***
В комнате включён свет, а Марта, как обычно это бывает, уснула за чтением конспектов в своей кровати. Бросаю вещи, умываюсь, засовываю наушники в уши, включаю любимый трек «Whole Lotta Love» и ложусь в кровать. Завтра меня ждёт вечер с профессором. Наверное, он будет таким же дерьмовым, как и сегодня. Просыпаюсь от того, что кто-то трясёт меня за плечо, сняв наушники, открываю один глаз. Недовольная Марта стоит надо мной и прожигает взглядом. — Сели, вставай! Мы опоздаем на пары, миссис Олкотт нас убьёт, если мы не придём вовремя! — Она и так это сделает, неважно, опоздаю я или нет, она меня терпеть не может, — поворачиваюсь на другой бок и укрываюсь с головой одеялом. Миссис Олкотт — старая недовольная грымза, преподающая нам историю. Чтобы я не делала и как бы не училась, у неё всегда есть ко мне претензии. Еженедельно на её парах я не так дышу, не так говорю, ну и, конечно же, не так выгляжу. Она чёртова старая пуританка, и весь мой внешний облик ей претит. Поэтому из походов на её пары я делаю праздник: выбираю подходящий, максимально провокационный наряд и наношу боевой окрас. — Нет, так не пойдёт, — говорит Марта и запрыгивает на мою кровать, стягивая одеяло. — Вставай, вставай живо! Иначе я сейчас вылью на тебя воду из чайника! — Да встаю, встаю, только не кричи так, пожалуйста! — нехотя поднимаюсь с кровати, натягиваю длинную чёрную футболку, отжатую у какого-то бас-гитариста, и ползу в душевую, схватив со стула полотенце. Приняв быстро душ, возвращаюсь в комнату и начинаю подбирать себе одеяние. Марта уже собралась и подгоняет меня, жуя овсянку. — Детка, выбрать наряд — это ответственная миссия! Я должна понимать, на сколько баллов я хочу её сегодня взбесить. — Ты точно доведёшь её до нервного срыва, Сели, — говорит подруга, улыбаясь. — Я надеюсь, — вытаскиваю все вещи из шкафа, скидывая их на пол среди груды тряпок, отыскиваю, что нужно. Сегодня на мне будут чёрные тканевые шорты с высокой талией, что открывают вид на мои бедра и татуировку, свободный тёмно-синий свитер, ниспадающий с правого плеча и тоже показывающий часть татуировки на ключице. Я натягиваю колготки в крупную сетку и достаю свои любимые Мартинсы, кровно заработанные написанием эссе за других студентов. Жирно подвожу чёрным карандашом глаза, хаотично взбиваю свои волнистые до плеч волосы, придав им объёма, и последним штрихом втыкаю все 5 своих серёжек в левое ухо и поворачиваюсь к Марте. Вижу, что она заворожённо за мной наблюдает. — Сел, ты красотка! Этот образ, конечно, очень откровенный, но эти твои длинные ноги и ключицы, не могу оторвать от них взгляда. Я закатываю глаза. Терпеть не могу, когда мне говорят комплименты, потому что совершенно не знаю, как нужно на них реагировать. Наверное, сказать «спасибо»? Так было бы логично, но я не считаю себя красивой, да, симпатичная, но красивая? Это вы уже перегнули. У меня ровный нос, овальное лицо правильных пропорций, тёмные от природы брови, длинные ресницы и миндалевидные глаза. Но у меня нет выступающих скул, и губы недостаточно полные, я не подхожу под образы, продаваемые глянцем. Но вот фигура достаточно ничего: я не тощая, да и полной меня трудно назвать, округлые бедра, довольно аппетитные ягодицы, длинные ровные ноги, выступающие ключицы и небольшая грудь, которую я просто обожаю тем, что легко подбирать себе одежду. Но я не считаю, что достойна комплиментов, есть много девушек намного красивее меня. — Марта, пожалуйста, прекрати! Ты знаешь, я не люблю этого, давай выходить! — я быстро скидываю все со стола в сумку, и мы выбегаем из комнаты. — Чёрт, книжку забыла — говорю я ей и возвращаюсь обратно. — Где этот чёртов «Великий Гэтсби», — ворчу, роясь на своей книжной полке. — Нашла! — вскрикиваю и бегу догонять Марту. Мы заваливаемся в аудиторию за минуту до начала пары. — Фух, успели, — задыхаясь проговаривает подруга, хватаясь за бок. Мы идём к своему месту в четвёртом