Синдром спасателя

Лёша почти смирился с положением вещей, оно даже стало походить на нормальное. По новостям всё-таки показали его фото, но с самой новости Гречкин сильно посмеялся. Лёша, правда, не сразу врубился в шутку юмора, но, видимо, Кириллу было плевать на то, что его буквально обвинили в похищении ребенка. Так и сказали по новостям. У Лёши от этого снова случился приступ тошноты. — Зашибись, Макаров, что у вас за семейка такая, а? Чё у меня вечно с вами проблемы какие-то, блять, теперь я ещё и похититель, — это не звучало, как наезд. Скорее всего, думал Лёша, Кирилл таким идиотским образом просто пытается успокоиться. Кирилл думает, что получается отлично, но Лёша все-таки замечает, как у того начинают дрожать пальцы. — Это полная чушь! По сути, это я тебя похитил, — говорит Лёша, и они оба не удерживаются от смеха. Это и правда полная чушь, но Макарову даже нравится. — Фотку, правда, выбрали дебильную. Тебе на ней сколько? Десять? — Лёша тычет Кирилла кулаком в плечо. — Ты офигел? Это весной сделали, для стены почета, — Кирилл закатывает глаза. — Кто бы сомневался, — это кажется отличным способом, чтобы отвлечься, но Лёша чувствует подступающее нечто. Нечто движется на них с бешеной скоростью, и ему не хочется думать о том, что он просто боится услышать, что Чумного Доктора поймали, потому что тогда им обоим придется покинуть этот дом. Потому что Лёше тогда придётся заново привыкать к своей обычной унылой жизни, а он уже не уверен, что сможет. Но, как и всегда, то, чего Лёша боится больше всего, случается быстрее. Они просто щёлкают каналы, просто ищут какой-нибудь мультик. Кирилл шутит, Лёша делает вид, будто обижается, и всё как обычно. Это стало обычным для Лёши. Но Кирилл резко останавливается на одном из каналов, и Лёша видит прямое включение от зала суда. Ему кажется, будто кто-то бьёт его в грудь, будто кто-то вышибает весь воздух из лёгких. Такая глупость, они ведь и вовсе могли пропустить это. Они могли просто не переключить канал. — Ну и что ты там говорил про Разумовского? Всё ещё хочешь затусить с ним? — усмехается Кирилл, но Лёша видит, как напрягаются его плечи. Как он сам в мгновение становится похож на зверя, потяни чуть-чуть, и он сорвётся с цепи. Лёша, кажется, ещё ни разу не видел его таким. Лёше становится страшно. — Ты думаешь, это смешно? — Лёша не верит, не хочет верить. Как такое вообще возможно? Как такой человек может оказаться таким…чудовищем? Наверное, думает Лёша, так же, как эгоистичный придурок может быть самым чутким человеком на всем белом свете, когда прижмёт. Лёше хочется выть. — Нет, я думаю, что это ахуеть как не смешно. Я, блять, убью этого гондона! Чепушила рыжая, ахуел совсем! — таким отборным матом Кирилл не говорил давно, наверное, с самого их побега. Лёша отсаживается чуть в сторону, ему правда становится страшно, он сжимается, зажмуривает глаза. Всё рушится прямо сейчас. Всё уже рухнуло. Лёша чувствует, как его сердце болезненно сжимается. Почему у Лёши всегда так? Почему у него всегда отбирают всё хорошее? Лучше бы Кирилл и дальше оставался для него ублюдком, может быть тогда это прошло бы для Макарова менее болезненно? — И что теперь? — Кирилл, кажется, не замечает его состояния, хотя Лёша на это не надеется, Лёша это выставляет на показ. Ну же, пожалуйста, заметь! Мне так нужно, чтобы ты снова стал собой! Но хуже всего то, что Кирилл на самом деле стал собой, стал собой настоящим. Это эти несчастные дни он позволял себе играть в игры, понятные только ему самому. — Собирайся, мы, наконец-то, можем свалить отсюда, — Лёша не хочет собираться. Ему и собирать-то нечего. Разве только свое разбитое в тысячный раз сердце. Никто не виноват, Лёша, что ты такой идиот. Что ты настолько нуждаешься в этой мнимой поддержке, в этой иллюзии чьей-то заботы, что позволяешь себе влюбляться в первого встречного. Что позволил себе влюбиться в грёбаного Кирилла Гречкина. Да это же