𝕮𝖆𝖙𝖊𝖌𝖔𝖗𝖎𝖈𝖆𝖑 𝖎𝖒𝖕𝖊𝖗𝖆𝖙𝖎𝖛𝖊

      — У вас имеются нарушение сна? Бессонница или кошмары?       — Мне перед сном дают снотворное. Снов вообще нет, — ответила я, наблюдая за бьющимися шариками в колыбели Ньютона.       Психиатр сделала запись в блокноте и посмотрела на меня. Находясь здесь, я ощущала себя сумасшедшей, белые стены и сканирующий взгляд врача давили на меня.       — Вы в последнее время стали чувствовать себя более напряжённой?       Я чувствовала себя напряжённой, и этому поспособствовал агент Страм. Он откровенно дал понять, что будет носом землю рыть для того, чтобы найти соучастника Пилы. Однако я, потерпевшая, попала в неофициальный список подозреваемых.       Меня не посадят, потому что весомых доказательств у полиции не было. Но есть одно но: видеозапись с испытанием Чарльза Нормана находилась чёрт знает где. Вероятно «кто-то третий» прихватил её с собой. От одной мысли, каким образом он её использует, становилось жутко.       На этой видеозаписи запечатлено совершённое мной убийство. Я убила Нормана своим бездействием, тем более наговорила много страшных вещей. За такое психиатр сразу упечёт меня в местную психиатрическую больницу, где мозг психов превращают в желе с помощью «волшебных» препаратов. Как бы страшно это не звучало, но из таких мест тяжелее выбраться, чем из тюрьмы.       — Нет, что вы? Я всего лишь видела смерти людей и получила незначительные увечья, — желчно произнесла я, после чего получила укол совести.       Когда медсестра меняла повязки, я, смотря на ожоги, предвидела жуткие шрамы. Моё тело будет изуродовано ими. Как оказалось, огонь подпалил светло-каштановые волосы, и их пришлось отсечь по плечи. Я рассматривала себя в зеркале. На фоне бледной кожи выделялись мелкие ссадины, впалые щёки и тени под глазами придавали лицу болезненный вид. Моё отражение вызывало отвращение, лишний раз смотреть на всё это не хотелось.       — Ладно, — сделала запись в блокноте. — Испытывали ли вы агрессию по незначительным поводам?       В последнее время меня злили даже шаги около палаты. Казалось, что я потихоньку сходила с ума.       — Тупые вопросы являются незначительным поводом? — доктор растерянно посмотрела на меня и с сомнением кивнула. — Тогда да.       — Судя по всему, что вы рассказали, у нас посттравматический синдром. Вы в прошлом испытывали сильный стресс?       — Я журналист, моя жизнь априори сплошной стресс.       — Это повышает восприимчивость к данному расстройству. Но думаю, вы выбрали эту профессию из-за стрессоустойчивости. И это хорошо. Вам сейчас необходима социальная поддержка, время с семьёй поможет смягчить последствия стресса.       По словам доктора Адамса, моей семье сообщили о моём состоянии. Мама позвонила и спросила, стоит ли ей приезжать, если всё и так обошлось. Этим вопросом она снова намекнула на мою незначительную роль в их жизни. Также добавила, что у них полным ходом идёт подготовка свадьбы моей сестры. Я не стала дослушивать и без каких-либо колебаний повесила трубку.       — Мисс Скотт, если я буду проводить время со своей семьёй, то, поверьте, будет намного хуже.       — Ладно, это дело ваше. Вы можете пройти терапию у меня, «лечение словом» не помешает. И, пожалуй, я выпишу кое-какие препараты.       Я заметила сильные изменения в своём поведении. Другие пациенты больницы вызывали тревогу, я сторонилась всякого общения с ними, потому что видела в них потенциальную опасность. Когда коллеги навестили меня, я кинула пару слов о своём здоровье, желая, чтобы они поскорее ушли. Каждое общение с людьми повышало тревожность и раздражительность. Похоже, постепенно у меня появилась мания преследования и помутнение рассудка, что, однако, не было удивительным, учитывая моё теперешнее состояние.       Воспоминания событий проносились вспышками перед глазами. В груди болезненно сжималось сердце. Я трясла головой, чтобы выкинуть часто появляющиеся сцены из памяти. Всё произошедшее ломало во мне личность и выбивало из колеи повседневной жизни. Я постепенно становилась похожей на бледное и прозрачное приведение. Отсутствовал аппетит, пробуждение сопровождалось с головной болью и потерей энергии.       И я всё-таки решила послушать совет детектива и обратится за профессиональной помощью.       — Ребекка, — окликнула психиатр, когда я уже стояла около двери, — Бог огородил вас от смерти, дал второй шанс на жизнь. Задумайтесь над этим.       — Бога нет, — тихо сказала я и сжала листок с рецептом. — Да и не он дал шанс.