ряду, и я стараюсь не замечать возмущённых взглядов моих однокурсниц и похотливых от парней, кроме Марты я ни с кем не общаюсь, хотя учусь с ними уже третий год. Они все скучные, мажористые дети с мыслями о тачках и шмотках. С такими людьми у меня нет ничего общего, да и общения с моей зефирной булочкой мне вполне хватает. Если же захочется посетить вечеринку, у меня всегда есть компания Роба. Да, и там попадаются скучные идиоты, но у них хотя есть вкус в выпивке, музыке и фильмах. Как только мы с Мартой сажаем свои пятые точки, заходит миссис Олкотт, и её оценивающий, злобный взгляд сразу устремляется на меня. Она, видимо, хочет меня им убить, да вот только близорукость не позволяет. Я в ответ смотрю на нее, растягивая губы в самой широкой улыбке, что есть в моем арсенале. — Селена, я смотрю, ваша великая персона изъявила до нас добраться. Чем же мы это заслужили? — Сегодня в моем календаре нет никаких мероприятий по подношению мёртвых кошек Сатане. Поэтому решила, а почему бы не сходить на лекцию моего самого любимого преподавателя. — А вы что, пришли ко мне сразу со своей ночной работы и не удосужились переодеться? — по аудитории разносится её скрипучий, как старая петля, голос, а тонкие губы грымзы растягиваются в злорадной усмешке. Отовсюду начинают слышаться приглушенные смешки. — Да, как вы угадали? Моя смена закончилась пораньше, потому что ваш сын выкупил всё моё время и передавал вам пламенный привет, — отвечаю ей, улыбаясь. Я даже с четвёртого ряда вижу гневный блеск в её глазах, она поджимает губы и проницательно меня сканирует, потом, ничего не говоря, нервно и резко отворачивается к доске, начиная записывать тему сегодняшнего занятия. — Откуда ты знаешь, что у неё есть сын? — спрашивает у меня шёпотом Марта. — Видела их как-то двоих в столовой, и Олкотт заботливо вытирала ему губы после еды. Мерзкая картина. Марта хихикает и начинает записывать тему в свою розовенькую тетрадку, а я подпираю подбородок рукой и устраиваюсь поудобнее. Весь учебный день проходит медленно, скучно, и мне приходится периодически одёргивать себя, чтобы не уснуть. А ведь мне ещё проводить сегодня вечер с многоуважаемым профессором. Какой отстойный день! Нужно будет зайти вечером к другу Роба и поиграть в приставку, убийство зомби быстро поднимает настроение. Моя встреча с Бенедиктом назначена на 18:00, но вот 18:05, и я сижу в библиотеке и читаю. Нужно ещё покурить и тогда можно будет выдвигаться в его сторону. После курилки в 18:15 я стучусь в его кабинет. — Входите, — слышу я бархатный голос Рида. — Простите, пожалуйста, профессор, я немного опоздала. Задержалась в библиотеке, — тараторю я, поднимая глаза, Бенедикт внимательно осматривает меня снизу вверх и останавливается на моих глазах. Я же отвожу взгляд в сторону и вижу, что напротив него на стуле сидит хорошенькая молодая девушка с листком в руках. — Вы опоздали, мисс Коул, — да, это моя фамилия. — Я решил, что вы уже не придёте и сдвинул немного свой график. Я вроде вас попросил не задерживаться, так как ждать никого не намерен. Следующее моё свободное время будет в 19:30, так что подходите сюда, а пока прошу мне не мешать, — профессор говорит всё это серьёзным тоном, но я вижу, что его губы так и норовят перерасти в ухмылку. Значит, вы решили меня проучить. — Очень обидно, что вы так нетерпеливы, мистер Рид, и дожидаться — не ваш конёк, — краем глаза вижу, как у девушки напротив от страха расширяются глаза. Скорее всего, она не привыкла, чтобы кто-то позволил себе так вальяжно разговаривать с преподавателями. Нет, крошка, не запоминай, у тебя такой номер не прокатит. — Закройте, пожалуйста, дверь, Селена, и надеюсь, что в следующий раз вы её откроете без опозданий. — Надежда умирает последней, профессор, — говорю я, закрывая дверь. Ну и что мне теперь делать полтора часа? Можно, конечно, сходить в кафе и перекусить. Выхожу из здания университета и вижу знакомую