Коллапсары

      Между ними ничего не поменялось. Не было ни поцелуев, ни объятий при пожелании доброго утра. Лишь парочка игривых взглядов выдавала, что нечто между этими двумя произошло.       Джерард и сам не знал, хотел бы он, чтобы они с Фрэнком были парой, или чтобы всё оставалось по-прежнему. Он размышлял, что принял бы любой исход. И, наверное, будет правильным дать Фрэнку решать в этом вопросе. Может быть, он не хочет отношений после горького внезапного разрыва отношений и с Артуром, и с группой.       Но писатель называл его Фрэнки, и музыкант пока не жаловался. Джерард нежно посмотрел на него. Сейчас Фрэнк намазывал вишнёвый джем на кукурузную булочку. Как только он поднёс её ко рту, то посмотрел на Джерарда, заметил его взгляд и спросил:       — Что?       — Ничего, — улыбнулся Уэй.       — Перестань, — смутился Фрэнк.       — Не могу.       Фрэнк застенчиво улыбнулся и отвернулся.       И тут с резким звуком, раздувая листья (которые, кстати, надо бы было убрать), прямо на лужайку, проигнорировав специальную площадку за домом, ворвался и затормозил белый «Мерседес».       — Оу, — вырвалось у Фрэнка.       — Ой, — тихо произнёс Джерард, конечно же, узнав автомобиль.       С водительского места вышла темноволосая женщина с прямым каре и в классическом чёрном костюме с прямой юбкой. Она громко хлопнула дверцей, не глядя на веранду, подошла к багажнику, открыла его и выбросила (другого слова не подобрать) один большой чемодан и саквояж поменьше. Поверх сумок лёг деревянный мольберт.       Фрэнк с удивлением наблюдал то за сценой, то за Джерардом, который вжался в кресло и закрыл глаза, а кружку сжал с такой силой, что побелели костяшки пальцев.       А женщина подошла к дверце пассажирского сиденье и распахнула её.       — Бэндит, вылезай! — строго и громко сказала она. Не последовало ни действия, ни ответа.       Тогда женщина недовольно поджала губы и с силой вытащила за руку упирающуюся девочку-подростка, очень похожую на неё. Девочка была какая-то растрёпанная: одна часть волос завязана в хвостик, другая была спутана и на ней отсутствовала лента. Нос украшала полоска белого пластыря, а над верхней губой виднелась засохшая кровь. Она же бурыми пятнышками покрывала воротник белой блузки, одетой под синий пиджак школьной формы, на котором отсутствовала пара пуговиц. Чулки были все изодраны. На скуле девчонки виднелся заметный синяк, одна из коленок была забинтована.       Услышав имя, писатель тут же открыл глаза. Оглядев весь этот облик девочки, Джерард пролепетал «девочка моя» и вскочил. Он коснулся плеча Фрэнка, как бы говоря «извини, но я отойду». Он быстро спустился по лесенке и подбежал к незваным гостям.       — Всё, забирай, — продекламировала Линдси, его бывшая жена, бросив под ноги своему экс-мужу дочкин рюкзак.       Вот так. Фрэнки впервые крепко влюбился в свои двадцать, а у Джерарда в этом возрасте уже была дочь, которая с самым недовольным видом сложила руки на груди и повернулась в сторону озера.       — Твою дочь выгнали из школы, — продекламировала Линдси.       — Леди Би, что случилось? — попытался Джерард поговорить с дочкой, называя её прозвищем, которым сам наградил, и которое Бэндит раньше очень нравилось. Но та никак не отреагировала, предпочитая мысленно общаться с озером. Ноябрьскйй холодок точно пробирался под форму, но она старалась не показывать вида, просто вся сжалась.       — А случилось то, — ответила за дочь Линдси, — что она вместе с компашкой таких же отмороженных зарубилась в школьном коридоре с другими ребятами.       — Они придурки, — проворчала Бэндит.       — Молчи, Бэндит, — оборвала её Линдси и продолжила: — Представляешь, она дубасила детей клюшкой для крокета. Могла ведь убить кого-то. Она сейчас не в заведении для трудных подростков только потому, что и в ответку получала битой. И теперь она в свободном плавании. Так что, — Линдси упёрла руки в бока, — на домашнее обучение милости прошу. Только к папе.       — Тебе ж, блин, некогда, куда там, — подала голос Бэндит.       — Чтоб я этого «блин» больше не слышала! — взорвалась Линдси. — Так вот, Джерард. Забирай эту бандитку… — она усмехнулась. — Как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Престижная школа в лучшем районе Нью-Йорка… Ну, теперь из развлечений у тебя только сельский кинотеатр со старыми фильмами.       Линдси захлопнула дверцу машины и отправилась к водительскому месту.       — Сдаст она экзамены за десятый класс, не сдаст… Мне уже всё равно, — произнесла Линдси, уселась за руль, и вскоре белый «Мерседес» покинул лужайку.       Бэндит всё это время не пошевелилась.       — Эй, Леди Би, — Джерард подошёл к дочке и положил руку на её плечо.       — Отвали! — крикнула Бэндит. Он развернулась и быстрым шагом прошла мимо отца, на ходу подняла свой рюкзак и направилась в дом. Лишь мельком взглянув на Фрэнка, толкнула дверь и ворвалась внутрь. Даже с веранды были слышны её громкие шаги, она намеренно стучала, поднимаясь по лестнице, возможно, надеясь, что от этого дом развалится.       Джерард постоял ещё немного, осознавая, что сейчас на него навалилось. Потом положил под мышку мольберт, схватил чемодан и саквояж. Но саквояж у него отобрали. Джерард и не заметил, как подошёл Фрэнк.       Они молча занесли вещи в дом. Сложив сумки посреди гостиной, Джерард уселся на диван и закрыл лицо руками. Фрэнк осторожно присел рядом.       — У тебя взрослая дочь, — сказал он.       — Помнишь, я писал в сообщениях, что меня как-то девушка спасла от… непотребных действий по отношению ко мне без моего согласия, — начал писатель свой рассказ. Фрэнк кивнул. — Это была Линдси Баллато. Мы вместе оказались на вечеринке у общего знакомого. Я её и не замечал даже. Как тут заметишь, если столько пьёшь? Мне, недавнему школьнику, такое времяпрепровождение казалось невероятно крутым. Я чувствовал себя как герой этих молодёжных комедий, где всегда такие вечеринки проходили. И даже против ничего не имел, когда огромный накачанный чувак в бомбере спортивной команды универа тащил меня, неадекватного, в спальню, сопровождаемый ещё двумя такими же качками. А я хихикал, как придурок, спрашивая: «Там курят косяк?». Вот тогда Линдси меня и вырвала из этой компашки. Заорала «куда вы тащите моего парня?!», схватила меня и вытащила на улицу, где меня рвало минут двадцать, наверное. Запихнув меня в свою машину, она объяснила популярно, какой именно «косяк» ждал меня в спальне. Говорила, что наблюдала за мной с тех пор, как я появился на вечеринке. Потому что понравился. Это всё она повторяла на следующий день, потому что в тот вечер я не запомнил, отрубившись на сиденье авто. И мы стали встречаться.       Джерард помолчал немного, Фрэнк не торопил его с рассказом.       — Она забеременела в самом начале семестра. Линдси училась на дизайнера, и сейчас работает по профессии в известной фирме. Она так кричала на меня, обвиняя в этом, хотя это она забыла принять таблетки, или они не сработали, не знаю. Я обмолвился об аборте, видя, как ей плохо, и она стала кричать на меня ещё громче и дольше. Мы расписались к удовольствию моей мамы, которая радостно верещала, что её сын теперь пристроенный и семейный. Сначала Линдси даже наслаждалась своим статусом женатой беременной студентки. С удовольствием покупала себе разные платья, ей нравилось, как её уважают за смелость продолжить занятия, всегда обращают внимание. А когда наша малышка родилась, колледж пришлось бросить мне. Я его закончил в итоге, но уже много позже. Линдси сказала, что из-за ребёнка не собирается упускать время, а я свои писульки могу писать и без образования. Будто я учиться шёл ради какого-то статуса образованного. Мне действительно нравилось. Общаться с людьми, разбирать тексты, писать эссе — сам для себя писать эссе не будешь, когда оно, кроме тебя, никому не надо. Я мог применять изученное в своих книгах осознанно. Да и сама атмосфера колледжа — ходить в большие аудитории, библиотеку… Но и бросить этот плачущий свёрточек я не мог. Би была такой маленькой, беззащитной и… никому не нужной.       