Китайские яблоки

Руки Чу Ваньнина покалывало от прилива крови, в венах циркулировал неизвестный яд, смешанный с демонической кровью. Он был не удовлетворен и злился на собственную злость. Чувство использованности растекалась по венам, как мутная вода. Закатный свет в горной хижине померк, наполнился густым рыжим золотом. В близких сумерках лицо Хуа Бинаня снова казалось молодым, невинным и кротким. Обрывочная память Ваньнина, зацепившись за эту деталь, тут же высветила воспаленный вечер с дождем и алой прорехой на горизонте. Маленький сирота, похожий на аккуратную девочку, покорно бредет по мосту, закрывая затылком и плечами тяжелую стопку книг. Бегущие тучи скрывают заходящее солнце. В сизой непогоде детская фигура выглядит такой одинокой и безропотной. Почему с ней нет никого из старших?.. — Куда ты идешь? — спрашивает молодой и стремительный Чу Ваньнин, пересекая мост. Зонт в его руках роднит Бессмертного Бэйдоу с обычными людьми, он не любит выделяться и распахивать хайтановые барьеры ради личного удобства. — Я взял книги… — останавливается ребенок. — Мне нужно их прочесть… но они слишком сложные. — Покажи, — строго протягивает руку Чу Ваньнин, и ребенок на вытянутых ладонях протягивает стопку. Стопка тяжелая, и слабые руки дрожат от напряжения. Чу Ваньнин подхватывает книги и мельком просматривает обложки. Это трактаты по медицине. Чтение не детское, но безобидное. Обычно ученики таскают из архива свитки с техниками по совершенствованию ядра. — Кто твой учитель? — наклоняется к ребенку Чу Ваньнин. Дождь течет по невинному детскому лицу. Мальчик очень хорош собой, у него белоснежная кожа, большие грустные глаза и хрупкие плечи. — У меня нет учителя, — скромно произносит он, опустив ресницы. — Я бездарен. — Пойдем, — берет его за руку Чу Ваньнин. Этой рукой он держит зонт, другая прижимает к боку книги. Широкие рукава Чу Ваньнина скрывают их от дождя. Мальчик кивает и доверчиво идет за Чу Ваньнином под одним зонтом. — Учитель самый лучший, — говорит он с улыбкой. — Я буду молить будду, чтобы он всегда держал надо мной зонт. …Это был единственный ученик, которого Чу Ваньнин выбрал сам. Сюэ Мэн достался ему как пропуск в нижний мир Заклинателей. Глава пика Сышен приютил молодого Чу Ваньнина, едва отгремел скандал со школой Жуфэн. Чтобы ранг нового старейшины не был фиктивным — он выдал Ваньнину ученика, своего сына Сюэ Мэна. Мо Жань выбрал Ваньнина сам, долго осаждая его и ставя в тупик своей привязчивостью. Но Ши Мэй… Сострадание к сироте не было единственной причиной. Брать учеников из жалости — значит оскорблять учение. Ши Мэй был талантлив, но не в той области, что ценится в нижнем мире. Чу Ваньнин закрыл глаза рукой. На его запястье горел кровоподтек, оставленный веревкой. Рука онемела и плохо слушалась. Губы Ши Мэя изучали другую. Их ноги переплелись, и Чу Ваньнин ощущал внутренней стороной бедра налитый кровью член Ши Мэя. Его собственный упирался ему в живот. — Могу я попросить наставника немного приласкать меня? — мило спросил Ши Мэй, целуя его запястье. Чу Ваньнин гордо отвернулся. Ши Мэй совершенно верно расценил это как согласие. Он вовремя сдержал в горле смех, с любым другим человеком ставший бы игривым одобрением, поощрительным знаком близости. Но с Чу Ваньнином это стало бы ножом в спину. Так что Ши Мэй привстал и отодвинулся на противоположный конец кровати. Там он сел на колени в позу ученика, между стройных лодыжек Чу Ваньнина. Чу Ваньнин с распущенными, влажными волосами и стоящим членом лежал без движения. От его красоты и бездействия захватывало дух. Ши Мэй согнул его ноги, приподнял их и поставил себе на бедра. Правое бедро было в крови, но рана успела затянуться. Чу Ваньнин не реагировал. Одной его стопой Ши Мэй провел по себе снизу вверх, пока не прижал ее к груди, создав упор. Красиво выпирающие косточки на лодыжке пересекали тонкие вены. Какое-то время он гладил светлую кожу, чувствуя, как мелко дрожит колено. Чу Ваньнин, перестав ощущать прямую угрозу, наблюдал из-под опущенных век. Вторую его стопу Ши Мэй поставил себе на член. Чу Ваньнин рванулся было прочь, но Ши Мэй схватил его за лодыжку. — Разве Бессмертный Юйхэн не хочет наступить на этого бессмертного? — с ложной невинностью спросил он. — Чтобы наказать его за преступления против двух миров? — Бесстыдник! — вспыхнул Чу Ваньнин, как делал в былые, мирные дни, и у Ши Мэя против воли сжалось сердце. То, что он сейчас делал, оказалось даже приятнее, чем в юношеских мечтах. Он немного подался вперед корпусом. Его теплая кожа упруго вжалась в точеные стопы, которые слегка пружинили не то от смущения Ваньнина, не то от его протеста. — Но я сказал наставнику чистую правду, — мирно гладил его икры Ши Мэй. — В этом мире совершенствования изначально бессмертна только наша демоническая кровь. И есть лишь один владыка, неизменно попирающий демонов, Чу Тагуйсянь. Это старейшина Юйхэн. Или Учителю больше нравится именоваться Тасяньмо?