***
Весь следующий день бездумно валяюсь в кровати, ем, слушаю музыку и читаю книги. Единственный мой выход в мир — к Тони за пирогом и кофе. Вечером приходит Марта, и мы с ней, обложившись конспектами, прогоняем материал, готовясь к тесту. — Я узнала, что будут обсуждать в книжном клубе. Спросила у Моники, она туда ходит, — мы откладываем тетрадки, и я потягиваюсь, желая размять затёкшие мышцы. — И? — всё равно, что будет там за тема. Я буду молчать, чего бы мне это не стоило. Бенедикт скорее всего опять будет думать, что я ни черта не понимаю: ни в жизни, ни в литературе. — «Над пропастью во ржи». Хорошо, что мы обе её читали, — слышу её облегчённый вздох и силюсь сдержать ухмылку. — Как думаешь, мне стоит кратко повторить это произведение, мало ли какие там будут вопросы? — она снова паникует, сминая листы тетрадки в руке. — Успокойся, зефирка! Это не экзамен, если ты вдруг не найдёшь, что ответить, многоуважаемый мистер Рид не отругает тебя. Выдохни! Мы просто идём туда протирать нашими аппетитными задницами стулья. — Тебе же завтра ещё на концерт к друзьям Роба? — чёрт, а ведь точно! Я просто надеюсь, что вся эта тягомотина с книжным клубом не продлится больше часа. У Роберта есть друг — Кайл, а у Кайла есть своя рок-группа, они репетируют в актовом зале нашего университета, а сегодня выступают в небольшом баре. Для них это уже успех. Роберт давно меня позвал, а я очень давно никуда не выходила. — Да-а-а, точно, почти забыла об этом. Ты пойдёшь? — встаю и перекладываю конспекты на свой стол. — Нет, ты же знаешь, я не люблю громкую музыку, у меня голова от неё начинает раскалываться, — помню, как по незнанию повела её на концерт, так эта дамочка весь вечер простояла, закрывая уши руками. — Я всё равно немного почитаю, — сообщает соседка и открывает Сэлинджера. Доказывать бессмысленность её действий нет смысла, поэтому я просто надеваю наушники и залезаю в кровать с красавчиком Дорианом Греем. Уверена, что будь он реальным персонажем, мы непременно подошли друг другу. Погрузившись в мысли, не замечаю, как улетаю в царство Морфея.***
Мои сладкие эротические сновидения прерывает противный звук будильника. Тихо матерясь, зарываюсь под подушку. — Марта, выруби его к чёртовой матери, иначе я сейчас встану и выкину его в окно, — ненавижу этот звук. Самое ужасное, что есть в мире, — это будильники. Вы не думайте, что я умаляю ущерб от атомных бомб, войны и голода. Но именно сейчас я ненавижу её телефон всей душой. — Сели, прекрати кричать, поднимайся, нам надо собираться, — мне уже не нравится этот день, мерзкая пульсация разрывает мою голову на части, хочется кофе и сдохнуть. Еле разлепив веки, встаю, молча хватаю полотенце и направляюсь в душ. Нужно просто дожить до вечера, а там Роб, музыка и пару бокалов виски сделают этот мир лучше. Когда я возвращаюсь в комнату, на столе стоят бутерброды, соседки нет. — Прости, зефирка, за то, что сейчас будет, но мне нужно зарядиться, — включаю в колонках «Maneskin — Beggin», прибавляю звук, закрываю глаза, замираю на пару секунд и чувствую, как музыкальные биты запускают кровь по моему организму. Головная боль отпускает и, откусив бутерброд, начинаю пританцовывать, выбирая одежду. Скача и горланя, натягиваю на себя тёмно-синие moms джинсы, чёрный свитер оверсайз в крупную вязку и завязываю волосы в хвост. Сегодня решаю обойтись без макияжа, ведь вечером собираться на концерт, а бессмысленные действия в виде нанесения косметики, а потом её смывания всегда мне не нравились. Фу, ненавижу! — Господи, Сели, ты разбудила весь этаж, — подруга заходит в комнату и, повысив голос, старается перекричать музыку. Я оборачиваюсь, улыбаюсь и начинаю медленно двигаться в её сторону. — Что за хитрый