Коллапсары

      Джерард, напевая себе под нос мелодию «Pardonne-moi ce caprice d'enfant», в лёгком, приподнятом настроении опускал на сковородку бекон, размешивал венчиком яйца, нарезал помидоры. Приподнял крышечку кофейника, чтобы узнать, как там дела у кофе. Второй порции за это утро.       Он вспомнил, как Фрэнк разбудил его, водя носом по его подбородку, шёпотом сказал на ушко:       — Я поеду.       — Может, кофейку сначала? — предложил Джерард, тоже шёпотом.       — Согласен. Можно туалетом воспользоваться?       — Только тихонько, не разбуди Би.       — Я в носочках, как мышка.       — Если надо, в шкафчике возле зеркала есть новая зубная щётка.       Пока Джерард отмерял кофе, сыпал щепотку кардамона, заливал водой и ставил на газ, Фрэнк успел вернуться. Действительно совсем тихонько подкрался и обнял Джерарда за талию со спины.       Джерард улыбнулся. Ему было так приятно получить так давно неиспытываемую нежность.       Фрэнки никогда не рассказывал подробностей своих предыдущих несчастливо закончившихся отношений, но писателю думалось, что он не получал взамен того, чего должен был при невероятной преданности и любви. Поэтому Джерарду казалось, что Фрэнк рад дарить тепло и принимать такое же в свою сторону. Хотелось верить, что ему спокойнее и уютнее здесь… с ним. Уэй застеснялся своих мыслей, выходило, что во Фрэнка он… влюблён? Джерард широко улыбнулся, это вышло неосознанно.       — Неси свою кружку, — тихо сказал он Фрэнку.       Они молча пили кофе, глядя в тёмное утро за окном. Джерард проводил Фрэнка до машины, помог с вещами. Удивился, что он берёт с собой почти ничего.       — Там подарки для мамы, купил в местных магазинчиках варенье, домашней настойки, вышитый фартук, и парочка моих вещиц. Всё равно дома их полно осталось. Боюсь считать футболки.       Фрэнк скромно поцеловал Джерарда в щёку и уселся за руль. Тишину утра прервал звук заводимого мотора.       Джерард, как подросток, схватился за поцелованную щёку и вприпрыжку отправился домой.       И вот теперь он готовил завтрак для Би. И даже её обычный недовольный вид не испортил его настроения.       — Яичница с беконом и помидорами, — объявил он будничным тоном, будто бы между ним и дочерью не было напряжения. Настроение решало. — Садись в гостиной, на улице холодно.       — Где Фрэнк? — вместо «спасибо» спросила Бэндит.       — Уехал домой.       — Насовсем?       — К маме ненадолго.       При упоминании мамы Бэндит покосилась на свой смартфон. Стало ясно, что Линдси ей даже не звонила, а звонки дочери игнорировала.       Джерард поставил перед дочерью дымящуюся тарелку, а рядом — набор для латте на подносе: кофейник, молоко и сахар.       — Би, у тебя есть тёплая одежда?       — А мне что, можно выходить?       — Конечно, можно гулять. Только недалеко и чтоб я видел. Лес всё-таки. И в городок можно съездить.       — Что там делать?       — Посидеть в пиццерии?       — Мама не разрешает есть пиццу.       — А ты видишь здесь маму? — подмигнул Джерард. Но потом вдруг спохватился: — Конечно, если у тебя аллергия на какой-то компонент…       — Пицца на то и пицца, что туда можно класть то, на что аллергии нет.       — Так что с куртками?       — Ничего нет.       — В смысле?       — Ты глухой? — раздражённо спросила Бэндит.       — Но как же мама тебя сюда собирала?       — Она орала и скидывала из шкафов то, до чего дотягивалась.       И Бэндит начала кромсать яичницу, будто бы та была во всём виновата. Джерард немного подумал и сказал:       — В городке устраивают ярмарки каждый выходные вплоть до Дня Благодарения.       Бэндит взглянула на отца взглядом «офигеть, как интересно». А Джерард продолжил:       — Есть одна палатка, там продают дублёные вещи, продавец сам их шьёт. Муфты, шапки… Я не приглядывался, но, может, есть и куртки. Или он сошьёт на заказ.       — Я не буду носить куртку из ярмарочной палатки!       — Здесь холодно зимой.       — Ну и что.       — Считай за эксклюзив. Такой точно у подруг нет. Ну кому ещё будут шить на заказ крутую тёплую куртку?       — Кэтрин Роузфорд. У неё все вещи такие, сшитые в ателье.       У Бэндит на всё был ответ. Джерард вздохнул.       — Милая, тебе ничего не болит? Тебя не сильно..? Мама водила к врачу?       — Ничего не болит!       — Ну тогда завтракай. Не буду тебе мешать.       Джерард направился к стеллажу и начал выключать светильники. В молоте Тора уже надо заменить батарейки. Уэй потянулся к коробке, где хранил запасные элементы питания. Обратил внимание, что альбомы Бэндит так и не вернула. Интересно, рассматривает себя малышкой? Думает о том, что когда-то была размера, который можно показать руками? Или размышляет, как хорошо было быть маленькой, без проблем?       Всё равно в субботу уговорит дочку на ярмарку. Может, Би разрешит себя сфотографировать? Поедут под вечер, чтобы фонарики зажглись. Она увидит, как поздней холодной осенью горит тёплым светом площадь, и ей захочется туда.       >Не успел я приехать и распаковаться, как мама уже суёт мне в сумку какие-то шерстяные рейтузы. Мне смеяться или плакать?             >>Бери. Здесь холодно зимой.             >>Почему двое моих соседей не хотят тепло одеваться?       >Ты Бэндит тоже подсовываешь рейтузы?             >>Накроется котёл, что будешь делать, пока ремонтники будут пытаться доехать сквозь сугробы?       >К тебе пойду под одеялко.       >А ты опять укроешь меня по самую шею.       Джерард хихикнул и прикусил большой палец. Ему стало радостно оттого, что Фрэнк так написал.       Уэй взглянул на Бэндит, но девочка не обратила внимания на глупые смешки отца. Она поставила у окна мольберт и на белом холсте выводила серое озеро. В гостиной пахло льняными красками, но этот запах совсем не мешал Джерарду работать, сидя на диване. Он сверялся с записями, полученными от профессора, кое-что гуглил, слушал научно-популярную передачу про полёты в космос. Наоборот, он считал, что, когда Би уедет, он будет очень скучать по этому художественному аромату. Ведь он говорил о том, что Би здесь.       Писатель на минутку задумался о том, как бы он возил дочку в местную школу, устраивал для неё праздники во дворе, водил бы рисовать пейзажи на полянку в лес… Джерард вздохнул.       — Фигня, — громко обиженно высказалась Би. Как будто о его мыслях.       — Что-то случилось, Би? — развернулся Джерард, вытащив из уха наушник.       — Ничего, — буркнула Бэндит. Но потом вдруг произнесла речь, как будто сама себе, глядя только на холст:       — Я бездарность. Мама делает шикарные работы, так сочетает всё, как никто не может в Нью-Йорке. Мой отец — признанный писатель, пусть и странный. А я — абы что. Не получается ни одежду подобрать, ни рисовать!       — По-моему, хорошее получилось озеро, — оглядев картину, произнёс Джерард.       — Обычное, — ответила Бэндит. — Я рисую, как все в художке. В моих рисунках нет новации, нет собственного стиля.       — Леди Би, если тебе так сказала мама, то…       — Да какая мама! — Бэндит бросила кисточку и хмурая отправилась в свою комнату.       Джерард посмотрел вслед дочери, которая, по его мнению, была одета прелестно и уютно — в тёмных шерстяных брюках, зелёной рубашке в клетку и вязаной цветной жилетке, на ногах — носки в яркую полоску, объёмный ободок с бусинками-жемчужинками на распущенных волосах.       