Wiped out

— Так... что будет, если ваша команда победит? Сяо Чжань сидит рядом с Ван Ибо и его командой в зрительном зале, дожидаясь решения судей. Те находятся на обсуждении за кулисами уже около десяти минут, и все танцоры, расположившиеся на местах рядом с близкими, болеющими за них, с нетерпением ждут результатов соревнования. — Денежный приз и место в любой выбранной нами студии на год, — отзывается Исин, опережая друга. — Плюс кураторство любого выбранного наставника, — добавляет Ибо, с тяжелым вздохом укладывая голову на плечо Чжаня. — Но это для первого места. Для второго и третьего тоже есть плюшки, конечно, но не такие крутые. — Вы заслуживаете первого, не переживай, — убеждает Чжань своего парня, успокаивающе поглаживая ладонь, лежащую в собственной, большим пальцем. Ван Ибо прикрывает глаза и выдыхает еле слышное "Спасибо" в район шеи Сяо Чжаня. Старший ничего не отвечает, лишь сильнее сжимая ладонь парня, чтобы показать, что он рядом, что он в любом случае считает Ибо самым лучшим. В голове Ибо мелькает мысль, что это похоже на сон. Невероятный сон, покидать который он не хочет ни за что на свете. Он чувствует тепло Чжаня всем своим существом, и этого достаточно, чтобы чувствовать себя в данный момент самым счастливым человеком на свете. Но страх потерять это заполняющее светом чувство навязчиво царапает внутренности. Ван Ибо боится открыть глаза и обнаружить, что Сяо Чжаня в его мире никогда не было и нет, что всё произошедшее — лишь очень приятный морок, заполнивший сознание. Однако Сяо Чжань рядом. Он полностью реальный, и его губы прямо сейчас мягко целуют Ван Ибо в макушку, помогая отбросить все необоснованные опасения и тревоги, столь привычно расползающиеся по сознанию без должных на то причин. — Мы дождались, — объявляет мужчина, и Ибо открывает глаза, направляя всё своё внимание на сцену, где судьи торопливо обсуждают между собой последовательность произнесения речей. Сяо Чжань слушает экспертов одним ухом, понимая, что эта часть мероприятия — самая раздражающая. Была в студенческие годы и есть сейчас, потому что никому из присутствующих в зале не интересно слушать общие фразы, направленные на укрепление духа танцоров, всех интересует только финальный результат, который можно было бы огласить и без нудных предварительных речей. Женщина, держащая в руках дипломы призеров, говорит что-то об уникальном опыте этого года, потому что жюри было крайне сложно прийти к единому мнению из-за высокого уровня команд-самоучек, когда Ван Ибо тянется к уху своего — всё ещё трудно в это поверить — новоявленного бойфренда и тихо произносит: — Тут самоучек не так уж много, но мы в их числе. Значит, шанс на победу есть. — Я готов поспорить, что одно из призовых мест за вами, — поворачиваясь лицом к младшему, упрямо утверждает Чжань, в следующую же секунду жалея о своем действии, потому что губы Ибо оказываются непозволительно близко для зала, наполненного людьми. — Так давай поспорим, — взгляд Ван Ибо перемещается с глаз Сяо Чжаня на его губы, а затем обратно. И мысли его слишком быстро уходят в русло, далекое от танцевального конкурса. — На желание? — приподнимает уголки губ мужчина, ведясь на провокацию. — Если мы выигрываем, то я выполняю твоё желание, — уточняет Ибо, понимая, что спор этот складывается, очевидно, не в его пользу, но значения это не имеет, потому что желания их наверняка очень близки. — Договорились, — кивает Чжань, а затем переводит своё внимание на сцену, где оглашают утешительные номинации. Ни одна из них не достается команде Ван Ибо, что означает лишь одно: за ними какое-то из призовых мест. Ибо сжимает ладонь Чжаня сильнее, когда третье место уходит одной из знакомых команд. Получается, за ними либо первое место, либо второе. И тут уж занять не золото будет крайне обидно. Судья, объявляющая финальную тройку, намеренно тянет время, и