взгляд? — спрашивает у меня подруга, снимая с вешалки своё платье. Решаю не отвечать, дабы всё не испортить, а только резко подаюсь вперёд, хватаю за руку и начинаю затягивать в танец. Сначала она пытается сопротивляться, но сдавшись, начинает хохотать и двигать бёдрами в такт. Спустя десять минут мы уже бежим по коридору, потому что, конечно, из-за меня мы опаздываем. Но мне так хорошо, и во мне столько энергии, будто я выпила большой бокал кофе. Готова свернуть горы или кому-то шею. На лекциях занимаю последние ряды, чтобы, не привлекая внимания, слушать музыку, благодаря этому загруженный учебный день проходит довольно сносно. С последней пары решаю уйти. Мне нужно собраться на концерт, ведь клуб зануд заканчивается почти впритык к концерту. Распустив волосы и взяв душевые принадлежности направляюсь в обитель грибков и плесени, а хотелось бы в огромное джакузи. Хорошо, что одежду выбрала заранее и не нужно устраивать бардак в поисках подходящей вещи. Марта и так очень терпелива ко мне, ведь там, где я, — вечный бардак. Высушиваю волосы, придавая им объём у корней, на лицо наношу тон, слегка подкрашиваю брови и ресницы, губы обвожу помадой цвета спелой вишни, надеваю чёрные джинсы скинни и красный топ, открывающий живот. Ноги обуваю в грубые ботинки. Из верхнего ящика достаю чокер с шипами и украшаю им шею. Я отхожу на пару шагов от зеркала и окидываю себя оценивающим взглядом: ну вроде неплохо, мои волосы лёгкими волнами ниспадают до плеч, узкие джинсы подчёркивают бедра и аппетитные ягодицы, сквозь топ проступают вставшие от сквозняка соски. Улыбаюсь своему отражению, беру кожаную куртку и направляюсь на выход. Почти закрыв дверь, осознаю, что мне вообще-то сейчас к мистеру снобу. Твою мать! Меня, наверное, не пустят в таком виде. Забегаю в комнату, хватаю со стула длинный бежевый кардиган Марты. Ну хоть верх прикрою, а то у всегда одетого в деловой стиль профессора будет сердечный приступ от моего вида. С подругой встречаюсь у главного входа в университет, она осматривает меня и недовольно качает головой: — Нас не пустят, — подхватываю её под локоть и веду ко входу. — Я взяла твой супер-консервативный кардиган, надену его и прикрою всё, что так тебя смущает. Встреча профессорских воздыхательниц проходит в дальней секции библиотеки, там есть комната для преподавателей, и каждую пятницу она превращается в Содом и Гоморру. Мы подходим к двери за десять минут до начала мероприятия, я снимаю куртку и надеваю длинный кардиган. — Так нормально? «Не нарушаю чувства верующих?» — Пошли уже, я-то привыкла к твоим образам, но преподавательский состав ты до сих пор травмируешь, — мы заходим в небольшой кабинет с огромными арочными окнами, высокими книжными стеллажами и деревянными стульями, стоящими полукругом напротив огромного деревянного стола. В помещении человек пятнадцать, и все лица женского пола. — Да, тут просто клуб будущих домохозяек, ну или кастинг на шоу холостяк, — я облокачиваюсь на стену и внимательно всех осматриваю. Девушки сбились в кучу около дальней стены, в руках у них подносы с различной выпечкой: кексы, печенья, пироги, всё это они аккуратно умещают на небольшой столик. — Я не знала, что у нас сегодня конкурс по выпечке, — говорю подруге, проходя вглубь помещения. Это они что всё для Рида припёрли? Марта так же, как и я, осматривает это недоумевающим взглядом. — Селена, что ты тут делаешь? — слышу писклявый голос справа. Поворачиваю голову и встречаюсь с недовольным взглядом зелёных глаз — Моника. У нас с ней как-то с первого курса не сложилось, мы просто хотим от жизни разного, она — выйти замуж за миллионера и родить ему детей, я же — купить пикап и отправиться в путешествие, ища людей и пейзажи для своей