Where The Lines Overlap

Очутившись на улице, я наконец-таки перевел дух и сделал глубокий вздох. Руки все еще тряслись от гнева, а щеки пылали. Я хотел было закричать, но во рту словно пересохло, и я остался в бессилии глядеть по сторонам. Я искал глазами автобусную остановку и пытался сообразить, как именно смогу попасть домой и вообще в какой он стороне. Тут мне на плечо упала теплая рука и чуть потрепала его. Я повернулся и увидел Макса. Он смотрел на меня и в его глазах одновременно читались как сочувствие, так и насмешка. Я представил, насколько "приятно" выглядел в тот момент, поэтому нисколько не удивился тому, что он смеялся. - Эй, Джош, - позвал Макс и быстрым движением всунул мне в руку сигарету. - Тебе надо успокоиться, пойдем. И мы быстрым шагом отправились к старому и ветхому корпусу школы, который находился почти у самого забора, отделявшего нормальный мир от этого дурдома для детей, так мило обозванного школой. Как только мы зашли за угол корпуса, мой новый друг достал еще сигарету из пачки, немного порылся в карманах джинсов и извлек оттуда зажигалку. Я стоял, чуть наклонив в бок голову, и туго соображал, что именно он делает. -Ну, давай подпалю, - предложил он, будучи уже с зажженной сигаретой в зубах. Я рассеянно поглядел на свою потную ладонь, с лежащей на ней тонкой белой сигаретой, и вновь недоуменно глянул на Макса. - Или ты не куришь? Тогда прости, дружище, я лишь хотел помочь. - Нет-нет, все хорошо, давай, - и с этими словами я подставил под огонек его зажигалки сигарету, сделал пару небольших затяжек и умиротворенно выдохнул. Макс закивал и снова похлопал меня по плечу; он словно до конца не верил мне и ждал, когда я начну кашлять и задыхаться от столь противного, если честно, вкуса табака на языке. Но я не настолько маменькин сынок, как кажется. Давно забытый вкус гари и табака на небе вернул мне покой, и я уже не вспоминал о мистере Стивенсоне и о том, что две недели я буду проводить лишних три часа в этом здании. Легкая и ненавязчивая болтовня Макса особенно дополняли этот прекрасный момент. - Франчески, а у тебя сейчас какой урок? - спросил Макс и, бросив на землю окурок, затушил его ногой. Я сделал то же самое. - Литература, - ответил я и невольно поморщился. Почему-то именно сейчас мне меньше всего хотелось идти и целый урок сидеть рядом с мисс Я-предпочитаю-молчать-чем-говорить-с-такими-ослами-как-ты. - Ты знаешь, как дойти? - Да. - Ну, тогда увидимся на следующей перемене, Джош, - и сказав это, Макс махнул рукой в сторону главного входа, а сам пошел в противоположном направлении к небольшому зданию, где, как я позже узнал, находился физкультурный зал. Я еще немного постоял на улице, но услышал звонок и торопливо зашагал в школу. Когда я вошел в кабинет, на меня не обратили никакого внимания; только Уильямс недовольно фыркнула и заерзала на стуле. Я быстро прошел к своему месту, но (как всегда случается, если твое имя - Джош Франчески) я споткнулся об воздух и хорошенько влетел в угол парты животом, который все еще ужасно болел. И тут миссис Фэйрфакс наконец оторвалась от написания даты на доске и взглянула на меня. Мое , и без того красное, лицо стало пунцовым, я закатил глаза и, как можно изящнее оторвав свое тело от парты, прошел на свое место и плюхнулся на стул, успев задеть свою соседку рукой, от чего она снова заерзала и стала отодвигаться к краю стола. Миссис Фэйрфакс лишь сочувственно улыбнулась и вновь отвернулась к доске. Я сидел и изо всех сил делал вид, что мне не хочется встать и завопить от боли. Я попытался отвлечься и стал слушать рассказ миссис Фэйрфакс о великих европейских писателях восемнадцатого века. Что-то из ее рассказов я уже знал, а что-то слышал впервые. В любом случае на моем лице была настоящая заинтересованность, которую она сразу приметила. Она спросила меня о том, каких британских писателей того времени я