Wiped out

Понедельники — отдельный круг Ада, и доказывать это можно бесконечно. Ван Ибо отключает будильник, кричащий на всю комнату, и утыкается носом в подушку. Чем ближе окончание учёбы, тем сложнее становится просыпаться. Это, конечно же, закономерный процесс, обусловленный вечным напряжением, но легче от понимания сути происходящего не становится. Ибо с трудом раскрывает глаза и снимает блокировку с телефона, сразу же заходя в диалог с Чжанем, в котором последним непрочитанным сообщением висит стикер с сердечками от старшего. Парень улыбается, несмотря на то, что это был ответ на вечернее пожелание хороших снов, и быстро набирает текст, отправляя его на телефон старшему. "Доброе утро!!" "Я ненавижу понедельник" "И школу тоже ненавижу" После этого следует череда утренних хлопот, сопровожденных тихим ворчанием. В банке с быстрозаваримым кофе еле набирается половина чайной ложки, и Ибо вымученно стонет, понимая, что весь день он будет исполнять роль сонной мухи. Хуан Цзытао, предпочитающий поспать часов до двенадцати, появляется на кухне неожиданно и громко чихает, заставляя Ван Ибо от испуга выронить практически полностью намазанный творожным сыром хлеб из рук и смачно сматериться. Сегодня точно не его день. Потому что понедельник. — Доброе утро, — игнорируя инцидент с завтраком соседа, сонно лепечет Цзытао и подходит к холодильнику, вытаскивая упаковку молока. — Да какое там... — отзывается Ибо и с выражением крайнего сожаления откладывает упавший на пол хлеб на край стола. — Ты чего так рано встал? — У меня сегодня собеседование, — заливая молоком шоколадные хлопья, вздыхает старший и садится напротив. — Поставили на девять, блять. А почему не на семь вообще... — С таким настроем ты всё провалишь, — усмехается Ван Ибо, отпивая кофе, от которого сейчас, наверное, лишь одно название. По вкусу — гадость полнейшая, но выбора особо нет. — Спасибо за веру, — закатывает глаза Хуан Цзытао, помешивая свои хлопья, словно в трансе. — Кстати. К тебе вчера утром приходили. Ибо замирает, так и не откусив ни кусочка от нового подобия бутерброда. К нему элементарно некому приходить, кроме Сяо Чжаня. Но вчера утром они были вместе, значит, мужчина из списка возможных гостей исключается. И остаются пустые страницы. — Исин? — предполагает парень, хоть и звучит это крайне сомнительно: друг перед тем, как прийти в гости, всегда уточняет, дома ли Ван Ибо, прекрасно зная его привычку торчать в танцевальной студии или с Сяо Чжанем. — Не, — качает головой Цзытао и крайне медленно жуёт свой завтрак, кажется, испытывая терпение соседа по квартире. — Мужик какой-то. Или парень. Не уверен, сколько ему лет. Ты же знаешь, я с утра без очков и линз, так что не вижу нихрена. — И что ты сказал? — Что тебя нет. — А он? — Извинился, что потревожил, и ушёл. Это было странно. Ибо кивает, переваривая услышанное, и думает, что это плохо. Очень странно и очень плохо. А разбираться с этим рано или поздно, судя по всему, придётся. И, что самое главное, Ван Ибо не имеет ни малейшего представления о том, кто это мог быть. Не отец и не его люди, тут можно даже не сомневаться. Возможно, кто-то, нанятый матерью, но и это звучит сомнительно. К нему некому и не за чем приходить, поэтому парень в полном тупике относительно этой задачки с явно недостающими условиями. Никакого добра в этот чёртов понедельник быть не может. На занятиях Ван Ибо никак не может перестать думать о том, что рассказал ему сосед по квартире, но мыслей по поводу личности неожиданного гостя всё ещё никаких. Парень накручивает себя до такой степени, что не слышит ничего, кроме собственных мыслей, и в себя приходит лишь тогда, когда Чжан Исин на обеде толкает его в плечо и указывает взглядом на вибрирующий рядом с