему Карл прямо в ухо. — Когда изображал, я на тебя злой был, как сто ликанов. По второму кругу, так сказать. — Так надо было в морду дать. — Чтобы ты потом снова лыжи навострил? Уже окончательно? — Итан возмущенно отмел щедрое предложение. — Если бы не эти двое, я бы не вернулся, — Карл сказал это с трудом выговаривая слова, которые застревали между зубов и никак не хотели произноситься. Он действительно не собирался возвращаться, — еще бы месяц-другой протянул, а потом — дырка в мозгу и «привет, родственнички, в аду свиделись». — Зачем? Одно слово, один вопрос, тревожное ожидание, тепло по спине, щекочущее дыхание по шее, лай собак где-то вдалеке, снова ожидание, рука, потянувшаяся к другой и замершая на полпути. — Испугался. Один ответ, еще больше вопросов, ещё больше тревоги, завывание ветра за стенами, шелест снега по стеклу, еле уловимое дрожание в груди, на которую опирается Итан. — Почему? Странный вопрос, ненужный, неуместный, напрашивающийся на неизбежную рифму, спина сдвигается на миллиметр ближе, теснее, бедро на миг ощущает прикосновение горячей ладони. — Влюбился. Слово повисает в воздухе недоигранной мелодией. Шутит? Не верить? Правда? Что это значит? Что теперь будет? Рука продолжает путь, пальцы упираются в чужие, сплетаются, опутывают корнями, срастаются корой и кожей, не разорвать, не разделить, только рубить по живому с мясом и щепками. — Представляешь, Уинтерс? — горько усмехнулся Карл, — на старости лет влюбился, как сопливый пацан. Вон, как эти пиздюки мелкие. А, может, еще мельче. Стою тут, весь седой, как столетний черт, а внутри пятнадцать. Что делать — не знаю. Что говорить — не знаю. Боюсь сказать херню, и тут же боюсь не сказать ничего. Хочу куда-то бежать, чего-то делать, а что делать? Снова одна херня кругом. Бывший Лорд, гроза всех ушлепков, молот с наковальней в одном флаконе, монстр, которым по дворам детишек пугали, развесил сопли, как школьница-малолетка. Красота! Зассал я, Уинтерс. Втупую зассал. Решил, что если свалю по-быстрому, то лучше будет. — Будет? — Нет. Карл замолчал. Он и так сказал слишком много того, чего не следовало. Лишнее это было. Итан шевельнулся. Гейзенберг напрягся, ожидая, что тот сейчас отступит, отойдет в сторону, отпустит руку. — Сукин ты сын, Гейзенберг, — медленно, с расстановкой проговорил Уинтерс, поворачиваясь, чтобы упереться взглядом в настороженное серебро глаз, — ебучий сукин сын. Возражений не предполагалось. Да и сложно их было высказать, когда твой рот закрыт чужими губами, целовать которые намного приятнее, чем пререкаться. Руки сами потянулись к застежке уинтерсовых штанов. Итан одним рывком стянул свитер и футболку и принялся расстегивать рубашку Карла. На второй пуговице он плюнул на это дело и потащил ее через голову вместе с майкой. Гейзенберг как раз дотянулся до ширинки, отбросив рубашку, он тут же снова поймал губы Итана, одной рукой придерживая его за спину, а второй упорно пытаясь стянуть штаны. — У нас, вообще-то, кровать имеется, — напомнил Уинтерс. Гейзенберг покрутил головой, соображая, где эта самая кровать находится относительно них, схватил Итана за пояс штанов и потащил в сторону лежбища. Не слишком церемонясь толкнул его на одеяла, стащил штаны и рухнул сверху, жадно целуя. — Раздавишь, слоняка, — Итан с усилием спихнул Карла в сторону, потому что тот умудрился разлечься на нем чуть ли не во всю длину. — Соскучился, — Гейзенберг довольно перевернулся на спину, перетаскивая Итана на