Драко Малфой. Эффект кувалды

Рождество подкралось неожиданно. Ещё вчера над нами затейливыми светильниками покачивались оранжевые тыквы, а сегодня их место заняли золотые и серебряные звёзды, неожиданно превращающиеся над ничего не подозревающими учениками в мелодично поющие омелы. Старшие курсы лихорадило в преддверии промежуточных тестов, малышня, получившая относительную свободу, потому что всё внимание преподавателей, как это обычно бывает, сконцентрировалось на выпускниках, при любой возможности убегали на улицу — устроить бой за построенную во дворе снежную крепость или просто поваляться в снегу. Наша компания в этом развлечении не отставала от остальных — наконец-то нашлась адекватная замена пикникам, с той лишь разницей, что после прогулки мы, как были в снегу, замёрзшие и уставшие, вваливались на кухню, где отогревались пирожками с какао, попутно делясь воспоминаниями о предстоящем празднике. Мне из-за «потери» памяти доставалась роль благодарного слушателя, но мальчишки так интересно рассказывали, что я нисколько о ней не жалел. Тем более что мне, как ни обидно, вспоминать было особо нечего — Новый год никогда не был для меня по-настоящему семейным праздником. Обычно мы встречали его у Варвары Петровны, матери отца: приезжали накануне, сутки скребли, мыли, чистили, готовили под неусыпным надзором хозяйки квартиры. Пока я был относительно мал, мне наказывали сидеть тихо в отведённом уголке, когда немного подрос — нагружали поручениями, и не дай бог сделать хоть что-то не так — лекции о моей криворукости и неподобающем воспитании затягивались как минимум на час. В девять меня загоняли в кровать; в качестве подарка вручался кулёк безвкусных конфет или скучная книга без картинок. Оставшиеся до возвращения домой дни были похожи на первый и тянулись, как утратившая вкус жевательная резинка. Конечно, дома меня ждал заботливо выбранный и красиво упакованный подарок от мамы, но один он не мог создать той чарующей волшебной атмосферы, которую ждут на Новый год все дети. После смерти мамы даже такие недопраздники прекратились: мы больше не ездили к бабушке (полагаю, именно мама и была инициатором их общения, желая сохранить для меня хотя бы видимость семьи); отец, считавший праздники блажью, на новогоднюю ночь либо заступал в наряд, либо ложился спать, как в любой обычный день; а мне было всё равно. Но с появлением Инки в дом неожиданно пришёл праздник. Правда, ёлка была искусственная, украшения — строго дизайнерскими, никаких привычных оливье и селёдок под шубой, исключительно что-то полезное, лёгкое и абсолютно несъедобное — на ночь же есть вредно, и обязательно — парадно-выходной костюм, даже если мы были только вчетвером. Я не вмешивался, флегматично отсиживаясь в своей комнате или сбегая в гости к Терри. До последнего года. Не знаю, какая шлея мне попала под хвост — то ли захотелось порадовать Кота после бронхита, скосившего его почти на два месяца, то ли счастливый вид Терри, без конца просматривающий фотки с детсадовского утренника своих сестёр-близняшек, то ли какое-то предчувствие, но неожиданно захотелось праздника. Настоящего. С живой ёлкой, кучей подарков, блестящей мишурой и красноносым Дедом Морозом с ватной бородой. Сказано — сделано. Инка, правда, часа два меня пилила за невинно загубленное деревце и брезгливо кривилась на разномастные шарики, которые я откопал на антресолях, и сделанные своими руками кривоватые бумажные гирлянды, но чистый детский восторг в глазах Кота определённо того стоил. А с учётом того, что это был последний Новый год, который мы встречали все вместе… Что ж, так у братишки осталось на одно хорошее воспоминание обо мне больше. Ладно, хандру в сторону, возвращаемся к нашим… волшебникам. О планах Дамблдора оставить Гарри на каникулы в Хогвартсе, подсунув ему в качестве компании Рона Уизли, чтобы тот подбил их обоих поискать на задницы приключения под мантией-невидимкой, мы узнали от Шляпы. Нужно было действовать