Синдром спасателя

Всё и правда стало «как обычно». Серые стены родной комнаты с радостью раскрыли свои объятия. Соседняя кровать, когда-то принадлежащая Лизе, всё так же была застелена розовым покрывалом, на ней всё так же стояли её игрушки, и Лёша всё так же сидел напротив, пялясь на дурацкий плакат с девочкой-ягодой, которую Лиза очень любила. Лёша ничего не чувствовал, глядя на кровать. Боли больше не было, ему казалось, что она ушла гораздо раньше. Лёша старался не вспоминать те три дня, он боялся, что вместе с воспоминаниями вернутся чувства. Он отлично справлялся без ощущения реальности, он отлично справлялся. Так прошла неделя. Свой телефон Лёша так и не включает, он просто боится разочароваться, потому что уверен, что кроме пропущенных от Грома ничего не найдёт. Вряд ли был хоть кто-то, кто переживал о нём на самом деле. А ещё Лёша боится надежды. Надежды на то, что Гречкин попытается с ним связаться. Как бы он ни отгонял эти мысли, но он правда надеялся. Однако Лёша не был идиотом, прошла неделя, и, если бы Кирилл хотел, он бы пришёл к нему. Он знает, где его искать. Но Кирилл не шёл, а, значит, не хотел. Лёша, конечно, врал, что в детском доме не было ни одного человека, с которым он мог бы просто поговорить. Был Дима, но Лёша его старательно избегал. Яковлев заходил к нему иногда, приносил пряники из столовой, но на разговор Лёшу так ни разу и не вывел. Наверное, Лёша должен был быть ему благодарен, но Макаров не был способен на какие-либо чувства. Даже на те, что само собой разумеются. Поэтому, когда Дима в очередной раз завалился к нему в комнату, он не был готов к разговорам, и уж тем более к тому, зачем Яковлев собственно пришёл. — У меня есть идея, и ты не имеешь права отказаться! — кидает Дима, останавливаясь возле кровати Лизы. Он бы, наверное, сел, но все почему-то решили, что Лёша будет против. Даже воспитатели не спешили заселять кого-то к Лёше. — Я уже отказываюсь, — отвечает Макаров, нехотя отрываясь от книжки, чтобы взглянуть на приятеля. Другом он Яковлева всё ещё не мог назвать, как бы ни пытался. Между ними никогда не было какой-то тесной связи, они просто сидели за одной партой и были одного возраста, он даже жил с Димой в одной комнате до того, как Лизе всё-таки разрешили переехать к брату. Малышка плохо спала, когда оставалась одна. — Нет! Сначала ты выслушаешь, — Яковлев звучит так, будто у Лёши нет других вариантов. — Пока ты тут сидишь и пытаешься слиться со стеной, мимо тебя проходит лучшее время твоей жизни! Я в курсе того, что тебе ничего не хочется, Лёш, но у меня сегодня день рождения, и ты приглашён! — Лёша не успевает подумать о том, что он мудак, раз забыл про день рождения Димы, потому что так бездумно брошенная фраза о том, что он приглашен, выбивает воздух из его лёгких. Снова. «У меня сегодня второй день рождения, и ты приглашен». Он чувствует, как сердце сжимается где-то в груди, как переворачиваются все его органы. — Нет, Дим, прости, я не могу. С днем рождения тебя, но, извини, я правда никуда не хочу, — Дима не выглядит разочарованным, и Лёша почти успокаивает себя этим, но у Яковлева другие планы. Он явно не настроен на отказ. — Ну уж нет, Макаров, ты идёшь с нами! Я весь год копил на этот день, я хочу сгонять в клуб, и не обычный! — Лёше не интересно, но он всё-таки поднимает взгляд на друга, чтобы тот продолжил. — Там, эм…местечко для богатеньких, но мой друг там работает, и обещал провести нас и даже выпивку обещал! Пожалуйста, Лёх, мы ведь можем вообще никогда в жизни в такое место не