книги. Она презрительно осматривает мой наряд, морща нос. — И во что ты вырядилась? — Это что ты тут делаешь? Не думала, что мы сегодня будем обсуждать очередной выпуск Вог. Ты в курсе, что здесь люди говорят о серьёзной литературе? — мои губы складываются в усмешку. Мне всё равно на её мнение, а вот ей очень важно, что о ней думают, но маленький мозг забывает давать команду хозяйке, что связываться со мной —плохая идея, поэтому каждый раз я снова и снова макаю её длинный нос в грязь. Такая вот у меня тяжёлая миссия. — Я в отличие от тебя тут с самого начала, и именно я помогаю профессору все организовать. — Я надеюсь, он тебя достойно за это отблагодарил? — мне не хочется продолжать тратить на неё свою энергию, поэтому я хватаю Марту и отхожу к столу с едой. — Ненавижу эту чёртову зазнавшуюся суку, — беру тарелку и наполняю её выпечкой. — Она почему-то только с тобой себя так ведёт, со мной она нормально общается, — отвечает подруга, наливая себе из графина воду. — Сели, куда ты набираешь столько еды? Мы не поесть сюда пришли. Я делаю вид, что не слышу её замечания, и решаю набить сегодня свой живот до отвала. Не знаю, кто и зачем сюда пришёл, а я собираюсь поесть. Как только моя тарелка заполняется, открывается дверь и заходит профессор, даже не поворачивая головы это понимаю, так как по помещению проносятся вздохи. Когда он проходит мимо, я чувствую такой холод, словно моё тело опустили в чан с ледяной водой, становится очень зябко и огромные мурашки расползаются по всему телу. Мы с Мартой отходим от стола направляемся к свободным стульям, я двигаюсь очень медленно и аккуратно, так как боюсь свалить с тарелки сладкую драгоценность. Звенящая тишина намекает на то, что все наблюдают за моими действиями, но мне всё равно, я думаю о том, как бы не споткнуться и не распластаться на ковре в позе звёздочки, присаживаясь на стул, слышу облегчённый вздох подруги. Ставлю тарелку на колени и поднимаю взгляд на профессора, его холодные серые глаза проходятся по моему внешнему виду, замирая на животе, и я понимаю, что кардиган раскрылся, но мои руки заняты, и у меня нет возможности его поправить. Он неотрывно смотрит на оголённую часть, а все смотрят на него, я начинаю нервно ёрзать на стуле, стараясь прикрыться, потому что это всё становится жутко странным и привлекает ненужное внимание. Рид, опомнившись, наконец, отводит затуманенный взгляд к окну, прокашливается, и его голос наконец оглушает аудиторию, приводя всех в чувства: — Спасибо всем, что пришли, особенно тем, кто решил посетить нас впервые, — деловые, сухие нотки возвращаются в его речь, и он бросает быстрый взгляд на нас с Мартой. Я откусываю печенье и решаю сосредоточиться на его одежде, так как неловкость ещё ощущается в воздухе, и смотреть в глаза профессора мне не по себе. Сегодня он одет довольно расслабленно для стиля вечного педанта: чёрный джемпер, под низом которого выглядывает белая футболка, тёмно-коричневые брюки и такого же цвета, до блеска начищенные ботинки. — Моника, я просил вас прекратить этот фестиваль выпечки, так как некоторые сюда начинают приходить совсем не за утолением литературного голода, а голода в прямом смысле, — и я чувствую, что он снова смотрит на меня. Ну вот, очередная лекция от великого мистера Бенедикта. Я, не скрываясь, закатываю глаза и решаю не прекращать свой пир, ловя осуждающие взгляды со всех сторон. — Сели! — Марта толкает меня в бок, я в ответ лишь пожимаю плечами. Ой, отстаньте все! — Сегодня мы будем обсуждать «Над пропастью во ржи». Есть ли желающие поделиться впечатлениями? — Рид расслабленно ягодицами облокачивается на стол, вытягивает ноги, скрещивая их. Мой взгляд падает на его пальцы, которыми он упирается в крышку стола