подносом телефон. Ибо чертыхается, понимая, что он всё это время вообще не обращал внимания на мобильный, что не могло не напрячь Чжаня, привыкшего к тому, что младший, если не находится на тренировке, отвечает практически мгновенно. — Чжань! — парень принимает вызов и тут же расплывается в улыбке, хотя старший его и не видит, на что Исин качает головой. — Ибо, ты куда пропал? Всё в порядке? — Сяо Чжань явно обеспокоен, и Ван Ибо чувствует стыд за то, что заставил возлюбленного переживать без явных на то причин. — Да, всё хорошо. Прости, не смотрел на телефон, — говорит Ибо, крутя в свободной руке палочки для еды. — Ничего не случилось? — уточняет мужчина уже более расслабленным тоном, но явно всё ещё настороженным. — Ничего, — подтверждает Ван Ибо. — Как твоё утро? — Запарное, как и всегда, — хмыкает Сяо Чжань, но младший чётко слышит в его голосе улыбку, и это не может не греть его. — Сегодня придётся задержаться подольше, дедлайны летят. — Напишешь мне, как будешь дома? — просит Ибо, понимая, что на милую переписку в течение для у них сегодня не будет времени. — Конечно. У тебя сегодня будет тренировка? — А куда без неё? — Тогда удачи, конфетка, — говорит Чжань с характерной нежностью в голосе. На фоне слышится голос Юй Биня, наверняка решившего сказать что-то крайне остроумное. Ибо старается распознать речь, но результата это особо не приносит. — И тебе удачи. Юй Бинь зовёт? — Нарывается на подзатыльник, — пыхтит старший. — Ладно, вечером напишу, не скучай. — Всё равно буду, — упёрто отвечает Ибо и слышит, как старший смеется на его реплику, а после обращается к другу, явно собираясь сказать что-то не особо приятное, но узнать более подробным не представляется возможным, потому что вызов прекращается. Чжан Исин бьёт палочками по подносу и просит приступить уже к еде, иначе они наверняка опоздают на следующий урок. Ван Ибо корчит недовольную рожицу, но всё же послушно принимается обедать, припоминая, что на следующий урок лучше не опаздывать. ☽☽☽ Последнее движение, и музыка замолкает. Хань Гэн хлопает в ладоши, объявляя об окончании занятия, и благодарит команду за усердную работу. Ван Ибо смотрит на наставника через зеркало и думает, что благодаря этому мужчине его навыки заметно улучшились за короткий срок. Как и навыки каждого из их танцевальной команды, откровенно говоря. — Наставник Хань, — зовёт мужчину Ибо, когда остальные парни скрываются в раздевалке. — Да, Ибо? — Хань Гэн поднимает голову, отрываясь от блокнота, в котором всегда после завершения тренировки делает одному лишь ему известные пометки. — Можно спросить кое-что? — Конечно. Ван Ибо мнется, не зная, как правильно сформулировать мысль. Выбрать академию, на поступление в которую можно ориентироваться, оказывается слишком сложно для него. Парень понятия не имеет, чем одно заведение отличается от другого. Все сайты практически идентичны, если отбросить в сторону оформление и лишнюю информацию, никак не связанную с отдельным направлением. У всех есть сертификаты, у всех есть награды, у всех есть звания, у всех есть успешные выпускники — а у Ван Ибо нет ни одного предположения, чем всё это отличается. — Как Вы считаете, куда лучше поступать? — в итоге прямо спрашивает парень. Ибо не в силах решить самостоятельно, а Хань Гэн — эксперт, он повидал не одного танцора за свою жизнь, поэтому его совет наверняка будет ценным. По крайней мере — в сравнении с сомнительными инстаграм-блогерами и ютуберами, чьи каналы парень уже практически выучил наизусть. — С твоим уровнем? — уточняет мужчина, а Ван Ибо кивает, ожидая услышать любой вердикт. — Пекинская академия неплохой вариант. — Вы сейчас серьёзно? — округляет глаза Ибо, а Хань Гэн мягко смеется, кивая. — Абсолютно. Либо поезжай в