фигуру, покуривающую на лавке в зоне отдыха студентов. Я мнусь секунду, не зная, подходить к Роберту или провести время в одиночестве, но надеюсь, что он вчера всё понял и мы не будем поднимать больше эту тему. Медленными шагами подхожу к парню и смотрю на него. Он поднимает взгляд, осматривая мою одежду, и сглатывает. А мне в который раз хочется закатить глаза. — Привет, у меня есть полтора часа, не хочешь со мной сходить перекусить? — Селена, ты вчера сбежала от меня, как от прокажённого, а сегодня как ни в чём не бывало подходишь и зовёшь в кафе. Считаешь, это нормально? — Роб, мне просто надоело повторять тебе одно и тоже. Я хочу дружить с тобой, ты хороший парень, но вся эта ерунда с отношениями портит наше общение. Если мы закроем раз и навсегда эту тему, я буду рада продолжить проводить с тобой время. И я жутко хочу есть. Роберт вздыхает, глубоко затягивается сигаретой, думает пару секунд, опустив взгляд на землю. Потом поднимается и, выбросив окурок в урну, подхватывает рюкзак и делает шаг в противоположную от меня сторону. — Ты идёшь? — говорит он мне через плечо. — Я бы с радостью съел большой кусок мяса. Я расслабленно выдыхаю и подрываюсь с места, догоняя его. — Сегодня миссис Олкотт намекнула на то, что я шлюха, при всей аудитории, — заявляю ему я будничным тоном. Роберт присвистывает. — Она вышла на новый уровень, ты же поставила её на место? Ближайшие полтора часа мы едим, смеемся и обмениваемся колкостями. Мне не хватало вот такого общения, без напрягов и неловкостей, когда Роберт просто весёлый парень, а я просто я. — Мне нужно выдвигаться к зануде Риду, а то он опять сдвинет нашу встречу, и тогда я буду сидеть в университете до утра, — делаю затяжку и облокачиваюсь на стену кафе, пока Роберт поджигает свою. — Рид — крутой чувак, зря ты так с ним. Это он помог моим парням организовать студенческую рок-группу. Сам ходил и разговаривал с деканом, выбивая помещение для репетиций, — я в удивлении округляю глаза. Бенедикт Рид, помог с организацией рок-группы? Да ну, ерунда какая-то. — Ты говоришь про какого-то другого профессора, так как мой вечно читает скучные лекции и нотации. Роберт усмехается, бросая сигарету в урну. — Иди и уничтожь его нотации своим сарказмом, — я улыбаюсь и обнимаю его, попрощавшись. Ну что, профессор, надеюсь вы меня заждались. Ровно в 19:30 я стучусь в его кабинет и, не дождавшись приглашения, открываю дверь. Бенедикт сидит за столом, обложившись листами бумаги и поднимая левую руку, обращает свой взгляд на наручные часы. — Вот видите, Селена, приятно же приходить вовремя, — говорит мне он, указывая ладонью на стул напротив. — Вам просто повезло, что у меня не было никаких серьёзных планов на этот вечер. А то нашу встречу пришлось бы отложить, — отвечаю и прохожу к указанному месту. — Я верю в то, что у вас плотный график, мисс Коул, и как я понял, университет в него не входит. Мы можем продолжать вечно этот бесполезный диалог, но мне хочется уже быстрее приступить к подготовке и свалить домой. Это очень длинный день, и я жутко устала. Завтра разрешу себе всё проспать и никуда не пойти, проведя день в кровати с книгой. Два дня подряд в университете до вечера, это уже выше моих сил. — Я принесла свой экземпляр книги. Какие именно рассуждения необходимы? — я достаю её из сумки, а также тетрадь, ручку и пододвигаюсь ближе к столу. Размещаясь, я не специально задеваю его ступню своей, так как не обратила внимания, что у стола внизу нет перегородок. Замечаю, как Бенедикт вздрагивает, а я от неожиданности тушуюсь. — Простите, — проговариваю почти шёпотом. — Ничего страшного, мисс Коул. — Мисс Коул — моя мать, зовите меня, пожалуйста, просто Селена, — поправляю его. Терпеть не могу свою фамилию. — Буду иметь в виду. Селена, расскажите ваше мнение, о чём это произведение? — Об упущенной жизни и иллюзиях, которые создал человек в своей голове, а когда они не сошлись с реальностью, его