В Манчестере все нормально

      Отношения между ними стали сложными. Скотт не привык к тому, что людей теряют вот так; он вообще не привык терять людей. Было много ребят из академии, но никто из них не ушел из его жизни, периодически перекидываясь реакциями на сторис в инстаграме, были одноклассники, были соседские дети: брат и конопатая сестра-хохотушка - пусть односложные сообщения раз в месяц - это не много, но он всегда чувствовал, что они рядом с ним, что они существуют. Была Милли, но с ней все случилось очень быстро и грустно, и он особо не жалел об этом. Милли была сильной, суровой и знала себе цену, а он был упрямым и честным и не хотел ей лгать; поэтому, когда с ним случился Дэниел Джеймс, рассказал ей все просто и прямо. Милли попросила помочь собрать её вещи; на пороге поблагодарила за то, что не стал тянуть и обманывать. Скотту было больно, но виноват в этом был только он сам и никто больше.       Дэнни он терял мучительно медленно и с переменным успехом: иногда ему казалось, что все наладилось, что процесс остановился; потом все начиналось заново. Хуже всего то, что Скотт не мог ни с кем посоветоваться, потому что это вообще-то запрещено - то, чем они занимались; даже своей старшей сестре, самому близкому другу, он не мог доверить эти секреты. А сам никогда не был особенно хорош в отношениях между людьми; да, Скотт всегда говорил, что любит сложности, но только тогда, когда речь о серьезном противнике на футбольном поле, не когда ты стоишь перед зеркалом и, мучительно глядя в собственные глаза, придумываешь монолог, адресованный другому человеку. Это занятие, впрочем, было ужасно бесполезным, потому что, стоило Дэнни поднять на него свой ясный взгляд, полузащитник таял и абсолютно терялся в собственных заготовленных фразах. Дурацкая, отвратительная влюбленность. Она начиналась так хорошо и принесла столько тянущей, с ума сводящей боли.       Дэнни был немного испуганным. Взволнованным, солнечным, нежным, восторженным, эмоциональным. Он не умел прятаться: все его эмоции были написаны на лице, сменяясь с катастрофической скоростью. Скотт запомнил самое первое впечатление о нем: светящиеся от восторга глаза мечутся от одного угла тренировочного поля к другому, к тренажерам, к портретам легендарных игроков на стенах, счастливая улыбка во все лицо, на дне зрачков едва заметная паника. Сульшер толкнул в плечо и сказал "Он под твоей ответственностью". Скотт спустя пару секунд только осознал, что не дышит.       Он влюбился быстро. И прекрасно осознавая, что происходит. И ему сначала было весело, потом волнительно, потом - больно, но это потом, а сначала он сходил с ума по каштановым кудрям и белой коже; Дэнни был не против. Дэнни смотрел на него, восторженно открыв рот и смешно задрав голову, писал ему посреди ночи, добавляя к каждому сообщению кучу смайликов, бежал занимать рядом с ним место в автобусе и касался, касался, касался - всегда и везде, где это было можно. Он был теплым и волнительным. Он дрожал в руках у Скотта после дебютного гола, тот чувствовал это всем телом; Дэнни дрожал от эмоций, от счастья, от рвущихся наружу рыданий, у МакТоминея дрожало и сжималось в груди. Вечером он целовал сзади его шею, крепко обнимая поперек живота, сцеловывал соленые слезы с щек и с покрасневших губ, опрокинув на узкую кровать их общего номера; Дэнни высоко стонал и просил не останавливаться, не оставлять его, притягивал к себе, обхватив лицо ладонями, и отвечал на поцелуи яростно, глубоко, чувственно, задыхаясь от жара и собственных эмоций. Потом его выгибало дугой, и Скотту приходилось рукой зажимать ему рот, чтобы не разбудить обитателей соседнего номера; Дэнни закатывал глаза и жадно облизывал чужие пальцы. Потом на сбитой, испачканной постели он горячо всхлипывал, уткнувшись ему в ключицу, шептал что-то неразборчиво, но очень доверительно и периодически тянулся за поцелуем, а Скотт снова таял. Растекался перед ним лужицей, перед его открытостью и искренностью. Понимал, что ничего настолько же прекрасного в его жизни никогда ещё не было, и был готов отдаться этому полностью.       Дэнни очень испугался слова "люблю". Пытался избегать его несколько дней, упрямо прятался по раздевалкам и тренерским. Возможно, дело в том, что у него была Риа, трогательная маленькая Риа, которая любила крошечные сумочки на цепочке и никогда не произносила ругательных слов, и ей разбить сердце было куда проще, чем сильной и гордой Милли. Но это слово их обоих в итоге бескомпромиссно настигло, спустя всего месяц после первого знакомства; Дэнни шептал ему в губы "я не могу без тебя" в пустом кабинете для теоретических занятий, Скотт, с ума сходя от его близости, от его запаха, таким же хриплым шепотом отвечал "без меня и не нужно".       