Уэй отложил ноутбук и свои записи, подошёл к мольберту. Даже если откинуть родительское чувство «у моего ребёнка всё получается прекрасно», это была красивая работа. Бэндит сумела подобрать цвета осенней природе, мрачноватому озеру. Почему Би такая самокритичная? Не надо смотреть на свою мать. А уж на отца тем более. Его девочка талантливая.       Джерард закрутил колпачки на брошенных тюбиках с краской, чтобы она не высохла, а потом вернулся к своей работе.       А утром с ужасом обнаружил, каким образом Би, видимо ночью, пыталась искать свой стиль.       Луч солнца, упавший на холст, отразился яркими бликами. Зевающий Джерард, который проболтал с Фрэнком по телефону полночи, спустился с лестницы и подошёл поближе. Нарисованное озеро украшала крошка из стекла.       Из чего?!       Джерард потёр глаза, присмотрелся, дотронулся пальцем. Где она взяла… Взгляд упал на молоток на подоконнике. Подошёл, взял его в руки, глянул за окно… и тут же проснулся.       — Нет, нет, нет, — шептал Джерард, в пижаме вырываясь на улицу. Столик… свидетель утренних чайных посиделок своего хозяина, купленный в первый же день переезда, легендарная вещь этого дома, переживший мамин едкий очиститель, неделю ливней, мучения писателя перед горячим долгоработающим ноутбуком, миллион опрокинутых по неосторожности чашек кофе и одну миску картофельного салата… Стеклянную столешницу «украшала» трещина, выходившая из неаккуратного скола.       У Джерарда перехватило дыхание. Он сглотнул и зашёл обратно в дом. Повторяя его зевающий спуск, в гостиной оказалась Бэндит.       — Би, что же ты сделала? — жалобно спросил Уэй.       — Ну, подумаешь, всего лишь столик. Стекло было как раз нужного цвета, — отмахнулась дочь. Она подошла к своей картине и улыбнулась ей. Была довольна.       Джерарда же одолевали разные чувства. Бэндит в настроении, но как же жалко столик!       — Купишь новый, чего страдать-то, — пожала плечами Би.       — У нового нет истории, — покачал головой Джерард. — За ним Майки сделал Кристин предложение. Он привёз её познакомиться со мной, а Кристин так стеснялась, потому что знала меня, читала мои книги. Была такой неуклюжей от смущения. Опрокинула кружку, залила чаем пончики, смахнула на пол сахарницу… Она раскраснелась вся, чуть не плакала, лепетала извинения, а Майки посмотрел на неё, улыбнулся и сказал «выходи за меня». За этим столиком я подружился с Фрэнки.       Джерард вздохнул и отправился готовить завтрак.       Он не пытался больше поговорить с Би. Поджарил наггетсы, скинул их со сковородки на тарелку и вместе с кофейником поставил перед дочерью. О молоке пусть сама позаботится, должна знать, где подобные вещи хранятся.       Писатель поднялся в свою спальню, открыл окно и лёг на кровать, укрываясь одеялом. Это всего лишь вещь. Но вещь, которую жалко. Любым образом столик мог пострадать. Но почему-то было больно оттого, что его испортила Бэндит. Исподтишка, не спросив.       Попроси она стекло, он бы нашёл ей подходящий цвет. Может, для этого пришлось бы съездить в город, купить какую-нибудь вазу… Но не так же.       Он не заметил, как задремал — организм решил немножко приглушить расстройство.       Разбужен был стуком в дверь. Вернее, стуком по косяку, как оказалось. Бэндит в свитере, намотанном на шею отцовском шарфе, скрестив руки на груди, смотрела на Джерарда:       — Мне надо в город, — сказала она. — Купить кое-что. А ещё ты обещал мне куртку.       Джерард посмотрел на потолок. Без куртки Би нельзя, и, что бы он сейчас не ощущал, надо ехать.       — Нужно в книжный, канцелярский, или для творчества… Есть в этом захолустье что-то подобное? — спросила Бэндит, когда Джерард вырулил на улочку маленького низкоэтажного городка.       — Возле школы есть, — ответил Джерард. Впервые сказал что-то за всю дорогу.       Он повернул на соседнюю улицу, проехал ещё немножко и припарковался напротив школы.       — Жёлтый козырёк, — Джерард указал на первый этаж рядом стоящего дома, — это магазинчик для творчества, рядом — книжный, потом кофейня…       Всё это он перечислили безразлично.       — Папа, мне нужна банковская карта. Или наличка, — сказала Бэндит.       Джерард вытащил бумажник, хотел уж было открыть, но потом просто протянул дочери. Когда Би схватила кошелёк и выскочила из машины, то Уэй внезапно вспомнил, что там есть её фото. Ну и чего он встрепенулся? Би подумает, что он сентиментальный? У многих родителей есть фото их детей в бумажнике.       Джерард приоткрыл окно. Когда Би шла по тротуару, то встретилась со стайкой детей примерно её возраста, которые уставились на её подпорченное лицо.       — Синяков не видели?! — рявкнула Бэндит и, гордо подняв голову, зашла в магазин.       Джерард усмехнулся, его дочь и не думала как-то прятать синяк, замазывать тональным кремом или пудрой. Писатель открыл дверь и вышел на улицу. Он опёрся о машину и стал наблюдать за дверью магазинчика. Может, зря он её отпустил одну? Мало ли, что взбредёт в голову? Догонит ли, если дочь пулей бросится по улице подальше от ненужного отца?       Сигнал телефона возвестил об смс-ке — со счёта были списаны средства. Бэндит расплатилась в магазине. Брови Джерарда слегка подпрыгнули, когда он увидел сумму, но он махнул на это рукой. Пусть лучше покупает себе всё необходимое в магазине, а не находит в доме.       Джерард видел, как дочка прыгала из магазинчика в магазинчик на улочке, из каждого вынося по пакету. Закончив, она подбежала к автомобилю, покидала пакетики, кроме одного, на заднее сиденье, а сама снова устроилась на переднем.       — Я купила в кофейне заварные пирожные с кремом. Хочешь? — спросила она у Джерарда, когда он уселся за руль.       — Нет, Би, спасибо, — сказал он. — Пристегнись.       — Зануда, — прошептала Бэндит.       — Это для безопасности. Неужели ты этого не знаешь?       — Зануууда, — протянула Бэндит уже громче. Засунув в рот сразу две маленькие пироженки, она пристегнула ремень.       — Что ты купила? — поинтересовался Джерард, выруливая на дорогу.       — Не скажу, — сперва отрезала Бэндит. Видимо, возражение каждому слову было зашито в программе изначально. Но потом пространно сказала: — Для учёбы. Знаешь, я бы всё-таки хотела в колледж, а ты меня учиться не заставляешь.       — Я должен заставлять тебя учиться? — спросил Джерард, чтобы узнать мнение Би.       — Разве родители так обычно не делают? Следят, чтобы их чада учились только на высший балл?       — Да, учиться нужно, чтобы иметь знания о мире и истории, расширить кругозор, развивать ум и логику. Но не думаю, что я могу заставить знать тебя, скажем, алгебру на высший балл, если ты не понимаешь предмет, и это вообще не твоё. Глубоко изучай то, что нравится. Выбирай своё направление.       — Алгебру я знаю на высший балл.       — Я в общем.       — Я поняла.       — И ещё я о том, что если ты захочешь взять год отдыха после выпуска из школы или вообще не пойдёшь в колледж, бросишь его ради… не знаю… рок-группы…       — О, вспоминаем Фрэнка.       — Хорошо, давай о Фрэнки. Он выбрал своё. И я пытаюсь донести, что приму твой выбор и заставлять делать что-либо не буду.       — Будто бы у тебя получилось.       Они молча доехали до площади, на которой располагалась ярмарка. Типичная площадь маленького городка перед ратушей, конечно же — с башней с часами. Посередине располагался двухуровневый фонтан, ныне выключенный, чаши которого закрыли фанерой. А вокруг были расставлены разнообразные палатки: сувенирные, текстильные, одёжные, игрушечные, продуктовые… Вокруг толпились люди, разговаривали, шумели, торговались… Бэндит прислонилась к отцу.       