на опережение, потому что ни куковать в школе, ни тем более влезать в неприятности Гарька не хотел. Поэтому — с моей подачи, разумеется, — он устроил профессору Спраут показательную истерику, не хуже эльфов вопя на все лады, как соскучился по дому, доведя себя до икоты и якобы спонтанного магического выброса. Спраут, только с виду казавшаяся повёрнутой на растениях простушкой, на самом деле обладала твёрдым характером и поистине бульдожьей хваткой. Она напоила Гарри водой, погладила по голове и… потащила его к Дамблдору, предупредив, серьёзно смотря в глаза: «Милый, только постарайся держать себя в руках и не разнеси ничего». Гарька, шмыгнув носом, понятливо покивал. Дамблдор их вторжению не обрадовался, но постарался взять себя в руки и любезно поинтересовался целью визита. Профессор Спраут в красках описала состояние «бедного мальчика», промакивая сухие глаза платком: «Он так скучает! У меня просто сердце разрывается, на него глядя». Гарри пошёл по второму кругу, но если гостиная Пуффендуя обошлась звенящими стёклами и взлетевшими подушками, то господин директор лишился пары старинных артефактов. Он настолько впечатлился, что, похлопывая ладонью по тлеющей бороде, предложил Гарри отправиться к Дурслям прямо сию секунду. — Спасибо, господин директор, — застенчиво опустив очи долу, как юная монашка на первой исповеди, ответил Гарька. — Но я бы хотел поехать со всеми. — Конечно-конечно, Гарри, как тебе удобно, — поспешно согласился Дамблдор. — Чаю? — Тётя говорила, что есть много сладкого вредно, — отодвигая от себя блюдце с печеньем, строго сказал Гарька. — Можно заработать сахарный диабет и ослепнуть. — Ну мы же волшебники, — криво улыбнулся директор. — Достаточно сварить нужное зелье… — Профилактика важнее! Дамблдор не стал спорить и, сославшись на дела, спровадил гостей. Всё это Гарька рассказывал, уминая пятое пирожное подряд. Мы от смеха так и не смогли притронуться к своим. Но главная цель — помочь ему уехать на каникулы домой — была достигнута. Я тоже с нетерпением ждал, когда смогу оказаться в мэноре, потому что неожиданно сильно соскучился по всем его обитателям — не только живым, но и нарисованным. С вокзала меня забирала Нарцисса: Люциус уже куда-то убежал с утра по делам, к ужину клятвенно пообещав вернуться. На людях мы обменялись только короткими приветствиями, но стоило очутиться в холле мэнора, я крепко обнял её, получив не менее сердечное объятие в ответ. Потом мама отправила меня к себе переодеваться с дороги, заметив, что через полчаса будет ждать в Голубой гостиной с горячим шоколадом и пирожными. Мы проговорили с ней несколько часов; до ужина я ещё успел налюбоваться ёлкой, нарезать с десяток кругов вокруг высоченной кучи подарков, принять ванну, устать от говорливого Терри и заставить его смотаться в Хогвартс отдать Шляпе приглашение на бал-маскарад. Рождественское утро вышло по-семейному уютным: вкусный завтрак, неспешные разговоры, разбор подарков. Прогулка по заснеженному парку, чаепитие в зимнем, благоухающем — о Мерлин, в конце декабря! — розами саду. Шумный бал в маскарадных костюмах, привычное довольное ворчание Шляпы над ухом, счастливый смех родителей, кружащихся в танце. Тихие вечера у потрескивающего камина, красивые книги со сказками, пробирающие до костей жуткие истории от портретов предков. Да, определённо, это было лучшее Рождество в моей жизни. Однако в этой большой медовой бочке рождественских каникул нашлись и две ложки дёгтя. Во-первых, у меня состоялся весьма неприятный разговор с отцом. Я наивно понадеялся, что он не узнает о моих хэллоуинских приключениях, потому что после наказания о них вроде как забыли, тем более что Дамблдор, к которому нас вызвали на следующий день после битвы в туалете, на предложение Макгонагалл вызвать в школу родителей легкомысленно отмахнулся: «Полно, Минерва, всё же обошлось. Уверен, мальчики осознали опасность и больше не будут нарушать правила». Скорее всего, старый интриган