мир рухнул. — Интересно, а многие думают, что оно о любви. О той самой, для которой люди готовы свернуть горы, — морщу нос в недовольстве. — Да, той самой, которая заставляет людей идти на необдуманные поступки и выключать рациональность. Поэтому мир полон разрушенных жизней, хотя то, что они называют любовью, всего лишь биология. Людям нужно заняться своим образованием, а не сказочной ерундой, — профессор внимательно на меня смотрит, откинувшись на спинку стула. Его серые глаза сканируют каждую эмоцию, отразившуюся на моём лице. — Вы не верите в любовь? — интересуется Рид, не отрывая от меня взгляда. — А вы да? Человек с двумя кандидатскими степенями верит в иллюзию, созданную книгами и фильмами для того, чтобы люди намного меньше задумывались о настоящих глобальных проблемах и их решениях, а занимались поисками того самого человека и тратили свою жизнь на это. Всем государственным лидерам выгодно, чтобы мы жили в своих сказках, рожали детей и выключали мозг под гнетом гормонов, иначе многих из них не было бы у власти. Бенедикт молчит минуту, потом встает со стула и подходит к окну, наливая воду в два стакана. Один он ставит на стол возле меня, и в нос ударяет его терпкий парфюм с нотками хвои и гибискуса. Рид замирает позади меня, делает глоток из своего стакана и отходит на пару шагов, возвращаясь к лицезрению мира через окно. — Вы сочувствуете главному герою? — интересуется, проговаривая фразы низким, хриплым голосом. — Да, мне его жаль. Вся его жизнь прошла для одного человека, который это не оценил. Но так часто бывает в жизни: кто-то любит, а кто-то позволяет любить. — А вы сами испытывали это чувство? — спрашивает меня профессор, возвращая ко мне свой взор. — А это имеет какое-то отношение к тематике моего выступления? — спрашиваю, смотря ему прямо в глаза. — Я просто хочу разобраться. Вы так много читаете. Я всегда и везде наблюдаю вас с книгой. Среди них очень много произведений классической литературы, завязанных на любовных чувствах. Я хочу понять, что вы находите и вычленяете среди этих строчек. Что они для вас значат? Невозможно ко всему подойти с рациональной точки зрения, это отнимает эмпатию. — Каждое произведение звучит по-разному. Но мне всегда были интересны герои с их психологической точки зрения. Я, читая, не витаю в облаках любви, тем более, если это не сказки о принцах и принцессах, то часто любовные истории героев заканчиваются трагически, расшатывая их психику. Для меня интересны истории либо падения, либо становления личности. — Вам не кажется, что вы не можете глубже оценить чувства героев и понять их мотивацию, не позволяя себе проживать влюбленность самостоятельно? Тяжело делать вывод о проблемах расизма, когда сам с этим не сталкивался, — он садится за стол, начиная закатывать рукава своей тёмно-синей рубашки. Я не знаю, с чего мы сегодня оделись в одну цветовую гамму, но задумавшись, неотрывно наблюдаю, как его длинные тонкие пальцы умело и быстро справляются с рукавами. Молчание длится уже очень долго, а я всё не могу выйти из транса, созданного его руками. — А что, любовь подобна гриппу, и ею всем обязательно нужно переболеть? — мой голос немного сипит и, взяв стакан, делаю глоток воды, стараясь убрать сухость в горле. — Нет, я не говорю вам об этом. Я просто считаю, что вы как будто-то специально скрылись за рациональностью и выключили эмпатичные качества. Вы очень здраво и интересно мыслите, Селена. Но я хочу, чтобы вы прочувствовали историю Гэтсби и поставили себя на его место. Хоть раз, просто открыв душу. Прошу вас в ближайшие дни сесть и, выключив рациональность, прочитать это глазами героя. Тогда, поверьте мне, вам откроется то, что вы не замечали ни при одном прочтении. И так со многими произведениями. Есть два взгляда на всё: рациональный и со стороны чувств. Каждый из них прекрасен и имеет право на существование. Я смотрю на него и не могу понять, что за человек передо