невозможно от слова совсем, это же просто что-то из рода фантастики. Лёша никогда не должен был влюбляться в Кирилла, так какого хрена это происходит именно сейчас? — Хорошо, — Лёша находит свою куртку, быстро влезает в кеды, и уже через пару минут стоит возле Кирилловой машины, пока тот включает свой телефон. Мобильник разрывается от пришедших смс. Кирилл тут же что-то строчит кому-то, а Лёша смотрит на свой телефон, всё так же покоящийся на соседнем сиденье, и боится его включать. Будет ли его мобильник звучать так же взволнованно? Потерял ли его кто-то на самом деле? Кому он нужен? — Да, пап, да, я! Да не ори ты, ты хоть знаешь что мне пришлось пережить?! Да, мы сбежали вместе от этого конченного, пацан со мной! Да не похищал я его, блять, ты меня совсем за придурка держишь?! Ну приедем, даст показания, какие проблемы? Да, окей, давай. Через час буду в городе, на связи, — Лёша видит, как Кирилл сбрасывает звонок. Он чувствует себя таким никчёмным в этот момент. Он ведь действительно может отомстить ему прямо сейчас. Не убил, так что мешает сказать, что Кирилл действительно похитил его? Наврать с три короба и дело с концом, как минимум условку уж точно должны будут дать, такая огласка общественности. Но Лёша отлично знает, что ему помешает. И нет, это даже не долбаная совесть. Лёша знает, что это чувство глубже, и оно обязательно утопит Лёшу, когда придёт момент. — Мне садиться? — Кирилл смотрит на Лёшу всего пару секунд, но тут же отводит глаза в сторону. Конечно, а чего он ещё ожидал? Это ведь другой Кирилл, не его Кирилл. — Садись на соседнее, я поведу, — сердце сжимается окончательно. Лёша даже не понимает, чувствует ли что-то в этот момент, болит ли у него хоть что-то, режет ли сердце, но чувствует, как задыхается. Как слёзы наворачиваются на глаза. Он быстро обходит машину стороной, садится на соседнее место и отворачивается к окну, глядя на серебристый забор. Лёша сюда больше никогда не вернется, он может похоронить это место в своей памяти вместе с неудавшейся первой влюбленностью. Какая ужасная глупость. Таким идиотом Лёша не чувствовал себя никогда, ни разу. А сейчас это чувство накрывало с головой. До города они добираются даже быстрее, чем обещает Гречкин. Лёша сидит рядом и пялится в окно, но видит пустоту. Она поглотит его полностью, обязательно, как только он выйдет из машины. Как только Кирилл Гречкин окончательно исчезнет из его жизни. Когда-то Лёша об этом мечтал, а сейчас становилось страшно. Лёша трус, каких поискать, так каким макаром его вообще во всё это занесло? Как он был втянут в эту историю? Как оказался так нагло впутан во взрослые жестокие игры? Лёша не может понять этого, как бы ни пытался. Возле полицейского участка, куда везёт их Кирилл, толпится куча народу. Кир явно нервничает, но все-таки паркуется прямо возле крыльца. Эта показуха кажется Лёше глупой, но он знает, для чего это сделано. Показать, что Кирилл ничего не боится, показать, что Кирилл не виновен, что он — чёртова жертва. Лёша в последний раз позволяет себе взглянуть на него, когда они выходят из машины. Радует одно — ему наконец-то окажут нормальную помощь, его руку наконец-то подлатают, и всё у Кирилла будет замечательно, как и всегда. А с Лёшей все будет как обычно. — Леша! — голос Грома раздается над ухом внезапно. Мужчина хватает его за руку, как только Лёша опускает за собой дверь. Кирилл уже окружен журналистами, ему не до него, и Лёша не имеет права на него злиться. Для Кирилла это нормально, это его обычная жизнь, и ему, наверное, её очень не хватало. Кириллу не за что было цепляться с Лёшей, он не находил с ним ничего, чего бы у него не было. Это участь Макарова, и он принимает её с гордостью. — Лёша, как ты?! Что этот придурок делал с тобой?! Где вы были?! — майор явно дает волю чувствам, он ведет себя не профессионально, но Лёша пытается успокоить свое израненное сердце этой нелепой песчинкой чужого