Heartwarming

      Хёнджин снова просыпается первым, наверное, вчера он всё-таки выпил меньше Феликса, который влюблёнными глазами смотрел на льющиеся реки глинтвейна. Он тянется к телефону, продирая ещё сонные глаза и замечая одно непрочитанное сообщение. Dad: Мы с мамой уехали к бабушке, Кками тоже с нами. Надеюсь, ты сможешь приехать. Готовься к тщательному опросу от матери, едва смог уговорить её уехать пораньше, а не дождаться вашего пробуждения. Завтрак на столе… Это ведь Феликс?       Хван закатывает глаза, не понимая, как его всегда довольно-таки спокойный отец умудрился разузнать обо всём. Обычно это мама постоянно совала нос в каждое из его дел, а папа не отсвечивал лишний раз, но оказывается был осведомлён не хуже матери. HHJ: Да, пап. Спасибо, я приеду завтра.       Парень откладывает телефон обратно и прячет лицо в подушке. Сейчас, как никогда становится слишком жарко от объятий спящего Феликса. На самом деле, ему совсем не хочется вылезать, но тело стремительно горит и Хёнджин пытается аккуратно переложить тяжёлую руку. - I know, i know (Я знаю, знаю), - Феликс хрипло шепчет и словно бы недовольно отворачивается, заставляя старшего тихонько посмеяться и теперь уже самому обнять его. - Да-да, я горячий, знаю. - Безумно горячий, - Хёнджин игриво оставляет мягкий поцелуй за ушком парня, не понимая, почему тот ещё несколько секунд ворочается, а затем словно бы ошарашено замирает. - Хёнджина… - Феликс прочищает горло и слегка хмурится. – У нас вчера был секс? - А ты значит ничего не помнишь, да? – Хван прищуривается, замечая, как на лице парня отражается чуть ли ни вся скорбь мира, смешанная с паникой. – Дурачок, ты сам разделся догола и завалился спать. Мне что нужно было одеть тебя? – Он смеётся, утыкаясь в светлое плечо, и никак не может перестать, ведь выражение лица Феликса стоило того, чтобы немного потянуть интригу. - Просто было бы ужасно, если бы я всё забыл… - Ли куда спокойнее прикрывает глаза, осознавая, что не натворил ничего постыдного. - Ммм, - Хёнджин неопределённо мычит, раздумывая над тем, что слова Феликса могли бы означать. В его голове появляется лишь одна мысль и от неё улыбка появляется на лице. Если парень так сказал, значит, дорожит их отношениями, а это так похоже на того открытого и солнечного парня, который так сильно вскружил ему голову. - Можно мне в душ? – Всё больше воспоминаний вчерашней ночи приходят ему в голову, поэтому Феликс с каждой минутой сильнее желает убежать в ванную. – Только твои родители… - Он лишь сейчас понимает, что вообще-то дома у Хёнджина, а это значит, что ему вероятнее всего придётся познакомиться с его родителями, от чего внутри скручивается неприятный жгут волнения, вызывающий лёгкое ощущение тошноты. - Они уехали на пару дней, и, конечно, тебе можно в душ, - Хёнджин снова тихонько усмехается и оставляет ещё один лёгкий поцелуй на шее парня, вылезая из-под одеяла, чтобы подготовить для него одежду и полотенце. – Мне оставить это в ванной или посмущать тебя ещё больше и остаться здесь? – Он улыбается абсолютно искренне, а в глазах точно пляшут дьявольские смешинки. - Оставь в ванной, пожалуйста, - Феликс прячется под одеяло с головой, когда видит этот оценивающий взгляд. Хриплые смешки всё-таки исчезают и тогда приходится собирать собственные вещи с пола, что Феликс делает впопыхах, потому что неизвестно, как быстро вернётся Хёнджин. - Дверь в ванную открыта, не ошибёшься, я займусь завтраком, так что не засиживайся, - как бы не хотелось увидеть вновь милую смущённую и неловкую улыбку Феликса, Хёнджин не входит в комнату, только легко стучит, чтобы привлечь к себе внимание. Не хотелось спрашивать, помнит ли парень о том, где находится ванная, поэтому он просто решает оставить дверь нараспашку.       Феликс ещё никогда не чувствовал себя в таком глупом положении, замерев посреди чужой комнаты в чём мать родила. Ему самому смешно из-за собственных дурацких мыслей, ведь Хёнджин видел его таким уже далеко не один раз, а он по-прежнему, как подросток смущается расхаживать перед ним совсем голым. От того, наверное, поведение старшего кажется ему таким милым. Несмотря на всю абсурдность, он всё равно понимающе относится к его чувствам и не высмеивает за них.       