и воспоминания прошлой встречи накрывают меня. Мне резко становится нечем дышать и хочется сделать глоток воды или открыть окно, но встать не могу, поэтому тихо прокашлявшись, прочищаю горло и делаю глубокий вдох. Селена, что с тобой? Сосредоточься на печеньках, не хватало ещё возбуждаться от этого зануды. Соберись, идиотка! — Можно я? — тянет руку Моника, а я перевожу взгляд на девушек и замечаю, что все они смотрят на Рида, как на божество, фанатичные искры мелькают в их глазах, а с приоткрытых ртов вот-вот упадет слюна. Столько в них напускного восхищения. — Они что, все мечтают женить его на себе? — спрашиваю я шепотом, обращаясь к подруге. Она жестом приказывает мне заткнуть рот. Ой, да не очень-то и хотелось. — Пожалуйста, Моника, нам интересно ваше мнение, — голос профессора неожиданно приобретает нежный, бархатистый тон. Не соглашусь с вами, мистер Рид, мне вот вообще не интересно, размышляю я, откусывая кекс. «Как же вкусно, твою мать, — проносится у меня в голове, — а эти дамочки умеют готовить. Женись на них, Рид, или это сделаю я». — Мне это произведение показалось очень скучным, — звучит писклявый голос Моники, — целая книга про ворчливого и всем недовольного главного героя. Ему не нравится всё: школа, девушки, учёба, театры, кино, люди вокруг. Он эгоистичный и избалованный мальчишка, ничего не понимающий в этом мире. Его бедные родители оплачивают ему четвёртую школу, а он и её бросил. Есть определённые социальные нормы и правила, на которые он плюет, поэтому не удивлюсь, если его жизнь закончится в канаве. Я от возмущения чуть не давлюсь кексом. Каким местом она читала Сэлинджера? Задницей? Как можно так поверхностно оценивать произведения? Боковым зрением вижу, что Марта поджимает губы, пытаясь скрыть улыбку. — Чувствую, кто-то сейчас взорвется, — говорит она тихим голосом, я молчу и пытаюсь проглотить этот проклятый кекс, который у меня встал поперёк горла. — Интересная точка зрения, — профессор проходится взглядом по аудитории, считывая реакции на сказанное. Я же борюсь с кексом и, не выдержав, вскакиваю со стула, направляясь к графину с водой. Все возмущённо перешёптываются. Возвращаясь на место, перевожу взгляд в пол и держусь изо всех сил, чтобы не влезть и не наорать на Монику. — Кто ещё хочет высказаться? — поочередно девушки начинают поднимать руки и у всех похожее мнение с этой курицей, а в моей голове не укладывается, как так может быть. — Селена, вы хотите что-нибудь сказать? — спрашивает у меня профессор, и я отрицательно качаю головой. — Что ж, может, вы, Марта? — переходит он с вопросом к моей подруге. И тут я понимаю, что если не выскажусь, то меня просто вырвет, прям сюда, на этот ковер. — А хотя стойте, я скажу! — перебиваю Рида. — Я считаю, что мнение Моники абсолютно поверхностное. Конечно, тяжело прочувствовать героя, когда не прочитал дальше оглавления, — ловлю её возмущенный взгляд, который она бросает сначала на меня, а потом на профессора, ища поддержки, но мне всё равно, меня уже понесло. — Холден — очень чувствительная натура, которая не хочет соглашаться с несовершенством этого мира. Он видит во всех и всюду «липу» театр, где люди либо переигрывают, либо отвратительно играют свою роль. Он меняет школы, потому что видит лицемерие всех и каждого, директор готов жать руки только богатым, хорошо одетым и красивым людям, все зациклены на потреблении: машины, вещи, и каждый относится к другому только с позиции выставления себя на показ. Многим не нравится место, где он живет или учится, но все терпят это потому, что «надо соблюдать социальные нормы», как ты говоришь, Моника. Но он на них чхал, а бунтарей многие считают за психов, просто потому что вам всем страшно что-то поменять, и