Штаты. — Вау... Ван Ибо приподнимает брови, понимая, что это ему явно не светит. По крайней мере — не с его нынешним денежным состоянием. Невольно в голове всплывают слова матери о том, что ради него и Джексона она и осталась с Ван Ичжоу. Ради денег. От которых Ибо — по иронии судьбы — не получил практически ни копейки. Это смешно. Впервые в жизни Ибо думает, что не отказался бы от семейных денег, но теперь они ему недоступны. И возвращаться к токсичным отношениям лишь ради оплаты обучения он не планирует. — Я попробую поступить в пекинскую. Спасибо за совет, — благодарит Ван Ибо старшего и, получив ответную улыбку, скрывается в раздевалке. Ребята из команды обсуждают приближающиеся с каждым днём школьные экзамены, жалуясь на отдельные дисциплины, а Ибо всё никак не может выбросить из головы слова наставника. Да, он и сам не раз думал об учёбе танцам в Штатах. И даже выбрал три лучших танцевальных школы в Америке. Вот только было это так давно, что сейчас кажется, будто — неправда. Ван Ибо хотел поступить за границу. Лет в шестнадцать постоянно уверял Ван Линь в том, что они должны убедить отца оплатить обучение, но потом понял, что это дело гиблое и перестал пытаться. Сейчас же у него в Китае неожиданно всё, потому что здесь Сяо Чжань. Делать конкретного человека смыслом своей жизни плохо. Завязывать всю свою жизнь на одном человеке — опасно, потому что эта связь может прекратиться в самый неожиданный момент, а ты, потеряв страховку, полетишь на дно. Ван Ибо это знает. Ван Ибо это понимает. Но Ван Ибо всё равно связывает практически все будущие события своей жизни с Сяо Чжанем, потому что по-другому уже не может и не хочет. Поэтому, даже если бы у него были материальные возможности, он бы не стал уезжать в другую страну и оставлять здесь дорогого сердцу человека одного. Он бы попросту не смог так сделать, сам бы уже через неделю сорвался обратно, потому что огромное расстояние и тринадцатичасовая разница во времени это не шутки. Ван Ибо уже с трудом засыпает без пожеланий сладких снов от Сяо Чжаня, и что-то ему подсказывает, что в дальнейшем это разовьется ещё больше. — Ибо, ты сегодня со мной или с Чжанем? — вырывает парня из мыслей Чжан Исин, который как раз складывает в сумку вещи и готовится отправиться домой. — С тобой, слышал же в столовке разговор, — скоро сбрасывая собственную форму в рюкзак, произносит Ван Ибо. — Я не подслушивал. — Да-да. — Иди ты нафиг. Ван Ибо неприлично громко смеётся, прекрасно зная, что любопытство Исина находится на высшем уровне, поэтому вероятность того, что друг ничего не слышал во время обеда, равна практически нулю. Они выходят из студии через десять минут, обсуждая новую хореографию, и Чжан Исин отчего-то замирает, стоит им только отойти на несколько шагов от крыльца здания. — В чём дело? Призрака увидел? — фыркает Ибо, не сводя взгляда с лучшего друга, но тот отчего-то ничего не отвечает, лишь согласно кивая головой. — Ибо, ты только не шугайся, — говорит Исин, а парень от одной лишь этой фразы чувствует, как мурашки начинают бежать по телу от испуга. Не может же быть... — Исин? Кто там? — еле слышно спрашивает парень, отчетливо слыша в вечерней тишине шаги, раздающиеся за его спиной и постепенно приближающиеся. Чжан Исин не успевает ничего ответить, потому что Ван Ибо, почувствовав ладонь на своём плече, без слов понимает, кто стоит позади него. И, когда раздается голос, который парень во снах слышал куда чаще, чем хотелось бы, догадка Ибо лишь подтверждается. — Ибо, тебя прям не поймаешь. — Иди, — просит Ван Ибо лучшего друга, и Исин, понимающе кивнув, направляется в сторону метро. Сам Ибо же делает глубокий вдох и поворачивается лицом к тому, встречи с кем он желал и избегал одновременно в течение долгого