После душа Ли сначала забредает обратно в комнату, но никого там не находит, а потому снова зависает перед стеной полной разнообразных портретов. Хочется тайком сделать фотографию и показать маме, но немного погодя, парень всё-таки отмахивается от этого желания. Хёнджин впустил его в свою жизнь и доверился так, как никто ещё не доверял, поэтому он не станет разрушать это хрупкое чувство лишь ради того, чтобы похвастаться маме. - Я могу отдать его тебе, - старший мягко улыбается, замечая, как Феликс восторженно разглядывает свой портрет. - Н-нет, я не поэтому смотрю, - Ли тушуется и чешет голову, словно бы его застали за чем-то непристойным. – Можно сделаю фотографию и покажу маме? - О, уже начинаешь готовить её к нашему знакомству? – Хёнджин смеётся и легко пожимает плечами. - Я не показывал тебе другие, откуда знаешь, может этот портрет не самый лучший? - Может и не самый, но явно твой любимый, - Феликс снисходительно улыбается, тыкая пальцем в глупую голову. Ясно же, что Хёнджин не повесил бы здесь то, что посчитал бы недостаточно хорошим. - Ну, хорошо, ты можешь сделать фотографию, но сначала мы идём кушать, - Хван фыркает, когда его так нагло разоблачают и тянет младшего за руку на кухню.       Там они уже решают, чем займутся дальше, и выбор падает на продолжение ленивого утра под аккомпанемент хорошего фильма. Тут-то Хёнджин и начинает самодовольно усмехаться, сваливая выбор кино на Феликса, раз уж они поменялись местами, то пусть это касается всех аспектов их жизни. Также мимоходом Хёнджин сообщает о том, что завтра ему придётся уехать на пару дней, к чему Феликс относится абсолютно спокойно, понимающе кивая и прося сделать для Кками фотоссесию в новой обстановке.       Когда приходит пора выбрать фильм, Феликс, наконец, понимает, почему Хёнджин на первых порах становился таким дёрганным. Ему самому теперь невероятно сложно выбрать что-то, чтобы понравилось не только ему самому, но и Хёнджину. Несмотря на то, что они пересмотрели вместе уже целую кучу всего, кажется, словно он всё равно может сделать неправильный выбор. Обычно на рождественские каникулы Фел только и делает, что смотрит комедии и всякую романтичную ерунду, собственно, настроение у него и сейчас идеально вписывается в нечто подобное и он решает рискнуть, нервно забираясь обратно на кровать и вжимаясь в объятия родного и уютного Хёнджина.       Кажется, что этот фильм Ликс видел уже сотню раз, но даже так, он порой цитирует реплики, а потом смеётся, ощущая, какое-то дурацкое пузырящееся счастье глубоко внутри, а потом на слишком уж волнующих моментах, он и вовсе ощущает приливающее тепло к щекам. Плывущие дальше мысли лишь усугубляют его положение, а руки Хёнджина, которые до этого безропотно лежали на плечах, вдруг принимаются наглаживать поясницу, от чего дыхание перехватывает за секунду. Феликс сильнее утыкается носом в чужую шею и глубоко вдыхает приятный аромат, позволяя собственным желаниям и фантазиям на пару минут захватить его голову. - Ёнбока? – Горячее тело младшего буквально лежит на Хёнджине сверху, поэтому ощутить кое-какие вполне нормальные реакции чужого организма, он может довольно-таки ясно. Единственным вопросом в его голове остаётся тот, а хочет ли Ликс на что-то ему намекнуть или это происходит неосознанно и сейчас его милый, смущённый мальчик испуганно дёрнется, стараясь успокоиться?       Феликс сдавленно выдыхает, когда слышит собственное имя, снова произнесённое этим мягким голосом, с лёгкой хрипотцой от долгого молчания. Кто бы ему раньше сказал, что он влюбится в это имя, произнесённое кем-то другим, он бы долго и искренне смеялся, а теперь вот не может сдержать табуны мурашек, вынуждающие жмуриться и вздрагивать, чтобы не расплавиться под горячими расслабляющими касаниями. - Малыш… - У Хёнджина понемногу срывается голос, когда младший едва заметно прогибается в пояснице, реагируя так на его поглаживания. Он ласково проводит пальцами по мягким волосам, надеясь, что Феликс не спит прямо сейчас, а он таким образом не умудряется домогаться до него во сне. – Мне продолжать?       