людям, которые на это отваживаются, трусы просто завидуют. В помещение наступает звенящая тишина, и только я слышу возмущенное сопение Моники и своё взбудоражённое. — Многие его злость на мир объясняют тем, что он не пережил смерть своего младшего брата, и так герой просто вымещает гнев на людей, которые продолжают жить дальше, а вот его брат нет. И что за этим никакой высокой миссии, это просто злой ребёнок, — слышу я голос Рида и обращаю на него свой взор, он расслабленно опирается на стол и протирает салфеткой стекла своих очков, не поднимая на меня взгляд. — Я считаю, что потеря близкого человека как раз и подарила ему чувствительность к миру вокруг. Если читать внимательно, то можно проследить, что он-то как раз и не ненавидит людей, ему их жалко. Он злится буквально секунду, а потом жалеет своего соседа с гнилыми зубами, стирает похабные надписи, чтобы маленькие дети их не увидели и хочет наказать человека, их написавшего. — Есть мнение противоположное вашему, доказывающее, что Колфилд — абсолютный эгоист. Он не хочет быть понятым, он просто хочет пожаловаться на мир, но слышать и слушать никого не желает. Профессор отталкивается от стола, надевает очки и, засунув руки в карманы, на несколько шагов ближе подходит ко мне, его взгляд всё также холоден, но его глаза очень проницательно вглядываются в мои, ловя каждое эмоциональное изменение. — Какой же он эгоист! — взрываюсь и уже почти кричу. — Если мечтает заниматься тем, что спасать детей, бегающих в ржаном поле, чтобы они не повредились и не упали. Он постоянно думает и заботится о своей сестре, переживает, если кого-то оскорбляет, как, например, свою подругу Салли. Эгоистам всё равно до чужих чувств. Он просто подросток и это его путь становления. — Я не понимаю, он что, действительно так думает? Профессор английской литературы поверхностный идиот? Хорошо, что я пропускала его лекции, стоит только представить, какую чушь он там несёт. Холдена назвать эгоистом, подумать только! — Вы знаете, что произведение как минимум двух человек сподвигло на убийства? Холден навязывает людям плохое поведение, нетерпение к миру, а его инфантильность заводит маньяков, — Рид, как охотник, аккуратно двигается в мою сторону, а мне хочется как бешеной кошке вцепиться в его лицо. Я отдаю Марте тарелку с выпечкой и встаю, делая шаг навстречу. — Вы серьёзно так думаете? Что какая-то литература может повлиять на здорового человека так, что он пойдет убивать? Не общество, а книги в этом виноваты? Вы прочитали много произведений, профессор, ну так что, в вашем подвале есть трупы? Мне стоит вызвать полицию? — делаю ещё шаг и всю злость, что испытываю, пытаюсь вложить в свой взгляд, который направлен на него. Мы стоим уже очень близко, мои руки сжаты в кулаки, я нервно дышу и думаю о том, что наличие образования не спасает людей от мышления типа инфузории туфельки. — Холден психологически нестабильный герой, ненавидящий мир. Ему тяжело социализироваться, так как он видит всё через пессимистичную призму. Из таких вырастают страшные люди, и неокрепший подростковый ум может взять эту модель поведения как основную и идти не по пути обсуждения, а по пути «взять и расстрелять неугодных», — Бенедикт в отличие от меня спокоен, у него ровное дыхание, руки всё также находятся в карманах, но его глаза блестят азартом, а губы так и норовят растянуться в ухмылке. — Я ещё раз вам повторяю, профессор, маньяками людей делают не книги, а семья и общество. Прошу вас взять литературу по психологии и ознакомится с содержимым, так как ваши заблуждения непростительны человеку с таким образованием. Чему вы учите студентов? Скажите ещё, что гомосексуальность — это болезнь, и мне придётся позвонить в ваше учебное заведение