***

      — Вы так скоро с голоду умрёте, — возмутилась медсестра, принеся пирог со столовой.       — Аппетита нет, — лежа в кровати, устало ответила я и посмотрела на женщину. — Как там Хлоя Браун?       — Ухудшений не было. Надеемся, скоро очнётся.       Хлоя до сих пор находилась в коме, что сильно пугало меня. Наверное, я уже достала медсестру с вечными вопросами о состоянии Хлои.       Открылась дверь, и я увидела на пороге детектива Хоффмана. Медсестра быстро покинула палату.       — Снова с допросом? — равнодушно задала вопрос я, откинувшись на подушки.       — Я уже успел надоесть? — с такой же интонацией спросил он. — Теперь вы почувствовали себя в моей шкуре.       — Это была моя работа.       — Как сейчас и моя.       Детектив Хоффман, как и обещал, заезжал в больницу на той неделе, я в подробностях рассказала о случившемся в том доме. Также приезжали другие эксперты, чтобы взять образцы для производства экспертизы.       — Так о чём вы хотели спросить, детектив?       — Вы ранее утверждали, что незнакомы с Джон Крамером, — строгим голосом проговорил он, отчего волна жара прошлась по каждому позвонку. — Среди вещественных доказательств была найдена ваша статья. Судя по потожировым следам на бумаге, именно вы пытались уничтожить её. Почему?       Я вспомнила, как содрала с ненавистной доски статью и разорвала её на несколько частей.       — Эх, детектив Хоффман, вы, наверное, восстановили её и прекрасно знаете, что там написано.       — Хотелось бы услышать вашу версию.       — В одно время я писала про благотворительные фонды и для полной информации мне нужно было встретится с одним из спонсоров. Единственным, кто мне не отказал, был Джон Крамер.       — Почему вы умолчали, что ранее были с ним знакомы?       — Я не умалчивала. Просто нет смысла говорить про это. Обычная деловая встреча, на которой мы обмолвились парочкой слов. Она произошла несколько лет, когда Джон Крамер был ещё законопослушным гражданином.       — Мисс Хэмилтон, если я задаю эти вопросы, значит они имеют большое значение для следствия, — как-то сурово сказал детектив и окинул меня зорким взглядом. — Как понимаю, вы не хотели, чтоб мы узнали про встречу.       — Я была в отчаянии, не осознавала свои действия, — честно ответила я и сделала глубокий вдох. — Агенты в курсе?       — Их не было в участке, когда принесли заключение.       — Мне ждать агента Страма с предъявлением необоснованных обвинений?       — Ваше сокрытие важных показаний усугубляет положение. Поэтому впредь будьте осмотрительнее.       Последняя фраза породила в душе странное смятение — меня ткнули носом в мою невнимательность. Внутри заклокотала неукротимая ярость. Я резво вскочила с больничной койки. От резкого подъёма палата закачалась перед глазами, я зажмурилась и попыталась за что-то схватиться. Детектив вовремя успел подхватить меня под руку.       — Плохая идея, — подметил он.       Крепкая хватка пробудила в памяти воспоминания о дне похищения. Словно по привычке я начала сопротивляться, отталкивая детектива от себя.       — Уберите руки, — вспылила я, испытывая головную боль, и присела на кровать. — Плохой идеей было приходить сюда и обвинять в том, чего я не совершала!       Детектив сделал два шага назад.       — Я уже говорил: у меня нет основании подозревать вас.       — Вы со Страмом решили поиграть в плохого и хорошего полицейского, м? Сначала утверждаете, что не подозреваете меня, а потом собираетесь уличить меня в обмане. Плохо вжились в роль. Из вас хороший коп так себе.       Он разозлился, чему свидетельствовали сжатые кулаки и огоньки в голубых глазах.       — Вы начинаете бредить, — грубо сказал детектив.       