𝕮𝖆𝖙𝖊𝖌𝖔𝖗𝖎𝖈𝖆𝖑 𝖎𝖒𝖕𝖊𝖗𝖆𝖙𝖎𝖛𝖊

      Стоя на коленях, я долго молчала и смотрела на обломок ключа. Силилась осознавать, переварить увиденное. Меня не оставляло ощущение нелепости всей ситуации.       Я затрясла головой и вцепилась зубами в нижнюю губу, пытаясь заглушить вырывающиеся наружу эмоции. Из-за собственной беспомощности всепоглощающая ярость медленно переходила в холодный гнев. Я сильно сжала обломок в ладони, затем спокойно встала на ноги и кинула в стену.       Резкий треск. Внутренний стержень сломался.       Мышцы тела напряглись, как будто небольшая пружина, что обычно работала на автомате, теперь сжалась до невозможности. От осознания скорой гибели кровь бурлила в жилах. От жажды пересохло во рту, и красная пелена застелила глаза, отчего всё плыло вокруг. Сердце бешено колотилось, но я старалась сохранять благоразумие.       А можно ли здраво мыслить, когда смерть дышит тебе буквально в затылок?       — С тобой всё в порядке? — осторожно спросил Норман.       Этот человек общается со мной так, словно несколько минут назад не вынес смертельный приговор мне. Я плавно обернулась и бросила взгляд исподлобья.       — Нет, — коротко ответила я и, с отвращением посмотрев на труп Карлы, направилась на выход.       — Куда ты? — спросила Барбара, прижав обожжённую руку к груди.       — Вам разве не нужно проходить испытание? Лично я хочу покончить с этим.       Они совершенно растерялись, поскольку не ожидали подобной реакции. Я оставалась спокойной, хотя внутри уже похоронила надежду на спасение. Очень трудно принять в себе слабую сторону, которая создаёт лишь суматоху в душе. В данном случае это непозволительная роскошь. Мне нельзя впадать в ярость или апатию.       Барбара сжала губы в тонкую нить и направилась за мной, потом и Норман присоединился. Я подошла к доске и сорвала одну статью, смяла её в руках. Разорвала.       Нам пришлось идти назад, так как там был тупик. Идя по коридору, мы наткнулись на тело старика, и я посмотрела на Барбару. Её лицо оставалось невозмутимым.       — Его звали Кристофер, — рассказала она, смотря на него. — Он был моим крёстным.       — Он умер быстро, мы не успели ничего сделать, — оправдывался Норман.       — Я знаю. У него проблемы с сердцем. Это был вопрос времени.       Мы продолжили поиски, Барбара поравнялась со мной. Назревал какой-то разговор.       — Хочешь что-то сказать? — спросила я, не глядя на неё.       — Девочка прошла испытание. Надеюсь, она выживет, — неуверенно проговорила она.       — Хоть кому-то повезло, — из моих уст фраза прозвучала крайне странно, ведь эта девочка в ранние годы перенесла многое. Если она выживет, то будет всю жизнь страдать из-за потери матери.       — Это я виновата. Я встретила Карлу и привела к вам, — тихо сообщила Барбара. — У неё затуманился разум, она просила помощи. Мне очень жаль.       — Ты спасла мне жизнь. Почему?       — Ты же знаешь почему, — ответила она, и наши взгляды встретились. — Я не хотела…       — Нет. Не надо, — холодно остановила я.       Я старалась игнорировать физическую боль, но она отдала первенство душевной. Видимо, настоящим профессионалом в журналистике мне не стать, не хватает хладнокровия. Да чего уж там, после окончания игры от меня останется лишь мёртвое тело. С этой мыслью я пыталась свыкнуться, пока мы не нашли новое испытание.       В комнате посередине стояло что-то похожее на дыбы, а на стене висела не закрытая тканью доска. На ней были закреплены плеер с именем «Барбара» и фотографии разных девушек. Одна фотография вызвала у меня шок, потому что на ней была улыбающееся я. Её сделал мой бывший парень в день нашего свидания.       У меня неприятно заныло под ложечкой, потому что я понимала, почему находилась в этой подборке.       — Это же ты! — заметил Норман, тыкая пальцем в фотографию.       Барбара раздражённо вырвала плеер и нажала на кнопку.       — Барбара, — тихо протянул голос, — добро пожаловать в игру. Возможно, ты уже поняла, почему оказалась здесь. Но я всё-таки поясню. Снова взгляни на фотографии. Однажды эти девушки воспользовались твоими услугами, и ты лишила их возможности. Возможности стать матерью, — услышав эту фразу, Норман взглянул на меня, — одна из этих девушек находится здесь. Ты совершила ошибку на операции, тем самым навсегда отобрала у Ребекки право продолжить род. Наверное, нет ничего ужаснее, чем услышать такой вердикт от врача. Ложись на поверхность устройства и прими правила.       