Из прошлого

Вечер вновь ощущался какой-то липкой гадостью, и Асано был уверен, что дело вовсе не в повисшей в воздухе сырости. При всей прокаченности навыка быть чертовски собранным в любой ситуации, сегодня Гакушу не мог избавиться от навязчивых мыслей. Ведь дома остался Карма, причем совсем один. Страшнее всего оказывалась непредсказуемость гостя: Даже в прошлом этот нахал умудрялся делать только то, что хотел сам, и не слушать других совершенно. Из-за этого вызывал сомнения сам факт того, что Акабане может думать наперед. Так что не исключено, что Карма проигнорировал все, что было для него оставлено, и благополучно убрался из чужой квартиры, абсолютно не подумав, что дверь оставлять открытой не следует. Впрочем, на этот случай Гакушу запер Акабане на тот замок, который с обеих сторон открывался только ключом. Одна беда: Карма такой паразит, что мог извернуться и сделать отмычку. Или сломать дверь к херам. Хотелось бы заранее сердится на него за это, но, если честно, Асано настолько заебался, что не чувствовал в себе сил ни злиться, ни говорить с дебилом, развалившемся прошлой ночью посреди дороги. Чем ближе Гакушу подходил к дому, тем чаще рука тянулась за сигаретами. Одергивать себя становилось все сложнее, а все потому, что Асано был приучен к четкости. И если уж не хватило мозгов не выкуривать запас на пол недели за сутки, теперь изволь давать себе же по рукам «Отличный способ наконец бросить». Только подбадривало это слабо: Гакушу уже пробовал. Не вышло. Видать, сила воли уже не та, что прежде, да и вся жизнь, в общем-то, последнее дерьмо, в которой только размеренное задымление помещения не бесит, застилая дымом все, от чего было противно. А противно было практически от всего. При всем желании как можно скорее попасть домой и убедиться, что все в порядке, было желание вообще не приходить. Было бы лучше, если б вчера у Гакушу просто поехала бы крыша, и никакого Кармы нигде бы не было. Этот козел не отличался ни спокойствием, ни мягкостью, ни чем бы то ни было из того, что могло бы сделать встречу приятной. Вечно язвительный кретин без тормозов, и ведь по роже не раз получал за это. А так ничему и не научился. С чего бы вдруг думать, что теперь что-то изменилось? Однако нет ничего глупее топтания под собственной дверью и вскармливания близкой к правде, но все же лжи, поэтому, глубоко вдохнув, Асано вставил ключ в скважину. Пути назад нет. — А вот и ты, — раздался полный надменности голос, кажущийся потусторонним: накурено было так, что в дыму было просто все. Гакушу даже закашлялся, не ожидая, что тот глубокий вдох секунду назад покажется таким спасительным. — Какого хера ты творишь? — захлопнув дверь и машинально ее закрыв, Асано решительно прошел вперёд, распахивая окно, выход на балкон и даже окна на балконе. Карма лежал на диване и выглядел почти так же, как когда Гакушу уходил. Только тогда Акабане спал и выглядел если не безобидно, то не раздражающе. — Курю. — Этого я тебе не разрешал. — Ты сказал не стесняться. Аргумент пришлось проглотить, потому что спорить с тем, чему есть даже письменные доказательства, было верхом безрассудства. Тем более, Асано не хотел спорить. Сейчас единственное, чего он хотел, это выставить наглого самодовольного дебила, нихрена не уважающего других людей, за порог, причем желательно пинком под зад. — Даже полный болван догадается, что окно надо открывать, когда куришь. Пиздец. Впрочем, чего он ожидал? Что Карма поступит по-человечески, скажет спасибо за спасение, приготовит ужин? Нет, таким наивным Асано не был, а откровенное хамство терпеть не хотел. Впрочем, после смачного «пиздец» секунды бежали одна