Broken by society

      Прошла неделя. Неделя тишины. Словно каждый из них дал обет молчания. Словно ничего не было. Словно не было всех разговоров, объятий. Словно не было сказано слово «доверяю»…       Конфликт. Серьезный конфликт. Но чего? Бывает конфликт интересов, когнитивный конфликт, когда точки зрения расходятся, но это… Как это вообще можно назвать? Он не был построен на какой-то банальной и глупой вещи. Ссора была достаточно серьезной. Но началась она с того, что один перешел личные границы другого. А дальше каждый пытался защититься и сделать больно оппоненту.       Но разве сейчас они не ведут себя глупо, не разговаривая, как дети? Взрослые, зрелые люди, коими они себя считали, уже давно бы все обсудили и решили, что делать дальше. Но они слишком гордые. Никто не хочет признавать свою неправоту.       Мэй думает, что раз уже извинилась, она не должна первой идти на контакт. А Пасифика достаточно упертая, чтобы держаться подальше от всего этого.       Они все также ходят в школу. Все также занимаются своими делами, но уже по отдельности. Они даже не смотрят друг на друга, словно стали призраками. Подростки хоть и заметили это, не стали ничего спрашивать, понимая, что это не их дело. И, если Мэй, по их мнению, просто отмахнется, то вторая может и ударить. Это уже все выучили. Пожалуй, самой малозаметной, но значительной была реакция Джерома, когда он вошел в класс, и увидел их, рассевшихся в разных углах класса. В течении всего урока он вопросительно смотрел на каждую из них, но ответов так и не получил.       Брюнет не стал вмешиваться. Подумал, что сами остынут и помирятся. Пускай и не на этой неделе, но на следующей точно.       Девушки привыкли не показывать собственной боли. Внешне они выглядели обычно. Единственное, что напрягало остальных, это как раз-таки молчаливая война, из-за которой воздух постоянно был пропитан напряжением.       Мэйбл не признавалась самой себе, что ей больно. По вечерам и ночам это отлично глушил алкоголь и вновь ставшие привычкой разговоры со Смертью, а вот во время учебы… Эгоистично, но Пайнс вновь начала хорошо и часто общаться с Грэндой. Она понимала, что уже привыкла к общению и если его не возобновить, то возникнет ломка, а ей это нахуй не сдалось.       Раннее близкая подруга сначала пыталась выяснить причину ссоры, но быстро поняла, что это провальное занятие. Она не была глупой. Понимала, что шатенка лишь пытается заглушить одиночество, но ей этого хватало. Грэнда с детства училась довольствоваться малым.       Близняшка была очень благодарна отсутствию вопросов. Они часто встречались в кафешках, гуляли по паркам, разговаривая обо всем на свете. Не раз ностальгировали о прошлом, поддаваясь приятным и не очень воспоминаниям. Рассуждали о будущем, что трудно давалось нашей героине, но она была лишь рада услышать планы подруги на этот счет.       Мэйбл восприняла этот период молчания как отдых, во время которого она может помочь давней подруге. Единственное, что мешало, это голос в голове, постоянно повторяющий «Ты делаешь это из эгоизма». Мысли всегда мешали, но спустя пару сотен попыток у Пайнс получилось их немного заглушить.       Мэй даже удивляло то, что она не знает о ситуации Грэнды в ее семье. Оказалось, что ее мать тяжело больна; отец пытается собрать деньги на операцию, но на это нужно время. Поэтому для их дочери так важно победить в соревнованиях, получить денежный выигрыш и поступить на бюджет в университет. На чемпионат штата приедут важные спонсоры, которые ищут себе новых молодых представителей, поэтому девушка и не может облажаться.       В общем, Мэй заняла себя другими вещами, чтобы не думать о ссоре с Пасификой. Нортвест же занималась тем, что умеет лучше всего. Веселилась и не думала ни о чем. Она понимала, что им нужно поговорить, но не собиралась делать этого первой. До этого момента она редко кололась героином, но в последнее время по ночам это стало необходимостью, когда мысли мешают уснуть и вызывают лишь злость, а данный наркотик действовал как раз успокаивающе. В общем, разрушаться она стала еще больше и быстрее.       