мной сидит. На лекциях он безумно собран, смотрит на всё и всех холодными проницательными глазами. Я ни разу не видела, чтобы он позволил себе такую вольность, как снятие пиджака, даже когда бывало душно. На все провокации студентов он отвечает колкими язвительными фразами, а единственное проявление эмоций — издевательская ухмылка. Его лекции звучат сухим и бездушным голосом. Сейчас же передо мной его полная противоположность: пиджак профессора небрежно брошен на диван, стоящий позади меня, закатаны рукава рубашки, он выбрал максимально расслабленную позу, откинувшись на спинку кожаного кресла и смотрит на меня внимательным и, мне даже кажется, тёплым взглядом, говорит спокойным бархатистым голос, а его губы складываются в улыбку, которую просто невозможно назвать издевательской. Он рассуждает о чувствах, а я теряю дар речи. Я совершенно не понимаю, что тут происходит, будто меня отправили в зазеркалье, смотрю на него немного ошарашенным взглядом, а он открыто мне улыбается, что делает моё положение ещё хуже. Мне хочется вскочить и наорать на него, хочется раскидать его ручки, только бы вернуть тот его образ, так как с этим человеком я не знаю, как себя вести. Мне хочется просто уйти сейчас же, мне не уютно и кружится голова от запаха его парфюма. — Селена, с вами всё хорошо? Может, вам налить еще воды? — он тянется к моему бокалу через стол, а я отшатываюсь от его руки. Мне хочется вжаться в кресло и исчезнуть. — Всё хорошо — говорю внезапно севшим голосом. — Мы закончили? Просто я устала немного. — Да, мы закончили. Прошу вас описать к следующей среде свои мысли с позиции главного героя. Поставьте себя на его место. Мы встаём и почти одновременно направляемся к выходу. Я совершенно не замечаю, что он, как и я, тянется к ручке двери, чтобы открыть её для меня. В момент я ощущаю человеческое тепло своими пальцами и поднимаю взгляд, не додумавшись одёрнуть руку. Он стоит совсем близко, очень близко, я чувствую на своём лице его дыхание, ещё шаг и я носом смогу упереться ему в грудь. Но я не могу двинуться, моё тело словно парализовало. Мне это не нравится, мне очень это не нравится. — Селена, ваша рука, — говорит хриплым голосом профессор, и я перевожу взгляд на руку, которая лежит поверх его. — Мы не сможем отсюда выйти, если вы не отпустите меня. И тут до меня доходит момент происходящего, резко отшатываюсь от него, отходя на пару шагов назад. «Селена, что за дерьмо тут происходит», — проносится в моей голове. Он открывает дверь, а я мечтаю поскорее отсюда сбежать. — Надеюсь, вы не забыли, что я жду вас в читальном клубе в пятницу, — его бархатный голос обволакивает меня, кружа голову, а я хочу попросить его заткнуться. — Я прекрасно помню, что мне нужно отрабатывать прогулы, профессор. Удивлена, что вы не попросили убраться в своём кабинете, хотя скорее всего я не смогу разложить ручки по системе заканчивания в них чернил, — проговариваю сквозь зубы и вижу, как он хмурится, за миллисекунду в его взгляд возвращается холодность. — Странно, что вы запомнили мою систему, мисс Коул, вы, видно, очень внимательны ко всему, кроме моих лекций. В пятницу в 19:00, не опаздываете, поблажек в виде переноса времени больше не будет, — Рид снова говорит своим сухим профессорским тоном. А я выдыхаю, потому что такой профессор мне знаком. Я в ответ ему широко улыбаюсь и покидаю кабинет.Глава II Слабые стороны
24 августа 2021 г. в 15:28
Примечания:
Led Zeppelin - Whole Lotta Love
По дороге домой я только и думаю о том, что с самого утра кроме бутерброда и поганого дешёвого университетского кофе в моём желудке не было ничего. Холодильник пуст, а Марта скорее всего ещё не вернулась из библиотеки. Поэтому решаю зайти в любимое кафе недалеко от общежития. Там у владельца заведения по имени Тони всегда есть шикарный пряный латте, вкусный черничный пирог и книга, которую он одалживает для меня в букинистической лавке своего друга.
