Wiped out

Тело изгибается в изящном движении, которое в следующую секунду становится резким. Ван Ибо занимает всё пространство танцевальной студии. Он вымещает, наконец, все эмоции, скопившиеся в теле за неделю. За ужасную неделю, которая должна была стать перерывом и глотком свежего воздуха, а обернулась ещё большим мучением и вязким туманом, мешающим нормально дышать и видеть что-то дальше собственного носа. Очень странно, но у Ибо будто бы наступает перегрузка системы, когда он пытается вспомнить все чувства, посетившие его за эти несчастные семь дней. Он ощущал всё происходящее в моменте настолько остро, что сейчас, когда это время находится позади, из воспоминаний остается лишь дымка, которая явно не в состоянии передать всё пережитое. В голове только разноцветные вспышки самых главных моментов: отъезд Сяо Чжаня; его телефон, находящийся вне зоны действия в течение нескольких лишних часов после полёта из-за забытой зарядки; разговор с Исином, планирующим проходить творческий экзамен в то же место, что и Ибо; результаты школьных экзаменов; сообщение матери о том, что она неплохо устроилась на новом месте и всегда будет ждать в гости; роспись за полученный на руки аттестат. Ван Ибо думает, что за эту неделю в его блондинистой шевелюре наверняка прибавилось некоторое количество седых волос, которые вполне могут сойти за редкое мелирование. Смеяться или плакать? На слёзы сил уже практически нет, поэтому единственным доступным вариантом выступает смех. Парень делает очередную связку, спотыкается о собственную ногу и падает на пол. Изо рта сам собой вырывается смех. Ибо ложится на спину, закрывает глаза и хохочет так звонко, что эхо замкнутого пространства повторяет этот звук ещё некоторое время после того, как парень замолкает. Рука ложится на глаза, потирая их с раздражённым остервенением. Ван Ибо медленно садится и окидывает взглядом своё отражение в огромном настенном зеркале. Растрепанные волосы, покрасневшие глаза и искусанные губы явно не добавляют баллов красоты. Парень поправляет съехавшую с плеча футболку и продолжает пялиться на самого себя. Это будто бы кто-то другой. Ибо собирает волосы в небольшой хвост на макушке, и отражение вторит ему. Часть прядей выбивается из незамысловатой причёски практически сразу же. Парень качает головой, пытаясь найти ответы в зеркале, но человек, глядящий на него, потерян ничуть не меньше. Он тоже двигается наугад, он тоже боится сделать лишний шаг или пройти недостаточно. Мелодия телефонного звонка врывается в замкнутое пространство слишком неожиданно. Ван Ибо тихо матерится на собственный испуг и идёт к смартфону, надеясь на то, что этот вызов от Сяо Чжаня. Но надежды рушатся — вполне ожидаемо, ведь Чжань сейчас с головой в работе. — Алло? — Ибо отвечает на звонок не особо радостно. — Привет, ты занят? — Джексон на том конце с легкостью распознает недовольство младшего брата. — Танцевал, — отзывается парень, не желая вдаваться в подробности. — В чём дело? — Я не могу просто так позвонить своему брату? — Давай без этого. — Почему? Мы разве не можем позвонить друг другу, чтобы узнать, как дела? — У меня вот вообще нет настроения на эти прелюдии. Может, просто скажешь, что случилось, а в примерных братишек поиграем в другой раз? Джексон вздыхает и закуривает сигарету. Ибо слышит характерный щелчок зажигалки и думает, что и сам был бы не прочь начать курить, если бы это не влияло пагубно на дыхательную систему, которая нужна ему для танцев хотя бы в приблизительной целости и сохранности, раз уж с нервной всё далеко не супер. — Ты можешь сегодня вечером прийти в ресторан? — всё же переходит к самой сути звонка старший брат, и Ибо тихонько хмыкает. Никто и не сомневался, что просто так ему звонить не будут, но лёгкая обида всё равно оставляет на языке горькое послевкусие. — Мне надо, чтобы ты кое с кем встретился. — Ты там тоже будешь? — Конечно. — И зачем тебе это? — Давай, пожалуйста, без дополнительных вопросов, — просит Джексон, и голос у него замученный настолько, будто от этой встречи он заранее устал и не ждёт совершенно ничего хорошего. — Сможешь или нет? — Допустим, смогу. — Ибо пятой точкой чувствует сквозящий подвох и одним глотком уничтожает остатки воды из бутылки, которую брал с собой на тренировку. — В какой