просто не хотел связываться с Люциусом — тот основательно вытрепал бы ему нервы. Ни я, ни парни о произошедшем домой писать не стали, чтобы добровольно не подставляться под наказание ещё и от родителей. Поэтому вопрос отца прозвучал для меня как гром среди ясного неба. — Как тебе книга про троллей? Нашёл в ней что-нибудь… полезное? Мы сидели в библиотеке. Я, пользуясь случаем, пытался найти что-нибудь об изгнании духов из живого человека. Не то чтобы мне так уж нравился Квиррелл, но мужика было откровенно жаль, хотя он сам виноват: по собственной глупости вляпался в неприятности, и никто за год не смог понять, что с ним что-то не то. Один запах чего стоит. У всех взрослых в Хогвартсе поголовно гайморит? Там же явно не грязными носками воняло. Я понимал, что моих силёнок на борьбу с духом Волдеморта не хватит, но, возможно, мне посчастливилось бы найти, как намекнуть взрослым, на что стоит обратить внимание. — Драко? — М-м-м? Я поднял голову и старательно захлопал глазами, имитируя растерянность человека, насильно оторванного от увлекательного чтения. Так я мог выиграть немного времени, чтобы понять, как много отец знает, если знает вообще, и при этом не сболтнуть лишнего. — Прости, я зачитался. О чём ты спрашивал? — О троллях. Как я понимаю, книга не очень помогла, раз уж вы нашли новый способ успокоения тролля. Весьма оригинальный, кстати. Думаю, ему определённо стоит войти в учебники ЗОТИ. Хотя тролли к тёмным искусствам и не относятся, но как пример нестандартного решения… Ага, Снейп таки нажаловался. Вот же… родной декан. — Меня только одно беспокоит, — продолжал Люциус, не давая мне вставить и слова, — это странное совпадение: ты попросил прислать книгу о троллях, и вскоре в школу пробрался горный тролль. Ничего не хочешь объяснить, Драко? Ну хоть не «сын». И так по спине мурашки ползут от его взгляда. — Да что объяснять? — деланно спокойно пожал плечами я. — Профессор Квиррелл как-то на уроке сказал, что знает их язык. И мы поспорили с ребятами, кто больше слов выучит. Вот я и спросил про книгу. Мастер-класс от Драко Малфоя: как рассказать отцу о своих проказах так, чтобы у него не возникло желания уточнять детали? Сослаться на тех, к кому он точно не обратится за разъяснениями. Впрочем, мальчишек предупредить всё же стоит. На всякий случай. — А в туалет вы побежали выяснять, у кого лучше произношение? О, отец уже шутит! Значит, можно выдохнуть — гроза миновала. — Винс выиграл! — поддержал я его хорошее настроение. — Рад за него. Надеюсь, вы больше никакой другой язык учить не собираетесь? Я, сделав честные-честные глаза, отчаянно замотал головой и, буркнув, что хочу какао, смотался из библиотеки — во избежание, так сказать, — ругая себя на чём свет: чуть не спалился, идиот! Глупо было считать, что Люциус что-то забудет — с его-то почти идеальной памятью! — или не сопоставит факты. Эх, а ведь впереди драконы… Теперь и с информацией про духов нужно быть предельно осторожным, потому что в следующий раз, если отец снова углядит некое «совпадение», я так легко не отделаюсь. Второй и довольно неприятный сюрприз мне преподнесло собственное тело. Я словно откатился на полгода назад, когда только попал в него: слабость и одышка, к которым добавились отсутствие аппетита и, видимо, как следствие, головокружения, два раза едва не закончившиеся падением с лестницы, хорошо, Терри был рядом и успел подхватить. Начались недомогания не сразу, но к концу рождественских каникул я чувствовал себя препаршиво. Боясь, что родители, заметив моё состояние, решат оставить меня дома ещё на некоторое время, чтобы выяснить его причину, а то и вовсе переведут на домашнее обучение, я старался держаться из последних сил, под любыми предлогами отказываясь от активных развлечений. Терри по утрам накладывал на меня лёгкие чары гламура — это не избавляло от слабости, но хотя бы скрывало мешки под глазами и серый цвет лица. Парни перемену во мне заметили сразу, едва увидели на