Драко Малфой. Эффект кувалды

— Ну вы чего это? Угощайтесь. Я вот пряничков напёк. И чай это… с травками заварил. Самое то зимой чай с травками-то. Я посмотрел на придвинутую ко мне кособокую кружку с милым смешным зверьком на боку и хмыкнул про себя: надо же, она и здесь меня нашла. За время нашей с отцом холостяцкой жизни в доме накопилось огромное количество разномастных кружек. Я уже не помню историю их появления, кроме одной — её подарили мне одноклассницы на 23 февраля, кажется, классе в четвёртом. Другим пацанам тогда достались кружки с тиграми, медведями или немецкими овчарками, а мне — с неизвестным науке зверем, отдалённо напоминающим утконоса. Как потом выяснилось, подарки покупали мамы из родительского комитета и забрали все кружки, что были в магазине в наличии, а эту сняли с витрины. Я поначалу даже расстроился — хотелось получить что-то более мужественное, но зверь выглядел, как сейчас говорят, настолько мимимишно, что девчонки до конца дня крутились рядом, лапая уже мою кружку и пища от умиления, начисто забыв об остальных ребятах, чем вызывали в них по отношению ко мне презрительную ревность. На следующий день восторги поутихли, интерес ко мне и кружке подвял, и я запихнул её в шкаф, тут же забыв о ней. Вторая наша встреча состоялась весной. Я умудрился подхватить ротавирус, врач, кроме витаминов, прописал мне обильное питьё и постельный режим. Чтобы часто не бегать, я решил выбрать кружку побольше, и только налив чай, увидел, что это она. Переливать было лень — это же потом не одну, а целых две кружки мыть! — так что до выписки я пользовался этой и снова засунул подальше на полку. Потом была ещё пара подобных случаев, я даже умудрился прихватить её с собой в однодневный поход, в который нас в качестве знакомства потащила новая классная руководительница, но этого хватило, чтобы оценить кружку по достоинству: она была достаточно вместительная — что-что, а погонять чаи я любил, хорошо сохраняла тепло, не обжигая при этом руки. А ещё оказалась неубиваемой. Откуда и на что только она не летала, и хоть бы кусочек откололся! В общем, мы с кружкой поняли, что нашли друг друга, и зажили душа в душу. Единственное, что Инка сделала в качестве новой хозяйки, — избавилась от нашей разномастной посуды. «Не по фэншую», — пояснила она, аккуратно складывая в коробку тарелки и чашки. «Ага, — скептически хмыкнул я. — Худеть не дают». Инка, рассмеявшись, небольно хлопнула меня полотенцем по спине. Что-что, а лишние килограммы ей не грозили — не при её комплекции и обмене веществ: ела она нормально, на диетах не сидела, но при этом и не поправлялась, словно лишние калории испарялись ещё до того, как еда попадала ей в рот. В отличие от её подружек — те, казалось, толстели от одного взгляда на тортик, который, к слову, притаскивали с собой, заглядывая в гости, каждую неделю. Моё предложение перейти на менее калорийный десерт дамы не оценили, крепко обидевшись, но уже к следующему чаепитию отошли и даже выделили кусочек тортика мне. Сладкое я не люблю, поэтому от угощения отказался, за что снова удостоился осуждающих взглядов. Девушки меня с тех пор подчёркнуто игнорировали, а я завязал с советами и лишь иногда вместе с Инкой подшучивал над её подружками — когда они не слышали, разумеется. Но вернёмся к нашей посуде. Я так и не понял до конца, чем она не понравилась Инке, не воспринимать же всерьёз её объяснение о несовпадении тарелок с даосской практикой символического освоения пространства. В общем-то, мне было всё равно, из чего есть и пить, хотя те напёрстки, что Инка купила вместо старой посуды, моему аппетиту оказались на один зуб, да и кружку стало жалко, но расстраивать тогда уже глубоко беременную женщину я не решился. Мы отнесли коробку в какой-то благотворительный фонд для малоимущих и на этом посчитали, что история с посудой закончилась. Как бы не так! Признаться, я никогда не верил в мистику, экстрасенсов, привидений и прочую подобную муть, но тут моё подпитанное выбором будущей профессии мировоззрение едва не