***
Мэйбл вернулась к себе, чувствуя странную растерянность от внезапной свободы, свалившейся на нее. Именно так. Эта свобода отягощала. Заставляла думать, страдать, тревожиться. Нормально ли это? Она сползла прямо по входной двери вниз, закрывая лицо руками. Любые воспоминания слишком сильно резали внутренности, любые цвета и отблески отзывались болью в глазах, а мысли, казалось, наконец исчезли. Но, может, они лишь притаились, выжидая удобного момента, когда девушка будет более уязвима, чтобы появиться и наконец добить ее? — Ты поступила неправильно. Пайнс резко поднимает глаза на появившуюся рядом Смерть. Она сидела в кресле, положив ногу на ногу, и недовольно фыркнула: — Слишком честно. Ты могла уничтожить ее. Сделать ей больно, как она делала тебе не раз. Разве тебе не хочется отомстить? — Отомстить? — она переспросила так, словно не понимала истинного значения этого слова. Карие глаза были пугающе-пустыми. — Кому? Галлюцинация досадно цокнула языком, она совсем забыла об этом моменте. — Пасифике. Разве ты не хочешь ей отомстить? Внезапно Мэйбл посмотрела на женщину через собственные пальцы, но так, словно не принимала ничего из этого за реальность. Может, она думала, что все это сон? — Зачем? — Она сделала тебе больно. — Хм… Да, логично. А ты поможешь мне сделать ей больно? — карие глаза с тусклой надеждой обратились на Смерть. Та довольно усмехнулась: — Конечно, дорогая. Но сначала тебе нужно взбодриться. Делай то, что я велю. Для шатенки не являлось чем-то непривычным подчиняться галлюцинации. Для нее не являлось сложным подняться с пола, взять телефон и найти номер, который она не открывала уже больше года. Для нее не являлось чем-то сложным принять небольшую посылку через пару часов, чтобы потом всю ночь разговаривать со Смертью, слушая ее план, и заново учиться улыбаться. Для Пайнс не являлось чем-то невозможным быть чужой марионеткой. Даже если твой кукловод — это игра подсознания. Все было таким ярким, блестящим, и она была уверенна, что это не заслуга наркотика. Тут было что-то другое. Что-то, что ее больше не волновало. Впервые в жизни ее не волновало ничего. И это было так прекрасно, так волшебно. Мэйбл была рада, что за нее решили все. Какой личностью она должна сейчас быть, как и с кем разговаривать, что делать дальше. Она была благодарна. — Спасибо, что ты не уходишь от меня, — призналась девушка. — Без тебя я бы не выжила. Смерть хрипло рассмеялась: — Я никогда не уйду от тебя, дорогая. Никогда… Скоро ты будешь под моим полным контролем. Шатенка пропустила эти слова мимо ушей. Ей было плевать. Она слышала лишь то, что ей позволяли слышать. Сейчас Мэйбл Пайнс была сосудом без личности.***
Девушка вела себя даже лучше, чем обычно. Была более веселой, оптимистичной. Она часто улыбалась и смеялась. Обнимала подруг и подшучивала над одноклассниками. Оттенки одежды вновь приобрели яркие тона, радуя окружающих розовыми и желтыми цветами. Мэйбл стала той, кем являлась до Тома. Полностью. Походка, манера общения, стиль. Все было прежним, кроме глаз. Они словно стали кукольными. Черными. Бездушными. Пустыми. Пасифика же замечала все изменения. Абсолютно все. И она очень хотела поговорить с кажется уже реально бывшей подругой об этом, но боялась, что ее тут же пошлют нахуй. Да, Нортвест правда боялась. Боялась до одного момента. Блондинка, как и всегда, вышла покурить на перемене. Она спокойно стояла, облокотившись о каменную стену, и слушала музыку, прикрыв глаза, пока ее достаточно грубо не прервали. — Пас, блять! Нортвест распахивает глаза и видит в паре сантиметров от себя чужое