знаю; я принялся перечислять их полные имена, к некоторым даже добавлял годы жизни и самые известные произведения. - Очаровательно, юноша, просто очаровательно, - повторяла миссис Фэйрфакс после каждого моего слова. В конце моего ответа она удовлетворенно кивнула и поставила мне высший балл. Я довольно улыбнулся, и мне показалось, я слышал, как усмехнулась сидящая рядом Уильямс. Но когда я бросил на нее быстрый взгляд, она сидела, завесившись волосами, и что-то писала в тетради. До конца урока я погрузился в атмосферу литературных вечеров, которые я иногда посещал в Уэйбридже, чтобы развеяться и обсудить хоть с кем-то только что прочитанную книгу. На самом деле я не настолько странный, как может показаться. И ходить каждую пятницу в небольшое двухэтажное серое здание с громкоговорящей на ней табличкой "центр культуры города Уэйбриджа" мне предложила сестра. Точнее, заставила сходить с ней, чтобы она, по ее словам, "не выглядела как полная дура", но после первого же собрания решила бросить, не найдя там ни одного милого мальчика, в расчете на которого она и пошла туда. А мне там очень приглянулось, уютная атмосфера странных взрослых и порой даже старых людей притягивала меня больше, чем участие в каких-либо школьных мероприятиях, куда я должен был ходить, чтобы выполнять установленную (не особо понятно, кем именно) норму послешкольной деятельности. И теперь снова, как и тогда, меня окутывала волна понимания и тяги к литературе, что я постоянно наблюдал на тех вечерах. Из моих мыслей меня вывел звонок с урока, который заставил всех стремительно подорваться со своих мест и унестись в неизвестном направлении. Уильямс тоже вскочила, но, непонятно по какой причине, она ушла, оставив свою тетрадь на парте. " Видимо, ей хотелось поскорее избавить себя от моего общества", - подумал я про себя и засмеялся; это казалось самым логичным объяснением. Взяв тетрадку и запихнув ее в портфель к остальным книгам, я спокойно вышел из кабинета и, не пройдя и пяти шагов, наткнулся на Макса. Он стоял посреди коридора со своим другом, которого я уже видел на английском, но так и не познакомился с ним. Как только я подошел к ним, мой новый приятель решил исправить это недоразумение и своим вечно веселым голосом произнес: - Джош Франчески, это Мэтт Барнс. Мэтт, - он многозначительно взглянул на тощего высокого парня рядом с собой и чуть заметно кивнул. - Мэтт, это Джош. Отличный парень, кстати. - Очень рад знакомству, Мэтт, - сказал я очень дружелюбно и протянул ему руку. Барнс пожал ее и не менее дружелюбно ответил: - Я тоже рад, Джош, - и он одарил меня приятной улыбкой без капельки фальши. - Ты давно здесь? - В школе - второй день, а в городе уже с неделю будет. - И как тебе? - спросил Мэтт и вновь улыбнулся. Его густая черная челка спадала на глаза, так что ему приходилось каждые пару минут чуть вбок потряхивать головой, чтобы не потерять меня из поля зрения. - Если честно, то пока не очень, - чуть смутившись, ответил я и пожал плечами. Мэтт засмеялся, а Макс уже, наверно, в тысячный раз за сегодня похлопал меня по плечу. - Ничего, скоро привыкнешь, - протянул Барнс и вновь тряхнул головой, сгоняя челку с глаз. Остаток перемены мы блуждали (точнее, я блуждал, парни-то точно знали, куда меня ведут) в поисках кабинета истории, хотя я решительно не понимал, зачем мне туда идти. Дело в том, что там проходили историю штата Теннесси, а это, пожалуй, было самой последней вещью, на которую я готов был потратить лишний час своей жизни. Если говорить кратко, то этот урок я со своими новоиспеченными друзьями решил загулять. Те не возражали; у них была геометрия, и их отношение к ней примерно такое же, как и мое к истории американских штатов. В итоге мы втроем сидели за старым, неиспользуемым корпусом школы и, пуская кольца дыма, болтали о всякой ерунде. Я, правда, по большей части молчал и слушал их действительно