и попросить их подтвердить ваш диплом. — Занятие окончено, к следующей пятницы прошу всех прочесть «Грозовой перевал», — сквозь пелену злости, слышу голос Рида, и тут я осматриваюсь: все уставились на нас ошарашенными глазами и замерли, словно статуи. Мы находимся с ним на таком близком расстоянии, что нарушили уже все мыслимые и немыслимые границы. Бенедикт как ни в чем не бывало отходит от меня и направляется обратно к своему столу, а я будто рыба, выброшенная на берег, только и могу, что беззвучно открывать и закрывать рот. Гнев сковал всё тело. Что это за представление сейчас было? Слышу, как начинают двигаться стулья, и студенты покидают помещение. Профессор стоит ко мне спиной и перебирает какие-то бумаги, а я также стою на месте и мечтаю прибить его. Чувствую, как чья-то рука ложится на моё предплечье, вздрогнув, поворачиваю голову и ловлю взволнованный взгляд Марты. — Сели, пойдём, — она тянет меня к выходу, а я, опомнившись, хватаю сумку и, не оборачиваясь, покидаю кабинет. — Мне было страшно за тебя, я думала, ты его разорвёшь, — говорит тихо подруга, когда мы спускаемся по лестнице. — Боже, я не думала, что он такой деревянный. Он же невозможен, а я ещё с ним готовлюсь к семинару. Может, мне сходить в деканат и попросить замену, ну или я вообще всё сама сделаю, — бубню, не вслушиваясь в речь Марты. — Я думаю, тебе стоит успокоится и не действовать под управлением эмоций, — мы выходим из здания, и я начинаю мечтать о двойной порции алкоголя. Прям необходимо, иначе я разрушу всё. Прощаюсь с подругой, отдаю ей кардиган и, надев куртку, двигаюсь в направлении бара. В помещение много людей, на сцене играет незнакомая группа, и я, блуждая по залу, ищу знакомую белобрысую макушку. Роберт стоит около барной стойки и разговаривает с ребятами, которые должны будут выступать. Подхожу к ним, заказываю у бармена двойную порцию виски и только после этого приветственно приобнимаю Роба. — Оу, Селена, так сразу? Что случилось? — спрашивает Маршалл, ударник в группе Кайла. — Паршивый вечер, — отвечаю, делая глоток алкоголя. — Когда вы выступаете? — Через полчаса. — Всё хорошо? — спрашивает Роберт, схватив за плечи и всматриваясь в мои глаза. — Да, просто это всё чёртов Рид, — он смеется. — Часто же у него получается выводить тебя на эмоции. Кстати, ты очень хорошо выглядишь, прости, что не сказал это сразу, — признательно улыбаюсь Роберту. — Спасибо, давай выпьем. За ожиданием выступления мы болтаем с друзьями, я уже выпила две двойные порции чистого виски и ощущаю, как меня отпускает. Взяв бокалы, мы с Робом отходим от барной стойки, чтобы с лучшей позиции увидеть выступление. Роберт постоянно шутит, и позитивная атмосфера расслабляет моё тело. И вдруг, повернув голову ко входу, вижу знакомые черты лица. У меня галлюцинации, что за виски тут наливают? Но вот фигура начинает приближаться, и я понимаю, что это профессор, собственной персоны. — Роб, что он тут делает? — указываю кивком головы на Рида, подходящего к барной стойке. — Ребята его позвали, он же им помог, но мы не думали, что он придёт. Если бы я сегодня не видела эти брюки, я бы вообще не поняла, что это он. Бенедикт без джемпера, в одной футболке, а ноги обуты в белые кеды Lacoste. Впервые в жизни вижу его таким раздетым, я-то думала, что он и душ в рубашках принимает. Белая футболка подчёркивает его рельефные грудные мышцы и открытые руки с выступающими венами на предплечьях. Он выглядит шикарно, тяжело это не признать, но я очень зла на него и достаточно выпила, чтобы сделать вид, что его не существует, поэтому решаю сказать ему о том, что он кретин. — Я сейчас вернусь, — говорю я Робу. — Куда ты? Скоро выход парней. — Я быстро, — допиваю третий бокал и двигаюсь к