Тело в очередной раз подводит, совсем бессознательно вздрагивая, когда ощущает приятные прикосновения к голове. В горле довольно быстро пересыхает и даже музыка из титров уже не отвлекает. Феликс слегка тянется выше, горячо выдыхая на ухо старшего и не сдерживая сдавленного стона, когда большая ладонь так по-хозяйски ложится ему на ягодицу. Чёрт возьми, в этот самый момент, он понимает, что тянул с этим слишком долго, потому что собственные желания уже готовы разорвать его изнутри. - Когда я думал об этом… Наверное, лучше сказать думал о тебе, - Ликс хрипло шепчет и глупо усмехается, лихорадочно проводя ладонью по чужой груди. – Мне всегда хотелось, чтобы ты сделал это в своей постели, чтобы взял меня именно здесь, Хёнджина, - он облизывает пересохшие губы, поднимая взгляд на лицо старшего и заглядывая в почерневшие, завораживающие своей глубиной, глаза. - Ты решил сегодня просто наповал меня сразить? – Хван хрипит из-за накатившего возбуждения и не может взгляда оторвать от раскрасневшегося лица Феликса, его поблёскивающих губ и россыпи таких обворожительных веснушек. - Совсем нет… - Феликс чуть морщит нос и под глазами появляются глубокие морщинки. – Просто на рождество я люблю дарить много подарков, - он хихикает, укладываясь поудобнее, когда Хёнджин нависает сверху, опасно сощурившись и прожигая его своим горячим взглядом. - Только не дразни меня, Феликс, - Хван говорит тихо, а голос его кажется настолько глубоким, что в нём можно потеряться. Он просто не уверен в собственных силах, а точнее в выдержке, ведь не хотелось сходить с ума, позабыв обо всём на свете, кроме жуткого желания. На самом деле, этого прекрасного парня он бы хотел измучить своими ласками, но понимает, что в первый раз просто не сможет. У него уже сейчас всё внутри дрожит от предвкушения и голову заполняет густой туман тех наваждений, которые порой приходили к нему во снах. - Ты можешь не сдерживаться, Хёнджина… Я не хрустальный, - Феликс тянет лёгкую ухмылку, обхватывая парня за шею и любовно заправляя несколько прядей за уши. – Я подготовился для тебя, - он шепчет в самые губы, чтобы затем прикоснуться к ним в горячем и каком-то слишком нуждающемся поцелуе.       В этот момент Хёнджину просто хочется несдержанно материться, но как только он ощущает прикосновение влажных губ, то прощается и с собственным рассудком, и с какими-либо другими мыслями. Жадность словно поднимает голову где-то внутри, так что он вгрызается в нежные губы и наслаждается полнейшей податливостью потрясающего тела. Феликс совсем от него не отстаёт, ласково ведёт пальцами по выступающим позвонкам и забирается глубже под футболку, легко царапая кожу и также прикусывая чужие губы. Он всё ещё разрывается между желаниями уже, наконец, изнывать от наслаждения или же немного оттянуть удовольствие для большего эффекта. Впрочем, кажется, сегодня Хван не даст ему вообще ничего решать, резко вытряхивая из собственной же футболки, а затем тычется носом в шею и медленно целует разгорячённую кожу, то поднимаясь к уху, то оставляя болезненные отпечатки у самого основания.       Феликса довольно резко простреливает жарким и томительным наслаждением, а ведь Хёнджин не делает ничего большего, лишь забирается своими до одури соблазнительными пальцами под резинку его трусов. Он наваливается сверху так крепко, почти не давая вздохнуть и совсем не позволяет дёргаться. От этих ощущений мгновенно срывается дыхание и, кажется, начинается самое настоящее кислородное голодание, иначе, как объяснить взрывающиеся внутри щекотливые пузырьки, опаляющие его новым жаром, а также безумное желание вдыхать, как можно глубже, словно он остался совсем без возможности насытиться свежим воздухом. - Какой же ты горячий... и уже такой мокрый, Ликси, - Хёнджина прошибает дрожью от нового гортанного оха, который опаляет его шею, да и само тело младшего, будто пылает в его руках, при этом у самого абсолютно нет какого-то чёткого плана, да и мозги уже почти отключились, позволяя чувствам и желаниям взять вверх.       