себя, — приятно. Снова череда коротких жгучих поцелуев. Снова руки гуляют по телу, оглаживая бока, обнимая спину, скользя по бедрам. Снова у них есть куча времени, чтобы не спешить и поэтому они нетерпеливо вжимаются друг в друга, торопливо стаскивают остатки одежды, впопыхах дергают чьи-то волосы, царапаются о чей-то подбородок, толкают по ребрам чьим-то локтем. Обнять сильнее, войти глубже, двигаться быстрее, на грани, на пределе сил, не разбирая, где чей стон срывается в крик на изломе возбуждения, а после сбивается на прерывистый усталый шепот. — У нас снова наблюдается нехватка лубриканта, — рука Итана настойчиво протискивалась между одеялом и карловой задницей. — Где мои штаны? — приподнял голову Карл, — там, кажись, презерватив в кармане валялся. — Такой же столетний, как и ты? — Уинтерс подтащил штаны и принялся одной рукой ощупывать карманы. Вторая в это время усиленно гладила Гейзенберга по яйцам. — Нашел, — отброшенные штаны улетели обратно, — ты какую позу предпочитаешь? Пока Карл задумался над смыслом вопроса, Итан прошелся языком по его члену, накрыл губами одно из яичек и принялся аккуратно его посасывать. Это сильно отвлекало от раздумий о предпочитаемой позе, потому что хотелось похрен чего, лишь бы прямо сейчас. О чем он и сообщил Уинтерсу в перерывах между наплывами возбуждения. — Моя очередь, — отвлекся Итан от своего занятия, — Ich werde dich jetzt ficken. — mein ficken Schimmel, — с умилением в голосе высказался Карл, — чтоб тебе хуй в сортире прищемило, — проворчал чуть слышно сам себе. — Sie sind liebenswert, — не повелся на провокацию Итан, — но я все равно тебя трахну. — А может как-нибудь в другой раз? — Карл попытался сделать умилительное лицо. В итоге получилась рожа в духе лучших фильмов ужасов. Итан переместился повыше, навалился всем весом на Гейзенберга, подпер голову локтем и заправил ему за ухо прядь волос. — Что не так? — Нормально все, — отморозился Карл, потянувшись к итановой заднице. — Ты обещал, — напомнил Итан. — Ебать, Уинтерс, я помню. Но давай в другой раз, а? — Ебать — это именно то, что я собираюсь делать, — согласился Итан, гладя Карла по виску. Гейзенберг сердито засопел, но ничего не ответил. — Что не так? — снова спросил Уинтерс. — Ну так… в общем. Не существенно, — снова ушел от ответа Карл. Итан потянулся вверх и поцеловал его в скулу. — Я не буду спешить, — пообещал он на всякий случай. — Да не в этом дело, — замялся Гейзенберг, — тут, в общем… обещай, что не будешь ржать. — Не буду. Скорее Рэдфилд развеселится, чем я, — торжественно произнес Итан, — ну что не так? — Я никогда не был снизу, — скороговоркой на одном дыхании выпалил Гейзенберг, — ну все. Можешь ржать, — добавил, немного подумав. — А… хммм… как же твой богатый жизненный опыт? — Исключительно по бабам. — Гонишь, — не поверил Итан. — А ты думал, я всю жизнь за мужиками бегаю, что ли? — вспылил Карл, — Чтоб ты знал, я до тебя только одного и трахнул. Да и то в дупель пьяным. — Ну ты все равно гораздо опытнее меня, — утешил его Уинтерс, — если отбросить всех женщин, то я вообще никого не трахал. — А…? — невысказанный вопрос Карла отчетливо читался на лице. — Меня тоже, — буркнул Итан. — Ну и вот, — подытожил Гейзенберг. — Пожалуй одним презервативом тут не обойдешься, — с досадой вздохнул Итан. — Можно потрусить мелких, — предложил Карл. — Нагрянем дружно без штанов в разгар процесса, чтоб наверняка импотентами стали, — заржал Уинтерс, — ладно, хуй с тобой, предлагаю малую