ресторан и во сколько? — В восемь часов. Адрес я тебе скину чуть позже. — Ты серьезно не сможешь обойтись там без меня? Детский вопрос. Абсолютно. Но Ван Ибо не может не попытаться избавить себя от непонятной встречи, взявшейся из пустоты и вызывающей необъяснимую тревогу в сознании. — Ты серьезно думаешь, что я стал бы просить тебя прийти, если бы мог справиться без этого? Один — один. Какой вопрос, такой и ответ. Этого стоило ожидать, но Ибо всё равно недовольно цокает. Джексон это слышит и делает очередную затяжку. На несколько секунд повисает молчание. — Ладно, — сдаётся в итоге Ван Ибо. У него на самом деле, конечно же, изначально не было никакого выбора, но иллюзию эту старший брат создал вполне умело. Всё же он ведет бизнес уже не один год. — Я приду. Надеюсь, это не займёт много времени. — Спасибо, — умело игнорирует последнюю фразу младшего брата мужчина. — Я напишу название ресторана позже. Джексон бросает трубку первым. Ибо несколько секунд смотрит на потухший экран умного устройства, заходит в их переписку с Чжанем, чтобы убедиться, что сообщения, отправленные около часа назад, всё ещё не просмотрены, а затем убирает телефон в карман и направляется в раздевалку, чтобы вскоре отправиться домой. Хоть Ван Ибо и не хочется идти ни в какой ресторан, позорить брата своим замученным внешним видом он не собирается, так что необходимо привести себя хоть и в относительный, но порядок — внешний, конечно же, потому что с внутренним беспорядком разобраться не так уж просто. В половину седьмого Ибо стоит напротив небольшого зеркала в их с Цзытао квартире и чувствует себя нелепо. На нём дизайнерский костюм, который он не надевал со времён того самого открытия развлекательного центра, откуда сбежал на эмоциях, а потом ночевал у Чжаня. Его светлые волосы впервые за долгое время уложены подобающим образом, ни одна прядь не выбивается в попытке закрыть красивое лицо. Вокруг Ван Ибо дешёвая мебель, стены, покрытые одной лишь краской, а на кухне Хуан Цзытао смотрит на полной громкости какой-то идиотский сериал с частым закадровым смехом. Парень пялится в повидавшее много зеркало, и ему кажется, что смех этот, раздающийся на всю квартиру, посвящён ему, а не героям американского сериала. Это всё так глупо. Ибо выглядит дороже, чем вся эта квартира с учётом мебели, но именно отсюда он выйдет через несколько минут и сюда же вернётся после того, как проведет несколько часов в самом вычурном ресторане города. Сплошная игра. Вот только парень не может понять, где именно спрятана ложь. В его убеждении, что он находится там, где нужно? Уведомление о прибывшем такси заставляет взять себя в руки. Ван Ибо ещё раз поправляет ремешок часов, подаренных отцом на шестнадцатилетие и всё это время лежавших в углу дешёвого комода, а затем выходит из квартиры. Если ради брата ему нужно вновь примерить на себя образ богатенького мальчика, не знающего никаких проблем, то он это сделает. И не имеет значения, что внутри от этого так погано, будто нескольких месяцев счастливой жизни и не существовало вовсе. Будто Сяо Чжань и всё счастье, обретенное в процессе отношений с ним, — лишь сон, забравшийся в голову парня, который случайно задремал на одном из роскошных приёмов, не имеющих для него никакой ценности. В такси душно и витает резкий запах лимона: небольшой ароматизатор в виде жёлтой звезды, находящийся на панели, его щедро распространяет. Ван Ибо душно. Ему кажется, что его вот-вот вырвет, хотя парень ничего толком не ел. Он открывает окно, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха, но существенно это не помогает. На улице капает мелкий дождь, а таксист едет со скоростью улитки. Мужчину нельзя винить, ведь они вполне ожидаемо попали в пробку. Но Ибо хочется. Проходит минут пятнадцать, когда скорость с улиточной меняется на черепашью. Небольшой, но прогресс. Ван Ибо смотрит на темнеющий город и не испытывает абсолютно ничего, кроме дикой усталости и чрезмерно сильного желания уехать отсюда. Не то чтобы сбежать было выходом. Сбежать — это никогда не выход. Ибо знает это, ему не четырнадцать лет, чтобы наивно верить, что жизнь в другом городе волшебным образом аннулирует все его травмы и загоны. С переездом на другой край света ты автоматически тащишь туда все свои проблемы, даже