дало крен. Потому что вокруг началась твориться какая-то чертовщина, что ли. Нет, шкафы дверцами не хлопали, ложки-вилки не летали, просто моя старая кружка никак не хотела со мной расставаться, окольными путями, через десятые руки снова и снова возвращаясь ко мне. В конце концов Инка сдалась и махнула на неё рукой: «Ладно, пусть живёт. Только чтоб на глаза мне не попадалась». — «И почему она тебе не нравится?» — спросил я, опуская чайный пакетик в налитый в кружку кипяток. Наконец-то можно насладиться чаем, не бегая каждые пять минут на кухню за новой порцией! «Не знаю, — скривилась Инка, брезгливо передёрнув плечами. — Зверь этот странный… На крота похож, а я их терпеть не могу. Кто-то мышей или тараканов боится, а я этих тварей». — «Да? — хмыкнул я, поворачивая кружку туда-сюда, чтобы лучше рассмотреть картинку. — А мне казалось, он на утконоса похож». — «Мне без разницы, хоть на бегемота, главное, подальше от меня». Так кружка поселилась в моей комнате. Я выносил её оттуда только чтобы помыть и налить чай, а когда Кот подрос — и молока: в отличие от своей матери, он к моей кружке испытывал самые нежные чувства и часто просил попить из неё. Думаю, Инка не отказала бы сыну, попроси тот оставить страшную посудину в доме — Коту вообще редко кто мог отказать — тем более если бы это была память о безвременно почившем любимом старшем брате, но я был неожиданно рад, что кружка отправилась за мной даже в этот выдуманный мир — этакий привет оттуда, куда мне уже никогда не вернуться. Чёрт, это немного грустно. Я покрутил кружку из стороны в сторону и невольно вздрогнул, когда на стол рядом с моей рукой с грохотом опустился горячий чайник. — Что, брезгуешь? — недовольно скривился Хагрид, кивая на кружку. — Ну так извини, заморских чаёв не держим, и посуда вон, обычная. У меня всё по-простому. — Нет, у вас здорово, — совершенно искренне ответил я. Мне и правда понравилось в его избушке. Она чем-то напоминала деревянную старую баню в деревне, где жили бабка с дедом Терри-Ипполита: толстые, потемневшие от времени брёвна, торчащая из щелей пакля, низкий потолок, развешанные по стенам пучки пахучих трав. От неё тянуло даже не древностью — былинной стариной: казалось, ещё секунда — и дверь распахнётся, впуская внутрь убелённого сединами старца-отшельника или древнерусского витязя в длиннополой рубахе, подпоясанной обычной верёвкой. Париться в этой бане было истинным наслаждением: дед кочегарил её так, что мы выползали оттуда едва живые, разморенные и раскрасневшиеся, зато с ощущением, будто заново родились. Потом нас отпаивали домашним ядрёным квасом, который мы заедали румяными пирожками размером с мою ладонь. Собственно, ради этого удовольствия я и соглашался использовать себя в качестве бесплатной рабочей силы: дрова поколоть-перетаскать, крышу перекрыть, забор подправить, зимой снег разгрести. В первый раз Полька — как ласково называли Терри предки — затащил меня к ним чуть ли не силой, не такой уж я любитель деревенской романтики, чтобы легко променять её на удобства современной городской квартиры. Но мне неожиданно понравилось, и с тех пор минимум раз в месяц мы с Терри мотались в деревню. — И чай вкусный. — Я показательно хлебнул из кружки под недоверчивым взглядом Хагрида. — В нём мята, да? — И мята, и смородиновый лист, и чабрец, — охотно принялся перечислять тот. — Я сам их собираю и сушу. А то в этих зельеварческих лавках так и норовят всякую дрянь подсунуть. Будто я не вижу, что листья коростой покрыты и пересушены, что собраны не вовремя. Или вон, сорт другой. Хагрид продолжал со вкусом жаловаться на жуликоватых продавцов сушёной травы, а я, поймав благодарный Гарькин взгляд, подмигнул ему и уткнулся в кружку: мавр сделал своё дело, мавр может спокойно попить чаю. Если бы кто ещё неделю назад сказал, что я окажусь в гостях у лохматого лесничего, я бы покрутил пальцем у виска: Хагрид не относился к тем, с кем мне хотелось водить дружбу. Во-первых, он был человеком Дамблдора, а значит, априори мы с ним находились во