Она думала, что Пайнс не замечает, что ей плевать. Но девушка достаточно времени проводила с теми, кто выбирал более тяжелые вещества, чтобы не заметить. И как бы зла она не была, шатенка не могла оставить это просто так, но и поговорить с ней она не могла, поэтому выбор пал на Джи.       Он, конечно, заметил состояние подруги и все понял, но вмешиваться не торопился, оправдываясь тем, что это не его дело. Но от фразы Мэй «Мне похуй как, но сделай с ней что-нибудь» ему легче не стало. Ожидаемо, его послали нахуй. Пасифике было плевать на чужую заботу, пусть и когда-то близкого человека. Она не хотела сдаваться первой. Она все еще злилась.       Да, возможно ее агрессия была столь продолжительна из-за того, что она что-то начинает чувствовать, но факт есть факт. И это ее очень раздражало, так как она не умела контролировать эти малейшие всплески. Все эти дни она изо всех сил пыталась забыть слова, сказанные в ее сторону, но они всплывали в голове постоянно. Стоит ли говорить, что ее костяшки были разбиты за эту неделю больше пары раз? Думаю, нет. Пытаться не думать очень сложно. Мало, что может помочь. Блондинку действительно раздражало, когда она видела, что Пайнс общается с Грэндой. Улыбается, смеется, словно после этой ссоры, от их молчания больно только Нортвест, а ей наоборот стало легче.       Пасифика не была мстительной, но… Отомстить хотелось. Хотелось сделать больно. Желание мести помогало контролировать себя. Приходилось думать о чем-то другом, нежели о ее словах. В мыслях уже сформировался неплохой план, а реализовался он в понедельник. Пошла вторая неделя их молчания и первый день мести. — Хэй, Кэнди, не хочешь сесть со мной? — достаточно дружелюбно поинтересовалась Пасифика, убирая свою сумку с второго стула. В классе повисла могильная тишина. Все обернулись на эту сцену. Нортвест с удовольствием отметила недоумение на лице Мэй. — Эм… Почему бы и нет? — неуверенно пожала плечами Чиу. — Спасибо. — Да ладно, мы же давно знакомы, — улыбнулась блондинка. — Пусть наше первое знакомство было неудачным, но мы же зарыли топор войны, верно? — А? Да, конечно, — девушка чуть нервно повторила чужую улыбку. — Мы же были детьми. — Верно подмечено, — кивнула Нортвест, а потом резко подняла глаза на остальных учеников, продолжающих непонимающе смотреть на эту картину. — Может, перестанете пялиться? Это было сказано достаточно угрожающе, чтобы все тут же опустили глаза в пол и продолжили заниматься своими делами. Мэйбл утащила Грэнду с собой за одну парту и продолжила их разговор, иногда поглядывая на последнюю парту, что когда-то была занята ей. — Я не настолько глупая, Нортвест, — серьезно начала Чиу. — Я понимаю, чего ты хочешь добиться. Вы с Мэй поссорились, и ты хочешь ее разозлить. Мне это не интересно. — Разве? — Пасифика наконец прекращает улыбаться и выглядит более обычной. — Детишки донесли мне, что произошло между вами. Разве тебе не интересно отомстить ей, дорогая моя Кэнди? — и вновь ее уста расплываются в какой-то маниакальной ухмылке, больше похожей на оскал хищника, что готовится к прыжку. Брюнетка кажется заинтересовалась этим предложением: — Что мне требуется делать? — Просто веселится, — усмехается Нортвест. — Ты должна делать, что я скажу и когда я скажу. — О свободе воли ты не слышала? — фыркает она. — Не забывайся, дорогуша. Может, с возрастом ты и стала более уверенной в себе, но это не помешает мне уничтожить тебя. — Что ты имеешь в виду? — Вряд ли твои консервативные родители захотят узнать, что их маленькая правильная девочка ходит по ночным клубам и спит с девушками, не так ли? — Что…? Откуда…? — Тише, тише, — блондинка кладет палец на чужие губы. — Веди себя естественно. — Откуда ты это знаешь? — У меня свои связи, — загадочно отвечает Пасифика. — Но на будущее учти, ходить в стрип-клуб рядом с моим домом — не лучшая идея. Кэнди внутренне холодеет от мысли, что ее родители узнают об этом. — Ладно, я согласна. — Вот и отлично.