программу. Гейзенберг обрадовано притянул Итана к себе и принялся с энтузиазмом целовать. За окном все так же медленно падал снег. В углу комнаты на одеялах два тела сплетались в одно целое. Губы к губам, кожа к коже, сердце к сердцу — у них давно все было на двоих: страсть, жизнь, смерть, страх, надежда — хотя они упорно не хотели этого признавать. Итан водил губами по тонким белесым линиям шрамов на груди Карла. Вся история жизни, написанная неровными чуть выпуклыми линиями, была здесь. Вот этот, короткий и широкий — рубанули по груди железной пластиной. А вот три почти параллельных и изогнутых — сестрица в запале битвы перепутала его с кем-то из нападавших. А этот, почти незаметный, но самый длинный, спускающийся почти до паха, он оставил сам когда-то давно, еще в той, прежней жизни. Уинтерс медленно провел по нему языком дошел до внутренней стороны бедра, слегка прикусил и тут же отправился обратно. — Не-не, оставайся где был, — Карл надавил ему на плечо не давая двигаться вверх. Только вниз, туда, где шрам терялся среди коротких темных волос. Итан снова провел по нему языком плавно смещаясь к возбужденному члену. — Развернешься? — неожиданно предложил Гейзенберг. Итан на мгновение задумался оценивая обстановку. — Лучше сбоку, — поразмыслив выдвинул он встречное предложение. — Переползай, — Карл повернулся на бок закидывая под спину сразу несколько мелких подушек. Не выпуская член изо рта, Итан переместился по одеялу в противоположную сторону и, перекинув ногу через Гейзенберга, ткнулся всем своим «добром» ему прямо в лицо. Тот тут же укусил его за ногу, перекинул ее обратно переворачивая Уинтерса на бок, придвинулся чуть ближе поймал губами головку и стал не спеша ее посасывать. Вдоль позвоночника гуляли дофаминово-адреналиновые волны, в паху «разгулялся» Уинтерс, изнутри распирало игривое желание какого-нибудь бесоёбства. Одна рука придерживала «хозяйство» Итана, чтобы не лезло волосами в нос. Вторая сжимала задницу. Пальцы по-хозяйски прохаживались между ягодицами. Его собственный член был сейчас во власти сильных рук Уинтерса, которые жестко и быстро наглаживали его по всей длине. Поймав ритм движений, Карл постепенно раскачивал амплитуду, все плотнее сжимая губы, сильнее стискивая мягкий зад, глубже проникая пальцами внутрь. Возбуждение нарастало. Он нетерпеливо заёрзал, пытаясь войти поглубже и недовольно заворчал, когда Итан зафиксировал его банально подперев локтем, чтобы не самовольничал. За это он прикусил ему мошонку и сунул в анус сразу два пальца. Уинтерс застонал и замедлился. Гейзенбергу это не понравилось. Пришлось с силой толкнуться вперед, параллельно сжав член Итана у основания и надавив большим пальцем на точку между мошонкой и стволом. Итан застонал громче, дернулся тазом и кончил прямо Гейзенбергу на лицо. — Да что ж ты творишь, HurenSon! — Карл, игнорируя возмущенное мычание, начал двигать бедрами, наплевав на опасность быть покусанным. Уинтерс, впрочем, не слишком спешил его кусать, а всего лишь придерживал член рукой, регулируя угол входа. Через несколько резких нервных толчков он тоже дошел до финала и кончил, прижимаясь лбом к волосатой ноге Уинтерса. Итан лениво перевернулся обратно и разлегся рядом с Гейзенбергом, который пытался стереть остатки спермы с подбородка уинтерсовой футболкой. — Все-таки я тебя трахнул, — осклабился Карл, отбрасывая футболку. — Fick dich! — вяло отозвался Итан, — у меня теперь в горле саднит. — Вернемся домой, я тебя