если у них нет мест в билете и они не входят в оговоренные авиаперевозчиком двадцать три килограмма багажа и пять — ручной клади. Но Ван Ибо всё же испытывает это необъяснимое желание податься куда подальше. Возможно — на время. Возможно — хоть на несколько недель. Возможно — он просто сходит с ума и ведет себя по-капризному, потому что Сяо Чжань сейчас находится в другом городе. Он чинно звонит каждый вечер и отвечает на сообщения в свободное от завалов время, но этого недостаточно. Но это не то, с чем Ибо может хоть как-то бороться. Он знает на сто процентов, что в выборе между ним и работой Чжань оценит ситуацию трезво и склонится ко второму. Потому что так надо, так правильно. И не имеет значения, что будет испытывать в этот момент сердце мужчины. Что будут испытывать их сердца. Телефон звенит несколькими уведомлениями подряд. Ван Ибо смотрит на экран: входящие от Сяо Чжаня фотографии. Скорее всего, очередные достопримечательности или детали проекта. Старший максимально пытается показать, что он помнит о своем парне даже во время работы, и обычно это греет душу. Обычно. Но не сейчас. В данный момент Ибо кажется, что это всего лишь притворство. Игра ради приличия, потому что обидеть молчанием Чжань не хочет так же, как и дать повод для грусти. Но младший этот повод всё равно находит. "Красиво, Чжань" "Как ты?" Ван Ибо просматривает фотографии и всё же отправляет ответные сообщения. Было бы глупо делать вид, что он не скучает или не хочет общаться. Выдуманная обида неприятно оседает на языке, но парень надеется запить её каким-нибудь приторным коктейлем в ресторане. На пустой желудок, да. Очень умно. Входящий звонок Ибо принимает практически мгновенно. На том конце провода шумно. Видимо, Чжань сейчас находится где-то на улице, потому что слышатся рекламные объявления и гомон людей. — Привет, — Ван Ибо слабо улыбается, поворачиваясь лицом к окну и стараясь убедить самого себя, что водитель такси подслушивать не будет: у него таких клиентов за день проходит целая куча, ему просто неинтересно вникать в телефонные разговоры и проблемы каждого. Мужчина, словно в подтверждение мыслей, делает радио чуть громче. — Привет, с тобой всё в порядке? — без лишних вступлений уточняет Сяо Чжань. Эта прямота обескураживает и раздражает одновременно: каким-то образом человек, находящийся сейчас в куче километров от парня, распознает его состояние куда лучше, чем тот, кто является родным братом. Очередной укол разочарования за сегодня. Ибо думает, что он определенно встал не с той ноги, попал под ретроградный меркурий и согрешил в прошлой жизни одновременно. Иного объяснения тому, что он чувствует себя настолько паршиво без каких-либо, казалось бы, веских причин, у него просто нет. — В порядке, наверное. — Это даже не ложь. Ван Ибо действительно не знает, в порядке ли он, но объективных причин для того, чтобы быть не в порядке, просто-напросто нет. — Ты как? Много ещё работы? Когда возвращаться планируешь? — Я… вполне нормально. Заканчиваем с этим проектом сегодня ночью, — отзывается старший. Ибо боится радоваться раньше времени, но нелепая улыбка всё же забирается на его лицо от мысли, что завтра он уже сможет увидеть Чжаня. Если не ранним утром, то поздним вечером уж точно. Можно будет остаться на ночёвку, а через несколько дней спокойно отправиться на танцевальный вступительный экзамен. — Блин, наконец-то! — Ван Ибо коротко смеётся. Сяо Чжань на том конце провода фыркает с явной улыбкой на губах. Младший может эту картину представить так легко, что на секунду ему даже кажется, будто любимый человек находится рядом. Сидит на соседнем кресле, легонько качает головой и плохо скрывает улыбку. — Когда летишь обратно? — Пока что не знаю, конфетка. Чжань отвечает с лёгкой заминкой, и вот это плохо. Очень и очень. Это значит, что он не особо уверен в своих словах, а случается подобное крайне редко. — Чжань. В чём дело? — даже не думает церемониться Ибо и сразу задаёт волнующий вопрос. — Что произошло? — Всё нормально, — старается убедить младшего Сяо Чжань, но это не работает совершенно, потому что голос у старшего такой, словно кто-то то ли уже умер, то ли вот-вот умрёт. — Скажи мне. — Ибо, всё действительно нормально. — Ты не врёшь? — Почему я вдруг должен тебе врать? — Окей, тогда