У Джерарда вдруг выступили слёзы, как только он вспомнил, что его дочурка сейчас вся побита. Он почувствовал, как Фрэнк сжал его ладонь.       — Конечно, Линдси, отдавая все бессонные ночи мне, блестяще закончила колледж, получила престижную работу. А я, благодаря этим ночам, потому что, даже когда Би спала, я так боялся отключиться (вдруг она повернётся не так или проснётся и будет молча страдать), написал первую книгу. Когда малютка подросла, и за ней не надо уже было так смотреть, Линдси вдруг вспомнила, что она её мать. Развелась со мной. По сути, семейной жизни у нас не было. Да, мы жили вместе, но она почти не появлялась дома, только если переночевать, и если я умолял дать мне возможность поспать и побыть с Би. Казалось, у этой женщины полностью отсутствовал материнский инстинкт даже к своей дочери. Карьера была на первом месте. А суд оставил Бэндит с ней. Я был писателем без постоянной работы, кто в здравом уме доверит такому дитя? Линдси запихнула её в какой-то детский сад раннего развития, потом раньше, чем надо бы, отдала в школу. Я почти дочь не видел, куда там — участвовал в воспитании. Мне не позволяли. Линдси выбирала школы, дополнительные занятия, спортивные кружки. Я уговорил Линдси, что буду за это хотя бы платить, и она немножко убавила свою гордость. Я ужасно хотел видеть Би, Фрэнк. Но зачастую Линдси увозила её на праздники на какие-то курорты. Я давал разрешения, не вставал в позу, чтобы её везли ко мне, потому что ребёнку нужны оздоровление и впечатления. А в будни мой малыш был нагружен занятиями. И, к тому же, встречаясь с ней, я замечал, что она не особенно хочет проводить со мной время. Она отвыкла от меня, не знала хорошо в сознательном возрасте. О том, что папа бросил колледж ради того, чтобы менять ей пелёнки, она не знала, а я и не смел в этом упрекать.       Джерард вздохнул и продолжил:       — Ужасно, но и я отвык от неё. Но внутри мне так хочется знать, как у неё дела. Я бы интересовался, спрашивал, что в школе. Может, будь мы дружнее, она бы мне открылась, и этой драки вообще не было. Позвони мне директор, я бы примчался с другого конца земли. Я не ругал бы её, обнял и спросил, где болит. Надеюсь, Линдси не вдарила ей подзатыльников дополнительно. И вот сейчас моя девочка, наверное, лежит на кровати, грустит о том, что её бросили, ей болит скула, коленка. Если она плачет? А вдруг она… меня ненавидит?       Уэй прерывисто вздохнул и приложил ладонь ко рту. Этот жест спасал его, чтобы не расплакаться.       — Эй, — Фрэнк обнял Джерарда и притянул к себе. Дважды поцеловал в голову и прижался щекой к макушке. — Ты замечательный, слышишь? И Бэндит тебя не ненавидит, я уверен.       Джерард зарылся носом во Фрэнков кардиган. Он пах дезодорантом и передавал тепло самого Фрэнка. Он завёл руки за спину Айеро и крепко обнял. Это не он комфортный, это Фрэнки — сама сосредоточенность комфорта, безопасности.       — Фрэнки, можно попросить об одолжении? — произнёс Джерард. — Я не втягиваю тебя в свои семейные дела, но один раз, пожалуйста?       — Я слушаю, — Фрэнк погладил Джерарда по спине.       — Ты не мог бы съездить за продуктами? Бросить Бэндит одну я не могу, а у меня еда такая… не буду же я кормить ребёнка макаронами с сосисками и разогретыми полуфабрикатами. Купи что-нибудь: крупы, овощи, курицу… и пакетики такие со специями, на которых есть рецепты. И захвати смесь для твоего овсяного киселя. Что-то полезное я же должен ей давать.       — Наверное, она не будет его пить, — сказал Фрэнк. — Но я куплю, не переживай. И ты никуда меня не втягиваешь такой простой просьбой.       — Фрэнки, ты только не бросай меня, пожалуйста. Приходи, как обычно.       Но даже аромат запечённой в специях и с чесноком курицы не вытащил Бэндит из комнаты, которую она заняла.       Джерард стучался, спрашивал, всё ли в порядке. Но вся активность, какую он дождался — Бэндит отворила дверь и втащила свои чемоданы в комнату.       — Леди Би, может, тебе нужны какие-то медикаменты? — безответно спрашивал через дверь Джерард.       — Би, пожалуйста, выйди покушать. Ну не сидеть же весь день голодной!       — Детка, может быть, сделать хот-доги? И лимонад у меня есть.       — Я уйду из кухни и не буду тебя доставать, только, пожалуйста…       — Бэндит, скажи, что для тебя купить?       — Милая, всё хорошо? Тебе ничего не болит?       — Би, пожалуйста, открой. Я просто хочу поговорить.       — Я поставлю поднос с сэндвичами и соком под дверь.       Но поднос так и остался стоять нетронутым.       Джерард совсем расстроился. Он понимал дочкино состояние. Её только что выбросили из школы, из привычной жизни и заперли в доме отца-отшельника. Но и огорчаться не мог оттого, что дочь его игнорирует. Наверное, он сам виноват — особенно не добивался встреч. Надо было идти по дорожке Линдси — скандалить и настаивать.       — Леди Би, прости меня за всё, — сказал он в закрытую дверь, забирая поднос.       Джерард отправился в свою комнату, открыл окно, вгляделся в осеннюю темноту. Окно в спальне Фрэнка слабо светилось — он никогда не забывал включать свой ночник.       Он услышал скрип двери, открываемой медленно, а потом глухие шажочки. Бэндит тайком пробиралась в туалетную комнату и, наверное, ванную. Джерард не стал выскакивать и нападать на дочь со своей заботой. Би за весь день дала понять, что пока не намерена разговаривать или хотя бы видеть своего отца.       Джерарду захотелось, чтобы Фрэнк оказался сейчас с ним. Захотелось прижаться, услышать, что всё будет хорошо. Вот так просто он ответил себе сам на свои утренние размышления: он хотел, чтобы Фрэнк был рядом.       Раздался сигнал пришедшего смс.       >Всё будет хорошо.       Фрэнк будто бы его слышал… нет, он знал, что Джерарду нужно. Писатель лежал в кровати и смотрел на это сообщение, пытаясь мысленно ощутить Фрэнки рядом.       Уже не такие скрытные шаги, а, скорее, быстрые, снова раздались в коридоре. Леди Би возвращалась назад. Джерард понадеялся, что в её рюкзачке были хоть какие-то чипсики или яблочко, и она перекусила. Хотя, какие чипсики? Разве Линдси позволила бы ей есть чипсы? Если только бунтарка Би не покупала их сама.       Джерард решил, что поедет с ней в супермаркет и купит всё то, что дочка захочет. Пусть даже это будут самые крашеные конфеты на свете, подозрительная синяя газировка и те противные чипсы, которые он не любил — с крабом и прочими морскими обитателями.       Потом поразмыслил, что в разумных пределах, конечно. И чтоб обязательно потом выпила овсяный кисель!       Джерард посмеялся: он уже придумывал кусочек их совместной жизни, и ему нравилось это представлять. И от этого стало менее горько и обидно.       Воображение разыгралось, и писатель начал представлять, как повесит баскетбольное кольцо на стену на улице, и они втроём будут играть на какую-нибудь мелочь, типа шоколадного батончика. Факт, он будет подыгрывать им обоим.       Втроём…       В окно ворвался ветер, всколыхнув штору и заставив Уэя поёжится. Он схватился за край одеяла и накинул его на себя. Включил экран телефона и написал Фрэнку ответ:             >>Всё будет замечательно.       И тут же получил смайлик, посылающий виртуальный поцелуйчик.