Я затаила дыхание, чувствуя, как быстро пульсировала вена на шее. Мне снова напомнили, чего я лишилась из-за одного поступка.       — Ты была беременна? — бесцеремонно спросил Норман.       Прошло несколько лет, и в моменты одиночества я вспоминала тот самый день. Тогда думала, что две полоски на тесте могли перечеркнуть все планы и надежды на ближайшие годы, потому что у меня наступил период расцвета карьеры. Обратилась в клинику, и моим врачом стала Барбара. Она уверяла, что последствий не будет.       И вот я с расставленными ногами убеждала себя в правильности принятого решения. Но после аборта Барбара заявила, что операция прошла с осложнениями, и что больше я не смогу иметь детей. У неё еще хватило наглости просить не подавать в суд на клинику. Я и не собиралась, ведь не хотела афишировать данное событие.       — Да, — ответила я.       Барбара тяжело вздохнула и открыла рот, чтобы сказать что-то.       — Нет! Ничего не говори! Я не хочу слышать это, — раздражённо произнесла я.       Она понимающе кивнула и, опустив голову, подошла к устройству. Я наблюдала, как она без страха легла на поверхность, и как железные ремни сомкнулись, заключая её тело.       — Барбара, ты всё-таки решилась. Однако я отдаю право выбора за твоим крёстным.       Я понимала, что должна ей за спасение моей жизни. Она с надеждой смотрела на меня, явно не доверяя Норману.       — Кристофер, если хочешь, чтоб она осталась жива, ты должен вырезать у себя участок кожи. Ты набил католический крест после ухода из церкви. Это татуировка символизирует спасение. Так отдай же этот символ своей крестнице, — я стала рассматривать комнату и заметила на столе охотничий нож. — Кусок кожи помести в емкость, что находится в углу. Не успеешь за три минуты — верхняя и нижняя половина поверхности сомкнётся и раздавят тело Барбары. Выбор за тобой!       Я подбежала к столу и схватила нож, но он оказался на цепочке. Бросив его, я подбежала к Барбаре.       — Где у него крест? — задала вопрос я.       — Я не знаю!       Не получив ответ, я хотела выбежать в коридор.       — Стой! Возьми скальпель из кармана! — крикнула Барбара.       Я бежала по известному пути и, обнаружив труп Кристофера, встала на колени перед ним. Бедро ныло, но я старалась терпеть боль. Пуговицы рубашки рассыпались по полу, я быстро приступила рассматривать голое холодное тело. Крест набит на всю правую лопатку.       Острый скальпель скользил по коже, словно по растаявшему маслу. Руки дрожали. Крови почти не было, лишь небольшие густые капли оставались на лезвии. Запах металла снова забился в ноздри. В последний момент я просто вырвала кусок кожи.       Как только я пересекла порог комнаты, ловушка активировалась. Барбара закричала и пыталась выбраться, пока половины сгибали её, подобно книге. Меня затрясло, из рук выскользнул кусок кожи. Я не хотела смотреть на происходящее в комнате и вышла под громкие крики.       Я опёрлась о стенку и с необъяснимой тоской посмотрела на окровавленные ладони. Вопли стихли, но я отчётливо слышала мерзкий хруст костей и всплеск крови. Барбара умерла. Её больше не было. Такое странное ощущение, как будто я убила её собственными руками.       Кристофер, сукин сын, почему тебе пришлось умереть? Из-за его гибели я чувствовала себя убийцей. Сначала не смогла спасти его, а теперь допустила смерть его крестницы. У меня отсутствовало право решать — жить или умереть. Так почему я испытаю вину за её гибель? Барбара спасла меня, я же не успела помочь ей. А вообще должна была помогать? Ведь она поступила так, потому считала себя виноватой передо мной.       И у неё получилось искупить вину.       Перед глазами промелькнули все смерти, что произошли в этом доме за последнее время. Это было горькие воспоминания, и на какое-то время я снова ощутила мучительную беспомощность. Что же я сделала, чтобы избежать такого исхода?       