за другой, а он так и не сказал вслух «пошел отсюда нахуй», и сам не понимал, почему. — Сердишься? — Нет, блять, наслаждаюсь тотальным задымлением квартиры. — Сердишься, — в констатации этого очевидного факта скользнули ноты, за которые можно было бы простить очень многое, не только хамское отношение к чужому жилищу. Или выкинуть Карму из окна, что было более вероятно. Потому что бесила эта бестия, стоило только рот открыть, особенно когда ловко пыталась прикинуться кем-то внимательным и даже добрым. «Добрый Акабане Карма» — отличное название заведения для оказания услуг в сфере пыток и уничтожения нервной системы. Гакушу в такие черты Кармы совершенно не верил. Больше не верил. — Может, объяснишься? — Зачем? — Как ты вчера оказался хрен знает под чем на улице? — Я спросил «зачем?». Асано оглянулся, плохо понимая, какое именно у Акабане выражение лица. Увидеть было важно, ведь обычно так можно было немало чего уловить, если постараться увидеть. Но Гакушу не видел, и виной тому был не дым: Карма был непроницаемо зол, однако вставать и уходить не спешил. Хотя мог бы: как раз докурил, как раз дверь открыта. Как раз Асано не станет останавливать: слишком зол, что его передёргивают, пытаясь отнять роль хозяина положения, когда для такой самоуверенности у Акабане нет никаких оснований. — Хочу знать, не принесет ли мне проблем спасение твоей задницы. — Я не просил себя спасать. И вообще… — Да, ты просто отключился прямо на дороге у меня под ногами, а я не такой мудозвон, как ты, чтобы просто свалить. — Так ты из-за этого мне помог? Надо же, великий Асано Гакушу тешит самолюбие, спасая всех и вся и затаскивая их к себе в дом, а все из-за старых обид. Или пытаешься очиститься от грешков папаши? Карма ядовито усмехнулся, но взгляд отвёл. Голос звенел колокольчиками, а половина лица спряталась за рукой, поднесшей ко рту уже не горящий остаток сигареты. — Ну ты и гандон, Карма, — по лицу Акабане было видно, что он вполне готов это признать и даже звонко посмеяться над очевидностью заявления, но в севшем голосе Гакушу скользило что-то, заставляющее все внутри сжаться в комок. Стало холодно и противно — не иначе как с улицы потянуло. — Придумал бы чего пооригинальнее, президент, — Карма фыркнул, а Асано сам не заметил, как метнулся к дивану, схватил Акабане за ворот футболки и дёрнул на себя, заставляя того принять почти сидячее положение. — Эй, ты это полегче, герой Папенькин сыночек, на драку не нарывайся! Бам! — Сволочь. Удар пришелся четко по скуле Кармы, и тот слушал оскорбление уже снова упав на подушки. Естественно, за такую выходку надо было устроить Асано хорошую взбучку. Хреново, что Гакушу, видать, не все навыки растерял, а сам Акабане был не в лучшей форме: от не самого сильного удара голова опасно закружилась. — Перебрал я. Думал, ты до этого и без подсказок допрешь. — С чем перебрал? — нанесенный удар помог если не успокоиться, то почувствовать контроль над ситуацией. Хоть какой-то, мать его, контроль. — Вот же пристал. Зачем тебе это знать? — теперь уже начинал закипать Карма: допросы никому не нравятся. А боли хватило буквально на несколько секунд покоя. — Будешь читать нотации? Или что ты будешь делать с этим? Зачем ты вообще в это полез? Делать нечего? Занесло ж тебя. Акабане снова усмехнулся, но на этот раз с горечью, от которой тошнило. Было видно, что Карму подобный ход разговора порядком достал, и Асано чувствовал то же самое. Простое осознание этого факта действовало отрезвляюще и в то же время пьяняще: кто они такие, чтобы вдруг начинать беречь чьи-то чувства? То время давно прошло, остались только воспоминания-фотографии, зарытые