Риду. — Профессор, — я подхожу к нему сзади и пытаюсь заставить свой пьяный язык не выдавать моё состояние. Он оборачивается. — А, Селена, здравствуйте ещё раз, — и переводит свой взгляд к барной стойке. Я обхожу его и встаю прямо перед ним, Рид же делает вид, что не замечает меня. — Вы серьёзно так думаете? — мой голос звучит враждебно. — О чём вы? — он наконец удостаивает меня своим вниманием. — О Колфилде, о чём ещё? — профессор устало вздыхает, потирая переносицу. — Селена, я пришёл сюда отдохнуть и не настроен говорить о работе, всё вас интересующее мы можем обсудить на лекции или в среду вечером. — Я не уверена, что у меня будут ещё с вами лекции. — Что вы имеете ввиду? — Бенедикт недоумевающе хмурит брови. — Я хочу сходить в деканат и перевестись, не хочется мне, чтобы моим образованием занимались вы, — Господи, и когда я так осмелела, что говорю такие вещи в лицо профессору моего университета. Он внимательно смотрит на меня, но вместо гнева в его глазах, замечаю смешинки. — Вы из тех, кто не может принимать ничье мнение, кроме своего? — спрашивает, слегка наклоняясь в мою сторону. — Нет, я из тех, кто не терпит отсутствие мозгов, — отвечаю ему, придвигая своё лицо к его. Он делает обратное движение, увеличивая расстояние и переводит взгляд на свой бокал, не переставая улыбаться. — Что я сказала смешного? — окидываю его непонимающем взглядом. Где-то позади начинает играть знакомая музыка, и я догадываюсь, что уже началось выступление группы Кайла, но мне нужно выяснить, что не так с этим Бенедиктом. — Бывают такие типы личности, из которых можно вытащить слова и мнение только с помощью провокации, — ничего не понимаю и продолжаю смотреть на него, схмурив брови. — Так я вам что, подопытная мышь, и вы на мне отрабатываете психологические приёмы? — теперь до меня начинает доходить, что все его аргументы — сплошной спектакль, и злость снова обжигает мои артерии, расползаясь по организму. — Селена, я ничего на вас не отрабатывал. Я преподаватель, и у меня есть разные способы, чтобы вывести студента на дискуссию. Я знал, что вы будете молчать, если только не будет возникать конфликтов мнений. Именно поэтому я дал первое слово Монике, она мыслит всегда очень, как бы сказать помягче, банально, и я догадывался, что это вас зацепит. — Зачем вам вообще меня выводить на дискуссию? — уже не обращая ни на что внимания, присаживаюсь рядом с ним на барный стул. Его руки обхватывают холодный бокал с виски, а моя лежит так рядом, что, сделав ещё хоть одно движение, непременно его дотронусь. — Мне, пожалуйста, еще одну двойную порцию, — говорю, обращаясь к бармену. Бенедикт переводит на меня внимательный взгляд. — Сколько вы уже выпили, Селена? — спрашивает спокойным голосом. — Недостаточно для того, чтобы высказать вам всё, что о вас думаю, — и тут он смеётся, вводя меня в ступор, откинув голову назад и обнажив белые зубы. Его низкий бархатный смех обволакивает, расползаясь теплом по моему телу. Может, я правда уже много выпила? Что происходит? Я ему тут гадости говорю, а его это веселит. — Вы очень язвительная и прямолинейная девушка. Я часто в преподавательской слышу жалобы на вас. Вы тяжело сходитесь с людьми, Селена. — У меня нет с ними проблем, я просто ненавижу, когда у людей отсутствует умственная гибкость, и они все и всех оценивают с помощью шаблонов, которые не имеют ничего общего с действительность. — Вы это говорите о своём внешнем виде? — Рид делает небольшой глоток и с улыбкой смотрит на меня. — И не только, но да. Большинство думают, что я наркоманка и девушка лёгкого поведения всего лишь из-за парочки пирсингов и татуировок. Профессор продолжает улыбаться и вертит в руке бокал. — Я не считаю, что внешность может много