враждующих лагерях. Во-вторых, Хагрид входил в породу людей, про которых говорят «простота хуже воровства»: без сомнения, добрый, но во многом наивный, при этом не умеющий держать язык за зубами и безоговорочно преданный директору школы. Не то чтобы я не любил таких, просто наивные добряки, как и ярые фанатики, вызывали у меня крайнюю степень настороженности из-за их неумения хотя бы иногда включать критическое мышление. Но была ещё одна причина, которая по значимости, пожалуй, перетягивала две предыдущих: я заметил, что Гарька избегает Хагрида. Он пару раз при мне отказывался от приглашения заглянуть в гости, отговариваясь уроками, и жёстко одёргивал Уизли, когда тот начинал ныть по этому поводу. Я старался не лезть с расспросами — Гарри не держал от меня секретов, так что рано или поздно обязательно поделился бы, нужно было лишь немного подождать. Давить на него не имело смысла: он был упёртый, как баран, и если не хотел чего-то делать, заставить его было практически невозможно. Памятный разговор состоялся у нас за несколько дней до Хэллоуина. Погода выдалась на редкость хорошей, и мы с пацанами решили перед тем, как сесть за уроки, немного прогуляться. Но сначала Грег с Винсом убежали в совятню отправить домой письма, а я, прихватив учебник по истории магии, пошёл к Чёрному озеру, сказав, что буду ждать их там. Почитать мне не дали: едва я открыл книгу, из кустов выбрался взъерошенный Гарри и плюхнулся рядом со мной на камень, что-то раздражённо бурча себе под нос. — Что случилось? — захлопнув учебник, спросил я. — Рон, — будто это всё объясняло, коротко бросил Гарри. — На какую авантюру он подбивал тебя на этот раз? В отличие от своей канонной версии, здешний Гарька не рвался навстречу приключениям, предпочитая провести лишний час над книгой или в своей обожаемой теплице вместо того, чтобы обследовать заброшенные классы, нарываясь на отработку у Филча. — Снова звал сходить к Хагриду. Сколько раз нужно объяснять, что я не хочу?! — За что ты его так не любишь? — всё же не утерпев, спросил я. — Кого, Рона? — нахмурился Гарри. — Хагрида. Гарри помолчал, пожевал губу и вдруг уронил, по-взрослому обдуманно и веско: — Он обидел Дадли. Стоило догадаться. Гарька любил родственников — это было понятно по его рассказам — и вряд ли затаил бы обиду, особенно такую серьёзную, на какую-то мелочь. А если Хагрид порезвился с Дурслями так же, как и в каноне… — К нам утром сова прилетела, — начал рассказывать Гарри. — Тётя поплакала немного, конечно. Она знала, что я в Хогвартс поеду, дядя Джон предупредил, но всё равно переживала, а потом сказала, что у меня день рождения и надо отпраздновать его как следует — с тортом и зоопарком, мы каждый год туда ходим, это традиция. Пока она завтрак готовила, я её любимые гортензии обрезал — как раз новый сорт зацвёл, Саржента. И только вернулся в дом, Хагрид заявился. Дверь сломал, на тётю накричал — чего это я в обносках хожу? И ничего не в обносках! Это мои старые брюки. Ну коротковаты немного и с дырками, так ведь они специально для работы в саду, не в новых же я должен в земле ковыряться! А потом Хагрид вообще разошёлся, стал кричать, что тётя с дядей — противные магглы и ещё ответят за то, как со мной обращались. И цветы сломал. Тётя снова плакала, а дяде пришлось вызывать врача — у него же давление, ему нельзя волноваться. — А что было с Дадли? — напомнил я. — Хагрид принёс торт. И пока он — в смысле Хагрид, а не торт — кричал, Дадли откусил кусочек, извазюкался весь в креме. Он обожает сладкое, хотя ему много нельзя. Да и мне совсем не жалко, он же мой брат, понимаешь? А Хагрид начал снова кричать: «Ты свинья! Вот и будь свиньёй!» И наколдовал ему пятачок и хвостик. Дадли-то даже обрадовался — ему это всё шуткой показалось, смеялся и хрюкал, а мне… Гарька замолчал, сжал губы в тонкую линию, заморгал часто-часто, и я к своему ужасу заметил на его ресницах слёзы. Наверное, надо было что-то сказать, чтобы успокоить, поддержать, может, перевести разговор на другое, но я молчал, как дурак, и