где-то на карте памяти телефона. Гакушу даже знал, где: хоть сам себе в этом признаваться не хотел, но по пьяни легко отыскивал именно их, долго рассматривал, листал туда-сюда, вспоминая то одно, то другое, закуривал, пил снова и так до беспамятства. Испытывал ли что-то подобное Карма? Тот парень, гадко язвящий по поводу и без, точно нет. А вот тот, который прямо сейчас не поднимал глаз от сбитых в углу дивана одеял, похоже, вполне помнил. Это сбивало с толку. Потому что так не должно было быть, и Асано вдруг чуть не подавился внезапно нахлынувшей волной отвращения. Потянуло блевать: ситуация — дрянь, Акабане — подонок, он сам — жалкая пародия на что-то. Лучше и не скажешь — занесло. — У тебя моя вещь, — кашлянув, заметил Карма, когда Гакушу молча опустился рядом. — Вещь? — Ага. Пакет. Белый. — Белое его содержимое, идиота кусок. — Тебе-то блять не похуй, если ты и так понял? — грубость в словах лилась естественно для них обоих, но на языке после произнесенных ругательств лично у Асано оставался след, будто он облизал грязь. Тошнота от этого подкатила лишь сильнее. — В любом случае, верни. — Нет. — Что? — Не верну. — Что?! — Карма выпрямился, глядя на Гакушу как на полного придурка. Впрочем, все утро Акабане только так своего «спасителя» и называл, так что ничего противоестественного не чувствовал. — Ты что, отдал его кому-то? Выкинул? Или что блять? — Нет, — поток надвигающегося и вполне справедливого возмущения следовало остановить до того, как словесная перепалка снова начала грозить перейти в чисто физический конфликт. — Я тебе не отдам, потому что не хочу, чтобы ты употреблял. Я вчера на тебя насмотрелся. Не хочу тебя больше таким видеть. — Отдай и не увидишь, я свалю. — Не отдам. Выдохнув разочарованное «блять» Акабане откинулся обратно на диван. Опыт говорил, что, если Асано что-то вбил себе в голову, это никаким чудом не выбить. Состояние намекало, что наброситься на упрямого гада, хорошенько ему врезать, а потом — обыскать, чтобы забрать свое, едва ли получится: после того, как пол ночи был хрен знает под чем, а весь день питался одним сигаретным дымом, потому что даже от мыслей о еде тянуло блевать, надеяться не на что. — Что, так не хочешь, чтобы я сваливал? — провокация. Должно сработать. Обычно работало. — О, у тебя ещё остались мозги, и ты даже решил их включить? — получилось недостаточно едко, но Карма все равно оказался задет. Это было заметно по тому, как мимолётно он сморщил нос, скользнув обиженным взглядом по Асано. — Я вот чего не понимаю. Какого хуя ты забыл в этом богом забытом райончике? У тебя ж все совсем по-другому было. — Не хочу говорить об этом. — Ну просто сидеть и молчать с тобой мне как-то не очень хочется. Либо говори, какой жареный петух тебя клюнул, что ты тут устроил цирк со спасением побитой шавки, либо отдай мои вещи и дай уйти спокойно. Заебал, — сказано было слишком спокойно, чтобы начинать сердиться. Гакушу даже озадачился на секунду, с чего бы вдруг все так странно складывается: он буквально только что признал, что не хочет, чтобы Акабане уходил. Этот абсурд надо было просто принять, потому что соврать такое, не подумав, у Асано бы не вышло, а он не думал совершенно. Но если это ещё можно было проглотить, то факт, что и сам Карма на деле хотел бы остаться, выбивал из лёгких воздух и решимость — Асано просто не знал, как такое могло случиться. А иначе происходящее не расшифровать, ведь если бы Акабане хотел, уже бы испарился. И меньше всего Гакушу понимал, почему они оба оказались неспособны сказать это прямо. — Хуй с тобой. — Сейчас-то что? — Давай поговорим. Карма приподнялся: прозвучало подозрительно.