Ван Ибо с каждой проходящей секундой дышать становится всё тяжелее. Сердце бьется в груди с бешеной скоростью, отдаваясь эхом во всем напряжённом теле. И, кажется, останавливается вовсе, когда приходит понимание, что прямо сейчас Чжан Исин от лица команды забирает диплом, свидетельствующий об их победе. О первом месте. — Видишь, конфетка, не надо было спорить со старшими, — с улыбкой произносит Сяо Чжань, поймав потерянный взгляд Ибо, не верящего в реальность происходящего, а затем притягивает его к себе и обнимает. — Поздравляю с победой. ☽☽☽ Недосып со всем упорством пытается помешать процессу обучения, но Ван Ибо гонит его прочь, уверяя самого себя, что продержаться всего-навсего двадцать минут до конца учебного дня куда проще, чем уснуть прямо здесь и сейчас. Он упрямо переносит примеры, которые разбирает преподаватель по математике, в свою тетрадь, и думает, что отмечать победу всю ночь было не самой лучшей идеей для их команды. И Чжан Исин, размеренно сопящий на одной из соседних парт, с этой мыслью наверняка согласится. Но хорошо одно — свободный от тренировки вечер, который Ван Ибо проведет вместе с Сяо Чжанем. Вчера они распрощались сразу после окончания конкурса, потому что команда настояла на совместном ужине, а быть лишним звеном в танцевальной цепочке мужчина отказался, несмотря на всё радушие, проявленное друзьями Ибо. Однако ближе к вечеру Чжань написал, что мог бы забрать своего парня после занятий, и Ибо даже не подумал отказываться от такого шанса. Особенно — с учетом того, что тренировку сегодняшнюю было решено не проводить, ведь от одного дня перерыва ничего страшного не произойдет. Звонок, который оповещает об окончании урока, является поистине спасительным. Ван Ибо спешно бросает свои учебные материалы в рюкзак, а затем подходит к лучшему другу, тормоша его за плечо. Чжан Исин сонно бубнит что-то себе под нос, видимо, совсем не желая покидать приятный сон, но Ибо упорный: он сжимает плечо друга сильнее и говорит, что они опаздывают на философию, которую Исин обожает всем своим сердцем, несмотря на то, что занятия по этому предмету стоят у них лишь один раз в неделю. — Это было так по-свински, — тянет обиженно Чжан Исин, когда они вдвоем покидают класс в числе последних, — пользоваться моей любовью к философии в корыстных целях. — Не ной, — закатывает глаза Ван Ибо, прекрасно знающий, что возмущается друг лишь для галочки. — Раз так хочешь, в следующий раз оставлю тебя спать на парте. И вместо меня тебя разбудит уборщица. — Постараюсь не спать в следующий раз, — передергивает плечом Исин, вспоминая женщину средних лет, так и норовящую отчитать каждого из учеников за малейший проступок. — Кстати, говоря о снах и всем таком. Ты на ночь к Сяо Чжаню поедешь? — Ну, мы должны с ним встретиться, — кивает Ибо, выглядя чересчур довольным для человека, который проспал от силы часа три. — А там уж посмотрим. Исин хочет сказать, что тут смотреть особо и нечего: раз теперь они в отношениях, то так, скорее всего и будет — особенно, если учитывать, что Ибо и без того уже успел не раз переночевать в квартире Чжаня за две недели их общения. Но слова так и остаются не произнесенными вслух, потому что у парня звонит телефон. На дисплее высвечивается фотография бабушки, и Чжан Исин, предварительно показав экран Ван Ибо, принимает вызов и уходит в другую сторону. Ибо мысленно желает лучшему другу удачи, потому что старушка Исина звонит редко, но метко — настолько, что разговор может затянуться и на пару часов, приняв форму монолога, на который внук лишь периодически угукает. "Чжань" "Я тут как бы всё.." "Постою около входа" "Тебе долго ещё ехать?" Сообщения улетают на телефон Сяо Чжаня, который, согласно приложению, был в сети чуть больше тридцати минут назад. Ван Ибо лениво бредет вдоль коридора, прекрасно понимая, что он в любом случае подождёт. Даже если час