обсудим это, когда встретимся вживую. Завтра, да? Или послезавтра? Сяо Чжань вздыхает. Этот звук оказывается громче, чем весь шум на заднем плане. Ван Ибо предчувствует нечто неприятное. Он весь подбирается в кресле, выпрямляет спину и открывает окно практически полностью, чтобы выставить пальцы свободной ладони под постепенно усиливающийся дождь. А он ведь не взял зонтик. И даже не посмотрел прогноз погоды перед выходом. Придётся обратно тоже вызывать такси, если Джексон не соизволит подвезти. — Мне предложили остаться здесь на ещё один проект. Он небольшой, практически законченный. Нужно просто внести свои коррективы, но я не знаю, сколько времени это займёт. Может, дня четыре. Может, неделю… Сяо Чжань замолкает. Ван Ибо молчит тоже. Он понятия не имеет, что должен отвечать на это. Что вообще можно ответить на такое. Они оба прекрасно знают, что эти дни выпадают на вступительный экзамен. Они оба в курсе, что поддержка в этот день нужна осязаемая, а не проявляющаяся в скупом сообщении с пожеланием удачи и несколькими сердечками. Однако, если старший останется в другом городе, то так оно и получится. А Чжань, видимо, останется. Он не заводил бы этот разговор, если бы не думал остаться. И не думал бы остаться, если бы не считал проект удачным и достойным его времени. Логическая цепочка, от разрешения которой Ибо не испытывает никакой радости. Это просто пиздец. Не глобальный, чтобы в рамках целого мира. Но весомый пиздец — в рамках уставшего от всего на свете Ван Ибо. — Ты ничего не ответишь? — голос Сяо Чжаня кажется поникшим. — Я не знаю, что тебе отвечать. — Ну, ты можешь озвучить свои мысли по этому поводу? — Ты и сам знаешь мои мысли. Это выпадает на мой экзамен. И это пиздец. С моей точки зрения, потому что я и так вот-вот завою. Но я понимаю, что тебе не стоит упускать этот шанс, если он действительно имеет для тебя значение? Не могу правильно сформулировать мысль. Короче, если этот проект важен для тебя, то мне не остается ничего, кроме как смириться и ждать твоего возвращения. К нему как раз должны будут огласить результаты вступительного… Ван Ибо еле-еле находит в себе силы заткнуться. Он закусывает собственную губу, чтобы не сказать больше ни слова. Чтобы изо рта случайно не вырвалось слишком эгоистичное продолжение фразы, заключающееся в том, что всё это время Ибо придётся и дальше справляться со своей тревогой и неуверенностью самому. — Я могу отказаться, ты же знаешь, — произносит Чжань, и Ибо готов поклясться, что в это время старший устало прикрывает глаза и потирает переносицу. — Между "могу" и "хочу" огромная разница. Ты и сам это знаешь. Поспорить трудно, но Сяо Чжань готов. Иногда желание и возможность могут совпадать — это круто. Но может быть и так, что возможность показывает путь в одну степь, а желание ведёт в другую. Именно на такой развилке находится сейчас мужчина – это отстой полный, потому что он привык считаться и с разумом, и с сердцем, а тут одно явно противоречит другому. Без возможности нахождения удовлетворяющего обе стороны компромисса. — Эти "могу" и "хочу" распространяются в обе стороны. Ты мне важен. Работа мне тоже важна. С любой стороны будет упущенная возможность. Поэтому я, блять, и не могу принять решение, — пытается донести свою точку зрения Чжань. Ибо же чувствует, как начинает закипать. За окном машины гремит гром. Дождь идёт всё сильнее, закрывая город серой пеленой. Парню хочется спрятаться под ней. Стать частью начинающегося ливня и нареветься вдоволь, выбросив к чёртовой матери телефон и забыв обо всех. — Ты хочешь, чтобы я помог тебе выбрать между собой и работой? — переспрашивает Ван Ибо. Его голос становится таким холодным, что у Сяо Чжаня бежит мороз по коже, хоть в Гонконге и самый разгар вечерней жары. — Если ты не хочешь, то я решу сам, но… — Выбирай работу. Ты прекрасно знаешь, что с моей стороны чувства сильнее, поэтому так себя и ведёшь. Ибо знает, что он пожалеет о сказанном уже через пять минут. Измерять в процентах или в цифрах чувства друг к другу просто нелепо и мелочно, словно считать, кто кому больше должен. Но в их паре он любит и боится потерять намного сильнее. Это, как кажется Ван Ибо, очевидный факт. Потому что для него мир делится на Сяо Чжаня и всё остальное. У старшего же, судя по