только сделал показавшимся друзьям знак не подходить. Грег, понятливо кивнув, потащил Винса в другую сторону, а я осторожно тронул Гарри за локоть: — Эй… — Мне стало так обидно, понимаешь? — шмыгнул носом Гарька. — За себя. И за Дадли. Они же сначала выкинули меня, как котёнка на улицу, в маггловский мир, и за десять лет никто ни разу не поинтересовался, что со мной, а потом заявляются и делают гадости. И Дадли… Он же ничего плохого не сделал, за что с ним так?! Или в магическом мире принято, что взрослые обижают детей, а маги — магглов? Именно так поступал Волдеморт, да? У меня некультурно отвисла челюсть: вот это Гарри завернул — от подъеденного торта до сравнения светлых магов с тёмными. С другой стороны, в чём он не прав — тех и других порой друг от друга отличает лишь цвет накинутых на плечи мантий. Ну разве только в том, что не стоит грести всех под одну гребёнку. Но это долгий и серьёзный разговор, а для него сейчас не место и не время. Гарри, словно подслушав мои мысли, вздохнул и, зябко поёжившись, продолжил: — У меня тогда магический выброс случился — половину кухни разнесло. Я сказал Хагриду, что если он сейчас же всё не исправит, я в их дурацкую магическую школу не поеду, и заставить они меня не смогут. Он извинился, конечно же, и даже кухню починил, но всё равно… — Ты до сих пор на него злишься. — Да. — Ты имеешь на это право. — Думаешь? — Я уверен в этом, Гарри. Это твои близкие люди, почему ты не можешь злиться на тех, кто причиняет им боль? Что должен немедленно простить их, если они скажут «прости»? Это не значит, что тебе всю оставшуюся жизнь нужно обижаться на Хагрида. Возможно, однажды ты захочешь его простить. Когда будешь к этому готов. Да здравствуют лекции по психологии, которые нам прочитали на первом курсе! Как общаться с пациентами, как сообщать родственникам неприятные новости, бороться с собственным стрессом… Никогда не любил эту муть, но сейчас она реально помогла: Гарька ещё смотрел брошенным щенком, но плечи уже расслабились и по телу от его взбунтовавшейся магии перестали ползать колючие мурашки. Больше к этой теме мы не возвращались, пока через неделю после каникул не столкнулись во дворе нос к носу с лесничим. Отступать было некуда, пришлось принять «бой». Хагрид тут же набросился на Гарьку с расспросами и сам что-то торопливо бубнил. Бывшие с нами Грейнджер и Уизли включились в разговор. Я не особо прислушивался, мысленно прогоняя изученные в первом семестре рецепты зелий — Снейп собирался сделать по ним глобальный тест — и пропустил, когда Хагрид снова запел свою излюбленную песню про гостей. Нервно переминающийся с ноги на ногу Гарька, стараясь делать это незаметно, дёргал меня за мантию, видимо, пытаясь намекнуть придумать достойную причину слинять. — Иглы дикообраза, — ляпнул я первое, что пришло в голову. — Чего? — вылупился на меня Уизли. — Я не помню, сколько игл нужно класть в зелье от фурункулов, а завтра у нас контрольная по Зельеварению! — Точно! — подхватил Гарри. — Нужно успеть всё повторить. — Какая контрольная? — испуганно захлопал глазами Уизли. — Рон, ты опять всё прослушал! — напустилась на него Грейнджер. — Профессор предупреждал нас ещё перед каникулами. Чем ты занимался всю неделю? — Я? Отдыхал! У нас же были каникулы. — Это не значит, что можно забывать об учёбе. Так ты никогда не станешь хорошим волшебником. — А ты станешь занудой, если всё время будешь о ней думать. — Ребята, ребята, не ссорьтесь! — закудахтал над ними Хагрид. — Гермиона права — надо хорошо учиться. Так что вы уж идите, повторяйте, а то профессор Снейп строгий больно. Только ты это, Гарри, может, заглянешь ко мне, ну потом? Не хочешь один, вот, друзей захвати — Рона, Гермиону. — Он окинул меня неприязненным взглядом, вздохнул, махнув рукой: — Ну и ты заходи, чего уж там. Гарька подловил меня после ужина; оттащил в сторону и, помявшись, спросил: — Ты сходишь со мной к Хагриду? — Почему нет? — пожал плечами я. — Он же меня тоже вроде как пригласил. С чего вдруг Гарри воспылал таким благородством, я