попасть! — внутри Лёши всё ещё что-то болит. Так внезапно обрушившееся напоминание, и то, что Дима вообще-то прав. Время летит мимо Лёши с бешеной скоростью, а он даже по-человечески забыться не может. Не то чтобы Лёша когда-то пил, но почему-то казалось, что это вариант. Не даром же Гречкин так часто бухает. — И что мы будем пить? — глаза Димы загораются весёлым азартом, он растягивается в улыбке, явно заранее празднуя свою победу над Макаровым. Но Лёша еще ничего не решил. — Водку! И Юрбан обещал подарить мне бутылку виски, самого настоящего! Дорого даже может быть, но я не уверен, — он чешет затылок и снова улыбается. Лёше не хочется портить ему настроение. И ему всё ещё стыдно за то, что он забыл о его дне рождения. — У меня нет подарка, — последняя надежда на то, что Дима передумает. — Если ты улыбнешься хоть раз за этот вечер — это будет отличным подарком, — Лёша не знает, откуда в Диме столько добра к нему, ведь Макаров ни разу толком с ним даже не говорил. Они не были друзьями, Лёша повторяется, но это ведь так? Да, Лёша был первым, с кем Дима вообще заговорил в этом месте. Его привезли сюда много позже, чем Макарова, и это был сложный период. Лёша просто поступил так, как должен был бы поступить хороший человек. Он просто его поддержал. Может быть, потому Дима всё ещё не сдался, таскаясь к нему каждый божий день? Лёше стоило бы об этом подумать, но у него и без того было слишком много проблем. — Не обещаю, — он приподнимается с кровати и откладывает книжку в сторону. Ему правда не хочется тащиться куда-то сегодня, да вообще никогда, но можно ведь сделать исключение ради хорошего дела? Если Яковлева это порадует, то он готов. Лёша слишком уж падок на такие вещи, делать что-то вопреки себе, но для кого-то. В последний раз ему это дорого обошлось, он до сих пор это не осознает. — Отлично! Тогда ты… эм, оденься попраздничнее, хорошо? Всё-таки в крутое место идём! — Дима хлопает его по плечу и выбегает из комнаты. — Через два часа встречаемся внизу! — Лёша проклинает снятый комендантский час, сейчас бы он был очень кстати. Лёша не особо понимает, что люди надевают в такие места, поэтому просто натягивает на себя светлые джинсы и одну-единственную новую футболку. Она великовата, особенно сейчас, когда Лёша почти неделю сидит на одних пряниках, да и до этого они с Кириллом не шиковали. Лёша выглядит так, будто одёт с чужого плеча, но деваться некуда. На улице теплее, первый месяц лета, и идти в своей любимой толстовке просто нет возможности. К тому же, он её так и не постирал. Какая забавная тупость, думает Лёша. Кровь Кирилла всё ещё на его вещи, и Лёша прямо сейчас сидит в ней, ощущая какую-то извращенскую привязанность. Наверное, он не должен всё это чувствовать, но он не виноват, что Гречкин сплавил ему мозг. Он не виноват, что у этого ублюдка есть какая-то магическая способность влюблять в себя людей. И дело тут явно не в деньгах, думает Лёша, он сильно ошибался. Они собираются в холле через два часа, пацаны как на подбор в рубашках, и Лёша выделяется на фоне них. Он и не подумал о том, что праздничное может быть официальным. Но никто ничего ему не говорит. Они вообще старательно делают вид, будто то, что Лёша идёт вместе с ними, никого не удивляет. И ведут себя наигранно дружески, и слишком часто хлопают Лёшу по плечу. Ему не комфортно, но он решает не заострять на этом внимания, чтобы не портить чужое настроение. Лёша привык быть удобным, и этот раз не становится исключением. — Пиздец, до сих пор не верю, что ты договорился! — радуется