всему, какая-то иная система деления. Она, конечно же, включает в себя Ван Ибо, но — очевидно — не делает его приоритетом. — Ты сейчас серьёзно? — от стали в тоне Чжаня младшего ощутимо передёргивает, но он делает вид, что виной всему дождь, льющийся на улице, и закрывает окно. — Серьёзно. — Ты так считаешь? — А разве я не прав? Если бы похожий выбор стоял передо мной, то я выбрал бы тебя. Без раздумий. Такси останавливается возле нужного ресторана. Водитель смотрит через зеркало на пассажира, ожидая оплаты и прощального кивка. Ван Ибо ловит этот взгляд, слушает пару секунд молчание Сяо Чжаня, а затем сбрасывает вызов, выключая уведомления. Он быстро расплачивается и заходит в ресторан. Хуже быть уже, наверное, не может. Ван Ибо уверяет в этом самого себя, когда говорит хостес фамилию и имя человека, забронировавшего столик. Девушка мягко улыбается, проверяет список гостей, а затем кротко кивает и просит следовать за ней. Он прибыл первый. Джексона и его спутника (или спутницы? Ибо не может знать наверняка) ещё нет. Парень заказывает стакан минеральной воды и утыкается взглядом в свой телефон. Уведомлений на нём практически нет, но, что бесит больше всего, — от Чжаня новых сообщений или звонков не появляется. Значит, они будут играть в молчанку? Хорошо, пусть так оно и будет. Всё равно эта ссора — Ван Ибо пока не понимает, можно ли произошедшее вообще так назвать, — ничего не изменит, если Сяо Чжань хочет остаться в Гонконге и заняться новым проектом. Официантка появляется бесшумно, ставит перед Ибо высокий прозрачный стакан, открывает небольшую бутылку с водой и выливает её содержимое. Он благодарит и делает глоток, думая о том, что эта вода люксового бренда ничуть не отличается по вкусу от обычной, продающейся в небольших круглосуточных супермаркетах. Девушка ненавязчиво уточняет, будет ли он заказывать что-то из еды или подождёт своих спутников. Ван Ибо выбирает второй вариант и возвращается к гипнотизированию телефона. Бессмысленное дело. Если бы Сяо Чжань считал нужным, то перезвонил бы ещё в первую минуту, но этого не случилось. Значит, Ван Ибо его задел. Значит, ему и извиняться. Однако он этого делать не собирается. То ли из принципа, то ли от острой обиды: он всего лишь сказал правду, которая лежала на поверхности, но до этого момента ни разу не была произнесена вслух, в чём его ошибка? — Ты уже тут, замечательно! Джексон садится напротив, изящным жестом привлекает официантку и делает заказ, уточняя, что всё необходимое должно быть для трёх персон, а потом, наконец, встречается взглядом с Ибо. Младший брат выглядит сногсшибательно, однако вызывает это почему-то смешанные эмоции. — Я уже отвык от нарядного тебя, — признаётся мужчина. — Да уж. — Но тебе всё же идёт. — Постарайся не привыкать обратно: это одноразовая акция. Ибо откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. Создается впечатление, что у него раскалывается голова, но узнать наверняка сложно, потому что уже через несколько секунд парень возвращается в исходное положение и вновь пересекается взглядом с братом. Джексон, наконец, понимает причину внутреннего дисбаланса: перед ним сидит практически незнакомый человек. Далеко не тот маленький мальчик, которого он когда-то привык видеть. И не сломленный юноша, который только начал самостоятельную жизнь, не зная, кому и чему в этом мире стоит верить. Напротив Джексона Вана сидит хоть и не полностью уверенный в будущем, но готовый драться за собственные ориентиры Ван Ибо. А это значит, что сегодняшний вечер можно заранее считать провальным. Ещё час назад Джексон был на семьдесят пять процентов уверен в том, что всё пройдёт далеко не гладко. Сейчас же — готов поставить все сто. И даже один процент в качестве надежды на чудо можно не отнимать. — Ибо, — зовёт старший брат спустя минут десять непрерывной тишины, — если сегодня всё пройдёт не супер, то прости меня, ладно? — Эта встреча ведь нужна тебе, а не мне, — пожимает плечами Ван Ибо. В этот момент к их столу подходит официантка. Она ставит в центр дорогой коньяк, марка которого до жути знакома. И, может, это всего лишь совпадение, но сердце в груди Ибо начинает биться быстрее под влиянием держащей руку на шее тревоги. — Мне эта встреча тоже не сдалась, — сделав пару глотков коньяка, качает