Эти вопросы начали терзать, истязали душу, настойчиво требуя ответов. Словно игла пронзила сердце — меланхолия стала такой острой, что мне захотелось отчаяться и выть. Я в любом случае умру. Но и из собственной смерти можно извлечь пользу.       — Ребекка, — вывел меня из мыслей Норман.       Я устало запрокинула голову назад. Он стоял рядом и странно смотрел на меня.       — Осталось мало времени. Нам надо идти, — осторожно проговорил он, наблюдая за моей реакцией.       Норман боялся, что я откажу ему в помощи. Но я не хотела упускать момент.       — Да, нужно, — спокойно сказала я и с трудом встала на ноги.       Вопрос, что сподвигло пойти на такой шаг, противоречащий здравому смыслу, тревожил меня. Однако боль от ожогов развеяла сомнения и опасения.       Моя нервозность превратилась в некую лихорадку. Пока мы продвигались вдоль коридоров, меня бросило в озноб. Я замечала каждую деталь, каждую трещинку на стене или витавшую в воздухе пылинку. Внезапно чувства обострились до предела. Духота раздражала ноздри, затрудняла дыхание. Похоже повысилось давление.       Я шагала по скрипучему полу и впадала в задумчивость, прислушиваясь к себе. Таким образом мы дошли до заветной комнаты. Тусклый холодный свет люминесцентных ламп только подчеркивал зловещую атмосферу. Гладкие грязные кафельные стены, плиточный пол, разбитые зеркала над умывальниками. В центре стояла массивная стальная ванна. На одном из зеркал был закреплён плеер с именем «Чарльз».       Вот и настал момент истины.       — Чарльз, приветствую тебя. Я хочу поиграть в игру. Ты притворялся, сочинял сплетни про других и был разносчиком заразной болезни под названием ложь. Разглашал о чужих грехах и бесславил чужую репутацию в обществе. Всегда в глаза льстил, а за глаза осуждал. Пришло время искупить свою вину. Полезай в ванную и прими правила игры.       Норман сделал шаг назад и испуганно оглядел ванну. Его дыхание звучало так, будто ему пришлось приложить все усилия, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха.       — Нет, я не полезу, — встревоженно сказал он.       Я на секунду задумалась о погрешностях плана действий, давно родившегося в голове, и приблизилась к Норману. Необходимо, чтоб он наконец-то решился.       — Тебе придётся пройти испытание, если хочешь остаться в живых, — подметила я.       — Ты точно поможешь мне? — спросил Норман, на что получил кивок. — Даже после того, что я сделал?       Его трусость и недоверие выводили из себя, но остаток рассудительности держал лишние эмоции под замком. Я лишь хрипло выдохнула и расправила плечи.       — Какая уже разница? Хоть кто-то должен выжить, — с притворной грустью заключила я, сжав кулаки. — Решайся быстрее — время идёт.       После моих слов Норман шумно сглотнул и несмело опустился на дно ванны. Створки сомкнулись, оставив на виду голову. Норман сразу же начал извиваться, отчего линия створок впивалась в кожу шеи.       — Чарльз, давай сыграем в игру. Ты должен искупить грехи. В аду огонь и котлы с кипящей водой, где варятся грешники. Ребекка, ты поможешь избежать наказание. Ты должна достать ключ из емкости, наполненной кипятком, но там находятся несколько ключей, — в одной из раковин стояло железное ведро с бурлящей водой. — Найди правильный. Затем открой створки. Не успеешь за минуту — ванна наполнится горячей водой, и Чарльз сварится. Выбор за тобой!       Голос стих, и я посмотрела в испуганные глаза Нормана. Он до сих сопротивлялся.       — Чего стоишь? Достань ключ! — закричал он.       Я медленно приблизилась к раковине и заглянула в ведро, но ничего видно не было. Вода бурлила и пенилась, множество пузырьков появлялось на её поверхности.       — Ребекка, скорее! Да, чего ты стоишь?!       — Тебе страшно, Норман? — тихо спросила я.       — Ч-что?       Мой взгляд переместился на него, и я подошла к ванне.       — Ты чувствуешь это? Беспомощность? Чувствуешь, как от страха сходишь с ума? Адреналин бьёт в мозг. Невероятные ощущения, не правда ли? — я говорила спокойно и выделяла каждое слово. — Но ничего не можешь сделать, чтобы избавится от этого. Тебе лишь остаётся боятся и в конечном итоге смирится. Смирится со скорой смертью.       — Что ты, блять, несёшь?!       — Я лишь описываю то, что чувствовала в той клетке. А ты просто стоял, даже не попытался спасти меня. Я хочу, чтоб ты понял, каково быть на грани смерти.       — Ты псих! Сумасшедшая!       — Да, я сумасшедшая! — выкрикнула я, затем успокоилась. — Я не позволю тебе уйти отсюда живым. Если умру я, то умрёшь и ты.       — Нет, нет! Пожалуйста, прошу тебя! Не надо! — Норман зарыдал.       Его слёзы были правдивые, он хотел жить. Я присела на железные створки и внимательно посмотрела в его глаза.       — Как я и говорила: ты поможешь мне — я помогу тебе, — безмятежно произнесла я и услышала гудение. — Прощай, Норман. Увидимся в аду.       — Нет! — громко протянул он.       Его крик смешался с журчанием воды, клубы пара вырывались через отверстия. Через мгновение кожа Нормана начала краснеть. Я почувствовала, как створки стали нагреваться, и, встав на ноги, направилась к двери. Позади меня раздавались душераздирающие крики боли, и я медленно вышла из комнаты.       Норман заслужил смерти, слишком много зла совершил. И я понимала, что сделала всё правильно. Если бы я умерла в клетке, угрызение совести не мучили бы его. Поэтому меня не должны.       Дойдя до нужной комнаты, я распахнула дверь и подошла к Хлое, лежащей на кушетке. На ней не было ошейника, Барбара сняла его. Лицо потеряло естественные краски, губы синие. Я притронулась к Хлое. Вернее к тому, что от неё осталось: безжизненное холодное тело. Прижав пальцы к запястью, убедилась, что пульс отсутствовал.       Никто не уйдёт отсюда живым.       Я вернулась в комнату, где прошло первое испытание. Красные цифры на таймере говорили, что осталось меньше десяти минут. Труп свисал со стула. Я оперлась на противоположную стенку, чтоб видеть сменяющие цифры, и медленно сползла на пол.       Странное чувство появилось в груди. Я смотрела на время и ждала, когда наступит смерть. Снова придётся мучиться тревожным ожиданием. Если бы в моих руках оказался револьвер, то я безусловно выстрелила прямо в голову. Жалеть себя не было смысла. Многого в этой жизни я не сделала. А мне хотелось многого.       Наверное, мысли о смерти более жестоки, чем сама смерть.       Щелчок в голове, меняющий настрой и всё существо. Моя жизнь перевернулась с ног на голову.       Я вспомнила всё, чего лишусь через несколько минут. Из-за работы я отдалилась от семьи, так и не смогла найти идеальный баланс. Мои родители давили на меня, учили, как правильно жить. Сестра раздражала этой правильностью, она всегда слушалась их. Мама вдолбила мысль, что сестра лучше меня во всём. Из-за этого я стала той, кем сейчас являюсь. Мне нравится энергичный образ жизни, где не было места семейным проблемам.       Я та ящерица, которую схватили за хвост, желая поймать и подчинить. Но она вовремя отбросила хвост под названием семья.       С головой ушла в работу, потому что с рабочими процессами я справлялась идеально. Работа превратилась в часть меня. Я сделала выбор в пользу работы и не хотела лишать себя простого удовольствия. Пожертвовала малым, чтоб в конце сохранить себя. Забираясь на карьерную вершину, жестоко пресекала любые попытки посягательства на мою репутацию. Склонность к риску, неадекватное отношение к опасности постепенно приносили плоды — я стала профессионалом своего дела, статьи которого пользовались высокой оценкой.       «Делать всё от тебя зависящее» — так и гласит моё правило.       Я почувствовала, как при легком движении карман штанов натянулся, и ладонь сжала холодный металл скальпеля.       Почему бы не совершить самоубийство, если я заранее мертва?       Вытащив скальпель, я сделала первый неглубокий порез. Кровь потекла из раны. Тонкая струйка, пробежав по руке, встретилась с деревянным полом. Мне казалось, что боль в какой-то момент притупилась. Острое лезвие с лёгкостью рассекало тонкую кожу. Я с больным фанатизмом наблюдала, как жизнь вытекает из меня, образуя лужицу на холодном полу.       В глазах потемнело, силы постепенно покидали тело. Комната медленно поплыла. Цифры на таймере больше давили медленным отсчетом. Теперь не важно сколько времени осталось. Некоторое время я балансировала по тонкой грани, за которой следовала потеря сознания. В конечном итоге темнота победила и захватила мой разум.       Всё кончено. Больше не будет больно.