лицо. — Мэй? — Как видишь, — фыркает шатенка. — Не поделишься сигареткой? Мои закончились. Девушка неуверенно дает открытую пачку однокласснице, следя за ее действиями, но шатенка не делает ничего противоестественного. — Спасибо, — она блаженно выдыхает дым. — Кстати, прости за недавнее. Я реально погорячилась, на нервах была. Может, посидим сегодня у меня? Пасифика нахмурилась и потрясла головой, думая, что это все не по-настоящему. — Чего? — переспросила она. Шатенка усмехнулась, растерянность на лице собеседницы льстила ей. — Давай начистоту, ты совершала ошибки, я совершала ошибки. Вина на нас обеих. Так, почему бы просто не забыть всю эту хуйню, чтобы продолжить адекватное общение? Смятение с чужого лица так и не ушло, а стало лишь сильнее заметно. Она сейчас ничего не понимала. Абсолютно. Что-то здесь не так. Не в ее характере предлагать просто забыть. Да и наше общение она в жизни не назвала бы адекватным. В какую игру ты приглашаешь меня, Пайнс? И есть ли там вообще для меня место? — Зачем тебе это? — Нортвест решает подыграть. — Ты выглядишь вполне счастливой. Лучше, чем было со мной. Так, нахуя тебе я? Мэйбл на пару секунд будто зависла. А если быть точнее, это выглядело так, словно ее на какое-то мгновение выбросило из этой реальности. А может наоборот, до этого момента это была и вовсе не Мэй? — Если бы я знала, моя жизнь стала бы куда легче, — с тихим смешком ответила девушка. — Ты же тоже это чувствуешь, верно? Нас словно притягивает друг к другу. — И мы постоянно обжигаемся, — заметила Пасифика. — Не первый и уж точно не последний раз, — шатенка легкомысленно пожала плечами. — Я хочу узнать, что чувствую, даже если закончится это моим телом на костре. — Не слишком утрированно? — Иди нахуй. Я вообще-то старалась. Блондинка засмеялась: — Твои старания мне льстят. Пайнс закатила глаза: — Зря я, наверное, подошла к тебе. — У тебя правда закончились сигареты? — Как знать, как знать, — Мэйбл загадочно улыбнулась. — Они, как кот Шредингера. — Ты еще и в сравнения подалась? — Прекрати, блять, все портить. — Не, так веселее. Кстати, твои будут долго еще за нами следить? Шатенка усмехнулась. Она не одна их заметила. — Не ебу. Но у них очень хуевые навыки ниндзя. — Они бы даже убить нас не смогли. — Даже убить? Убийство — это самое легкое. — Смотря какое. Не проходит и пары минут, как из-за кустов выходят девушки с крайне обескураженными выражениями лиц. — Нас стал напрягать ваш разговор об убийствах, — пояснила Грэнда. — На кой черт вы вообще следили за нами? — поинтересовалась Мэйбл. — Хотели убедиться, что вы помиритесь. Так, вы помирились? Девушки переглянулись. Одна с азартом игрока, другая с немым вопросом, в какую игру ее втягивают. — Да, — одновременный ответ.***
— И как все прошло? Этим вопросом ее дома встретила Смерть. Только входная дверь закрылась, как улыбка исчезла с чужого лица, а фальшивые искры в глазах погасли. Больше по привычке, шатенка села на диван, рядом с галлюцинацией. — Ты же была там. — Я не могу выйти из этой квартиры, дорогая. — А, точно, — безэмоциональный голос резко контрастировал с довольным тоном Смерти. — Просто мне показалось, что я почувствовала тебя. И все прошло хорошо. Она купилась. — Ты уверена? — Не совсем. У меня почему-то больше не получается читать. Я словно все время смотрю через людей. Как-будто меня здесь вообще нет. Это плохо? — Нет, дорогая, так и должно быть. — Почему? Галлюцинация задумалась, но вскоре ответила достаточно большим предложением, что было ей не свойственно: — Потому что тебе так будет легче, поверь мне, моя дорогая, я знаю лучше, что