Синдром спасателя

Лёша знал, что эта глупость ему дорого обойдётся. Он смотрел на происходящее объективно и понимал, что в этой ситуации не предусмотрен хороший конец. Но, с другой стороны, он так же ясно осознавал, что поступить по-другому попросту не мог. Это было выше его сил, выше его чёртовой апатии или депрессии, оно заставило Лёшу подняться, заставило Лёшу одеться и сбежать. Вот так вот просто вырваться из собственного разлагающегося мира. Всего одного чертово смс от неизвестного номера. Всего один толчок в спину. «Сегодня справедливость восторжествует» Не нужно было быть гением, чтобы понять от кого оно могло прийти именно Лёше. Будто ему это больше всех было нужно. Будто бы он был в этом заинтересован. Ни разу, ему вообще было плевать. Так какого чёрта так волновало сейчас? Лёша не знал ответа на этот вопрос. Он просто бездумно оделся, схватил из подсобки длинный гвоздодёр, закинул его в портфель и побежал. Даже особо не представляя куда бежит. Нужно было написать Грому, нужно было. Но кто же об этом подумал? Точно не Лёша. Он будто обезумел, в один момент отключились все чувства безопасности, чувство самосохранения помахало ему ручкой, и вот Лёша мчал на всех парах к «поместью» Гречкина-младшего, даже не особо понимая, что именно собирается делать. Наверняка Кирилл уже обставил дом охраной, наверняка его папочка позаботился об этом. Но остановит ли это Чумного Доктора? Вряд ли. Он отлично дал понять, что настроен серьёзно. Он настроен отомстить за Лёшу сегодня, и Макаров должен этому помешать. Зачем? А чёрт его знает. Он просто чувствовал, что не сможет больше заснуть, если это произойдет. Что вина ляжет только на его чёртовы плечи. Ещё одной смерти Лёша попросту не переживет, даже смерти врага. Лёша чувствовал, как ему жарко. Дом уже горел, когда он пришёл. Столько трупов Макарову и не снилось, столько людей, кричащих от боли. Чумной думал, что он несёт справедливость, но то, что видел Лёша, больше напоминало безумие. Он не был уверен в том, что Кирилл ещё жив, но почему-то упорно шёл вперёд. «Какая глупость, — думал он, — какой вопиющий идиотизм». Но отступать уже было некуда. Если Гречкин и мёртв, то Лёша должен увидеть это своими глазами. Если ещё жив, то смысла останавливаться нет. Он уже пришёл. Он уже сжимал в руке гвоздодёр, будто это нелепое оружие хоть как-то могло ему помочь. — Пришёл? Хочешь сам убедиться, что этот ублюдок получит по заслугам? — голос Чумного явно был изменён, изуродован маской. Лёша слишком хорошо в этом шарил, чтобы не заметить. Он не смотрел на доктора, он искал глазами Кирилла. Возле дома стояла его машина, развёрнутая под кривым углом, будто кто-то швырнул её и прокатил пару метров. — Я пришёл тебя остановить! — звучало киношно. Лёша бы даже посмеялся над собой в любом другом случае, но сейчас было как-то не до смеха. Кирилл был в машине и явно не подавал признаков жизни. — Что ты несёшь, мальчишка?! Разве не ты в первую очередь должен желать ему смерти? — Лёша сильнее перехватывает арматуру. Он, он должен, но почему-то никак не желалось. Лёша ненавидел смерти, он от них устал, и сейчас к горлу подкатывала тошнота от воспоминаний о всех тех убитых Доктором людях. Они не должны были погибнуть, не должны были умереть такой глупой, никчёмной смертью, защищая за деньги какого-то мудака. Никто такого не заслуживал. — Это безумие! Ты должен остановиться! Это не справедливость! Ты несёшь смерть! — страха не было. Он был уверен, что Чумной его не тронет — глупая надежда. Он убил стольких, так почему бы ему не уничтожить ещё одну ничего не значащую жизнь? Почему Доктор вообще обратил на него внимание? Обратил внимание на его боль? Он хотел помочь Лёше, но такая помощь Макарову была не нужна. — А ты смешной! — Чумной явно насмехался над его попыткой «достучаться», но Лёше этого было достаточно. Он медленно пробирался к машине. — Кто-то должен нести справедливость! Кто-то должен стать рукой, удушающей нечисть вроде этих ублюдков! Зажравшихся папенькиных сынков, которым закон