времени. Мужчина приподнимает уголки губ в подобии улыбки, но Ван Ибо слишком хорошо его знает, чтобы верить в эту показательную радость и счастье. Потому что на дне глаз всё ещё отчётливо видна обида, которую, видимо, излечить со временем не вышло. — Соскучился по брату? — интересуется Джексон, хотя и так знает ответ на этот вопрос. Конечно, соскучился. Конечно, всё это время жалел о сказанных в порыве злости словах. Конечно, ждал, пока кто-то из них окажется более сильным, чтобы подать руку для примирения первым. Конечно, оказался в итоге тем, кто сейчас не может вытащить из себя ни слова, потому что боится, что просто-напросто не сможет заткнуться, если начнёт говорить. — Видимо, ты соскучился больше, — выдавливает всё же из себя Ибо. Но звучит это как "Видимо, смелости у тебя больше", что не так уж далеко от правды — Конечно, — усмехается Джексон, — я ведь старше. Ван Ибо подается вперед и обнимает брата, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза, но сдерживая их изо всех сил. Да, Ван Ибо разорвал все связи. Да, он прекратил общение с родителями позже, чем с братом, и ни разу об этом не пожалел. Да, он не виделся с Джексоном больше года. Да, он не собирался извиняться и мириться первым, потому что всё то, что он сказал в тот день, было чистой правдой. Но — да, Ван Ибо дико скучал по старшему брату, который, хоть и не был рядом всегда, являлся единственным светлым лучиком в их семье. — Поговорим в какой-нибудь кафешке? — предлагает мужчина, и Ибо без сомнений соглашается. Так у него будет хотя бы мизерный шанс сдержать часть эмоций внутри. — Поехали. ☽☽☽ Это похоже на сцену из типичного подросткового сериала, думает Ван Ибо, когда напротив него официант опускает заказанный кофе, а напротив Джексона — чай. Не хватает только драматичной музыки на фоне и приглушенного освещения. В круглосуточной кофейне светло и уютно, еле слышно играет попсовое радио, и Ибо, пробуя напиток, осознает, что он и не знает, что можно сказать старшему брату в сложившейся ситуации, чтобы не показать себя ещё большим лузером. Противно это всё как-то, откровенно говоря. Телефон в кармане вибрирует, и Ван Ибо наверняка знает, что это сообщение от Сяо Чжаня, потому что время уже приближается к девяти. В голове проносится мысль, что он мог бы сейчас сидеть в машине у любимого человека и выслушивать его жалобы на тупящих коллег и горящие дедлайны, чувствуя при этом небывалую теплоту внутри. Но вместо этого парень сидит в неизвестном месте и пялится на кофейную пенку, ощущая себя самым большим идиотом на свете. Объективно рассуждая, Ван Ибо нечего сказать старшему брату. Тогда, больше года назад, они поссорились прямо на празднике отца, отмечавшего круглую дату и собравшего в честь этого события полный дом гостей. Конечно, они не скандалили на виду у всех. Это происходило в гостевой комнате, в которой Джексон периодически ночевал, приезжая в родительский дом. В тот день мужчина так разозлился, что не стал даже дослушивать младшего брата, пулей вылетев из комнаты и покинув пределы дома. Отец, конечно же, ничего не заметил. Как и всегда — потому что речь свою сыновья уже давно озвучили, а большей надобности в их присутствии и не было. Сейчас Ибо понимает, что это было глупо и наивно. Озвучивать свои мысли насчёт отца тому человеку, который получил от него всё возможное. У Джексона другое виденье ситуации. Другой взгляд на их семью. У него, в конце концов, уже есть собственная семья, и странно было полагать, что мужчина изменит свою точку зрения лишь из-за ссоры с обычно дружелюбным братом. Опять-таки — дружелюбным лишь по отношению к Джексону. Это палка о двух концах, и старшему брату никогда не увидеть обратную сторону. Он не может знать, что чувствует Ван