перроне, очевидно, сказался эффект отсутствия, когда изменения в человеке быстрее замечает тот, кто долго его не видел. Винс, забалтывая маму, которая меня провожала, тут же перехватил мои вещи, а Грег, когда мы вошли в купе, молча запихнул в угол, к окну, укрыв пледом. — Тебя будто под Круциатусом пару дней держали, — ахнул Блейз. Тео свои комментарии оставил при себе, но тоже заинтересованно приподнял бровь. — Родители были так недовольны промежуточными отметками? — Совсем дурак? — раздражённо буркнул я, с удовольствием отмечая, что противный озноб наконец отступает. Не знаю, в чём конкретно дело, в секретных ли семейных чарах или каких-то особых нитях, но вещи Грега всегда грели лучше. Я узнал это на собственном опыте. Моё старое тело, если не считать периода детства, спокойно относилось к холоду, как завистливо говорил Терри-Ипполит: «Ты можешь зимой на снегу спать!» Здешнее же требовало для себя едва ли не тепличных условий, и никакие закаливания не смогли его переубедить, что температура ниже двадцати пяти градусов не является смертельно опасной для организма. Поэтому я постоянно таскал одежду у Грега, чувствуя себя младшим братом, донашивающим вещи старшего. Этакий Гарри Поттер на минималках, только на добровольных началах, потому что я понимал, что без этого просто скоро переселюсь во владения мадам Помфри. Блейз сделал вид, что не услышал моей реплики, а я, выдав заранее придуманную причину своего недомогания в виде тяжёлой простуды, закрыл глаза, намереваясь немного подремать в дороге: на разговоры просто не было сил. Ребята меня не трогали, даже Блейз, известная на весь Хогвартс трещотка, молчал, пока не устал сидеть в тишине и не сбежал в другое купе, как мне потом рассказал Винс. Где-то в середине дня меня аккуратно растолкал Грег, чтобы заставить поесть; весь оставшийся путь я проспал на его плече, отказался от ужина в Хогвартсе, мечтая только о том, чтобы как можно быстрее оказаться в постели. Последняя мысль перед тем, как я окончательно вырубился, была о том, что я так и не увидел Гарри. Он сам отыскал меня на следующий день. Перехватил после уроков у Большого зала, молча потащил за собой, до боли сжав запястье. Я не сопротивлялся — во-первых, потому что силы явно были не равны, а во-вторых, предполагая, что ему наверняка есть чем со мной поделиться, если местный Санта в фиолетовой мантии с колокольчиками принёс-таки свой подарок. — Ты как? — с тревогой спросил Гарька, когда мы обосновались в пустом классе. — Винс сказал, ты болел на каникулах. — Когда он успел растрепать-то? — с лёгкой досадой вздохнул я. Порой то, как парни тряслись надо мной, невероятно бесило — я же не девчонка, в конце концов! Ну хиловат малость, ну выгляжу года на два-три младше, так это смотря с кем сравнивать. В прошлой жизни таким же был, и ничего — откормился, вытянулся, мышцу нарастил. И здесь так же будет, надо только разобраться, что за ерунда происходит, отчего мне — единственному! — в мэноре так плохо. — В поезде, — забираясь на парту, ответил Гарри. — Он зашёл с Невиллом поздороваться, ну и предупредил, чтобы я тебя не ждал. Угу, знаем мы, с каким Невиллом Винс побежал здороваться. — Да всё нормально уже, — как можно беззаботнее отмахнулся я. — У тебя что нового? Мы переписывались на каникулах, да и не виделись всего неделю, но я ждал особых новостей. И Гарри меня не подвёл. — Вот, смотри! Он соскочил с парты, вытащил из кармана мягко переливающуюся серебром ткань, накинул её на себя и… пропал. Как бы я ни готовился к подобному, это всё равно оказалось неожиданно и более зрелищно, что ли, чем в фильме, — не было ощущения монтажа, будто подтёртой плёнки, компьютерных спецэффектов. — Вау! — вполне искренне выдохнул я. — Мантия-невидимка? Откуда она у тебя? — Кто-то прислал как подарок на Рождество, — стянув мантию, объяснил Гарри. — Под ёлкой в гостиной лежала. Он снова уселся на парту и протянул мне открытку. Внутри аккуратным каллиграфическим почерком было