интересные рассказы, слабо понимая, что уже был втянут в большую часть таких историй в будущем. - Добро пожаловать в клуб лучших друзей Макса Хейлера, - сказал Мэтт и усмехнулся. Мы уже собирались расходиться по классам с ланча, который так великодушно оплатил Макс. Я не понял, что именно это значило, но на всякий случай тоже улыбнулся и кивнул. - Он теперь от тебя не отвяжется, поверь, - прибавил Барнс уже серьезным тоном и указал рукой на стол с полупустыми подносами. - Не помню, когда он в последний раз кого-то угощал ланчем. Так что, будь готов к сумасшествию, дружище. - Ох, ладно, да, здорово, - пробормотал я в полной растерянности. Мэтт ничего не ответил, лишь пожал мне руку, кивнул вернувшемуся из туалета Максу и вышел из кафетерия. На удивленный взгляд Хейлера я лишь пожал плечами и принялся благодарить его за оплаченный завтрак. - Да брось, Франчески, прекрати! - начал отпираться он буквально сразу же. Ему было ужасно неловко, и я сразу понял это и решил перестать. - Всего пара баксов, а ты тут мне чуть ли не памятник возводишь! Я не стал спорить, а просто доел свою картошку, довольно улыбнулся и встал из-за стола. Макс ждал меня все это время, оперевшись на спинку соседнего стула. Когда я поднялся, он принялся расспрашивать о моих уроках и вновь проводил до кабинета, на этот раз искусства. Пара слов благодарности, и Макс уже, смущенно отмахиваясь, уходит, оставляя меня один на один с целым классом учеников. Последние уроки я провел в одиночестве; ни Макс, ни Мэтт, ни Эль не появлялись рядом, а я сам намеренно не искал с ними встречи. После занятий я, вместо того чтобы ехать домой, спустился на первый этаж главного корпуса школы и прошел в кабинет номер двадцать три, где мне предстояло провести три часа, глядя в потолок. Как не прискорбно было тратить время на этот непонятный акт наказания за "недопустимое поведение в отношении к учителю", но сидеть мне пришлось, причем не в самой приятной компании; несколько действительно пугающих своим видом парней теснились почти у самого выхода, ближе пододвинув к нему парты; остальным же было, казалось, все равно, и они спокойно занимались своими делами. Я хотел последовать их примеру и уже достал тетрадь по математике, как вдруг в класс вошел какой-то высокий и худой мужчина, и, строго взглянув на нас, он самым невежливым способом рявкнул и приказал нам убрать все посторонние предметы. Я тяжело вздохнул и, сделав вывод, что выполнение домашней работы по алгебре плавно переносится на никогда, сложил руки на груди, опустил голову на грудь и задремал. Остаток дня прошел в суете и спешке, а также в моих жалких попытках подготовиться к предстоящему свиданию. Единственное, до чего я додумался, - надеть чистую рубашку и купить цветы, на большее моей сообразительности не хватило. И, разумеется, я не мог не опоздать и прийти вовремя. Хотя Эль этого и не заметила из-за увлечения самой собой, но мне было немного стыдно за свое классическое опоздание. Она была довольна цветами, довольна мной и вообще довольна всем, что я предлагал или делал в тот вечер. Казалось, что ей действительно нравлюсь или даже более того. Но меня это не трогало и не радовало, а, наоборот, заставляло чувствовать себя неловко. Весь вечер она говорила без умолку обо всем сразу, но ничего из этого меня не занимало. Я лишь кивал головой и пытался вставить несколько слов в доказательство того, что мне интересно, но этого и не требовалось. Когда вечер подошел к концу, я проводил Эль до дома; она уже поднималась по ступенькам крыльца, и я резко притянул ее к себе и поцеловал сначала в шею, а потом и в губы, совершенно не боясь разрушить этим наши отношения, будучи абсолютно уверенным в правильности этой выходки. И, действительно, вместо пощечины Эль наградила меня смущенной улыбкой и нежным взглядом. Я ушел, чувствуя себя победителем в первом раунде боя с Америкой.