Ибо, что он ставит в свои приоритеты, чем младший брат живёт. Ему это попросту не требуется. Джексон Ван не психолог и не семейный терапевт, он ничего не исправит в сложившейся ситуации, потому что это не в его компетенции. Он взрослый мужчина, который живет своей собственной жизнью, с отцом пересекается лишь в рамках деловых вопросов, а с матерью — по праздникам, и этого достаточно. И это не так уж плохо, потому что, чёрт возьми, да, у Джексона в руках практически вся компания, у него есть прекрасная жена, в которую он был влюблён ещё со времен университета, а отец был только «за» брак, потому что это выгодно для бизнеса, и ему совсем не обязательно бегать хвостиком за младшим братом, постоянно выкидывающим какие-то странные штуки. У Джексона есть всё. И это всё у него было изначально. Его не попрекали финансами, не тыкали носом в репутацию фирмы, потому что в этом не было нужды. Потому что Джексон Ван изначально был для этой фирмы незаменим. А Ван Ибо — изначально ей не был нужен. — Слышал, ты ушёл из дома, — начинает диалог старший брат, и Ибо думает, что это будет тяжело. Это уже отдается тяжестью в душе. — Отец пожаловался? — хмыкает младший. — Нет, с мамой недавно встречался. — Ясно. Эта затея, наверное, заранее обречена на провал. Ван Ибо только сейчас понимает, что они никогда не были близки и не говорили о чем-то, выходящим за рамки семьи. Всегда обсуждали какие-то семейные или приближенные к ним ситуации. Изредка — события, происходящие в жизни общих знакомых. Он едва ли может назвать хотя бы пару увлечений старшего брата, как, впрочем, и сам Джексон может мало что сказать о младшем. — На что ты живёшь? — пытается зайти с другого ракурса Джексон. — Пока что на накопления. Не уверен, как долго смогу на них держаться, конечно, — усмехается Ибо. — А у отца попросить денег? — Я их не возьму. Да и он не даст. Джексон вздыхает и отводит взгляд в сторону. Кажется, ему тоже всё происходящее дается не так уж легко. И отсюда вытекает вполне закономерный вопрос, который Ибо без стеснения озвучивает, чтобы поскорее прекратить эти показушные любезности и перейти к делу: — Почему ты решил встретиться? Скорее всего, это выходит грубее, чем могло бы, потому что старший брат неожиданно выглядит крайне уязвимо. Ван Ибо это не нравится. Ему в принципе не нравится, что он торчит тут и ворошит прошлое вместо того, чтобы лежать в постели и переписываться с Сяо Чжанем или — на худой конец — спать. Что было сказано во время их ссоры в день рождения Ван Ичжоу — затянувшийся шрам, а не кровоточащая рана. Его нет смысла тревожить лишний раз в попытках уменьшить или свести. С ним можно только смириться; принять его и признать пройденным этапом. Возможно, закрыть когда-то татуировкой, но и то — совсем не обязательно. В тот день Ван Ибо впервые указал брату на правду, которая резала глаза всю жизнь. Ибо сказал, что его в этой семье не любят, что он просто красивая игрушка, что настоящее значение имеет для родителей только Джексон, что никто даже искать его не будет в случае пропажи. Это было импульсивно. Это было под воздействием растрепавшего нервы фуршета, в ходе которого к старшему брату все относились уважительно, а Ван Ибо лишь снисходительно улыбались. Но это было искренне. И, откровенно говоря, это были факты. Джексон Ван тогда впервые за свою жизнь поднял голос на младшего брата. Он назвал его зазнавшейся мелочью, сказал, что подросток не может понимать в этом мире абсолютно ничего и попросил выйти из мира, в котором всё внимание должны уделять лишь ему. Это было от шока, что у брата, оказывается, именно такое о нём мнение. Это было не по-взрослому. Это было незаслуженно. И именно поэтому Джексон сейчас сидит напротив Ибо и старается исправить положение. — Я