написано: «Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть ее его сыну. Используй ее с умом. Желаю тебе очень счастливого Рождества». — И что думаешь? — спросил я, возвращая открытку. Гарри как-то нервно дёрнул плечом: — Не знаю. Это всё так… странно. Зачем было оставлять мантию учителю из Хогвартса? — С чего ты так решил? Её ведь могли прислать. — Не могли. Вчера вечером мантии не было, она появилась сегодня утром, до завтрака, значит, подложить её мог только тот, кто живёт в Хогвартсе. Понятно, старичок подстраховался: он знал, что Гарри не будет на каникулах в школе, и чтобы кто-нибудь по ошибке или злому умыслу не присвоил мантию себе, подложил её так, чтобы она сразу попала адресату в руки. — Допустим, — осторожно согласился я. — Но почему ты думаешь, что это кто-то из учителей? Филч, Хагрид, домовики… — Филч сквиб, он мне сам говорил, что на него не действуют зелья и многие артефакты — каких-то он не видит, от каких-то ему бывает плохо. Да и не стал бы он хранить вещи учеников и, главное, где, в своей каморке? Хагрид отдал бы мне её сразу или хотя бы проболтался, что у него есть что-то от моего отца. А эльфы не писали бы записку, тем более так, обращаясь на «ты». Это точно кто-то из учителей. Кроме… кроме профессора Снейпа. — С чего ему такие привилегии? Он учился в одно время с твоим отцом. Они, конечно, не были друзьями, но… — Профессор Снейп — бывший Пожиратель смерти. Так что да, друзьями они точно не были. О-о-очень интересно. Когда и кто слил Гарьке эту информацию? Из профессоров знали только Дамблдор и Квиррелл, на счёт остальных не уверен, но эти двое точно не стали бы трепаться. — Откуда ты знаешь? — Дядя Джон сказал. Он рассказывал мне о Хогвартсе, его традициях, учителях. Ну и о профессоре Снейпе, конечно. Попросил не делать поспешных выводов и сначала узнать его получше. Даже так? Выходит, я был прав: «дядя Джон» — это Снейп под обороткой. И за сыном Лили присматривал, и для себя хорошую почву приготовил, и наверняка зародил сомнения в благости Дамблдора. Вот же пройдоха! — И ещё… — Гарька придвинулся ко мне вплотную и жарко шепнул на ухо: — Я видел его Метку! — Что?.. Когда?! — Не помню точно. После Хэллоуина. Профессор Спраут попросила отнести ему листья крапивы — она не успевала, а нужно было очень-очень срочно. Я пришёл, а он зелье варит, без мантии, только в брюках и рубашке, и рукава по локоть закатаны, а на левой руке, вот тут… — Гарри ткнул пальцем в собственное предплечье. — На обычную татушку похожа, такую… старую, выцветшую. Ну я стою, как дурак, рот разинул, а он руку эту самую ко мне протягивает и говорит: «Если вы уже насмотрелись, мистер Поттер, не будете так любезны отдать то, что принесли? Мне некогда». — А ты? — А я спросил: «Можно мне ещё посмотреть?» Ну да, такое мог спросить только Гарька. И ещё так ресничками наивно похлопать. После этого и метку покажешь, и во всех грехах раскаешься, и Тёмного лорда голыми руками заломаешь. На эти его фокусы велась половина Хогвартса, независимо от пола, возраста и видовой принадлежности. Ну вылитый Кот! Интересно, если бы тогда в туалете с нами оказался Гарри, тролль тоже подпал бы под его обаяние? — А он? — Усмехнулся самодовольно: «Посмотреть на метку или как я варю зелье?» — И ты, конечно, сказал… — Как он варит. Ну это же и правда здорово! Знаешь, как шеф-повара в телевизионных кулинарных шоу, мы их с тётей по воскресеньям смотрели: ножом вот так, быстро-быстро и то-о-оненько, потом на сковороде хоп-хоп-хоп, там помешал, туда чего-то насыпал, понюхал или на глаз определил, чего не хватает, — это же настоящая магия! В этом я с Гарькой был согласен, потому что сам был способен приготовить разве что банальную яичницу и пельмени. Не знаю почему, но я каким-то необъяснимым образом умудрялся испортить даже те продукты, которые в принципе испортить нельзя, и всерьёз первое время опасался, что на Зельях буду гордо ползти позади всех, включая Лонгботтома и Финигана. Ан