Серёжа, когда они выходят на крыльцо. На улице вечер, и комендантша сообщает им, что они должны вернуться через час. Этого, конечно же, не произойдет, думает Лёша. Они вернутся под утро и им пропишут хороших таких люлей, но пацаны заверяют, что оно того стоит. — Тихо ты, давай хотя бы отойдем, — шикает на него Дима. — Сам в шоке, но Юрец давно мне задолжал, так что все пути открыты, — Лёше не хочется знать кто такой Юрец, и что он такого задолжал Диме, чтобы пропустить пять сироток в крутой, со слов того же Димы, клуб. У них ведь даже денег толком нет, хотя Лёша на всякий случай взял с собой заначку. Они с Лизой копили, но сегодня он бесцеремонно вскрыл копилку-зайчика, и теперь чувствовал себя еще отвратительнее. Вряд ли Лиза одобрила бы то, что он собирается спустить эти деньги на алкоголь. До клуба им приходится добираться на двух транспортах, но это никому не портит настроения. Даже Лёше, потому что у него изначально его не было. Но он всё-таки выдавливает из себя ту самую «подарочную» улыбку, когда Дима шутит какую-то дебильную шутку. Совсем не такую дебильную, как Кирилл. Может быть оттого ему нисколечки не смешно? На подходе к клубу Дима звонит кому-то — Юрцу — думает Лёша. И уже через пару минут за ними спускается высокий парень в белой рубашке, застегнутой только на последние пару пуговиц. Лёша разрешает себе его оценить, и когда добирается до глаз, понимает, что Юра смотрит на него в ответ. — О, ты же тот самый пацан из телевизора! Ну, которого Гречкин похитил! Ой, кстати, он тоже сегодня здесь, ты будь поаккуратнее, — Лёша чувствует, как остатки его уверенности в том, что прийти сюда было хорошей идеей, растворяются. — Бля, Юрец, ну ты и дебил! — заключает Дима, водружая свою руку Лёшке на плечо. — Так, Макаров, без паники! Этот хер тебе здесь ничего не сделает! — Лёша знает. Лёша знает, что он ему ничего не сделает. Но в этом-то и была проблема. Лёша не хочет туда идти, он стоит как вкопанный, и не хочет двигаться с места, потому что его самое огромное желание прямо сейчас становится самым страшным кошмаром. А что, если он его вообще не заметит? А что, если он увидит его, но просто пройдет мимо? Наверное, так и будет, так ведь и должно быть, не правда ли? Они наконец-то могут позволить друг другу существовать без оглядки на прошлое. Лёша его спас и простил, Лёша его отпустил, как бы дебильно это ни звучало. Так почему сейчас так страшно сделать гребаный шаг? — Все в порядке, просто… Сейчас, да, идём, — он нервно одергивает собственную футболку, но всё-таки заходит внутрь вместе с Димой. Пацаны переглядываются между собой, но ничего ему снова не говорят. — Всё, расслабились, сча выпьем, и всё будет прекрасно! — весело урчит Дима, обнимая Макарова за плечи, как лучшего друга. Может быть, Дима действительно так думает? Лёше стыдно за то, что он так не считает. Этот клуб и правда не похож на те, что Лёша видел в фильмах. Прямо на входе красивая раздевалка, как в театре или типа того, витая лестница наверх в золотых тонах. Свет приглушён, и музыку на первом этаже слышно не так уж и сильно. Парни поднимаются за Юрой наверх, позволяя себе оглядываться по сторонам. Что с них взять? Они всё ещё дети, подростки, выращенные в казённых стенах. Им всё кажется нереальным прямо сейчас, и Лёша тоже подхватывает это состояние, ненадолго даже забывая о трясущихся коленях и возможной встрече с Гречкиным. — Так, у вас столик на балконе, первый после тех, что со шторками, я договорился, — кидает Юра, заводя их в главный зал. Это уже больше напоминает