Год. Они были счастливы столько. Они не могли друг от друга оторваться. Скотту было плевать на всё остальное, на всё, что пыталось их сдерживать в стремлении быть рядом: Риа, карантин, гомофобия в прогрессивном европейском футболе. Он обнимал Дэнни крепко, вкладывая в прикосновения всю теплоту и нежность, которые боялся показывать кому-либо ещё, которые ему не положено было показывать, и тот с удовольствием их впитывал, отвечая благодарно и пламенно. Для Скотта все было предельно просто и понятно, но, к сожалению, лишь для него одного; не каждый в мире готов пожертвовать привычной человеческой "нормальностью" ради любви. Ну или что там ещё, что могло случиться между ними с Дэниелом. Просто прошел год, в какой-то момент игнорировать это стало невозможно: Джеймс начал ускользать. Скотт забил себе почти постоянное место в старте, проводил в зале огромное количество времени, Дэнни же иногда выходил со скамейки и, возможно, это действовало на него не лучшим образом. Он ходил вялый и скучный, оставлял непрочитанные сообщения висеть сутками; Скотт, считавший это, как эмоциональное выгорание, старался быть поближе, поддерживать молчаливо или в очередной раз рассказывать о важности концентрации, и только через пару недель понял, что дело, на самом деле, в нём самом - тогда он понял, что теряет своего "Джеймо". И тогда ему стало больно, по-настоящему больно, намного больнее, чем когда ушла Милли.       У Дэнни была Риа, маленькая Риа с чудесной улыбкой и светло-русыми локонами. Дэнни не мог её бросить, и не мог ей лгать, потому что это разбило бы её маленькое сердце; да и Скотт не был уверен, что Джеймс не любит её так же сильно. Скотт не был ревнивым: он прекрасно знал, что сам здесь на птичьих правах, в отличие от очаровательной девушки, которую, как собственную дочь, уже полюбила миссис Джеймс. Дэниел разрывался между ними двумя и, наверняка, чувствовал себя ужасно, Скотту не хотелось бы этого, поэтому он не стал возражать, когда его попросили на время перевести отношения на чисто дружеский уровень. Было обидно и больно, но своего Дэнни он любил куда больше, чем обманчивое ощущение счастья - счастья, которого, на самом деле, не было, поэтому согласился, стиснув руки в кулаки за спиной, так, чтобы короткие ногти впились в кожу.       Вот так теряют людей: невыносимо, неотвратимо и мучительно. Вот так разбиваются сердца: когда ты улыбаешься человеку, когда ты, как и прежде, обнимаешь его за плечи, приветствуя, когда вы смеётесь над общими шутками и вместе ходите играть в гольф по выходным, но теперь между вами висит что-то тяжёлое и недосказанное, и пробиться сквозь него невозможно. Когда ты пытаешься уцепиться за человека, удержать - но он выскальзывает, расплывается в мутное пятно, исчезает. Скотт никогда не винил его, говорил себе, мол, так бывает. Глупо было думать, что огненный, эмоциональный Джеймо, Джеймо, который рыдал в душевой после победы над Манчестер Сити, который светился от счастья, когда его хвалил тренер, будет всегда его и только его. Он говорил себе, что надо простить и отпустить его. Он полгода убеждал себя, что сможет. Спустя ещё полгода он, кажется, смог.       Рафа был старше него на четыре года. Он был серьезным, взрослым и уравновешенным и выиграл столько трофеев, сколько Скотт ещё не держал в руках; он не очень хорошо понимал по-английски, а ещё хуже понимал по-английски с шотландским акцентом, но в этом даже было что-то очаровательное. Он был восхитительным, к нему хотелось прикоснуться, от него веяло сверкающей атмосферой финалов Лиги Чемпионов, и воздух буквально светился вокруг его стройной фигуры. Рафа смотрел на него с ласковым прищуром, и этот взгляд заставлял Скотта работать в два раза больше, бегать в два раза быстрее, потому что с ним в команде, черт возьми, чемпион мира, нужно соответствовать - ему это ощущение нравилось безумно. Ему безумно нравился Рафа. Плавность и грация в движениях, его сосредоточенная улыбка краешком губ. Не факт, что это была влюбленность - Скотт теперь осторожней разбрасывался подобными терминами - но то, чем это было, чувствовалось взросло и спокойно, как ровное пламя свечи, и в этом хотелось купаться как можно дольше.       Людей надо уметь отпускать. Тогда есть шанс, что ты их не потеряешь. Дэниел Джеймс обнимал его за шею и прятал лицо, и только по тому, как вздрагивали его плечи, Скотт смог догадаться, что тот плачет. Дэнни пришел сказать, что переходит в Лидс Юнайтед, но не мог подобрать слов: его душили слезы, обида и ужасное жгучее чувство стыда, ведь это он всё испортил; он не мог поднять на Скотта глаз, не мог и боялся. "Прости", - шептал ему в футболку и тяжело всхлипывал; "Я люблю тебя, - отвечали ему, ласково целуя в макушку, - тебе не за что просить прощения. Мы просто стали чуточку взрослее, а взрослая жизнь часто бывает несправедливой, так что не вини себя за это, иди вперёд и работай изо всех сил, и ты будешь счастливым, я обещаю, Джеймо". Дэнни в последний раз целовал его в губы, на прощание, Скотт в последний раз зарывался пальцами в его кудрявые волосы; ему было больно, но это была хорошая, правильная боль, теплая, как солнечные лучи. Они оба стали старше и опытнее, и оба согласились довериться друг другу вместе со всеми внутренними демонами, которые разрывали его маленького Джеймо на части изнутри.       Он оставляет под прощальным постом Дэниела грустный смайлик и сердечко.