герцоговым пойлом полечу. — Fick dich! — повторил для убедительности Уинтерс. — И себя полечу, — кивнул сам себе Гейзенберг. Итан о чем-то задумался. Его пальцы легко водили вверх-вниз по карловому предплечью, чуть царапая кожу металлом. Гейзенбергу показалось что-то неправильное в этом царапающем ощущении. Он присмотрелся повнимательнее. — Ты им что, сейф вскрывал? — понял он причину несоответствия, кивая в сторону протеза. — В стену швырялся, — поморщился Итан. — А я уж подумал, что ты решил покопаться в сокровищнице нашего любимого шефа, — выдвинул гипотезу Карл, перехватывая руку и поднося ладонь поближе к глазам: на ладони отчетливо было видно покраснение и несколько явных царапин в месте соприкосновения кожи с металлом, — и зачем? — он развернул кисть, чтобы было лучше видно все повреждения. — Почему нет? О том, что этот злополучный протез он еще и ногами попинал, Уинтерс благоразумно решил умолчать. — Глупо, — Карл вернул руку обратно на свое предплечье. — Не глупее, чем твоя пальба по крысам, — пальцы снова побежали по жестким темным волоскам. — Охрененная логика. Моя пальба по крысам вредит только крысам, а не охотнику. — Само собой, — подколол Итан, — после трех ящиков забористого пойла повредить охотнику не способен и сам дьявол. Куда уж крысам. — Откуда ты… а да, шпионы и доносчики. Помню-помню, — скривился Гейзенберг. — И это говорит мне тот, кто разбудил посреди ночи и потащил шпионить за Редфилдом, куда тот по блядям ходит? — Уел, — примирительно согласился Карл, — кто ж знал, что наш великий полководец Крис любитель преферанса.  — Я знал, — рассмеялся Итан, — и говорил тебе не раз. — Так я думал, ты прикалываешься, — Карл в сердцах мотнул головой и прядь волос попала Итану в нос. Тот смачно чихнул. — Делать мне нечего, как про шефа байки сочинять, — Итан отодвинулся подальше, чтобы волосы не лезли в лицо, — он кругом правильный и скучный, как овсяный кисель. Только преферансом и развлекается. — Лучше бы он по блядям ходил, — проворчал Карл. — Лучше давай спать, — тут же отозвался Итан, — и так почти утро. Карл поворочался, устраиваясь поудобнее, прикрыл глаза и принялся вспоминать, как они крались по кустам, стараясь не выпустить шефа из вида, а Итан по дороге вляпался в собачье дерьмо, долго оттирал подошву о траву и предлагал Карлу переебстись со всеми известными науке животными вместо того, чтобы торчать посреди ночи в зарослях самшита, от которого смердело так, будто на него нассала по меньшей мере сотня котов. Уинтерс за спиной пошевелился, бормоча что-то неразборчивое, видимо решил укрыться. Одеял на лежанке было навалено с избытком, хоть в три слоя заворачивайся, но Итан по привычке подкатился практически вплотную к Карлу, уткнулся лбом между лопаток и подергал за прижатый локтем шерстяной уголок: — Одеяло отдай. Гейзенберг приподнял руку — край одеяла пополз назад, укрывая прижимающегося к спине Уинтерса. Сквозь сон чуть слышно доносилось тихое сопение между лопатками. От этого внутри, прямо из солнечного сплетения, по всему телу медленно расползалось ровное тягучее тепло. *** Наутро выглянуло солнце. Снег, не перестававший валить все эти дни, неожиданно стих. Тучи постепенно расходились, демонстрируя высыпавшим на улицу сельчанам ярко-синее небо. — Сегодня пусть распогодится, а завтра и в долину можно, — обрадовал их за завтраком Старый Шаман. Карл выудил из кармана сигару — очередной презент кузнеца — и с наслаждением затянулся. Настроение было на редкость