Всё, чего Хвану хочется сейчас, так это просто целовать нежную кожу и продолжать двигать рукой в штанах хныкающего Феликса. Раз за разом ему не надоедает пересчитывать маленькие светлые пятнышки на прекрасном лице, зацеловывая покрасневшие щёки, а затем снова припадать к алеющим обкусанным губам. Их языки сталкиваются в какой-то неравной борьбе, потому что младший отчётливо сдаёт позиции, подчиняясь и стараясь прижаться как можно ближе, бесконтрольно дёргая бёдрами, чтобы резче толкнуться ему в кулак.       Выжигающее изнутри нетерпение буквально сводит с ума, и Феликс с готовностью идёт у него на поводу, полностью отдавая себя во власть чужих рук. Возможно, до этого самого момента у него ещё оставались какие-то страхи, запрятанные глубоко внутри, но лишь ощутив снова близость Хёнджина, его страсть и такое же яркое влечение, все мысли просто исчезают под напором острого удовольствия. Оно столь соблазнительное, что прокатывается по венам, как яд, неумолимо подчиняя себе. Феликсу остаётся только изнывать в оковах собственного дрожащего тела, растворяясь в сладких поцелуях и выстанывая от каждого резкого движения крепких пальцев.       Хёнджин совсем не скоро разрывает влажный глубокий поцелуй, самодовольно ухмыляясь, когда видит напротив абсолютно затуманенные возбуждением и блестящие влагой глаза. Он продолжает целовать подставленную шею и вычерчивает языком какие-то сумасшедшие узоры на подрагивающих плечах и запястьях, постоянно обращая внимание на лицо Феликса. Ему до дрожи нравится исследовать красивое и такое чувствительное тело, пусть он и делал это уже не единожды, но в этот раз все ощущения кажутся совершенно иными. Он предельно ласков с маленькими ладонями, оставляя по поцелую на каждом из пальцев, а затем переходит к нежной коже на животе и покрывает уже её чередой мягких касаний.       Желание начинает всё сильнее разъедать другие чувства, заполняя собой целиком и уже не давая шанса повернуть назад. Старший оставляет алые отметины у пупка и под рёбрами, прикусывает нежную кожу у кромки штанов, ощущая, как напрягаются рельефные мышцы, а вслед за этим Феликс хрипло вздыхает и вскидывает бёдра, словно ощущая ту самую сладкую судорогу, которая предвещает желанный оргазм. Только вот Хёнджин ни за что не позволит ему кончить от своей руки. Он безумно медленно тянет мешающуюся одежду вниз, разжимая пальцы и теперь аккуратно массируя ладонью мошонку и поджавшиеся яички. Несколько минут занимает стягивание собственной одежды, после чего из уст рвутся лишь проклятья, пока он ищет в тумбочке презервативы и смазку.       Это время без каких-либо касаний позволяет Феликсу немного прийти в себя, хотя, он бы предпочёл не ощущать столь холодного чувства, за которым приходит неприятная дрожь. Расфокусированное зрение не сразу выдаёт ему чёткую картинку бледной кожи и напряжённых мышц на широкой спине, к которым так внезапно хочется прикоснуться. Возможно из-за общей затуманенности, его движения оказываются настолько медленными, что Хёнджин просто успевает перехватить его ладонь, вновь прижимая её к своим губам. От самых кончиков пальцев его простреливает точечными разрядами, что вкупе с прожигающим взглядом через светлые волосы, вынуждает несдержанно простонать. - Это я здесь с ума схожу из-за твоих пальцев, Хёнджина... – жалобно выдыхает Феликс, крепче сжимая тёплую ладонь. Теперь уже он едва ощутимо прикасается губами к длинным пальцам, позволяя себе осторожно высунуть язык и попробовать их на вкус. - Сделаешь кое-что для меня? - Он с лёгким чмоком выпускает влажные фаланги изо рта и, прикрыв глаза, раздвигает свои ноги в стороны.       Слишком много раз Феликс представлял себе этот момент, а ещё несмотря на богатую фантазию, просто не мог вообразить какими будут ощущения, когда эти тонкие длинные пальцы окажутся в нём. Будут ли они приносить такое же дикое удовольствие, как ему бы хотелось? Он подносит обильно смоченные пальцы к собственному сжимающему входу, предоставляя Хёнджину полную свободу в дальнейших действиях, а сам касается рукой его члена, легко поглаживая весьма охотно отзывающуюся на прикосновения плоть.       