Джерард удивился. Ведь дочка из Нью-Йорка, города, всегда полного людей. Чего же она тут забоялась? Но, однако, приобнял её за плечи и медленно повёл к нужной палатке.       Заку было за шестьдесят, и он торговал вещами из овчины, которые шил сам. В палатке находились шапочки разнообразных форм и расцветок, рукавицы, тапочки, вкладыши в резиновые сапоги, дублёные муфточки с вышивкой, которые особенно привлекли Бэндит. Она косилась на белую муфту с вышитыми снегирями и даже подошла поближе, типа, случайно, просто рассматривает.       — И что это у нас тут за леди? — улыбнулся Зак.       — Дочка моя, — ответил Уэй.       — Неужели? Не знал, Джерард, что у тебя есть семья. Красавица.       Бэндит отвернулась. Зак улыбнулся.       — Зак, — начал Джерард. — Ты не шьёшь вещи покрупнее?       — Типа?       — Курточку на леди. Сам знаешь, зимой тут холодно.       — Хм, я мог бы. Только пусть леди подойдёт, надо снять мерки.       Лицо Би стало испуганным. Она прижалась к папе и прошептала:       — Я не хочу, чтобы меня щупал этот дядька!       — Милая, он просто возьмёт измерительную ленту…       — Папа!       — Хильда! — вдруг выкрикнул Зак, поняв ситуацию. Из соседней палатки, с вязаными вещами, донеслось:       — Чего тебе?       — Отвлекись на секунду и помоги нам. Одна леди стесняется снимать мерки. Вернее боится меня. Ты ж тоже в курсе, что да как. Выручай.       После мерок, выбора цвета и вышивки, Би отошла изучать соседние палатки.       Джерард отсчитал купюры для аванса. Потом огляделся и тихо сказал:       — Упакуй мне муфточку со снегирями и воон те серые тапочки. Они же мужские?       — Унисекс, — ответил Зак. Джерард улыбнулся уголком рта. Зак познавал понятия модной индустрии. — Себе, что ли? Ты, вроде, покупал у меня уже такие. Неужели протёрлись? Быть не может.       — Не себе, другу подарю. Представляешь, у меня теперь есть сосед.       — Вот и хорошо, не будешь скучать.       Джерард хотел ответить, что ему и так не было скучно со своими героями, но подумалось, что по Фрэнки он действительно скучает.       — Приезжай за курточкой на следующей неделе. И соседа привози.       Джерард отсалютовал и с бумажным пакетом с покупками отправился вслед за Бэндит.       Он не будет тянуть до Рождества с этими подарками. Ему хотелось подарить их здесь и сейчас. Би — когда приедут домой, Фрэнки — по его приезду. А под Рождество здесь снова соберется ярмарка, как и на день Святого Валентина… Кажется, она тут уже постоянна. Надо будет купить малышкам-племяшкам вязаных зайчиков и носочки у Хильды. И Фрэнки то же самое.       Бэндит очень обрадовалась муфточке, хоть и не подала вида. Но то, что она нацепила её на шею, и постоянно так ходила, говорило о том, как ей нравится. А утром Джерард не смог добудиться дочь. Потому что стучал в дверь напрасно. Би, сжавшись в комочек, спала на диване, обнимая игрушечного мишку Роуэн.       Его малышка снова рисовала всю ночь. Только не на холсте.       На газетах стоял его столик с веранды. Скол Би почистила и заделала, наверное, прозрачной эпоксидной смолой. Рядом стоял обогреватель, с помощью которого, девочка, наверное, создавала тепло, чтобы смола быстрее застыла. А столешница была разрисована витражными красками. Рисунок выглядел, будто бы картинка из калейдоскопа — повернули по часовой, и именно так сложилось. Цветные узоры расходились от центра к краю, маскируя трещину и чуждый кусочек из эпоксидки.       Джерард покачал головой. Бедная Леди Би не спала всю ночь, чтобы исправить свою грубую оплошность. Джерард отыскал плед и накрыл дочку.       — Хорошая моя девочка, — прошептал он, укрывая её плечи. — Я не сержусь. Мне нравится. У столика новая глава в его истории.