Тони — самый внимательный к другим людям человек. Я ни раз замечала, что он запоминает всё о своих посетителях: как зовут кошку той бабули, которая ходит в розовой шляпке, как зовут детей шумной семейной пары, что вечно берут огромный пирог с курицей и грибами, и какой сделать кофе, исходя из моего настроения.
Я первый раз забрела сюда в том году, когда вернулась с похорон дедушки. В тот день я просто не знала куда себя деть, так как возвращаться в общежитие и слушать утешительные речи Марты мне не хотелось. Я бесцельно бродила по району в наушниках и рыдала, пока, остановившись прикурить сигарету, не заметила открывшуюся передо мной дверь и не почувствовала терпкий запах кофе. Подняв глаза, увидела вывеску «Homes». Теплый жёлтый свет внутри помещения и ароматы завлекли меня туда. Добродушный шестидесятилетний мужчина встречал каждого зашедшего лучезарной улыбкой, он внимательно посмотрел в мои красные от слёз глаза и произнёс:
— Я знаю, что сможет тебе помочь, а ты пока присаживайся за столик, советую тебе выбрать вон то место около окна, оно моё любимое. Там можно одновременно видеть всё помещение и наблюдать за людьми на улице. Два таких близких мирка, но немного разных. Посмотри, тут все улыбаются, а там ещё не справились со своими невзгодами, но чашка хорошего кофе всегда согревает сердце, даже если оно сейчас сильно кровоточит, — проговорив это, он тепло мне улыбнулся и тут же удалился за барную стойку. Я сняла куртку и присела на выбранное им место. Я не знаю, что за магия происходила в этом помещении, но действительно хмурые люди, заходящие сюда, вмиг озарялись улыбкой.
— Милая, я надеюсь, ты не откажешься от черничного пирога. Моя жена сегодня испекла слишком много, а я не люблю выкидывать продукты. А в церковь еду забирают только по субботам. Это всё за мой счет. Мне будет приятно, если это сделает тебя чуть счастливее, — он смущенно мне улыбнулся, протягивая ароматный латте и тарелку с большим куском пирога. — Кстати, меня зовут Тони, и мы с женой владеем этим заведением. Она делает поистине шикарную выпечку, а я варю ничего такой кофе, — я улыбнулась и приняла его предложение.
— Вы не подскажите, чья эта книга? — спросила, указав на произведение Софии Лундберг «Маленькая красная записная книжка», лежавшее на подоконнике. Тони посмотрел на том, потом на меня, улыбнулся и ответил:
— Я прошу посетителей, если у них есть такая возможность, оставлять тут прочитанные ими книги, чтобы другие могли тоже насладиться. Если тебе приглянулась, возьми почитать. Только прошу и тебя совершить этот добрый акт, вернув её обратно. Я хочу, чтобы люди забывали тут о своих телефонах и проводили время либо за беседой, либо наедине со своей фантазией. Мне кажется, это две вещи, которые делают нас лучше.
Тони ошибался на свой счёт, он делал поистине великолепный кофе, как и пироги, которые готовила его жена. Именно здесь, погрузившись в книгу, уплетая черничный пирог, я обрела свой дом, который потеряла после смерти близкого человека. Он не заменил мне дедушку, он просто залатал моё кровоточащее сердце своим теплом. Именно здесь я сделала свой первый вздох после кончины моего старого друга.
Теперь я посещаю это место всегда, не важно, хорошо мне или плохо, ну а Тони припасает для меня книги, которые берёт у своего друга. Каждую неделю у него есть для меня подарок. Потери — это часто больно, но от них никуда не деться, главное, чтобы в жизни каждого человека был свой Тони с черничным пирогом.
— Сели, ну наконец-то, думал ты уже сегодня не зайдешь, — слышу скрипучий голос хозяина заведения. Он широко мне улыбается и расставляет руки для объятий, я же, не задумавшись, в них ныряю. — Как дела, дорогая? Ты выглядишь уставшей.
