Профессионал

Они вновь в комнате этого ресторанчика, сидят близко-близко, но на этот раз им никто не помешает. Тарталью ведёт, он будто пьяный и совсем не понимает, что, зачем и как — просто плывёт по течению и отдаёт всего себя. Чжун Ли дьявольски — или божественно — красив, он смотрит янтарными глазами, улыбается, обнажая клыки, совершенен и расслаблен. У него в руках нет тарелки с едой, нет проклятых палочек, но Чайлда это совсем не смущает. Он льнет к крепкому телу, пальцы сами тянутся задрать чужую футболку, потрогать, погладить, убедиться, что мужчина реален. И Чжун Ли позволяет, откидываясь на диванчик, а Тарталья словно сходит с ума, забираясь к нему на колени, ластится, как мартовский кот. Вскоре футболка летит куда-то в сторону, и парень вылизывает шею кинолога, опускается ниже, языком обводя контуры каждой татуировки. Они красивы так же, как и их владелец: чёрные драконы обвивают руки до предплечий и немного заходят на точеные ключицы. Чжун Ли дышит все тяжелее, его горячие ладони на бёдрах Чайлда сжимаются так, что парень уверен — останутся синяки. И черт с ними, сейчас совсем не хочется думать, что будет, гораздо важнее, что происходит здесь, в этот момент. Кинолог под ним ерзает, выгибается от каждого движения, а потом одной рукой запутывается в рыжих локонах и тянет на себя, заставляя Тарталью недовольно зашипеть. И целует, так властно, с напором, умело и горячо, что у парня наверняка бы подогнулись ноги, если бы он стоял. Чайлд едва не забывает, как дышать, когда его мягко опрокидывают на диван, и теперь уже Чжун Ли играется с его телом, оставляет свои метки, а парню только и остаётся, что сдерживать стоны и пытаться коснуться в ответ — ему это жизненно необходимо, будто этот мужчина, который нависает над ним, является самым сильным наркотиком на свете. Его руки, губы везде, он кусается и зализывает укусы, извиняясь, он целует кожу миллиметр за миллиметром, легко и быстро, словно бабочки порхают над Тартальей, слегка задевая его, он шепчет сотни, тысячи комплиментов своим хрипловатым голосом. Но Чайлд недоволен, ему мало, он хочет больше, он хочет ещё ближе. И Чжун Ли не против исполнить маленький каприз своего партнёра. Одежда исчезает, будто её никогда и не было, и Тарталья уверен, что кричит, когда мужчина касается языком головки, нажимает слегка, дразнит, не берет в рот, но и этого достаточно, чтобы Чайлд метался по диванчику и жмурился от удовольствия, такого сильного и яркого, что голова кружится, а перед глазами появляются мерцающие звёздочки. К языку добавляются пальцы, поглаживают осторожно, а после сжимают неожиданно грубо, только добавляя остроты ощущений, Чжун Ли сразу же задаёт быстрый темп, при этом все так же неспешно трогает языком уретру, явно издеваясь. И Тарталья не выдерживает, выгибается с мучительным стоном, и ослабленно падает обратно. А кинолог, сыто облизываясь, снова нависает сверху и шепчет прямо в приоткрытые губы: — Могу я... *** Чайлд немедленно открывает глаза, словно от толчка. По тонкому одеялу медленно расползается влажное пятно, и парень, недоуменно посмотрев на него, стыдливо выдыхает. Видимо, сон был очень приятный. Он напрягается и пытается вспомнить, что именно ему снилось, но в голове туман, и он сдаётся, спускает ноги и шлепает в ванную. Сегодня у него важный день — какое дело, что там ночью произошло.