не писан! — Лёша был согласен, согласен блять. Так почему же сейчас он стоял здесь? — Они заслуживают правосудия! Они заслуживают тюрьмы за свои поступки, но смерти не заслуживает никто! — он уже не понимал, плачет ли или просто горло содрало от крика, но звучал он ужасно жалко. — А твоя сестрёнка чем её заслужила? — напоминание о Лизе делает больно, как и всегда, когда кто-то произносит это вслух. Лёша сжимает кулаки, но двигается вперёд. Всего два шага, и он у машины, прижимается задницей к капоту, какого-то хрена пытаясь защитить единственного, кто принёс ему эту боль. Кто уничтожил в Лёше всё живое. Но он чувствует себя правильно, он знает, что должен. Пусть ему никто за это спасибо не скажет, пусть он даже погибнет здесь вместе с этим чёртовым Гречкиным, но он будет знать, что поступил правильно. Лёше всё равно нечего терять. — Она не заслужила, она должна была жить! Но сейчас бы она хотела, чтобы всё это закончилось! Ты несёшь хаос, ты убиваешь невинных! Ты пугаешь меня, ты бы пугал её! — он и сам не понимает, что несёт. Наверное, за него говорят его чувства, наверное, ему и правда страшно. Так почему же он всё ещё не сбежал? Всего один рывок, его даже никто не остановит. Доктор пришёл не за ним. — Невинных?! Это ты называешь «невинные»?! Каждый, кто стоит на стороне убийцы — тоже убийца! Каждый, кто оправдывает его — тоже убивает! — Лёша кивал. Ох, эти слова казались ему самому более, чем правдивыми. Доктор прав, чертовски прав, но всё-таки он ошибается. Лёша, как бы ни хотел, не видит здесь справедливости, а это — вообще единственное, чего он когда-то хотел. Хотел. — Они не заслуживают того, что ты творишь! Ты тоже убийца! Так почему бы тебе не расправиться с самим собой?! Выбери себе кого-то по силам! — Лёша медленно двигался влево, осторожно пробираясь к двери. План был до безумия прост и в то же время оставался хреновым. Залезть в машину, откинуть Гречкина назад, забраться за руль и втопить. План был прост, но исполнение хромало. Леша никогда в своей жизни не водил машину. Леша никогда в своей жизни не сидел за рулем. Так с чего он взял, что он справится? За спиной он услышал какое-то шуршание. Всего один рывок, и он бежит к двери. Доктор что-то кричит, но Лёша уже не слышит. Он открывает дверь как раз в тот момент, когда Гречкин открывает глаза. Нет времени его отталкивать, поэтому он залезает ему на колени. Паника бьёт по вискам, сердце стучит как бешеное. Чумной идёт к ним, он уже почти подходит, а Лёшины пальцы проворачивают ключ. — Я жму, езжай! — слышится голос за спиной, и машина дёргается с места, встречаясь со шквалом огня. Лёша никогда не ощущал скорость так, Лёша никогда не ощущал себя так охренительно круто. Простая истина, но тачка реально клёвая. Леша жмурит глаза, наверное, этого нельзя делать, когда ты несёшься на такой скорости в грёбаную бездну. — Я не могу! Я не знаю, куда ехать! — машина дёргается, когда Гречкин переключает скорость. Лёша не достаёт ногами до пола, но чувствует, как шевелятся ноги Кирилла под его собственными. Кирилл приподнимается за ним, хватается за руль из-за его спины. — Пригнись! — Лёша сжимается у него на коленях, только сейчас ощущая, как страх накрывает его с головой. Он плачет, уткнувшись носом между ног. Наверное, его дрожь передается Гречкину, ведь они буквально слипаются на сиденье в такой идиотской позе, и Кирилл делает что-то совсем уж из ряда вон: он приобнимает Лёшу одной рукой за плечи и, кажется, что-то ещё говорит. Лёша его уже не слышит, он бы бился в истерике, но боится помешать. — Эй, пацан, руль возьми! Давай же, очнись, блять! — Лёша обманывается, Кирилл просто треплет его за плечи. — Я не могу, я не могу! — кричит он, но вопреки всему сжимает пальцами руль, снова принимая более-менее нормальное сидячее положение. Дорога до города ничем не освещена, Лёша понимает, что они по ней просто летят, Лёша видит на спидометре сто восемьдесят и ему снова становится страшно. — Соберись, блять! У меня рука, кажется, сломана! — Лёшу уже не на шутку