* Ши Мэй тихо засмеялся. — Этому ученику больше нравится «сяньцзунь Тасяньмо». Можно обмануться, представив, что Учитель, наконец, растоптал шисюна Мо. На Чу Ваньнина было жалко смотреть. Но так завораживающе. Учитель лучше всех понимал игру слов Ши Мэя. — Как глупо, — зло сказал Чу Ваньнин, пружиня ногой. — Хотя этот сяньцзунь последует твоему определению**. На последнем слове Чу Ваньнин со всей силы оттолкнул его, ударив в грудь, но удар вышел слабым, Ши Мэй лишь немого отклонился назад. Он тут же схватил лодыжку Чу Ваньнина и опустил ее вниз, сжав его стопами свой член с двух сторон. — Учитель так рассудителен и умен, — Ши Мэй побледнел от возбуждения, его глаза горели. — Почему же он до сих пор не понял, что нужно этому ученику?.. — Я отлично понял тебя, — враждебно уперся в него Ваньнин, и Ши Мэй с тихим стоном подался вперед. — Ты соперничаешь с Мо Жанем, которого погубил, но все еще пытаешься очернить его в моих глазах. Ты жалок. — Учитель не прав, — на ресницы Ши Мэя вновь навернулись золотые слезы, которые теперь, казалось, готовы были течь без остановок, возмещая все годы сдержанности. — Этот ученик давно не ревнует. Мо Жань… — Ши Мэй мерно двигался, раскачиваясь, и сердце Чу Ваньнина пропустило такт от новых ощущений, — Мо Жань никогда не нравился мне, никакого сравнения с Учителем… но я был вынужден много лет очаровывать его… Потому что Мо Жань грозился уничтожить наследие моей матери. Этот ученик не очень силен, сяньцзунь, у него не было выбора. — Я знаю, что ты сделал, — жестко сказал Чу Ваньнин, злясь на свою чувствительность. — И знаю, что на месте Мо Жаня должен был быть я. Однако размен фигур тебя устроил. Твои сожаления полная чушь. Упругое подножие, в которое упирался Чу Ваньнин, было шелковистым и приятным наощупь. В смущении он то ослаблял, то усиливал давление. — Ах, — Ши Мэй разжал пальцы и откинулся на руки, насколько позволяла кровать. — Что может знать Учитель о том, как трудно изображать влюбленность. Ведь Учитель так холоден. Он знает лишь, как скрыть свои чувства. Чу Ваньнин с трудом поднялся на локтях. Его руки разъезжались, и он вцепился в покрывало, чтобы не упасть. Ног он не отнимал, он смотрел на Ши Мэя. Такая демонстрация удовольствия, страсти, растопившей кости, словно нет сил держать размягченный корпус, была ему в новинку. Старейшина Юйхэн не посещал бордели, всегда отводил глаза от откровенных сцен и считал демонстрацию телесности вульгарной. Но Ши Мэй не был вульгарным. Кажется, он был, наконец, таким, каким его задумала природа. — Этот ученик всегда хотел показать Учителю, насколько тот безупречен… — голос Ши Мэя понизился, он говорил лёгкой хрипотцой. — Все, что делает Учитель, не только красиво, но и результативно. Как мог Учитель так долго отвергать себя, думая, что он не создан для радости, или слишком неловок для любви?.. Этот ученик может кончить сейчас, если Учитель пожелает… — Заткнись, Ши Мэй! — в сердцах воскликнул Чу Ваньнин. Его растерянное лицо вновь порозовело. … — Но Мо Жань, — слова лились из Ши Мэя без всякой остановки, — Он нашел себе Костяную Бабочку, слава которых известна. Он женился на ней лишь потому, что она похожа на меня. Как печально. Сун Цютун так и осталась для него подделкой. А для меня подделкой был Мо Жань. Чу Ваньнин с усилием сволок ноги с Ши Мэя, яд его змеи был ужасен. Он позволял все чувствовать, но почти не давал возможности шевелиться. Ши Мэй поднялся и припал губами к внешней части его стопы. Словно в древней церемонии «почитание стоп учителя», которую объяснял монах Хуайцзуй. По почтительно склоненной спине Ши Мэя рассыпались черные волосы, обнажив позвоночник. Чу Ваньнин застыл. Действия Ши Мэя были ритуалом, дающим ученику