В Манчестере все нормально

      Джейми любил смех Гари Невилла. Гари смеялся легко, рассмешить его буквально ничего не стоило, и Джейми с удовольствием это делал. Но так же ничего не стоило и разбить его маленькое манкунианское сердце, и вот этого Джейми позволить себе никогда бы не смог. Гари расстраивался из-за мелочей и мог целый день ходить мрачнее тучи, а потом вдруг взрываться хохотом, услышав забавную оговорку от кого-нибудь из коллег, и повторять ее до самого вечера, не переставая хихикать. Гари был вспыльчивым, но угасал так же быстро, как загорался, и сам молча подходил и тыкался лбом в плечо в своем по-манкуниански гордом и упрямом жесте ласки.       Джейми любил его странный вкус в одежде, его странные галстуки. Он скривился бы на любого другого человека, который додумался бы нацепить на себя подобную нелепицу, но, черт возьми, это было так по-невилловски. Как если бы на ткани очередного пиджачка было красными буквами написано его имя, на спине, там где она пишется на футбольной форме. Поэтому он готов был терпеть. И если бы упрямый Невилл внезапно решился послушать его советы и начать одеваться по-человечески - он бы схватил его за руку, стиснул крепко и потребовал оставить, как было. Потому что в этом весь Гари. Он не может иначе. Джейми Каррагеру и не нужно иначе.       Джейми любил, как ни странно, его трогательную любовь к Манчестер Юнайтед; он уже смирился с тем, что в списке любимых вещей Гари "Красных дьяволов" ему никогда не опередить. Гари был влюблен в свой клуб нежно и преданно и, кажется, односторонне, потому что те не спешили его радовать блестящими результатами; Джейми разрывался каждый чертов раз между привычным скаузерским злорадством и искренним сочувствием, наблюдая его полный отчаяния взгляд. С Гари лучше было не разговаривать после поражений - да и после побед, к слову, тоже: он со своими шуточками и подколками становился совершенно невыносимым. Но после побед он обычно много смеялся, а Джейми всё-таки очень любил его смех; за него он готов был простить Манчестеру пару позиций в турнирной таблице.       Гари был необъективным, невыносимым и раздражающим, но с ним было намного лучше, чем без него, без его странных галстуков и закосов на Дэвида Бэкхема, без его ошарашивающей честности. После того несчастного чемпионства Гари переименовал его в списке контактов в "этот чертов скаузер" и заблокировал; спустя неделю откровенного и беспощадного игнора Джейми понял, что не так уж и сильно радуется долгожданному трофею. Ему повезло влюбиться в самого принципиального, в самого упрямого манкунианца в мире, с этим ничего не поделаешь; через две недели Невилл снова появился в студии, в черном пиджаке, как в трауре, а Джейми осознал, что скучал по нему невероятно сильно. "Не делай так больше", - "Не беспокойся, Джеймс, - Гари лучезарно улыбнулся ему в ответ, - в ближайшие тридцать лет такого точно не повторится". Джейми долго думал, хочет ли он его ударить или поцеловать.       В конце концов, Джейми любил Гари Невилла, и любил просто так, ни за что - и ничего взамен не требуя. Любил и его слишком большой нос, и вертикальную складку между бровей, и бесконечные голосовые, которые Невилл записывал без передышки; подшучивать над ним - осторожно, чтобы не дай бог не обидеть всерьез, но искренне наслаждаясь его возмущением, тяжело вздыхая, поправлять его галстук в перерыве между эфирами. Потому что самое восхитительное в мире - это наблюдать, как Гари смущённо отводит глаза, краснея - сколько они там уже вместе, не напомните? - или, резко обернувшись, ловить на себе чужой теплый взгляд, или когда, гремя посудой на кухне, Гари в пижамных штанах и домашних пушистых тапочках фальшиво мурлычет себе под нос ту самую мелодию из Холодного Сердца. И это когда рядом с ним - потому что без него ужасно, Джейми понадобилось семь месяцев, чтобы осознать это; когда Гари вернулся из Валенсии, загоревший, похудевший и осунувшийся, Джейми взял себя в руки и, наконец, признался, что любит его. Гари сначала думал, что это неудачная шутка, а через два дня пришел сам, совершенно пьяный, нес какую-то типично невилловскую чушь и целовал его до дрожи в коленках. И, боже, такого безумного всепоглощающего счастья, как в тот дождливый вечер, Каррагер не ощущал очень давно. И хотел бы ощущать снова.       Гари - квинтэссенция хаотичности. Совершенный подросток в теле английского экс-футболиста, упрямо проводящий в телефоне добрых семьдесят процентов своей жизни. Гари - его наказание и одновременно лучшее в его жизни после футбола - и Ливерпуля, конечно же. Его часто хотелось стукнуть, с этим ничего не поделаешь, а ещё его часто хотелось обнять, чмокнуть в лоб, не реагируя на вялые попытки освободиться. На каждое "люблю тебя" Гари ошарашенно затыкался и краснел, а потом ему больше совершенно не хотелось спорить, чему Джейми был несказанно рад, разумеется. После съёмок Гари устало приваливался к его плечу взъерошенной головой и просил: "Вызови такси до отеля, Джеймс", - Джейми вызывал, и они ехали под приглушённые звуки какого-то странного стэнд апа по радио. В темноте Гари можно было держать за руку. Тот тихонько хихикал над глупыми шутками всю дорогу до апартаментов, а Каррагер думал о том, что безумно любит смех Гари Невилла.