спрашивать не стал — сам расскажет, если захочет, тем более что долго держать в себе переживания он не мог. Так случилось и в этот раз. Мы даже не успели дойти до развилки, когда Гарька неожиданно выдал: — Я просто подумал… Хагрид, конечно, виноват, но он раскаивается, я вижу. Неправильно и дальше отталкивать его. — И ты решил дать ему второй шанс? — Что-то типа того, — покивал Гарри. — Дядя с тётей не держат на него зла. Ну почти. Дядя Вернон сказал, что обязательно узнает у дяди Джона, есть ли какой-нибудь способ пожаловаться магической полиции — ведь такая наверняка есть у магов — на грубых волшебников. На всякий случай. Я представил, как киношный Вернон Дурсль, прижимая к уху на манер телефонной трубки какую-нибудь заколдованную для связи штуковину, кричит в неё: «Алло, это Аврорат? На проводе мистер Дурсль. На нас напали грубые волшебники!» Через мгновение дом окружают авроры с водяными маггловскими пистолетиками — для конспирации. Самый главный аврор зычно объявляет: «Внимание! Дом окружён. Палочки… тьфу! Оружие на землю! Выходите с поднятыми руками». Пришлось сильно прикусить внутреннюю сторону щеки, стараясь сдержать смешок — Гарька бы не оценил, рассмейся я в этот трудный для него момент. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, мы договорились заглянуть к Хагриду в ближайшую субботу. Гарри, воспользовавшись щедрым предложением лесничего, в качестве моральной поддержки прихватил с собой едва ли не половину Хогвартса. Увидев на пороге своего домишки целую толпу детей, бедняга Хагрид — мне его в этот момент по-настоящему стало жалко — вытаращил глаза и на несколько минут потерял дар речи. Но никого не прогнал. Разместиться получилось с трудом — сидели чуть ли не на головах друг у друга, недостающие кружки трансфигурировали из чего придётся; было шумно, душно, и очень хотелось спать. Поэтому, когда на обратном пути в замок мы с Гарри отстали от остальных, я сильно этому обрадовался: прогулка и свежий воздух хорошо бодрили. Ну и поговорить без лишних ушей тоже хотелось. — Ты не жалеешь, что сходил? — спросил я. — Думаю, нет, — мотнул головой Гарри. — Думаешь? — Ну всё получилось, как если бы я боролся со своим страхом. Когда, например, боятся темноты, но всё равно заходят в тёмную комнату. — И чего ты боялся? — Хагрида, наверное. Что он окажется не таким, каким старался казаться, и получится, что я зря пытаюсь его простить. Себя — ну что я настолько наивен и так серьёзно ошибаюсь в людях, не вижу их, не понимаю. Может, немного того, что кто-нибудь начнёт ссориться — ты знаешь, как я этого не люблю. Глупо, да? Я молчал, обдумывая его слова. Гарька порой поражал меня своими высказываниями — не каждый взрослый мог похвастаться взвешенным отношением к своей жизни и совершаемым поступкам, а он, одиннадцатилетний мальчишка, занимался самоанализом гораздо чаще, чем это обычно делают его сверстники. Уверен, это идёт из семьи. Вот бы посмотреть на мистера и миссис Дурсль, которые смогли вырастить такое чудо. — Драко? — осторожно окликнул меня Гарри. — Да, прости, я просто задумался. Не думаю, что это глупо, особенно последнее. — Ты про ссоры? Но вы с Роном уже меньше ругаетесь. — Я помню твою просьбу, Гарри, и стараюсь тебя не огорчать, но — эй! — Я пихнул Гарьку в бок, переходя на шутливый тон. — Это довольно трудно порой. Так что ты мне должен. — Я дал тебе списать Травологию! — Это не считается! Ты списывал у меня Трансфигурацию. — Тогда как насчёт чесночных булочек с базиликом и сладким перцем? — Те, что ты привёз из дома после каникул и нагло сам слопал больше половины? — Больше всех слопал Винс! Мне просто досталась самая последняя. Могу написать тёте, чтобы прислала ещё. — С Буклей? А соседи не засекут? — Не должны. Она у меня умная — в город залетает только ночью, а дядя для неё специальное окошко сделал, которое она сама открыть может и залететь в дом. — Ну и чего мы топчемся?! Побежали скорее! Да здравствуют свежие булочки к завтраку! И мы, смеясь и беззлобно пихаясь, помчались в сторону совятни.