трясет, и это передается Гречкину. Его руки обвивают талию Лёши, уже больше похоже на объятия, но Макарова это не успокаивает. Впереди мерещится машина, одна и правда проносится по встречке, но Лёше кажется, что это Доктор. Он теперь видит его везде. Вот они пролетают мимо него, стоящего на обочине. А сзади — не оборачивайся Лёша — он обязательно будет сзади. — Пожалуйста, давай остановимся! Пожалуйста! — просит Лёша, но Гречкин всё ещё давит на чёртовы педали. — Какой, нахуй, остановимся! Рули давай, придурок, нам надо скрыться! Он теперь и тебя вместе со мной закопает, герой хуев! — Лёша понимает, что Гречкин прав, как бы не хотелось этого признавать. Теперь для Чумного Доктора Лёша такой же предатель, такой же убийца, и это, блять, чистая правда. — Куда мы едем?! — этот вопрос стоило задать изначально, но Лёша был не в себе. Эта дорога не была похожа на дорогу до города, он только сейчас это осознаёт. Они движутся в совершенно другом направлении. — У меня есть дом, до него ещё километров десять, на отшибе. Никто о нём не знает, спрячемся там и вызовем ментов, — Лёше кажется, что это самый херовый план, который он слышал, но другого нет, а он буквально не соображает прямо сейчас. — Тебе надо в больницу! У тебя рука сломана, — руки на талии сжимают чуть сильнее. — Ага, и нога, но пошло оно нахуй, в город нам нельзя, — Кирилл сбрасывает скорость, когда они подъезжают к какому-то лесу. Лёша всё ещё крепко держится за руль, трясёт уже не так, не по-детски, но колени всё ещё дрожат. — Давай, аккуратно налево, — Лёша не уверен, что сможет аккуратно, но машина, издав какой-то предсмертный, по мнению Лёши, рык, плавно съезжает с ровного асфальта на каменную дорогу. Впереди ничего не видно, сплошной лес, и Макаров не уверен, что они свернули правильно, но Кирилл ничего не говорит. — Долго еще? — ехать по такой дороге страшно, ещё страшнее от того, что за ними всё ещё может быть погоня. На чём-то же Чумной добрался до дома Гречкина, значит он вполне мог и преследовать, но Лёша не увидел ни одной машины в зеркало заднего вида, и дорога, по которой они неслись, была почти безлюдная. Всего одна встречная машина, всего одна, но почему его всё ещё так трясет? — Сейчас, немного ещё, можешь немного приподняться? Член зажал, — Лёша чувствует, как краснеют его щёки. Честное слово, такого он точно не ожидал. Но кое-как всё-таки приподнимается. Гречкин убирает его руку с живота и поправляет «что-то» под Лёшиной задницей. — Всё, садись уже, — только сейчас до Макарова доходит всё происходящее. Он буквально сидит на коленях у Кирилла Гречкина, он ведёт его тачку прямо сейчас, ту самую проклятую ламбу, и они вместе сбегают от грёбаного Чумного Доктора. И Лёша его спас! Спас, вашу мать! Истерика снова накрывает с головой, и он даже не замечает, как начинает реветь. — Боже! Господи, какой ужас, — Кирилл за спиной, кажется, усмехается. Он-то явно выражений не подбирает, а Лёша просто не может придумать что-то более описывающего ситуацию, хотя, уверен, Гречкин бы придумал. — Боже, что я вообще делаю! — машину подбрасывает на высоких кочках и тут же дёргает на очередной яме. — Бля, ты давай на дорогу смотри, а, не на жигулях, блять, едешь, — Лёша как бы не старался, всё равно ничего не видит. Глаза заволокла пелена из слёз, он буквально готов разрыдаться прямо сейчас. Фары резко освещают что-то блестящее впереди, Лёша удивляется, заметив забор. Кажется, они приехали. — Куда дальше? — Кирилл снова приподнимается, чтобы выглянуть за Лёшино плечо. — Там сейчас поворот будет, прям перед забором — налево, туда сворачивай, — Лёша послушно кивает, Кирилл снова сбрасывает скорость, они съезжают на ещё более заросшую тропинку, и Гречкин тормозит, слишком резко, отчего Лёша ударяется грудью об руль. — Все, приехали, слезай давай, — Леша трясущимися руками открывает дверь и вываливается из машины. Он всё ещё не чувствует себя в безопасности. — Господи, господи! — собственные ноги держат с трудом, и он присаживается на корточки, хватаясь за голову. Сердце