Хван просто задыхается в момент, когда Феликс с таким придыханием произносит его имя и облизывает пальцы. От такого зрелища тугая пружина внизу живота скручивается ещё сильнее, а затем его личный демон просит именно о том, что ему так сильно хотелось сотворить с этим соблазнительным телом. Он горящим взглядом смотрит в лицо напротив, пожирая глазами каждую появляющуюся эмоцию и понимает, что там не осталось места для смущения или неловкости, только возбуждение напополам с вожделением, которые вытряхивают из его мозга всё лишнее.       Феликс блаженно закрывает глаза, плавно двигая бёдрами навстречу растягивающим его пальцам и полностью отдаётся ощущению этой горячей неги, что заполняет каждую клеточку его тела. Он тихонько и томно стонет, облизывая припухшие губы, пока пальцы сильнее сжимают простыни, а в голове бьётся одна простая мысль о том, как же безумно сильно он хочет Хёнджина. Вслед за этим с губ срывается недовольный вздох, прерываемый лишь шелестом упаковки от презерватива. Первый толчок становится для него чем-то таким давно позабытым, но одновременно сводящим всё внутри своим обжигающим жаром. Феликс хрипло постанывает от удовольствия и простого осознания, что они, чёрт возьми, сейчас вместе с Хёнджином, будто бы связанные теми пресловутыми красными нитями судьбы. Наслаждение проникает в него настолько глубоко, насколько это вообще возможно, и старший практически не покидает его тело, плавно покачиваясь и даже не пытаясь ускориться.       Ещё несколько минут назад Хёнджин думал, что его с ума сведёт обилие ощущений, когда он, наконец, окажется внутри своего прекрасного ангела, но ощутив реальную узость горячего тела, внутри словно бы что-то щёлкает. Его буквально затапливает нежностью, которую он во чтобы то ни стало старается передать человеку, которого, кажется, всерьёз любит. Осознание этого факта происходит так легко, что эти мысли почти не задерживаются в голове, плавно заменяясь прокатывающимися по телу волнами слепящего наслаждения. Хван нежно ведёт носом по чужим дрожащим плечам, оставляя лёгкие поцелуи на чувствительной коже. В какой-то момент, он находит руки Феликса, крепко переплетая их пальцы и только затем неспешно принимается увеличивать темп собственных движений. - Мне так хорошо, Ёнбока, - Хёнджин хрипло выдыхает, когда делает очередной глубокий толчок и тесно прижимается к мягким ягодицам, слегка кусая младшего за мочку. Он стонет чуть громче, чувствуя, как сжимаются вокруг члена гладкие стенки и почти рычит, делая ещё одно плавное движение. – С тобой так хорошо… - Старший продолжает качать бёдрами, жарко дыша в чужую шею и ощущая полнейший экстаз от того, что творит.       Феликс же только и может, что сдавленно постанывать в ответ, когда его в очередной раз скручивает болезненными спазмами, а затем наслаждение почти что выворачивает всю душу. Он задыхается, словно тонет в родных горячих объятия, от того и хнычет тихо, но всё равно продолжает подставлять шею под горячие губы, двигая бёдрами вперёд и чувствуя себя предательски счастливым, доверившись Хёнджину и позволив ему буквально всё. Отпечатки чуть грубых касаний отдаются лёгкой болью, а горячие поцелуи выжигают на его теле новые отметины, но всё это лишь приводит их обоих к долгожданному пику наслаждения, после которого невозможно отдышаться. - Почему мы не сделали этого раньше? – Феликс едва шевелит языком, но глупо улыбается, слегка поворачивая голову, чтобы увидеть Хёнджина. Его профиль в полумраке комнаты кажется ещё более красивым, чем обычно, словно его тоже нарисовал какой-то потрясающе талантливый художник. - Потому что два дурака, не знающие как говорить языком, а не только совать его в чужой рот, - Хёнджин хмыкает, сжимает чуть крепче тёплую ладонь, которую по-прежнему держит в своей руке. - Вот тут ты прав, - Ли расслабленно смеётся, и даже после утихшего смеха продолжает ярко улыбаться. Проблема собственного слишком мнительного сознания никак не хочет исчезать. Казалось бы, ему не приходится сомневаться в Хёнджине, но вот как только дело доходит до чего-то серьёзного, какой-то первобытный страх просыпается внутри. - Не думай об этом, - Хван тихонько мурчит и целует парня в висок, обнимая его так крепко, чтобы вытеснить все посторонние мысли из головы, оставив там только собственное тепло.