хочу извиниться. Ибо, то, что я тогда сказал... — Ты правда так считал? — перебивает старшего Ван Ибо. — На тот момент — да. Джексон не любит врать. Он предпочитает говорить горькую правду в лицо, чем шептать на ухо сладкую ложь, и в этом, наверное, единственная их с Ибо схожесть. — Тогда тебе не за что извиняться. — Есть. Сейчас я изменил своё мнение. — Как ты его изменил, если мы не общались больше года? С кем ты меня обсуждал? С отцом? С матерью? Да, много же ты обо мне от них узнаешь, — хмыкает парень, делая глоток кофе. Ему бы сейчас выпить какой-нибудь из многочисленных сортов чая Сяо Чжаня, а не вот этот ужас. — Следил за твоими сетями, периодически отправлял специальных людей, чтобы понаблюдали. Видел даже твоё последнее выступление с командой на конкурсе, — приподнимает бровь Джексон, показывая своё одобрение, и Ибо невольно приподнимает уголки губ в улыбке. — Да, это получше, чем мои варианты. Но ты всё ещё мог просто поговорить со мной. — Не мог. Мне надо было сначала всё обдумать. — Долго же обдумывал... — Ну, в перерывах от работы и семейной жизни. Ван Ибо качает головой, потому что ему нечего сказать. Он действительно не знает, что на всё это можно ответить. Его мнение не поменялось. Джексон всё ещё любимчик, Джексон всё ещё наследник и главное лицо компании. Отцу и матери всё ещё есть дело только до него, и это уже даже не обижает. Теперь — не обижает. Потому что у Ван Ибо тоже есть человек, которому до него есть дело. И ему больше не надо биться о стену в попытках достучаться до семьи. — Так ты хочешь периодически общаться? Или просто забыть о прошлом? Я всё ещё не совсем понимаю, — признается Ибо. — Я хочу исправить то, чего не замечал, — отвечает Джексон. — Понимаешь, когда ты был мелкий, я как раз учился, строил карьеру. Прозвучит не очень, но ты, наверное, должен понимать, что мне было не до твоих подгузников. — Ну, я понимаю, к чему ты ведешь. — Вот. Поэтому я как-то пропустил твоё взросление. Привык, что ты шпендик, с которым можно говорить только о мелочах. А потом ты мне выдал такую пламенную речь... Ты прав, ко мне относились по-другому, поэтому я её не понял, не принял и наговорил тебе всякого. — Давай уже просто проедем это, — просит Ван Ибо, чувствуя, как в кармане в очередной раз вибрирует телефон. — Хорошо. Короче говоря, я веду к тому, что сейчас понял реальное положение дел в нашей семье. И хочу загладить свою вину перед тобой. Возможно, если бы я был внимательнее к тебе в детстве, всё сложилось бы по-другому. Ибо вздыхает. История не терпит сослагательного наклонения. Он столько времени страдал из-за этого пресловутого "Если бы", что сейчас на это нет ни сил, ни желания. Он доволен настоящим. Его полностью устраивает нынешняя жизнь, и вновь впадать в апатию из-за размышлений о том, как могло бы быть, если бы старший брат поступил по-другому, Ван Ибо не собирается. — Джексон, уже ничего не изменить. Пожалуйста, давай без... — Но я могу помочь тебе в настоящем, — не дает брату договорить мужчина. — Нет, не так. Я хочу помочь тебе. Хотя бы материально. Тебе ведь хочется перестать париться по поводу денег на жизнь, на учёбу. Да на то же, блин, поступление. Должен же ты хоть что-то получить от нашей компании, кроме травм. Губы Ван Ибо растягиваются в улыбке. Он пару секунд смотрит в глаза брата и неожиданно для себя понимает, что в них плещутся черти. Точно такие же, как периодами бывают в его собственных. Осознав это, Ибо позволяет себе искренне рассмеяться, качая головой, и чувствует, что прошлое действительно стоит уже оставить за плечами. — Окей. Но отец не должен догадаться. — Безусловно. Всё же Ван Ибо постепенно переходит на новый этап своей жизни. А поддержка старшего брата в этом никак не будет лишней.