Бессердечность

У Сакуры горит рука от того случайного, еле уловимого касания к лицу сенсея; девушка чувствует всю нелепость ситуации, хочется долго материться, что выставляет себя только как можно глупее, но всё, что делает ― только послушно садится напротив учителя. Ну, как садится. Сначала глупо в темноте врезается в парту, стоящую позади; потом цепляется колготками за стул, слыша характерный звук рвущейся капроновой ткани. Чёрт бы побрал этот день! И только после того, как все самые глупые вещи в мире можно было совершить, Сакура усаживается на место. ― Невезучий день… ― как бы оправдываясь, говорит девушка. Хатаке только молча поглядывает на всё это. Ему хотелось положить руку ей на голову, как сделал это в первый день, покровительственно, по-дружески согревающе сказать: "Не волнуйся и не суетись", но он просто наблюдал. Ещё никто не пытался ему так отчаянно доказать свою серьёзность и взрослость, как это делала она. И это, чёрт возьми, цепляло, вызывало интерес. ― Давай приступим. ― Одну секунду, ― Сакура меняется в лице, становясь более серьёзной, когда вскидывает руку, чтобы остановить Какаши. Это сильно удивляет Какаши, но он смахивает с лица признаки недоумения сразу, как девушка перестаёт копошиться в школьном рюкзаке и достаёт оттуда тетрадку: примерно на 48 листов, розовую и потрёпанную за время учёбы в школе, исписанную от корки до корки. Что это? ― Вы же не будете против, если я буду пользоваться своими конспектами? Я честно прочитала всё и зафиксировала в свой читательский дневник. Какаши только кивнул, впервые за свою учительскую практику наблюдая такой подход к выполнению его штрафного задания. Он следил за тем, как Сакура завязала волосы в хвостик и принялась листать до нужной страницы в своём литературном дневнике. Немного щурилась, пытаясь рассмотреть написанное. Вот именно в такие моменты она была собой настоящей: задумчивой, живой, увлечённой чем-то. Как на фестивале. Мужчина чувствовал, как его интерес только становился сильнее. Хатаке сосредоточился на том, что происходило сейчас. ― Итак, как называется то, что ты читала? ― простой, невинный вопрос, который всегда веселил Какаши, видя, как ученики терялись сразу же. Но не Сакура. В темноте мужчина различил на её лице смесь эмоций, которые были непонятны ему до тех пор, пока она, чуть испуганная, не произнесла ответ: ― Шодерло де Лакло, «Опасные связи». Оба замерли, чувствуя, какая бессмыслица творится. Они в чьей-то нелепой комедии? Когда Хатаке давал ей это произведение, он совсем не имел ничего такого, о чём он догадывался только сейчас. Да и Сакура только произнеся название осознала, что всё это больше похоже на те сюжеты, когда возлюбленные общаются названиями книг. От стыда хотелось провалиться под землю. Обоим. Учитель запоздало подумал, что всё-таки надо включить свет ― на улице совсем стемнело, но тут в классе резко зажёгся свет и оба зажмурились от неожиданности. ― А вы чего в потёмках? ― Наруто чесал лохматый затылок. ― Наруто? ― удивилась и сразу же обрадовалась Сакура. Узумаки только помахал ей, молча изучая увиденную картину: красное лицо одноклассницы и красные уши сенсея. Чего у них тут происходило? ― Я не помешал? ― Как раз вовремя. Какаши-сенсей только начал принимать произведения, давай резче! Узумаки в последнее время начал браться за ум, поэтому сейчас стоял в классе со всё ещё больной головой, но готовый со смирением принять свою участь и сдать прочитанное. Он вяло прошёл к однокласснице и сел рядом. Какаши поздоровался с ним и перевёл своё внимание на Сакуру, которая хотела лишь сильнее потянуть время и не начинать неловкий разговор с учителем. ― Как зовут главную героиню? ― как ни в чём не бывало продолжил Хатаке. Уши чесались, но он делал вид, что с ним всё в порядке. Сакура уже спокойнее отвечала на элементарные вопросы, не тушуясь под взглядом мужчины и давая осмысленные, развёрнутые ответы. Даже не заглядывала в свои конспекты, которые лежали перед Какаши, а он бегло рассматривал почерк Харуно ― не её школьный, а тот, который был ей удобен. Со своими собственными сокращениями, рисунками, стрелочками, пометками, перечёркиваниями, знаками вопросов. Всё это было до жути