неравнодушия. Может быть Грому на него действительно не плевать? И ему даже не надо надевать дебильную маску, чтобы чувствовать это к Лёше. — Игорь, все это бред, меня никто не похищал! Я сам уехал с ним, мы сбегали от Разумовского, это было вынужденно! — Игорь явно не до конца догоняет, что именно пытается донести до него Лёша, но плавно подталкивает его к отделению. — Откуда ты знаешь про Разумовского? Так, пошли, расскажешь мне всё по порядку, — они сбегают, оставив Кирилла на улице. Ему больше не нужен Лёша, и Макаров не хочет с ним прощаться, не хочет тешить себя нелепой надеждой на то, что Кирилл выразит хотя бы каплю сожаления о том, что им приходится расстаться. Что им пришлось. Лёша большой мальчик, он отлично понимает, что хорошие концы случаются только в сказках, а Лёша не в сказке. Они добираются до кабинета Игоря довольно быстро. Гром тут же наливает ему чай, и Лёша впервые задумывается о том, что все эти дни они с Кириллом ни разу так и не попили чёртов чай. Печенье съелось в сухомятку, а чайник ставился лишь для того, чтобы заварить «роллтон». Лёша пьет чай, потому что это не ассоциируется у него с Кириллом. Гречкин пил кофе три в одном из пакетика. Вот кофе Лёша больше никогда не сможет пить. — Леша, расскажи по порядку, как так оказалось, что ты оказался с Кириллом? — Лёша вздыхает. Больше всего на свете ему не хочется говорить об этом. Больше всего на свете ему просто хочется обо всем забыть. Если этому суждено остаться лишь теплым воспоминанием, то для Лёши оно обязательно превратится в страшный сон, в котором он раз за разом будет терять Кирилла. Лёша хочет потерять его раз и навсегда. — Мне пришло смс, от Разумовского, видимо, и я поехал туда. Хотел его спасти, — Игорь смотрит на него, как на придурка, явно не понимая, о чем идет речь. — Кого спасти? Разумовского? — Лёша мотает головой. Видимо, в это поверить даже проще, чем в то, что он в здравом уме кинулся на защиту Гречкина. — Нет, Кирилла. Я знал, что он его убьет, хотел остановить. Мы мило побеседовали в горе трупов, а потом я угнал машину Кирилла вместе с ним, — на этом моменте Игорь уже не верил в то, что Лёша в адеквате. Он взял его кружку в руки, видимо, чтобы убедиться, что это все-таки чай, и громко выдохнул. — То есть, ты хочешь сказать, что ты реально был в доме Гречкина, когда приходил Разумовский? По своему желанию? И ты реально кинулся спасать этого урода? — Лёша поморщился. Игорь наверняка был прав, Лёша бы согласился с ним неделю назад, и сам бы не поверил, что он на такое способен, но теперь у Лёши были воспоминания о другом Кирилле. О его собственном. И Лёша больше не хотел ни с чем соглашаться. — Я спас Кирилла, и себя, отчасти, — Игорь отпил его чай. Он явно был шокирован таким поворотом событий. — Лёш, ты мне сейчас правду говоришь? Он тебя не запугал? Может быть, подкупил чем? Ты мне скажи, Лёш, не бойся ничего. В этот раз справедливость уж точно на нашей стороне, — Лёша усмехнулся. Нет никакой справедливости, он уж это точно знает лучше всех других. — Никто меня не пугал, Игорь. Мы все эти дни провели у него на даче, ели печенье и тушенку с фасолью. Если хочешь его осудить, то суди за извращенные вкусовые предпочтения. Он на моих глазах сожрал овсянку с рыбной консервой, у меня психологическая травма, — и это тоже передалось ему от Кирилла. Лёша был хорошей копиркой, он мог слизать все под чистую, особенно с человека, которого любит. — Мне нечего скрывать, мы просто испугались, что чумной нас найдет, вот и всё. Мы ждали, пока его поймают, — Лёше хотелось побыстрее исчезнуть отсюда. Он чувствовал, как моральная усталость, скопившаяся за эти дни, тяжёлым грузом шлёпнулась ему на плечи. — Хорошо, Лёш, я тебя услышал, — Игорь встал из-за стола, явно находясь в расстроенных чувствах из-за того, что не получится засадить ещё и Гречкина. — Ты посиди здесь, скоро за тобой приедут, я уже позвонил, — Лёша кивнул. Ему уже было все равно.