Нахлынувшие чувства болезненно сжимали грудь. У меня почти не было сил противостоять кому-то. Лицо вспыхнуло, глаза наполнились влажным блеском. Хоффман заметил это, и его суровое выражение лица слегка сгладилось.       — Мисс Хэмилтон, — смутился он.       — Пользоваться моим уязвимым состоянием подло, детектив, — сглотнув ком, прямолинейно высказалась я. — Следующие показания я буду давать только в полицейском участке.       — Вам ещё несколько недель придётся задержаться в больницы. Таким образом вы затягиваете расследование.       Руки зачесались оттолкнуть его и показать на дверь.       — Моё право. Тем более я уже дала достаточно показаний для следствия, вам хватит и этого. Сейчас же вы хотите, чтобы я свидетельствовала против себя же.       — Ошибаешься, — позабыв о формальностях, он перешёл на «ты».       Такая реакция подтверждала верность моих размышлений. Хоффман стал более грубым и нервным, надменно смотрел на меня. Я хотела поскорее закончить нашу словесную перепалку.       — Возможно, — хриплым голосом ответила я. — Я слишком устала, и мне простительно. До встречи, детектив Хоффман.       Он, отведя взгляд в сторону, гордо приподнял голову и удалился из палаты. В полном одиночестве я поджала дрожащие губы в тонкую линию и задумалась. Обострённое чутьё затуманило разум, оно кричало мне о надвигающейся опасности. Чутьё могло ошибаться или вообще являться обычной паранойей. После перенесённых потрясений такая догадка не была удивительной.       Воспоминания вытащили меня из реальности. Карла сидела около своего мёртвого любовника, её блестящие слёзы смешивались с кровью. Красная жидкость расползалась по полу. Я вновь вдохнула металлический запах. Кричащая Хлоя медленно оседала на пол. Кровавые брызги. Запах впился в ноздри.       Я медленно встала с кровати и направилась в уборную, чтобы освежить лицо холодной водой. Головная боль усилилась. Отражение в зеркале смотрело на меня.       Джулия с отрубленными руками упала на пол. Кровь хлестала струёй.       Через зеркало я видела дрожащие черты бледного лица. Пошла на поводу своих эмоции и дала слабину. Звук разбитого стекла отвлёк от ужасных воспоминаний. Резкая боль. Одернула руку. Зеркало покрылось паутиной глубоких трещин. Мой образ в зеркале стал неверным, осколки искажали реальность.       Я медленно перевела взгляд на пульсирующую болью руку. Из многочисленных ранок заструилась кровь.       Чёрный крест на коже заляпался кровью. Его почти не видно. Я резко вырвала потерявший тепло кусок кожи. Вид и запах человеческого мяса вызывали странное чувство, как будто всё происходящее было не со мной.       — Ребекка! — крикнул знакомый голос.       Я увидела обеспокоенную медсестру, стоящую в арке двери.       — Извините за зеркало, — бездумно произнесла я.       Она отвела меня обратно в палату и, посадив на кровать, ушла за перевязочными материалами. Почему-то боль становилась сильнее с каждой минутой, пока не пришла медсестра.       — Ведь так нельзя. Что с тобой происходит? — спокойным, нервным голосом спросила женщина, отрезав бинт ножницами.       — Всё нормально, — вяло ответила я и, сжав забинтованную ладонь, зашипела от боли. — Мне нужно было отвлечься.       — Странные способы у тебя, — проворчала она. — Ты посещала психиатра?       — Да, сегодня утром. Она выписала мне рецепт каких-то препаратов.       — Почему молчала? Давай-ка рецепт — я тебе всё принесу.       С этих пор я нейтрализовала стрессовое состояние сильными успокоительными. И окончательно превратилась в приведение без эмоций и мыслей. Я не чувствовала ни физической, ни душевной боли.       Все отставшие дни я проводила с ожиданием полного восстановления.