ходит ходуном. Вокруг темно, ничего не видно, а без света фар совсем уж становится не по себе. — Эй, малой, — Лёша не видит Кирилла, но знает, что тот смотрит сейчас прямо на него. — Помоги мне вылезти, походу пизда ноге, — Лёша с осторожностью поднимается на ноги. Когда за него решала паника, подойти к Кириллу было проще, а сейчас он боялся сдвинуться с места. Гречкин и правда выглядит хреново. Он включает освещение салона, и у Леши теперь есть возможность его рассмотреть. Ссадины на голове, разбитая губа, кровь там и тут, куда ни глянь, и непонятно уже, откуда она берётся. Рука Кирилла вывернута под неестественным углом, нога тоже, кажется, пострадала не меньше. И как они вообще доехали? Как он вообще смог выдержать Лёшу на своих коленях? Лёша смотрит на него и с трудом сдерживает рвотные позывы — он ненавидит кровь. А Гречкин сидит с закрытыми глазами, кусая от боли губу, и этого, кажется, не замечает. Лёша не знает, как его вытащить. Кирилл явно больше, и наверняка тяжёлый. — Сможешь держаться за меня? — спрашивает Лёша, неловко опуская свою ладонь на плечо Гречкина. Парень кивает в ответ и снова приподнимается, открывая глаза. Он смотрит на Лёшу в упор, но Макаров не видит в нём ничего, что видел в прошлый раз, на суде. Тогда он почему-то казался ему чуть ли не дьяволом во плоти. Сейчас вся спесь с Гречкина слетела, и он выглядит… жалко. Да, Лёша бы подобрал это слово. Кирилл смотрит на него красными от слёз глазами, всё так же кусая свою разбитую губу от боли, и морщится, когда Лёша тянет его на себя за плечи. Руки Кирилла хватаются за него. — Больно-то как, сука, пиздец просто. Урою, пидора, живьём закопаю, — ругается Кирилл, аккуратно выбираясь из машины. Встать полностью на ноги он не может, поэтому облокачивается на дверь, глубоко вдыхая лесной воздух, давая Лёше небольшую передышку. Гречкин и правда тяжёлый, хотя с первого взгляда всё-таки так и не скажешь. Худой, как глиста. — Где здесь вход, куда идти? — Лёша решает не терять времени, им нужно войти в дом, спрятаться. Здесь он совершенно не чувствует себя в безопасности. Кирилл кивает куда-то назад, туда, откуда они приехали. — Там калитка была, — Лёша вздыхает. И почему тачку нельзя было бросить ближе? Зачем было её прятать, если сюда, по идее, никто не должен добраться? — Хорошо, пошли, — но задавать свой логичный вопрос Лёша не решается. Ещё чего доброго Кирилл его сейчас здесь швырнет и никуда не пустит. И кукуй здесь, Лёшенька, пока тебя менты не хватятся. Менты! Точно! — Так, стой! — Кирилл уже хочет вцепиться в него, но Лёша останавливает его, быстро шаря по карманам. — Сейчас, мне надо позвонить, нас смогут забрать, и тебе нужна помощь, и вообще…- Кирилл резко выхватывает его телефон. — Нет! Не вздумай! Ты уверен, что твой телефон не отслеживается, придурок? А вдруг это кто-то из твоих дружков? — Лёша не уверен. Он уже ни в чем не уверен, поэтому просто пожимает плечами. Игорь Гром вряд ли сливал бы его птице, но доля правды в словах Кирилла есть. — Хорошо, но нам ведь надо сообщить про Чумного! — Гречкин показательно выключает телефон Лёши и кидает его в машину. — Да это уже, по любому, по всем каналам, придурок. Нам нужно отсидеться и не отсвечивать, пошли, жрать захотелось пиздец, — Лёша буквально подавился словами. Как он может вести себя так спокойно в такой момент?! Как он может думать о еде?! — Ты совсем дурной, а?! Ты хоть понимаешь, что происходит?! — Кирилл морщится от слишком громкого крика Лёши. — Так, слушай, я это, блять, понимаю, но чё мне теперь? В истерике биться? Нет уж, нахер. У меня, может, второй день рождения сегодня, и ты приглашён, — Кирилл всё-таки виснет на Лёше, захлопывая машину, и ставит её на сигналку. — Блять, ну каков урод, так покоцал мою ласточку, убью, суку, — Лёше очень хочется его ударить, вот прямо сейчас, но Кирилл и без того выглядит полудохлым, а трупы Лёше больше не нужны. — Пошли, — он поудобнее устраивает руку Гречкина на своём плече, и они медленно тащатся к месту предполагаемой калитки.