Как рок и хаос покорили Британию

      Бенедикт Рид… Профессор Бенедикт Рид... Собственной персоной. Преподаватель английской литературы.       Тот, по которому сохнет вся женская половина преподавательского состава и все студентки, которые хоть раз бывали с ним в аудитории, а по мне он жуткий чопорный зануда с саркастичной ухмылочкой, не сходящей с его лица. Да, он выглядит как чёртов Бог, этого не признает только слепой, правда, если у него будет возможность хоть мизерно дотронуться до выступающих мышц, скрытых под чёрной водолазкой, то скорее всего он ещё и дар речи потеряет, так что слепой станет и немым. Я бы им посоветовала не приближаться. Это небезопасно. Думаю, на Рида необходимо повесить табличку.       Профессор высокий, с подтянутой фигурой, всегда идеально уложенными назад густыми, тёмными волосами с серебристыми вкраплениями седины, что дарят образу взрослый шарм. Его острые скулы и подбородок обрамлены аккуратной щетиной. Цепкие серые глаза, спрятанные за круглой оправой очков, сканируют каждого, попавшего в их поле зрения. Профессор может часами рассуждать на абсолютно любую тему, заданную оппонентом, будь то квантовая физика или роль Сони Мармеладовой в романе «Преступление и наказание» Достоевского. Интересно, если я начну рассказывать про Патрика из «Спанч Боба», у него и тут будет, что мне ответить?       Но несмотря на внешность бога, он жуткий педант и сумасшедший перфекционист, что не любо моей душе, обожающей хаос. Идеально выглаженные брюки, без единого залома, скорее всего потому, что он никогда не садится на лекциях, а безостановочно мельтешит по аудитории. Меня часто укачивает от его хождений из угла в угол. Ох, а его рабочий стол выглядит как чёртов музейный экспонат. Знаете, те, которые накрывают стеклом, чтобы всякие посетители не смели своей пылью с пиджаков испортить историю. У него всё лежит на одном месте, в определённой последовательности: три ручки справа, сверху от его руки, чуть выше, стикеры для заметок, в две стопки: зелёные и синие. Их он наклеивает на работы студентов, выводя своим каллиграфическим почерком замечания. Они же, кстати, лежат слева в аккуратной стопке. Когда я говорю «аккуратной», это не просто ровно, это значит лист к листу, и если, не дай Боже, их чуть сдвинет поток воздуха, то рука профессора тут же тянется их поправить.       Я каждый раз на это закатываю глаза, а могла бы плодотворно сыграть на выпивание. Уверена, что к середине лекции меня можно было бы выносить в горизонтальном положении. Ах да, ещё одна причина игры — это пить, когда однокурсницы томно вздыхают. Например, когда он нагибается за упавшим мелом. Господи! Да угомоните вы своё либидо! И в тоже время я сама не могу оторвать взгляда от его упругого накаченного зада, который он подчёркивает своими узкими серыми брюками. Стоит только ему отвернуться к доске, как по аудитории прокатывается волна вздохов. Ещё его любимая поза, во время лекции, а не то о чём вы тут все подумали, —это руки, опущенные в карманы, и если вы в этот момент оказываетесь сзади него, во время его бесконечных рассуждений, то мамочки! Не размечтаться о его упругой пятой точке невозможно. Его рука во время лекции тянется поправить стопку работ, а вот свою я сдерживаю, чтобы маниакально не потрогать его зад. Всё меня подмывает узнать, что за упражнения для ягодиц он делает. Мне срочно нужно тоже!       — Селена, я задал вам вопрос! — сквозь пелену сознания проступает низкий бархатный голос профессора. Тут же чувствую толчок в правый бок от подруги.        — Простите, я так погрузилась в интереснейшую тему, что не расслышала. Вы можете, пожалуйста, повторить? — главное — сделать наивный взгляд и широко улыбнуться.       — Мало того, что ваша персона и так редко радует нас своим присутствием, так вы и во время нахождения здесь где-то витаете. Не хотите рассказать, о чём так глубоки ваши размышления?       «О вашем заде, профессор!» — но я, конечно же, это вам не скажу. Всё, что я смогла, так это широко улыбнуться и покачать головой. Бенедикт глубоко вздыхает и сканирует меня буквально пару секунд.       — Прошу, Селена, всё-таки включиться в лекцию! У нас скоро проверочная по этой теме, — киваю, не убирая с лица улыбку.       Господи, Бени, выключи зануду! Ты же знаешь, что я лучшая студентка на курсе и для этого мне не нужно протирать своим задом стулья в аудитории. Я чёртов книжный червь и прочитала всё из списка, рекомендуемого на курсе, ещё до того, как ты его составил. Ты сам каждый раз зазываешь меня в этот старпёрский книжный клуб, где все девушки собрались не для того, чтобы обсуждать Гюго, а лишний раз на вас попялиться. Если вы этого не замечаете, то вы полный кретин.       — Сели, ты как будто специально его выводишь! — шепчет мне Марта.       — Он ничего мне не сделает. Я пишу все работы на высший балл.       — Он пошлёт тебя в деканат за прогулы!       — Успокойся, крошка, и дыши глубже!       — Сел, я не шучу, будь аккуратна. Твой характер не все преподаватели смогут вытерпеть!       Ох, Марта — моя лучшая и единственная подруга. С ней же мы соседки по комнате в общежитии. Я полюбила её в тот момент, когда на утро после проведённой тусовки с парнями старшекурсниками, с которыми меня свела судьба, когда я пряталась с сигаретой за зданием моего нового студенческого дома, я проснулась без голоса и, обнаружив свою новую соседку, не смогла ответить на её бодрое и писклявое приветствие. Марта вскочила с кровати и тут же побежала мне делать тёплый чай с мёдом, а я подумала о том, что орать ночью песни, перекрикивая друг друга, была не самая лучшая идея. Я неделю разговаривала голосом прокуренного лесничего, ну а она окружала меня заботой. Не знаю, что и как, но она меня покорила. Я до сих пор не понимаю, как мы сошлись! Она что, в чай подмешивала приворотное зелье? Надо было сразу сдать в лабораторию эту настойку.        Мы с ней очень разные. И внешне, и внутренне. Она маленькая, полненькая девушка, с длинными русыми волосами и огромными зелёными глазами. Всегда одета в зефирные платья чуть выше колена. Если на нём нет рюшечек, значит это не платье Марты.       Я же полная её противоположность: высокая, кареглазая брюнетка. В семь лет я нашла у дедушки в гараже пластинку «LedZeppelen», и после этого мой мир больше не был прежним. Читать я научилась в пять, и это единственная заслуга моего отца. Я часто уходила в созданные миры, закрываясь в своей комнате и прячась от скандалов родителей. Наушники от криков и книга от действительности. В тринадцать я сделала первый пирсинг, потом ещё три. Мама была в шоке и читала лекции о нравственности и значимости женского тела. Дедушка же показал большой палец, и именно он отвел меня на мою первую татуировку в восемнадцать. Сейчас мне двадцать два, и татуировки покрывают большую часть моего тела. У меня отсутствуют моральные стигмы относительно значимости человеческих тел, поэтому не испытываю проблем, надевая короткие юбки и шорты, оголённое тело — моя любимая одежда. Я за свободу в любом её проявлении, поэтому отказалась от бюстгальтера, считаю, что его создал патриархальный изверг! Для нашего контроля. Пока женщина думает о том, как ей не удобно существовать в этой части женского белья, её мозг не будет сосредоточен на уничтожении патриархата. Заметили это ощущение лёгкости, когда дома снимаете ненавистную часть гардероба? Так вот я ощущаю ее постоянно. Лифчик, как и отца, я с лёгкостью выбросила из своей жизни.       А теперь представьте меня на собеседовании в один из лучших университетов Америки. Мама с истерикой просила вытащить пирсинг из брови и кольцо из носа, я же решила, что будущий писатель должен выглядеть самим собой.       — Мама, я же иду учится не на финансиста и не собираюсь работать на Уолл-стрит.       Она причитала всю дорогу до университета. Пыталась одеть меня в блузку и юбку ниже колена, а я надела любимую и счастливую футболку c AC/DC, которую мне подарил дедушка на окончание школы, и кожаную юбку. Хотела шорты, но не стала травмировать психику матери. Приёмная комиссия встретила меня тишиной и изумлёнными глазами, но я гордо подняла голову и ответила на все интересующие вопросы. Эссе и вступительные экзамены дались мне легко, я также, как и мой зануда-профессор, поглощаю все книги: учебные пособия, художественную, лингвистическую литературу, сказки и биографии выдающихся людей. Этим мы с моим «любимчиком» похожи.       А теперь представьте, как мы выглядим с зефирной Мартой вместе. Удивлены? Вот и остальные тоже. Видели бы вы глаза её родителей, когда они приехали навестить своё чадо. И как только за ними закрылась дверь, я слышала, что они интересовались у дочери, принимаю ли я наркотики и предлагала ли Марте. Знали бы они, что единственные мои наркотики — это книги и музыка.       Снова задумавшись, я пропускаю сигнал, оповещающий об окончании лекции. Понимаю, что уже всё, когда вижу руки Марты, мелькающие у меня перед глазами.       — Сели, ну вот опять ты в каком-то трансе! Мне нужно в библиотеку, пойдёшь со мной? — смотрю на неё, затуманенным взором и пытаюсь проморгаться.       — Нет, иди! Я хочу сходить в книжный, встретимся в общежитии?       — Давай.       Мы поднимаемся со своих мест, и только я собираюсь покинуть кабинет, как меня окликает голос профессора.       — Селена, задержитесь, пожалуйста. Я хочу с вами кое-что обсудить, — закатываю глаза и оборачиваюсь к профессору, натягивая дежурную улыбку. Он сдержанно, в ответ, мне улыбается и указывает на стул слева от его стола. И вот, за все проведённые лекции этим чопорным британцем я впервые вижу, что он садится. Я же занимаю место и, будто случайно, задеваю стопку аккуратно сложенных работ, и вся эта куча бумаги съезжает на его стол.       — Ой, простите, профессор! Я такая неловкая! — восклицаю, поднимая на него взгляд. И впервые за все время вижу гневные блики в его серых помутневших глазах, он поджимает губы, и его скулы становятся еще острее. Конечно же я не случайно. Я так давно хотела это сделать. И вот шанс! Немного хаоса ему не повредит. Рид молчит, не отнимая взгляда от бумаг на столе, и сквозь губы тихо произносит:       — Ничего страшного!       Он тянет руку в мою сторону с целью собрать повреждённую стопку и вернуть ей первоначальный вид, но я этого не даю, поставив локти на стол. Бенедикт смотрит на свою руку, а потом обращает взгляд ко мне и молчит. Я непонимающе хлопаю ресницами.       — Не могли бы вы… — говорит мне грубоватым голосом профессор и тут же вскакивает, не закончив фразу. Рид начинает нервно расхаживать, засунув руки в карман, а я силюсь сдержать улыбку.       — Я оставил вас с целью узнать, почему за месяц вы были на моих лекциях всего два раза, — его голос хриплый и раздражённый, — да и за полгода я видел вас не так часто. Селена, вы прогуливаете учебу, а когда присутствуете, постоянно витаете в облаках. Я столько раз приглашал вас в книжный клуб, потому что хочу услышать ваше мнение, послушать ваши доводы. Учёба, Селена, это не отлично сданные тестовые задания и эссе. Это уроки дискуссии, отработка навыков отстаивания своей точки зрения.       — «Знаете, меня научили спорить лишь с теми, кому можно верить до конца»*, — отвечаю я, смотря ему в спину. Он на секунду замирает, а потом обращает взгляд ко мне, и я вижу блеск азарта в его глазах. Губ профессора, буквально на секунду, касается ухмылка, которую он тут же скрывает.       — «Очень полезно оттачивать и шлифовать свой ум об умы других»**       Рид медленными шагами подходит ко мне и, уже не скрывая улыбки, останавливается в нескольких метрах. Значит, мы будем общаться цитатами, профессор. Ну давайте попробуем. Я складываю руки на груди и смотрю ему прямо в глаза.       — «Дискуссии же — дело длительное, дорогое и бесперспективное: всех не переспоришь. Кроме того, всегда предпочтительнее не спорить, а действовать»***       — Вы знаете русский язык или просто нравится их культура? Вы не первый раз отвечаете цитатами русских произведений и деятелей, — удивлённо спрашивает профессор.       — Моя прабабушка, по маминой линии, была русской эмигранткой. Я знаю этот язык, так как меня дедушка ему обучал. Благодаря этому я могу читать русских классиков на языке оригинала, смотрела парочку советских фильмов, — резко замолкаю и закусываю губу. Слишком много личного, ещё чуть-чуть и это будет больше информации, чем знает Марта. Профессор снова присел за свой стол, на котором продолжают хаотично валяться листы бумаги. Наверное, ещё чуть-чуть и у него будет нервный тик, но он абсолютно спокойно и внимательно всматривается в моё лицо.       — Селена, есть определённые правила этого университета, и какие бы выдающиеся знания вы не показывали в отчётных работах, прогулы очень много значат, поэтому у меня к вам предложение: через 2 недели в нашем университете будет проходить семинар, посвящённый Френсису Скотту Фицджеральду. И я бы хотел, чтобы вы подготовили работу по психологическому портрету главного героя «Великого Гетсби» и, конечно, её там представили. Я хочу слышать ваш голос, Селена, и уверен, что вам есть, что сказать. Предлагаю вам дополнительные занятия по средам, где мы сможем вместе подготовить материал, и всё-таки вам необходимо будет посещать книжный клуб по пятницам. И тогда я закрою глаза на ваше отсутствие на моих занятиях.       — Будущих или прошлых?       Я кладу ногу на ногу и выпрямляюсь на стуле. Мне не нравится, что он подписал меня на дополнительные отработки, как в школе. «Останьтесь после уроков и думайте над своим поведением». Мне не хочется ничего с ним обсуждать, потому что я уверена, что он из тех людей, кто всегда прав. Последнее слово за ним, да и раскладывать свои ручки в его дебильном порядке у меня нет времени. Да и вообще у меня были веские причины не ходить на его лекции. Мне скучно, а в книжных магазинах есть литература, которую я не читала. Но «Великого Гэтсби» люблю. Это чудеснейшее произведение. Хоть за тематику спасибо. Наверное, я должна поблагодарить за шанс закрыть прогулы, но мне совсем не хочется лебезить перед ним.       Он вальяжно откидывается на спинку стула и не отрывая от меня взгляд произносит:       — «А вы смелая. Некоторые считают это наглостью».       — «Смелость — это когда свои права отстаиваешь, а наглость — когда чужие себе забрать хочешь».****       Профессор поднимает голову к потолку и улыбается.       — Прошлые, Селена, прошлые. Если вы собираетесь и дальше не посещать мои лекции, то я решу, что вы просто любите дискутировать со мной тет-а-тет.       Он обращает свой взгляд на меня и следит за реакцией. Я не понимаю, что за эмоцию он выискивает на моём лице, потому что кроме негодования он там ничего не найдёт. Какой же самоуверенный хлыщ! Сколько книг я могла бы сейчас отыскать в магазине и читать их в комнате, завернувшись в одеяло, но вместо этого я занимаюсь пустой болтовней с этим мистером «листы в одну стопку». Я встаю со стула и двигаюсь в направлении двери. Прямо перед самым выходом оборачиваюсь и произношу:       — «Нас часто обманывает собственное тщеславие»*****       И когда я уже почти покидаю его кабинет, то слышу:       — Буду ждать вас в среду в 18:00, Селена, и прошу не опаздывать.       Это вы зря, профессор. Вот теперь я точно опоздаю.