игривым, словно давившая последний месяц тяжесть разом схлынула, оставив после себя непривычную легкость и пустоту. В углу так и стояла итанова елка. Даже сыпаться не начала. Карл подошел к дереву и дернул ветку. В воздухе тут же поплыл смолистый аромат. — Жаль, с собой не забрать, — отозвался Итан, — я хотел сделать Розе настоящее Рождество. — Сделаешь ей Новый год. — Рождество лучше. Елка, фонарики, подарки в коробочках. — Печеный гусь, — мечтательно продолжил Карл пытаясь вытащить что-то из кармана пальто. Нечто там накрепко застряло зацепившись за подкладку. Карл сердито сопел, ругался и упорно дергал пока ткань не треснула. — Вот, — он протянул Итану что-то металлическое и блестящее. — Что это за херабора? — Уинтерс взял непонятную штуку и покрутил в руках. Нечто выглядело как две соединенных между собой зубчатых шестеренки с третьей, поменьше, припаянной поверх. — Те штуки, что они тут на елку вешают. Я вчера у кузнеца сделал, — Карл почему-то стушевался. — А чего оно странное такое? — сомнительная конструкция напоминала то ли ощетинившуюся восьмерку, то ли остаток часового механизма с барахолки. — Так у них тут принято, чтоб хреновина со смыслом была, — Карл ожесточенно поскреб небритый подбородок, — ну я это, подумал, это вроде как мы. И Роза. Итан молча водил пальцем по острым краям маленькой шестеренки, стараясь сопеть не слишком громко.   — Хочешь, повесь, — снова отозвался Гейзенберг, — ёлка в наличии имеется. У меня только шнурка не было. — А чего сам вчера не повесил? — Не хотелось, — отмахнулся тот. — Ну давай повесим. У меня шнурок завалялся, — Итан вытащил из кармана штанов криво сплетенный кожаный шнурок-косичку, — Миро вчера пытался научить плести. Но у меня руки из жопы. Он продел шнурок в припаянную с одной стороны фигурки петельку и завязал концы узлом. — Куда цепить? — повернулся к Карлу. — А вон туда, в середину, — Гейзенберг ухватил руку Итана и потянул в нужное место. Тот накинул шнурок на ветку и подвеска одиноко закачалась посреди еловых лап. — Желание загадал? — пихнул Итан Карла локтем в бок. — А как же, — хохотнул тот, — а ты? — Само собой. — И что пожелал? — Потом скажу как-нибудь. Итан подергал еловую ветку — смолистый аромат усилился. Если прикрыть глаза и не слишком придираться, то можно было представить почти настоящее Рождество. Пусть и заранее. В правильный день они все равно, скорее всего, будут где-то на полпути домой. — С Рождеством, что ли, — повернулся он к Карлу. — С Рождеством, Уинтерс. Они целовались под почти рождественской елкой в полумраке гостевой комнаты в доме старого шамана, в затерянном посреди гор селении и на миг показалось, что сейчас хлопнет дверь, в комнату завалится вечно хмурый Рэдфилд и начнет пространно нудить по поводу того, что праздник на носу, а они занимаются чёрт те чем, и ему снова пришлось ехать за покупками, а он человек занятой, и ему некогда, и вообще, почему они снова его не слушают. — Вы снова меня не слушаете! — гаркнуло над ухом. Итан с Карлом синхронно развернулись. Они стояли посреди своей гостиной, в углу в ведре с песком торчала елка, а в дверном проеме, как символ вечной укоризны, маячил злющий Рэдфилд. — Я безмерно рад, что вы двое, наконец, помирились и удосужились припереться домой из той жопы, в которую снова упиздячили, но праздник на носу, и я опять вынужден таскаться по магазинам, как ебучий шопоголик. А я, между прочим, очень занятой человек. Карл с Итаном переглянулись и дружно заржали.