— Всё хорошо, просто пришлось задержаться в университете. Один зануда профессор решил мне прочитать лекцию о моём плохом поведении.
— Иногда так выражается беспокойство людей друг о друге, ты за своими иголками не смогла её разглядеть, — он внимательно и тепло смотрит на меня, а я тут же превращаюсь в маленького ребенка, который смущается от такого пристального взгляда, и начинаю нервно теребить край свитера.
Он улыбается и опускается под барную стойку.
— Я отложил тебе книгу и кусок твоего любимого пирога. Латте с корицей? — Тони протягивает томик Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Конечно, я много раз читала это произведение и смотрела фильм с моим любимым британским актером Беном Барнсом. Экранизация, конечно, далека от оригинала, но я лично просматриваю его не из-за этого. Вы видели глаза и улыбку этого актёра? А какие там декорации и костюмы? Думаю, нет смысла больше вам ничего объяснять. Я люблю это произведение и часто нахожу в нём что-то новое, тем более что этот экземпляр, судя по году издания, один из первых напечатанных.
— Да, как обычно. Спасибо за книгу, ты всегда знаешь, что мне понравится, — искренне ему улыбаюсь, беру пирог, книгу и присаживаюсь за свой любимый столик у окна.
С головой погрузившись в произведение, я даже не сразу замечаю, как Тони ставит передо мной чашку с кофе. Единственное, что успеваю, так это прокричать в его спину слова благодарности, а он, оборачиваясь, улыбается мне.
Не успеваю снова окунуться в историю Дориана Грея, как слышу, что кто-то стучит по стеклу окна. Подняв глаза, я вижу своего знакомого по имени Роберт. Именно в его комнате я потеряла голос, а потом и надежду на дружеские отношения с мужским полом. Он жестом спрашивает разрешения присоединиться, и тут я понимаю, что вечер окончательно испорчен. Прости красавчик Дориан, приходится отложить наши взаимоотношения, мне очень хочется провести с тобой провести вечер, но реальные парни, как обычно, всё портят. Роберт подходит к столику со светящимися глазами и широко мне улыбается.
— Сели, какая встреча! Мы так давно не виделись, — конечно, ведь я всячески старалась тебя избегать. — Очень соскучился. Ты не против, если я составлю тебе компанию?
«Я против, я очень-очень против», — хотела бы сказать, но иногда мне стыдно, что моя тактичность всё-таки во мне присутствует. — Садись, Роберт, я не против. Кофе заказывают при входе.
Роберт… Высокий, со светлыми волосами и голубыми глазами, он занимается лёгкой атлетикой, поэтому всегда в великолепной спортивной форме. На таких обычно западают девушки. Он тот, на которого я смотрела и думала: ну вот ему-то точно не нужны серьёзные отношения, поэтому со своей ванильной ерундой он лезть ко мне не будет. Но стоило нам один раз переспать, как он стал называть меня свой девушкой и нарицательными именами животных. Вот такого разочарования я не ожидала. Конечно же, мне сразу пришлось объяснить, что отношения мне не нужны. Он сначала надулся, как индюк, а потом почему-то решил меня добиваться. Я не понимаю, кто и когда сказал парням, что «нет» ничего не значит. Так как в моей голове это довольно простое слово, которое значит, что мне это не нужно. Поэтому я просто решила его избегать.
С парнями у меня всегда были сложные отношения. Я с детства проводила всё время в их компании, и мне было с ними очень интересно. Им нравилась та же музыка, те же игры, их родители покупали комиксы, которые они потом давали читать мне, мы лазили по деревьям, и они учили меня драться. Я была среди них своим парнем. Но с наступлением пубертатного периода их отношение ко мне изменилось, они стали смотреть другими глазами, особенно, когда у меня начала расти грудь, да и они больше сами не звали меня тусоваться, так как «ты девочка, Сели, и эти занятия только для парней, но ты можешь с кем-то из нас начать встречаться, у тебя красивые ноги, мы будем не против такой подружки». И тут меня отвернуло. Я очень переживала, так как везде была не своя. Интересы девчонок никогда не были моими. Они любили кукол, косметику, обсуждали мальчишек и диснеевские подростковые сериалы, типа «Ханы-Монтаны», «Зака и Коди», а меня это всё жутко раздражало. Майли, я так считаю, стала крутая, когда из скучной, милой школьницы превратилась в сумасшедшую, татуированную девчонку. Мальчишек теперь интересовал размер бюста, тупые шутки и задирание юбок. Только меня они не трогали, так как знали, что я могу и нос сломать. Сами же научили.