тебе нужно делать, так что тебе требуется лишь исполнять, быть моими руками в этом мире, а иначе… — Иначе? — Иначе я исчезну. А ты ведь этого не хочешь? Пайнс отрицательно покачала головой. — Приготовься к ее приходу. Девушка встала и пошла в свою комнату за еще одной дозой, а также, чтобы переодеться во что-то менее яркое. В ее голове даже не возник вопрос, откуда Смерть знает, что Пасифика должна к ней прийти. Галлюцинация сидела уже за столом, нервно стуча длинными острыми ногтями по хрустальному бокалу, наполненному бордовой жидкостью. Она боялась, что слишком рано приказала Мэй «помириться» с Нортвест, но и медлить также нельзя было. Смерть в общем ненавидела Пасифику, так как благодаря ей Пайнс не нуждалась в самой галлюцинации. Но сейчас она под контролем. Не полным конечно, но это лишь дело времени. Только вот даже в самых идеальных планах есть осечки, неровности, риски. Например, то, что наедине с блондинкой у Мэйбл могут вновь включится эмоции. Вряд-ли что-то еще могло так сделать, разве что какая-нибудь внезапная, шокирующая новость, которая создаст эмоциональный всплеск. Но Смерть была готова к этому. Она знала, что даже если это и случится, эмоции не включаться полностью. Это будет лишь слабый удар по ее влиянию на Пайнс. Галлюцинация была относительно спокойна, потому что она знала, что Мэйбл уже ничего не спасет. Девушка стояла перед зеркалом. На ее лице не было ни единой морщинки, кожа была идеально ровной, словно фарфоровая. Она словно была вся сделана из фарфора, как кукла, которой шатенка сейчас и являлась. Единственными изъянами оставались шрамы, разбросанные по всему ее телу. А расширенные зрачки лишь помогали принять нужный вид марионетки. Такой же пустой. Такой же мертвой. Тишину разрезает телефонный звонок. Мэйбл делает глубокий вдох и улыбается самой себе в зеркале. Широко, искренне-фальшиво, идеально… В ее голосе даже не проскакивает толики удивления, когда она отвечает на звонок. — Эд, приветик. Как учеба за границей? Ты уже давно мне не звонил. Все хорошо? По ту сторону мобильного слышится прерывистое дыхание со всхлипами. Это бы заставило насторожиться, но Пайнс все также продолжала стоять у зеркала и улыбаться себе. — Мэй… Господи… — Эд, что случилось? — улыбка не меркнет ни на секунду. — Я… Я не за границей. Я соврал… Прости, я не мог сказать правды… — Почему? — Мне… Мне нужны были деньги и мне было так плохо… Блять, боже, я не знаю зачем говорю тебе это… Я поговорил с Пасификой и… Нет! Мне нельзя рассказывать, иначе меня убьют… Улыбка исчезла, а во взгляде впервые за столько дней появились эмоции. Мэй была напряжена: — Эд, говори, — приказ. — Она дала мне номер своего дилера. Я думал, что не подсяду, но… Я задолжал много денег и мне подсунули контракт… Я в опасности, Мэй. Это очень опасные люди, они могут меня убить, если узнают, что я рассказал тебе! Пожалуйста, спаси меня! Вытащи отсюда! Я больше не могу… — парень вновь зашелся в безутешных рыданиях. Блять — Эдвард, — голос Пайнс был строг. — Слушай меня. Все будет хорошо, я вытащу тебя оттуда. Ты мне веришь? — Д-да… — Все будет хорошо. Обещаю. Девушка отключилась как раз вовремя. Она услышала, как входная дверь открывается. — Мэй, ты где? Пайнс быстро выходит из комнаты, также быстро преодолевает расстояние между ними, и со злостью впечатывает подругу в стену. Нортвест морщится от боли в затылке, но злость в карих глазах и лезвие ножа, приставленного к шее, заставляют напрячься. Смерть продолжает сидеть на стуле, но ее выражение лица ясно выражает шок. Блять — Мне только что звонил Эд, — ровно говорит Мэйбл. — Блять…