интересно. Как и то, что она размахивала руками, войдя во вкус говорить, и начинала уже оспаривать поступки героев. Когда Какаши спрашивал: «Разве этот поступок можно осудить в такой ситуации?», она рьяно доказывала свою точку зрения. Забавная. Однажды обсуждение этого романа с другой девушкой по молодости у него переросло в секс. Сейчас же дело было не в сложной ситуации, не в его новом положении, а в том, что Харуно говорила на интересные ему темы. Она не соблазняла, как это делали её ровесницы. Не заглядывала ему в рот. И это было так приятно. Он чувствовал себя человеком, а не молодым учителем-красавчиком, которого слушают лишь потому, что ждут заветного «Я тебя люблю». Становилось просто приятно, что она видит в нём учителя, которого уважает. С ней было так... просто. ― Я понял, спасибо. Ты сдала. Теперь Узумаки. Парень только обречённо тихо заскулил. Он восхищался Сакурой, её умением говорить без вечных спотыканий и слова-костыля «это», она умела завораживать. Наруто ― нет. ― Это… Я прочитал всё, но запомнил мало что, ― честно признался старшеклассник. ― Давай проверим, ― понимающе кивнул Хатаке и, сменив позу, повернулся к ученику, подставляя взгляду Сакуре свою левую часть лица. Правая рука продолжала прикрывала рот, но слева всё равно было видно родинку и краешек губ. Очень красиво. Не понимаю, какой смысл это вечно прятать. Ко всеобщему удивлению Наруто отвечал на вопросы ― сначала вяло, а потом, когда сам осознал, что что-то помнит, приободрился и даже немного расшумелся. На некоторых вопросах парень провисал, не в состоянии вспомнить подробности, но тем не менее держался отлично. ― Допустим, ― кивнул Какаши, закончив слушать ученика. Время уже было около восьми, нужно было собираться и идти домой. ― Молодцы. Но в следующий раз со мной лучше не спорить, ― в шутку добавил учитель. Тут Сакура очень некстати вспомнила, что та великая тайна, которая мучила её две недели, теперь вот так просто лежит на парте рядом с учителем, с закладкой на явно пикантной странице, и девушка, забывшись, подорвалась с места, глядя в бесстыжие (по её мнению) глаза учителя: ― Так получается, я проиграла из-за какой-то порнушки? Узумаки рассмеялся, видя Розовую Бестию смущённой и возмущённой. ― Это же не имеет смысла! ― девушка искренне не понимала как она умудрилась ввязаться в спор только потому, что хотела узнать о какой книге шла речь. ― Ну да. Не всё, Сакура, должно иметь смысл. Мой секрет не имел смысла и особой ценности, но я решил подыграть Наруто, ― на этих словах Узумаки сник, поняв, что его выставили дурачком. ― Но меня-то вы могли не наказывать, сенсей! ― Ты сама согласилась участвовать. Я не виноват, ― усталость и боль в плечах куда-то пропадала, когда он разговаривал с этими двумя. Становилось менее тревожно жить, что ли. Ну и это веселило его, да. Особенно веселила Харуно, которая прямо сейчас снова не строила из себя взрослую, а была собой ― вспыльчивой, экспрессивной, сорвиголовой в душе. Как ей удаётся совмещать это всё в себе? ― Какаши-сенсей! ― возмущалась Харуно. ― Что? Этот вопрос как-то быстро убил запал девушки. Он отрезвил, напомнив, что на неё смотрит одноклассник и вообще: чего она так взъелась на учителя? Ну подумаешь, читает не самую пристойную книжонку. Ну подумаешь, что Сакура теперь будет накручивать себя. Подумаешь, блять! Хатаке хотел выудить из неё ответ, но понял, что эта её минутная слабость иссякла, и теперь она снова в его присутствии несмелая и неловкая. Он решил больше не мучить учеников, поэтому просто махнул рукой, отпуская по домам. Сакура быстро кинула тетрадку в свой рюкзак. ― Ой, Сакура-чан, это… ― негромко сказал Наруто, взглядом показывая на дырку на колготках. Хатаке лишь быстро скользнул взглядом по девичьим ногам, возвращаясь мыслями к работе. ― Плевать, просто пошли уже домой, ― сквозь зубы сказала Сакура и вылетела мигом из класса. Узумаки не оставалось ничего, как извиниться за подругу, попрощаться с преподавателем и бегом нагнать Розовую Бестию. ― Чёрт, Сакура, подожди, я всё ещё не поправился. А розовый ураган громко топал по школьному коридору, мысленно матеря то, на чём свет стоит. Дурацкий день. Дурацкие колготки. Дурацкий Какаши!