или два — ему несложно постоять около школьных ворот, залипая в телефон. Парень выходит на школьное крыльцо и останавливается, глядя в мобильный. Сообщения, отправленные около пяти минут назад, всё ещё числятся непрочитанными. Ибо оглядывается по сторонам, не замечая нигде поблизости хоть кого-то, похожего на его возлюбленного. Это не так уж смертельно, на самом деле. Ван Ибо отходит в сторону, чтобы не мешать снующим вдоль и поперёк школьникам. У него как раз восстановились жизни в одной из игрушек, поэтому занятие как минимум на полчаса имеется. Проходя очередной уровень, Ибо понимает, что ему отчего-то некомфортно. Парень ведет плечами, стараясь отбросить это чувство, не отрывая взгляд от телефона, но необъяснимый холод начинает растекаться по венам, заставляя напрягаться всё сильнее. Неожиданно Ван Ибо остро понимает, что всё дело в том, что на него кто-то упорно смотрит. — Да что ж за херь... Ван Ибо тихо матерится себе под нос, выходя из игры, потому что спокойно играть вдруг становится невозможным. Он блокирует телефон и убирает его в задний карман брюк, спускаясь по лестнице. Подождать Сяо Чжаня у самих ворот будет проще. По крайней мере, тот, кто так настырно пялится на него сейчас, вряд ли настолько любопытный, чтобы пойти следом. Однако не успевает парень сделать и шаг в сторону школьных ворот, спустившись с лестницы, как внутри всё замирает, потому что он слышит оклик. Слышит голос, который хотелось бы выкинуть из головы навсегда, но в моменты каждого промаха он звучит непроизвольно и непрошено. — Ван Ибо! Парень слышит тяжелые шаги и думает, что это должно было произойти в один день. Это его жизнь, поэтому всё никак не может быть так хорошо, как хотелось бы. И это даже не закон подлости, это закон его собственной жизни: если в один день всё крайне хорошо, то в другой будет невероятно плохо. — Отец. — Ибо поворачивается лицом к мужчине, оказавшемуся вблизи за непозволительно короткой срок. Недостаточный, чтобы собраться и взять себя в руки. Хотя, объективно говоря, никакого времени мира не будет довольно, чтобы приготовиться к разговору, которого хотелось бы в идеале избежать совсем. — И не стыдно тебе? Это не "Привет", не "Как ты поживаешь?", и, конечно же, не какое-нибудь пресловутое "Я скучал по тебе, сын". Ван Ибо действительно пора бы привыкнуть, что в его отношениях с отцом такими фразами и не пахнет, но сейчас почему-то особенно обидно. Они не виделись довольно продолжительное количество времени, и первое, что он слышит от своего родителя, того, кто должен направлять по жизни и давать свою поддержку в любое время, это упрёк. Очередной упрёк. — За что мне должно быть стыдно? — отзывается парень, а на лице Ван Ичжоу появляется то выражение, которое Ибо терпеть не может. Оно должно пугать. Или, по меньшей мере, напрягать. Но Ван Ибо при виде него не испытывает ничего, кроме дикой усталости и разочарования. — Сбежал из дома ради каких-то танцулек. Ван Ичжоу практически выплевывает последнее слово и смотрит на сына с негодованием. Он никак не может понять, почему Ибо не может быть таким же, как старший брат, почему не может просто делать то, что ему говорят, ведь о чем-то большем в данном случае и не просят вовсе. Всё держится на плечах Джексона, а Ибо нужно лишь вести себя достойно, но и с этой несложной задачей младший сын не справляется. — Во-первых, нет, мне не стыдно. Во-вторых, я не сбежал ради, как ты выразился, танцулек. — Мне плевать, ради чего ты сбежал. — Тогда зачем ты здесь? Ибо думает, что это такой невозможный бред. Отцу абсолютно плевать на всё, что не связано с работой, но он всё ещё пытается настоять на своем. Из-за упорства. Из-за неумения проигрывать. Из-за самодурства, которое из этого мужчины выкинуть уже невозможно. Его не исправить, Ван Ибо понимает это прекрасно, но внутри всё равно жжется и колется шипами от только-только