Меня никогда не интересовали длительные и серьёзные отношения, да и до сих пор так. Зачем вот эти обременения, клятвы верности и выбор одного полового партнёра, если всё равно будут заглядывать на других? Можно же просто развлекаться. Эти чёртовы ярлыки не для меня. Девственности я лишилась в семнадцать лет, просто ради интереса, с сыном маминой подруги. Секс был так себе, да и парень тоже, но он потом припёрся ко мне домой с тортом и говорил что-то о любви. Я выставила его за дверь и больше видеть не хотела. Тут я поняла, что хорошие парни — не мой уровень. Мне с ними скучно, и они очень навязчивы в своих ухаживаниях. И я переключилась на плохих мальчиков, знакомилась с ними в баре и на рок-концертах, и для меня это было идеально: никакой ответственности, просто секс, ничего личного. Мне никогда не разбивали сердце, потому что я никогда не влюблялась. Простой закон: не нужно привязываться.
Мои родители прожили в браке десять лет, и каждый день был пропитан ненавистью, хотя на публике это была идеальная пара со счастливыми лицами. Как только дверь нашего дома закрывалась, так они набрасывались друг на друга, как голодные собаки. Мать решила развестись, когда отец попортил идеальную иллюзию и, сорвавшись, наорал на неё при компании общих друзей. В тот же вечер на нижнем этаже нашего дома стояли его собранные чемоданы. Я никогда не хотела такой жизни для себя, да и в общем, не верю, что кого-то можно так любить, что захочется с ним жить под одной крышей и постоянно знать, о чём поговорить. Поэтому, как только я вижу у парней вот эти горящие глаза, как у Роберта, я сбегаю к чёртовой матери, а то он ещё кольцо достанет.
Роб подходит ко мне со стаканом карамельного капучино и присаживается напротив.
— Как у тебя дела? — спрашивает он, заглядывая, словно щенок, мне в глаза.
— Всё хорошо, просто очень много учебы, да и литературный семинар через пару недель, готовлюсь, вот поэтому и нет времени к тебе заскочить.
— Понимаю. У самого завал по учебе. Я давно купил тебе подарок, но всё не мог тебя поймать, чтобы отдать, — он поднимает рюкзак с пола и раскрывает его, доставая книгу. — Я видел у тебя в комнате книги на русском языке, и так как мой отец периодически туда летает по бизнесу, то попросил его купить, — он протягивает мне произведение Максима Горького «На дне». Я ошарашено смотрю на его руку и не могу сдвинуться. Что мне делать? Если я приму, то дам ему надежду? Но я так давно хотела её прочитать, но не могла найти именно на русском языке. Думаю я недолго и наконец беру книгу из его рук.
— Спасибо, Роб, не стоило. Это, наверное, дорогой подарок.
— Пустяки, это на самом деле вышло очень дешево. Тем более отец всё равно там был, а мы, я помню, как-то с тобой искали эту книгу по всем лавкам. Ещё в следующие выходные концерт одной бостонской рок-группы, не хочешь сходить? — и я опять вижу, как светятся его глаза. Мне становится дико неловко, что я приняла эту книгу и теперь не могу его отшить.
— Роб, пожалуйста, не начинай эту тему.
— Что? Я просто зову тебя на концерт.
— А я просто тебе говорю, что у нас ничего не будет, мне не нужны серьезные отношения, и, пожалуйста, забери книгу, не хочу, чтобы она меня обременяла, — я быстро поднимаюсь с места, хватаю вещи, любимого Дориана Грея и, быстро попрощавшись с Тони, выбегаю на улицу. Роберт так и остаётся сидеть за столиком, ошарашенно глядя в окно.
— Чёртовы парни — бормочу, прикуривая сигарету и направляясь в сторону общежития.