головой Джексон. — Ты... — в голове, наконец, складывается полная картина. — Что ты задумал? Нет. Не так. Что он задумал? Ван Ибо смотрит на то, как старший брат ведёт плечами, и понимает, что его интуиция была права. Не стоило сюда идти. Но сейчас срываться с места и убегать будет как минимум нелепо. Раз уж он тут, то стоит поставить полноценную, жирную такую точку. Чтобы не было больше и намёка на повод для встречи. Телефон продолжает предательски молчать. Ибо берёт бокал брата, делает из него несколько глотков, а затем возвращает. Джексон по-доброму усмехается, но ничего не говорит. Видимо, это тяжёлый вечер для каждого из них. — Вы оба уже здесь, — звучит вместо приветствия над ухом, когда Ибо в очередной раз впивается взглядом в смартфон. — Лучше бы меня тут не было, конечно, — убирая устройство в карман, отзывается парень. — Но ты всё же тут. — Но это не значит, что я хочу тут быть. — Так убеги отсюда так же, как из дома. Ван Ичжоу всё такой же. Не изменился ни капельки: прежний стиль, привычные жесты, такой же самоуверенный взгляд. Ван Ибо пытается увидеть в отце хоть капельку эмоций, получить малюсенькое подтверждение тому, что его уход всё же повлиял на мужчину. Однако — безрезультатно. Нельзя изменить того, кто меняться не хочет. — Зачем этот цирк? — задаёт Ибо единственный волнующий вопрос. — Сам же сказал, чтобы я больше не появлялся на твоих глазах. Отец приподнимает брови в неопределенном жесте, благодарит официантку за принесённый салат; делает вид, что его вкус ему сейчас интереснее всего на свете. Джексон наблюдает за этим с явным неодобрением, коротко качает головой, а затем опускает взгляд в бокал с алкоголем. Ибо ждёт. Ковыряется столовыми приборами в салате, не имея ни малейшего желания его попробовать. Тошнота вновь подступает к горлу. Парень переводит взгляд на панорамное окно, украшающее соседнюю стену: город уже успел окраситься в чёрно-неоновые тона, но дождь, который льёт, словно из ведра, размывает чёткость картины и накладывает серый фильтр. Это явно не то место, где ему нужно быть. И не те люди, с которыми стоит быть. Ван Ибо просит у официантки бокал вина, игнорируя прожигающий взгляд отца, и опустошает его практически залпом. Лучше не становится. Парень терпеть не может красное сухое. От него на языке оседает неприятная горечь. Но она не в силах конкурировать с той горечью, что разливается внутри с каждой секундой, проведенной за этим столом. С молчащим в кармане телефоном. Всегда может быть хуже, верно? Ван Ибо убеждается в этом в который раз и уже боится зарекаться. Он понятия не имеет, во что выльется этот вечер, но заранее сочувствует себе из будущего. И жалеет себя в настоящем. Стоило ли столько времени убегать от семьи и от воспоминаний, связанных с ней, если какие-то пятнадцать минут звенящей тишины в компании отца и старшего брата заставляют испытывать такую же тревогу, как раньше? Словно с того момента и не произошло никаких изменений вовсе. — Так и будем играть в молчанку? — не выдерживает Ван Ибо. Он со стуком опускает пустой бокал на стол и склоняет голову набок. — Я не доел, — спокойно отзывается отец. Это бесит. Так сильно бесит. Ибо кажется, что он вновь стал двенадцатилетним мальчиком, выжидающим, пока отец, пришедший после работы, помоется, поест, спросит про полученные оценки — отличные, никак иначе — и придёт к благосклонному настроению. Ему просто необходимо, чтобы настроение у мужчины было подходящее, потому что через неделю танцевальный коллектив должен ехать на конкурс, нужно подписать разрешение, а в плохом настроении отец не просто откажется подписывать — порвёт бумагу на мелкие частички и кинет в камин. — А я не хочу есть. И ждать тоже не хочу. Скажи, что хотел, а потом доедай себе спокойно. Ван Ичжоу хмурится, медленно откладывая столовые приборы. Он несколько мгновений держит нечитаемое выражение лица, а затем поворачивает голову в сторону старшего сына. Джексон ловит этот сигнал о помощи, но умело его игнорирует, потому что с каждой секундой всё больше верит в то, что ничего путного из затеи отца не выйдет. — Мне надо позвонить, вы тут сами как-нибудь разберитесь, — объявляет он в итоге, покидая своё место. Чтобы обеспечить честный бой двух невероятных упрямцев, чьи мнения никогда не сойдутся в