нет, обошлось — то ли ингредиенты здесь и правда были волшебные, что не испугались моей криворукости, то ли какая-никакая память тела помогала. — И что ты думаешь? Ну о том, что Снейп — бывший Пожиратель? Гарри опустил глаза, покачал ногой и, не смотря на меня, ответил: — Дядя Джон говорил, что люди иногда принимают неправильные решения. А ещё что они потом могут сожалеть об этом. По-настоящему сожалеть. И я… я тоже не хочу принять неправильное решение. Вот он, момент истины. До этого дня мы не говорили с Гарри о прошлом, но он определённо знал, кем были наши родители. — Мой отец тоже бывший Пожиратель смерти, — негромко сказал я. — И отец Винса. И Грега. Тео. Панси. Да многих из тех, кто учится на Слизерине. Гарри вскинул голову, впился в меня своими огромными зеленющими глазами и сказал — так же тихо, чуть придвинувшись, будто делясь сокровенной тайной: — Я знаю, Драко. Но… ты — не твой отец. — Нет. — Я тяжело сглотнул, до дрожи боясь нарушить возникшее между нами тёплое, лёгкое и хрупкое, как крыло бабочки, доверие. — Я — не мой отец. И всё же… Гарри, я не могу тебе пообещать, что мы никогда не окажемся по разные стороны, что нам не придётся однажды направить друг на друга палочки. — Я понимаю, Драко. — Но я могу пообещать, что сделаю всё, от меня зависящее, чтобы этого не случилось. Гарька сжал мою руку и вдруг улыбнулся — светло, искренне, в одно мгновение вспыхнув ярким солнышком. — Я тоже обещаю, Драко! Мы посидели несколько минут, прижавшись плечом к плечу: я чувствовал, что Гарьке сейчас это особенно необходимо. Он был до чёртиков тактильным, и за несколько месяцев я уже настолько привык к этому, что не только не отказывал ему в обнимашках, но и сам порой не замечал, что тискаю его вместо плюшевого мишки — без всякого сексуального подтекста, точно так же, как делал это с Котом. — Что ты думаешь делать с мантией? — спросил я, разрывая контакт, тем самым возвращая нас в реальность. — Не знаю. Я очень рад, что теперь у меня есть что-то от отца, потому что мамины вещи у меня есть, тётя Петуния отдала, а его не было… — Но? — подтолкнул я Гарри, уловив в его голосе неуверенность. — Я не доверяю этому человеку. Зачем отец отдал ему мантию на хранение? Ведь тогда шла война, он должен был думать о нас с мамой, он должен был нас защищать! А вместо этого оставил такую важную вещь какому-то странному типу. И смотри! — Гарри потыкал пальцем в открытку. — Просто оставил! Не для защиты или чего-то такого же важного, а как в сейф убрал. Зачем? А может… может, отец и не отдавал её, а этот тип взял без спроса? Поэтому и имени своего не назвал — честному человеку нечего стыдиться! — Да ты прямо Шерлок Холмс, — протянул я задумчиво. — Из двух предложений целую теорию вывел. Поведение родителей Гарри, и особенно Джеймса, меня самого сильно удивляло. Ладно, доверились не тому человеку, бывает. Но почему они не озаботились дополнительными способами спасения на случай непредвиденной опасности? Теми же порт-ключами? Настроенным на другое безопасное место камином? Почему вместо того, чтобы хватать на руки сына и бежать, пока муж отвлекал врага, Лили стояла и мямлила о пощаде? — Ты тоже читал Конан Дойля? — радостно вскинулся Гарька. — Тётя с дядей на десятилетие подарили мне его собрание сочинений. Я всё лето читал не отрываясь! Я невольно улыбнулся: он мог так увлечённо болтать на какую-то тему и в одно мгновение перескакивать на другую, тут же забывая, о чём говорил пять минут назад. — Только Винсу с Грегом о нём не рассказывай, мне Шекспира хватило. Мы дружно прыснули, но Гарька тут же снова стал серьёзным. — Как думаешь, что это значит — «используй ее с умом»? — спросил он, крутя в руках злополучную открытку. Видимо, ситуация с мантией его никак не отпускала. — Я понимаю, что не надо её использовать для всяких проказ, но как разобраться, что с умом, а что — без? Что ещё я мог на это ответить? — Думаю, это значит, используй её так, как подсказывает тебе твоё сердце.