начавших раскрываться цветов счастья. — Прекрати этот балаган и вернись в дом, — требует мужчина. Ван Ичжоу не спрашивает и не просит. Он приказывает, как и всегда. Одна из непреложных истин в его голове — исполнять приказ должны все. Вот только Ван Ибо не его подчиненный. Он его сын, и выполнять парень ничего не обязан. — Нет. Не вернусь. Зачем? Ван Ибо хочет спросить, зачем всё это. Зачем весь этот цирк? Зачем этот театр одного актера, если и самому Ван Ичжоу его возвращение не нужно. Мужчина не вспоминал о сыне не один день, а тут вдруг появляется и требует возвращения. Это смешно. Это нелепо, обидно. Это заставляет Ван Ибо чувствовать, как внутри горит и оседает пеплом то, что, казалось бы, уже давно должно было умереть. Еле живая ниточка надежды на нормальные отношения в семье вспыхивает и прекращает своё существование за секунду. — Решил поиграть? — хмыкает мужчина. — Не доводи меня, делай то, что я говорю. — А смысл?! — не выдерживает Ибо, повышая голос. Благо, людей на улице практически нет, потому что перемена уже закончена, и все, кто был кругом, разбежались по урокам. — Смысл мне возвращаться? — уже нормальным голосом спрашивает парень. — Потому что я сказал... — Да мне плевать, что ты сказал! — перебивает отца Ван Ибо. Он видит, что Ван Ичжоу на взводе. Понимает, что ещё немного, и ему, возможно, без всяких шуток придёт конец, но слова, столь долго томившиеся на кончике языка, вырываются изо рта сами собой. — Тебе никогда не было до меня никакого дела. И не будет. Не надо играть в крутого папочку, который переживает за своего сыночка. Единственное, за что ты, отец, переживаешь, это ты сам. Твоя компания. Твои деньги. На всё остальное, включая меня, тебе вообще насрать... — Ван Ибо, не смей так разговаривать со мной. Я был тем, кто потакал твоим прихотям все эти годы. Я был тем, кто спонсировал весь твой бред. Я был тем, благодаря кому ты жил в королевских условиях. Я был тем, благодаря кому ты родился. Ты не можешь говорить со мной таким тоном. — Да если бы я знал, что мне придётся говорить с тобой, и мог выбрать, то лучше бы вообще не рождался! Гнев вполне очевидной вспышкой загорается в глазах Ван Ичжоу, и Ван Ибо прекрасно знает, что сейчас будет. Но он не собирается отступать или отводить взгляд. Он впервые в жизни не побоялся сказать вслух отцу то, что думает на самом деле, и, если за это должна быть подобная плата, то пускай. В конце концов, это не первый раз. Словно в замедленном кино, Ибо видит, как гнев в глазах напротив сменяется на нечто более жестокое, как рука, которую мужчина всё это время держал в кармане пиджака, поднимается и направляется строго к лицу сына с чётким намерением ударить. Ван Ибо думает, что это, наверное, самый настоящий конец. Больше ни за что в жизни он не попытается встать на место этого человека или понять его мотивов, потому что всё, на самом деле, до дурного просто. И лишь сейчас, спустя восемнадцать лет своей жизни и не одну попытку оправдать отца, Ибо понимает: Ван Ичжоу не испытывает никакого стыда или смущения, потому что искренне считает, что поступает правильно всегда. Потому что думает, что у него действительно есть право делать что угодно в рамках своей семьи. Потому что, до тех пор, пока ему самому удобно и комфортно, состояние других не имеет ни малейшего значения. — Даже не думайте. Рука Ван Ичжоу замирает буквально в нескольких сантиметрах от щеки сына, и его это, кажется, шокирует даже больше, чем самого Ибо. Мужчина переводит взгляд на собственное запястье, которое удерживает абсолютно не знакомый ему человек, и с явным раздражением старается вырвать руку из чужой хватки, однако ему не позволяют. — Сначала извинитесь, — требует незнакомец, и в голосе его сочится такая сталь, будто это касается его лично. Ван Ибо кажется, что у него в один момент забирают возможность дышать. Он неотрывно смотрит на