доступ к духовным центрам наставника, и являлись просьбой о защите и справедливости. — Пять лет я носил ему вонтоны Учителя, — продолжал Ши Мэй, касаясь лбом второй стопы. — И улыбался лжи. Учитель не знает, зачем он поставил меня в столь трудное положение?.. Зачем ты попросил меня присвоить себе твою заботу? И потом просил делать это вновь и вновь, ведь с каждым годом признаться было все трудней?.. Ваньнин не знал. Он знал это прежде, когда все было четко, аскетично и безнадежно, то есть — правильно. Когда казалось, что Мо Жань и Ши Мэй любят друг друга. А теперь не знал. Его смущение достигло предела. Ши Мэй мягко подтянулся и оседлал Чу Ваньнина. В его глазах золотилась влага. Припав на руки, подтянулся еще. Руки Чу Ваньнина, наконец, разъехались. — Но знает ли Учитель, что было самым трудным?.. — Ши Мэй опустил голову. — Знать, что он возненавидит вас. Когда Мо Жань защитил Учителя и взял себе не предназначенное ему, я пожертвовал не своими чувствами… Я пожертвовал тобой. Я знал, что он будет ненавидеть всех, но видеть, что он делает с тобой… и не иметь возможности вмешаться в это… — Как ты смеешь сожалеть, что не сделал меня чудовищем? — воскликнул Чу Ваньнин, в сотый раз пытаясь сбросить его без всякого успеха. — Ши Минцзин! Как только твой язык повернулся назвать это жертвой?.. — Но разве Учителю не знакомо это чувство бессилия? — Ши Мэй стер слезы тыльной стороной руки и посмотрел на нее, словно увидел впервые. Золотые разводы светились в полутьме. — Знать правду, любить всей душой и не иметь возможности спасти любимого человека… Который теперь сам загоняет себя в глубины отчаяния, не видя ничего, кроме тьмы… И знать, что в этом есть и твоя вина… может быть большая, чем кого-то иного… Чу Ваньнин со стоном закрыл глаза. О да, он отлично знал все это. — Мо Жань присвоил что-то, что ему не принадлежит, и этим чем-то был ты, Учитель. Может быть, ты привык думать, что сам выбрал его… что заслужил его как кару… или как награду… но в любой из жизней Учителя Мо Жань достался ему грязным. Мо Жань спал с мужчинами и шлюхами с тринадцати лет, Учитель не был у него первым. Чу Ваньнин молчал, его лицо потемнело и заострилось. Это была больная тема, хотя она давно перестала иметь значение. — Но даже богатый бордельный опыт шисюна Мо не сделал его чутким. Шисюн Мо никогда не принимал в себя другого человека, он привык драть доступных женщин и юношей из цветочных домов. Какая может быть чуткость, если можно отдать деньгами. Учитель же понимает это?.. — Что ты хочешь сказать? — тускло отозвался Чу Ваньнин. — Что ты отдался нескольким мужчинам, чтобы набраться нужного опыта?.. И теперь навязчиво демонстрируешь его без капли стыда?.. Ши Мэй замер. Несколько мгновений царила звенящая тишина. Запах дикой яблони от кожи и волос Чу Ваньнина смешался с апельсиновой горечью, заполняя комнату ароматами весен и осеней. Ши Мэй сдвинулся вперед, приподнялся и с силой протолкнул в себя член Чу Ваньнина. Чу Ваньнин вскрикнул, расширив свои прекрасные длинные глаза, Ши Мэй стиснул зубы. Слезы брызнули из его зажмуренных глаз, рот издал болезненный стон. Прогнувшись в спине, он медленно опускался, заливаясь немыми слезами. Его лицо было почти нечеловечески красиво, и на нем расцветало счастье. Пальцы Чу Ваньнина сжались кулак. Он все понял. Подавшись вперед, он подхватил руками Ши Мэя за талию, удерживая его на весу. — Это не больно, — врал Ши Мэй. — Учитель должен знать это лучше кого бы то ни было. — Заткнись! — отозвался Чу Ваньнин. — Как медик может быть столь неосторожным?.. Это… Ши Минцзин!.. — Учитель должен трахнуть меня, — на выдохе прошептал Ши Мэй, — Ты должен кончить в меня, иначе плоть Костяной Бабочки не сработает… И Учитель не получит никаких преимуществ… — Замолчи, — немного ослабил руки Чу Ваньнин. — Мне уже гораздо лучше, чем в начале. …Неожиданная мысль нагнала его, несмотря на полное замешательство. — Мужчины из клана Костяных Бабочек, — прищурился он. — Могут заниматься парным совершенствованием лишь так?.. — С людьми, — положил ладони поверх рук Чу Ваньнина Ши Мэй. — Но не с нашими женщинами. Так решили люди. Ши Мэй опустился до конца и склонился над Чу Ваньнином. Его слезы капали тому на лицо. — Я никогда не делал этого раньше, — сообщил он, касаясь губами щеки Чу Ваньнина. — Прошу учителя позаботиться обо мне.