сказать о человеке, но проблема в том, что ваше поведение и не даёт вас лучше узнать. Как только с вами начинаешь разговаривать, как с равным человеком, без сарказма и препирательств, так вы сразу закрываетесь. Мне кажется, именно так в среду закончилось наше занятие. От возмущения подрываюсь всем телом и хочу встать, но потеряв равновесие от количества выпитого, я хватаюсь за первое, что находится рядом, а точнее — за руку Рида, пытаясь удержаться на ногах. Он крепко меня обхватывает, стул летит назад, а я подаюсь вперёд и врезаюсь носом в его грудь. Меня, словно тёплый плед, укутывает его тело, я не слышу ничего, что происходит вокруг, моё сознание сузилось до его груди под футболкой и дыхания профессора в мою макушку. Мне вдруг становится так уютно, что я, потеряв здравый смысл, прижимаюсь сильнее. Чувствую, как напрягаются его мышцы, и мне бы стоило его отпустить, но мозг в тишине и не даёт моему телу никакой команды. Я просто ловлю ощущение дома в его объятиях. Весь мир вдруг стал тёплого жёлтого цвета, а в животе заплясали бабочки. Из этого сладкого ощущения меня вырывает его нежный голос и руки на моих предплечьях. — Селена, с вами все в порядке? — он аккуратно отстраняет меня от себя, а я, словно кошка, пытаюсь прильнуть к нему обратно, но он крепко меня удерживает, не позволяя это сделать. Нет, профессор, похоже со мной не все в порядке. Я сошла с ума и в этот алкоголь подмешали наркотики. Поднимаю на него затуманенный взгляд, а он в ответ лишь улыбается и, вдруг резко подавшись вперёд, наклоняется над ухом и шепчет: — Там слева, наверное, стоит ваш очень близкий друг, так как он уже какое-то время прожигает меня взглядом, — поворачиваю голову и вижу гневное лицо Роба. Ну всё, мне конец. Теперь мало того, что я сама себя сожру за это с потрохами, так и он мне будет читать лекции о произошедшем. Отхожу от профессора, и стыд резко накрывает меня, что я даже голову поднять не могу. — Селена, пойдёмте провожу вас до общежития, вы же там живёте? — киваю, и не поднимая взгляда, произношу: — Меня друг проводит, всё хорошо. — Ваш приятель сейчас выглядит небезопасным, поэтому вы идёте со мной, — он протягивает руку, а я, застыв, смотрю на неё и не верю, что всё это происходит со мной.— Селена, возьмите меня за руку, вы много выпили, и есть вероятность, что вы можете споткнуться и упасть, — аккуратно протягиваю свою ладонь в ответ, и он, крепко меня удерживая, выводит из помещения. Когда мы выходим на свежий воздух, я пытаюсь выдернуть руку, но он не позволяет, ещё крепче обхватывая. Мы идём в тишине, и я всё также не могу разрешить себе на него посмотреть. Подойдя к зданию общежития, он останавливается и, отпустив меня, обхватывает мой подбородок рукой, поднимая голову, и мягко, заглядывая в глаза, произносит: — Селена, если вам кажется, что вы что-то сделали не так, то вам показалось. Вы чуть не упали, а я просто вас придержал. Ничего ужасного не случилось, вам не о чем переживать. Пожалуйста, перестаньте прятать глаза, всё хорошо. — Вы же понимаете, что это неправда, и я к вам прижималась, — выдергиваю свою руку и пытаюсь вернуть себе самообладание. — Так всё-таки вы ко мне прижимались, мне не показалось? — Рид прищуривается и довольно улыбается. — Возможно, не специально, возможно, у меня просто закружилась голова от алкоголя, — мой взгляд падает на его губы. — Мне тоже так кажется, что всё дело в алкоголе. Надеюсь, вы без приключений дойдёте до своей комнаты? — киваю и поднимаюсь к его глазам. — Спокойной ночи, Селена, жду вас во вторник на занятии. — Спокойной ночи, профессор, я буду, а возможно не вспомню, что вам пообещала, — поворачиваюсь и иду ко входу, сзади слыша его приглушённый смех. Да, Селена, ну ты и влипла!