серьезного, собранного и, чёрт возьми, такого красивого в своей злости Сяо Чжаня и думает, что ему так сильно повезло. Лицо Чжаня не выражает явной агрессии, но по тому, с каким холодом он смотрит на Ичжоу, как сильно сжимает его запястье своей рукой, становится понятно, что он явно не в настроении играть в кошки-мышки, которые так любит отец. — А Вы кто такой, чтобы требовать чего-то от меня? Ван Ичжоу заводит свою любимую игру: нападает первым в попытке обескуражить. И Ван Ибо думает, что ему стоит прекратить всё это, пока Сяо Чжань не пострадал, пока ему не досталось из-за того, что его парень не умеет держать язык за зубами, хотя прекрасно знает, что говорить при отце не стоит вообще ничего, не то что те вещи, которые озвучил он. Однако Сяо Чжаня подобное поведение со стороны мужчины не смущает вовсе. Он лишь недобро усмехается и, склонив голову набок, спокойно произносит: — Важно не то, кто я. Важно то, почему Вы, взрослый и, судя по всему, состоятельный мужчина, бьёте ученика прямо во дворе школы. — Это вообще не ваше дело, — практически рычит Ичжоу, предпринимая ещё одну попытку освободить руку из захвата, но она становится такой же безрезультатной, как и предыдущая. — Вы правы, возможно, это не моё дело, — слишком легко соглашается Чжань. — Поэтому я и не прошу никаких объяснений. Я прошу извинений. — Добавляет он твердым тоном. Ван Ибо понимает, что, если Сяо Чжань попросит, то он прямо сейчас вскроет свою грудную клетку и подаст сердце прямо ему в руки. Потому что Сяо Чжань самый лучший, и дело тут даже не в том, что Ибо влюблен в него по уши. Дело в том, что Чжань первый за восемнадцать лет жизни Ибо, кто не остается равнодушным. Первый, кто не боится противостоять Ван Ичжоу, несмотря на то, что Ван Ибо не раз делился с возлюбленным тем, каким человеком является его отец. Сяо Чжань первый, кому и правда есть дело до Ван Ибо. Ван Ичжоу явно пребывает в размышлениях, это читается на его лице. Сложно сказать, о чем конкретно мужчина думает, но в итоге своих размышлений он коротко откашливается, словно слова, которые он собирается произнести, встают поперек глотки, и, поворачивая голову в сторону сына, раздраженно бросает: — Извини. И не появляйся больше никогда на моих глазах. А затем мужчина всё же вырывает свою руку из мгновенно ослабшей хватки и быстрым шагом идёт в направлении машины, где его ждёт водитель. Ван Ибо прослеживает маршрут отца, удивляясь, как он раньше не заметил темный автомобиль, сейчас скоро скрывшийся за воротами школы и слившийся с остальным потоком машин на дороге. — Ибо, ты в порядке? — взволнованно произносит Чжань, помещая ладонь на его плечо и легонько сжимая. — Прости, если бы я не попал в пробку и не опоздал, ничего этого не было бы. — Всё хорошо, — качает головой Ибо, а затем искренне улыбается, встречаясь взглядом со старшим. — Благодаря тебе я впервые за жизнь услышал от него извинения. — А то, что было после них? — уточняет Сяо Чжань, ведя ладонью от плеча Ван Ибо к шее, а затем переходя на щёку младшего и невесомо поглаживая её, не желая представлять, как выглядело бы лицо парня, задержись он ещё хоть на минуту и не успей предотвратить довольно неслабый удар мужчины. — Неважно, — парень прикрывает глаза, наслаждаясь мягкими касаниями. — Я всё равно не собирался с ним общаться. Теперь у меня есть на это что-то типа официального разрешения. — Конфетка, мне жаль, — притягивая к себе Ибо и обнимая, говорит Чжань, и слова его звучат настолько искренне, что сердце младшего щемит от нежности, которую он испытывает к этому мужчине. — Ну, вот, — вздыхает Ван Ибо намеренно тяжело, чтобы снизить градус грусти, звучащей в голосе Сяо Чжаня. — Только второй день наших отношений, а тебе уже пришлось поучаствовать в семейной ссоре. Может, передумаешь со мной встречаться? У тебя ещё есть шанс. — Только один шанс? — ведется на шутливую