компромиссе. Ибо провожает старшего брата взглядом. Некоторое время пялится на дверь, ведущую к балкону для курящих, а потом возвращается к лицу отца. Тот выглядит всё таким же собранным, но парень в состоянии понять по этой недолгой заминке, что ближайший родственник просто-напросто сбит с толку. — Так..? — спрашивает Ван Ибо, требуя перейти уже к сути их встречи. — Я обдумал всё. И готов дать тебе ещё один шанс, так что прекращай это шоу. — Произносит Ван Ичжоу, откидываясь на спинку кресла и сцепляя ладони в замок. — Повеселился, поиграл во взрослую жизнь. Можешь прекращать. — Что я могу прекращать? — Весь этот цирк. Возвращайся домой. Изо рта вырывается смешок. Ибо прикрывает рот ладонью, но это скорее наигранный жест, вымученный воспитанием, запрещающим перечить воле отца, чем настоящая попытка скрыть своё веселье, потому что в его глазах всё ещё горит огонь. — Даже не подумаю. Я только-только научился жить, а не выживать. — Это по-детски. Ты пожалеешь через несколько лет, — хмыкает Ичжоу. Он поднимает вверх ладонь, а затем медленно загибает три пальца. — Первое: съемная халупа в ебунах. Второе: дурацкие танцульки с друзьями. Третье: шашни с каким-то... — Мужчина намеренно замолкает, показывая свое пренебрежение. — Серьёзно думаешь, что в будущем тебе будет вот этого достаточно, Ван Ибо? Ибо качает головой. Удивительное обесценивание всего, что ему дорого. О каком диалоге с этим человеком может идти речь, если он даже не пытается понять, что важно для собственного сына. Новость отнюдь не новая. Но от этого менее неприятной она не становится. Наоборот — задевает по-особому. Это режет осколок надежды на то, что когда-нибудь отец хотя бы попытается понять, разбившейся только что вдребезги. — А ты подрабатываешь ясновидящим? С чего взял, что через несколько лет у меня будет всё то же самое, что сейчас? — Потому что ты не сможешь ничего поменять без моей помощи. Да, распространенное убеждение среди родителей. Среди влиятельных родителей — особенно. Словно они не о детях собственных говорят, а о куклах безвольных, которыми можно управлять так, как вздумается: ломать, швырять об стену, высказывать гадости вместо тех, кому они на самом деле должны быть адресованы, решать полностью судьбу и выбрасывать в мусорную корзину, когда наскучит. — Вау, какое самомнение. — Всего лишь констатация факта. — Как же я всё это время без тебя прожил? — разводит ладони в стороны Ибо. — Как не умер-то вообще? А! Точно! Дело ведь в том, что я с тобой никогда нормально и не жил. Никогда тебя нормально не знал. Мне сравнивать не с чем. — Ван Ибо. Прекращай показательное выступление и возвращайся домой, — требует Ичжоу. — Поступишь на экономический, будешь помогать Джексону, а я спокойно уйду на отдых. — Ты издеваешься? — выдыхает парень, даже не желая рассматривать подобный вариант. — Всю жизнь. Всю свою жизнь я слышал о том, что ваш сраный бизнес никогда не дойдёт до моих рук, а сейчас ты... Что ты хочешь? Чтобы я Джексону помогал? А ты его вообще спросил, нужна ему моя помощь или нет? Я вот в этом очень сомневаюсь. — Сначала надо выучиться, а потом уже смотреть, где рабо... — Не буду я на экономе учиться! — перебивает мужчину Ван Ибо. — Ты меня хоть раз в жизни слушал вообще? Я не хочу этого. Даже не рассматриваю этот вариант. Мне глубоко плевать и на экономику, и на бизнес твой. Мне от него за всю жизнь ничего хорошего не досталось. Одни шишки. "Ван Ибо, ты должен то, должен сё". Ничего, кроме этих твоих "должен", я от этого бизнеса не получил. — Конечно, — закатывает глаза Ван Ичжоу, — тебе ведь деньги с неба падали, потому что ты такой особенный! Танцуешь, как девчонка, и с мужиками ебёшься, как она же. Вот это талант! Ибо замирает. Внутренности ошпаривает такой нестерпимой болью, будто его только что кинули живьём в горящее здание, выход из которого заблокирован, и не остается ничего, кроме как истлеть с немым криком на губах. Это до жути ожидаемо, но ударить со спины у мужчины вышло отлично. Воспользовавшись слабым местом. Указав на то, что не устраивает больше всего. Надавив на болевую точку, находящуюся в столь открытом доступе, что ни один нормальный человек так бессовестно и прямо себе действовать не позволит. Вот только Ван Ичжоу — совершенно другой случай. Ему плевать, на