Лёшке клуб. Они выходят сразу на танцпол, но Дима важно ведет их к лестнице. Лёша неосознанно высматривает хоть кого-то похожего на Кирилла, но никого не видит. Возможно, они и не пересекутся. Слишком уж огромное пространство. Их столик стоит на отшибе «випов», им явно просто решили заполнить оставшееся пространство на балконе, но пацаны счастливы. Лёша садится рядом со стеклянным ограждением и сразу теряется взглядом в двигающейся в одном темпе толпе. Никого, думает Лёша, никого, кто был бы хоть чем-то похож. Юра приносит им выпивку и какую-то закуску. Лёша никогда до этого не пил, но первым хватает свою рюмку. Они чокаются то ли за Димино здоровье, то ли за его «др», но Лёша не особо в это вникает. Он резко опрокидывает в себя прозрачную жидкость и морщится. На вкус отвратительная горькая дрянь, и после горло дерет. Но всё-таки повторяет, когда рюмки снова наполняются. Лёша не чувствует опьянения, не чувствует его и через час, когда они допивают вторую бутылку. Пацаны веселятся, травят какие-то байки, а Лёша просто отсутствует. Он смотрит перед собой и пытается понять, когда же должно прийти то самое «опьянение» — Лёша понятия не имеет, что должен чувствовать в этот момент. В фильмах люди сразу становятся веселее, или наоборот впадают в собственное забытье, погружаясь в невесёлые мысли, но с Лёшей ничего не происходит, а потом Дима тащит их на танцпол. — Ох ты ж, — Лёша встает на ноги, и до него наконец-то доходит. Вот что это значит, думает он, вот оно, опьянение. И как-то резко становится плевать на всё. Он догоняет Диму, первым приобнимая его за плечи, и они вместе спускаются вниз. Играет какая-то идиотская попсовая фигня, но Лёша думает о том, что Кириллу она, наверное, понравилась бы. — Пошли, Лёха, оторвёмся наконец-то, — Дима втягивает его в какой-то абсолютно вакханальный танец, какие-то подпрыгивания на месте, дрыганье руками. Лёша не умеет танцевать, но закрывает глаза и просто отдается музыке, он поднимает руки вверх и прыгает вместе со всеми. Лёша открывает глаза и смотрит вверх, на балкон, туда, где стоит их столик, и его глаза встречаются с таким знакомым холодным взглядом Кирилла Гречкина. Вот и всё, думает Лёша, он окончательно пропал. Кирилл смотрит на него, и Макаров почти застывает, но Дима резко хватает его за руку и тянет на себя, втягивая во что-то наподобие вальса, он смеется, и Лёша решает, что должен ему подыграть. На него смотрит Кирилл, и Макарову кажется, что лучшим вариантом сейчас будет вести себя так, будто бы ему на это плевать. Он придурок, он это знает, но других вариантов у него всё равно нет. Кирилл просто пялится, будто видит его впервые, но Лёша чувствует его взгляд даже тогда, когда закрывает глаза и резко прогибается в спине, поддерживаемый другом. Вальс резко переходит в танго, они веселятся, и это не должно быть похоже не на что другое, но Лёша как-то совсем гаденько отмечает за собой, что он просто хочет вызвать чертову ревность. Какое низкое чувство. Вряд ли Гречкин на это способен. — Блять, как же ахуенно здесь! — кричит Дима, наконец-то переключаясь на кого-то другого из друзей. Лёша чувствует себя опустошенным этим танцем, ему больше не хочется дрыгаться, и голова как-то совсем уж идет кругом. Его тошнит, понимает он. — Дим, я в туалет, — друг кидает на него обеспокоенный взгляд, но кивает. — Сходить с тобой? — Лёша отрицательно качает головой. Нет, ему нужно побыть одному прямо сейчас. К тому же, он не хотел бы, чтобы кто-то видел его в таком состоянии. Тошнота преследует его уже достаточно долго.