провокацию младшего Чжань, слыша улыбку в его словах. — А как же три попытки? — Никаких трёх попыток, так что решай с осторожностью. Даю тебе только один шанс. — Вообще-то ты ещё не давал мне. — Это можно легко исправить. Они смеются синхронно. Ибо чувствует, как ладони Чжаня продолжают удерживать его за талию, и понимает, что готов порвать отношения хоть со всей вселенной, если этот человек продолжит находиться рядом и держать так уверенно и крепко. Ван Ибо сам не замечает, как Сяо Чжань становится его надёжным маяком в этом нестабильном, крайне запутанном и чрезвычайно глубоком море жизни, на дне которого он чуть не оказался. Это происходит медленно, но верно. Как что-то само собой разумеющееся — писать по утрам и вечерам Сяо Чжаню, доверять ему то, что нельзя сказать никому другому, испытывать к нему то, что не чувствовал ранее ни к кому и никогда. И, возможно, это должно напрягать. Возможно, ему стоит быть осторожнее и сдержаннее, потому что вот так просто вверять свое сердце в руки человеку, которого знаешь всего ничего в рамках жизни, немного странно, но Ван Ибо считает, что всё нормально. Всё хорошо и правильно до тех пор, пока этот человек будет находиться в его жизни, будет являться её неотъемлемой частью. — Ты ведь помнишь, что должен мне желание? — спрашивает Чжань, немного отодвигаясь от младшего, чтобы заглянуть в глаза, но не прекращать объятий. — Мистер Сяо Чжань такой злопамятный, — фыркает Ибо, но на его губах всё ещё красуется улыбка. — Что ты хочешь? — Пообещай, что не дашь отцу ударить тебя, если вы вновь встретитесь, а меня не будет рядом. Улыбка медленно сходит с лица Ван Ибо. Он прикусывает губу и молчит, глядя в глаза старшему. Ему кажется, что это выше его возможностей. И дело тут даже не в физическом превосходстве — дело в том, что противостоять отцу, когда привык всегда спускать всё на тормозах, а потом делать вид, что ничего и вовсе не было, даже в теории звучит сложно. А на практике будет труднее в тысячу раз. — Мы с ним не встретимся, — в итоге отвечает Ибо. — Если встретитесь. Если такое случится. Пообещай, — настаивает на своём Сяо Чжань. Мужчину действительно напрягает даже теоретическая возможность повторения сегодняшней ситуации, но в этой жизни бывает всё, и Чжань чувствует горечь на языке от одной лишь мысли, что Ибо может получить ещё один удар от отца. Он искренне хочет, чтобы его возлюбленный забыл все предыдущие и никогда более не получал новых. И если с первым пунктом его желания всё не так просто, то второй вполне себе выполнимый. — Ты правда хочешь потратить своё желание на это? — Хочу. — Я не могу, Чжань. — Ибо, — Сяо Чжань ведет одной ладонью по волосам младшего, а затем оглаживает красивые черты лица, — то, что он твой отец, не значит, что он может распускать руки. Ты не должен был терпеть этого и раньше, но, раз такое случилось, то давай позаботимся хотя бы о будущем. М? Я прекрасно знаю, что ты можешь дать отпор всем. И, поверь, твой отец не исключение. Какой же ты замечательный, думает Ибо, глядя в глаза напротив, если это награда за все мои предыдущие страдания, то они были не напрасны. Сяо Чжань всё ещё ждёт ответ, и Ван Ибо понимает, что старший полностью прав, что сегодня сгорела последняя дощечка этого несчастного моста, связывающего его с отцом, и пора уже признать, что Ван Ичжоу такой же человек, как и все, а это значит, что пора переставать оправдывать его действия и давать поблажки лишь из-за родства. — Обещаю, — выдыхает всё же Ван Ибо. И Сяо Чжань думает, что хочет поцеловать своего смелого парня больше всего на свете. Он буквально чувствует, как зудят губы от желания почувствовать тепло Ван Ибо и поделиться своим, а потому тянет его в сторону припаркованной неподалеку машины, чтобы покинуть, наконец, обитель знаний и иметь возможность исполнить это желание. Которое, откровенно говоря, одно на двоих.