что, кому и как жать. Для него главное — желаемый результат. И он, откровенно говоря, от Ван Ибо его бы получил. Раньше. Ещё каких-то несколько месяцев назад парень бы сдался. Признал бы свою никчёмность и протянул бы отцу руки, чтобы тот застегнул на них ментальные наручники. Согласился бы поступить на экономический факультет и быть несчастным всю жизнь, потому что именно так поступить надо. Но сейчас — нет. Сейчас Ван Ибо обидно. Естественно, ему обидно: он такой же человек, как и все, и надеяться на элементарное уважение со стороны родителя кажется логичным. Сейчас Ибо хочется устроить скандал, озвучить все свои мысли и разбить дорогой хрусталь. А сдаваться или чего-то стыдиться парень не намерен. Это его жизнь. И до тех пор, пока она принадлежит ему, он вправе самостоятельно решать, что с ней делать. — Всё сказал? — уточняет Ван Ибо. — Ты пожалеешь в будущем, если сейчас откажешься, — понимая, к чему идёт разговор, обещает Ван Ичжоу. — У тебя ещё есть шанс стать для меня нормальным сыном. — А у тебя уже нет шанса стать для меня нормальным отцом. Ибо чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. Последние детские и подростковые иллюзии насчёт личности отца испаряются здесь и сейчас. Остаются только воспоминания, у которых, к сожалению, нет конца. Все те слова, что он не заслужил. Вся та грубость. Весь тот опыт, трансформировавшийся постепенно в "ты не по годам умён" от окружающих. Ван Ибо смаргивает влагу, быстрым движением стирает её с щёк, а потом улыбается, осознав, что это первый раз за всю жизнь, когда он без стеснения или страха проявляет подобные эмоции перед отцом. — Я не собираюсь возвращаться в тот дом. Даже мама из него сбежала, так почему вдруг должен вернуться? — Потому что ты мой сын. Ты должен думать о стареющем отце. — Нет. У тебя есть те, кто скрасит время, а о чем-то более глубоком стоило подумать раньше. Сейчас уже поздно. Ван Ичжоу сжимает губы. Он, наконец, понимает, почему Джексон говорил, что устраивать эту встречу бессмысленно. Что ж. Он хотя бы попытался. Мужчина наливает себе коньяк, делает несколько глотков, а затем вновь обращается к младшему сыну: — Если ты сейчас уйдешь, то уйдешь навсегда. Я не приму тебя обратно. — Так и планировал. — Я забуду твоё имя навсегда и вычеркну из наследства, — предупреждает Ван Ичжоу. — Тогда так и поступим, — Ван Ибо поднимается со своего места и смотрит на отца сверху вниз. — Прощай. — Вспомнишь меня, когда окажешься где-то под мостом. Но будет уже поздно. — В моей жизни есть не только ты. Точнее говоря, как раз тебя самого в моей жизни и нет. Никогда не было, когда ты был действительно нужен. И теперь уже не будет. Ван Ибо не замечает, как без оглядки уходит из ресторана оказывается на улице. Приходит в чувство только тогда, когда чувствует тяжесть воды на волосах и одежде. Вот вам и костюм. Вот вам и укладка. Теперь можно официально попрощаться со всем этим. Можно порадоваться. Только губы Ибо — крайне предательски с их стороны — кривятся далеко не в улыбке. Парень проходит в сторону, противоположную главной дороге, видит несколько многоэтажек, заходит на небольшой задний дворик последней по счёту и без сил опускается на скамью. Узел, душивший его всю жизнь, пропадает. Дышать становится легче, вот только радости от этого практически никакой нет. Ибо пытается разблокировать экран смартфона, но дождевые капли сбивают сенсор с верного пути. Парень матерится и удерживает одну из трёх кнопок в надежде, что первый номер из быстрого набора всё же будет вызван. Однако очередная капля прекращает эту операцию и отправляет телефон в перезагрузку. Смеяться или плакать тут — неясно, потому что, кажется, сама вселенная не даёт позвонить Чжаню. Ему некуда идти и не с кем поговорить. Из-за отрубившегося телефона он даже не может вызвать такси. Да и вряд ли кто-то возьмёт насквозь мокрого пассажира — разве что за тройную плату, отдавать которую нет никакого желания. Ван Ибо возвращает бесполезное в данный момент устройство в карман и поднимает лицо к небу, позволяя дождю смыть остатки макияжа и слёз, всё ещё бегущих из глаз. Как там говорят? Чтобы понять, куда плыть, сперва надо опуститься на дно? Если посмотреть с такой стороны, то всё не так уж и плохо. По крайней мере, теперь есть путь только наверх.