***

      Нортвест ликовала. Ее план пришел в действие. Она ожидала, что Чиу будет дольше сопротивляться, но она оказалась удивительно покладистой, но без шантажа вряд ли бы что-то получилось.       Вообще, она всегда была достаточно терпеливой, но только не когда находится во власти эмоций. И пусть запал исчез, но неприятный осадок все же остался. Пасифика понимала, что если бы такое сделал кто-то другой, то он наверняка уже лежал в больнице, но как бы девушка не злилась, она не могла причинить боль Пайнс. Только почему-то она думала о физической боли, а не о моральной, которая может быть в сотни раз сильнее. Может, потому что она хотела сделать очень больно? Из эгоистичного желания увидеть, что Мэй не все равно, что она тоже что-то чувствует.       Нортвест бежала от этого чувства, когда была одна. Но она не могла делать это рядом с той, кто растапливал многолетний лед безэмоциональности и делал это так незаметно, что становилось приятно и тепло.       Наедине с собой она отмахивалась, думала, что ошибается. И лишь взглянув в эти глубокие карие глаза, лишь начав тонуть в этой шоколадной бездне, блондинка все понимает. Понимает, что вернулись не старые чувства. То была простая детская влюбленность, основанная на поддержке в трудный момент. А сейчас… Пасифика не могла назвать это любовью. Она любила Эми, это правда. Но то, что она чувствует именно к Пайнс отличается своей жестокостью. Несмотря на все тепло, ей все равно больно. В общем, Нортвест поняла, что стала зависима. — Это ужасно эгоистичный план, — подытожил Джером. Прошли уже несколько дней, и он все же решил доебаться. Даже пришел к ней на работу. — Зато действенный, — хмыкает блондинка и отдает коктейль какому-то мужчине. — Подожди, — попросил парень и глотнул виски. — Я правильно понимаю, ты хочешь сделать ей невыносимо больно, чтобы убедиться в том, что ей на тебя не плевать, а потом вернуться? — Момент насчет вернуться еще в раздумьях, — пожимает плечами. — То есть ты просто хочешь сделать ей больно, чтобы ты убедилась в своей догадке? — Ага. — Бля, дорогая, это звучит хуево. Я еще молчу о том, что ты будешь использовать Кэнди, зная, что Грэнда в нее влюблена. — А ты откуда это знаешь? — Учителя многое замечают, — усмехнулся Блэк. — Например, я вижу, как ты зло смотришь на Мэй, когда она общается с Грэндой и улыбается. А также я вижу с какой болью на тебя смотрит она. Ей уже больно. Почему просто нельзя все обсудить без лишней хуйни? — Слишком скучно. — А если не врать? Девушка тяжело вздохнула и налила уже себе коктейль. Джером заметил, что водки в нем больше, чем должно быть по рецепту. — Как я могу ей верить, Джи? Как я могу быть уверена, что ей не похуй на меня? Может, от меня ей нужны только мои проблемы. — Она бы не стала настолько сближаться с тобой в таком случае. Ты была бы у нее одной из многих. Но она бросила всех остальных, — высказал свою мысль брюнет. — Но ты хочешь не этого. Ты хочешь знать, что твоя зависимость оправдана. Хочешь видеть, что она не односторонняя. Ты хочешь, чтобы она чувствовала то же, что и ты. Пасифика фыркает: — Иногда мне кажется, что ты тоже демон разума. — До вашего Сайфера мне далеко, — усмехнулся Блэк. — Но я хорошо знаю тебя и ее. Поэтому мы общаемся. Ты не хочешь слышать правду, не хочешь ее признавать, но я уже тут, и я говорю тебе это все. — Я могла бы попросить охрану вышвырнуть тебя. — Но ты этого не сделала, — улыбается уголками губ. — Ты не любишь, когда тебя читают, но хочешь этого. Ты полна противоречий, Пас, а я помогаю тебе определиться. — Почему с тобой я всегда хочу напиться? — риторический вопрос; бокал быстро пустеет. — Я не изменю свой план. Мне нужно увидеть, что я ей нужна. — Моего мнения недостаточно? — Ты хороший друг, Джи. Но даже ты иногда ошибаешься. Ее взгляд внезапно переместился за спину брюнета: — О, мои пришли. Блэк нахмурился и обернулся, после чего замер: — Блять. — Ты чего? — не поняла девушка. Вошедшие уже направились к барной стойке, увидев нужного человека, но они не ожидали увидеть еще одного знакомого. — Надо же, какая встреча, — с ухмылкой протянул мужчина. — Давненько не виделись, Джером. — Я бы хотел продолжить в том же духе, Ноа, — хмыкнул Блэк. — Как поживает твой дружок? — усмехнулся блондин. Парень до боли сжал челюсти, его ладонь непроизвольно сложилась в кулак: — Что вы тут делаете? Я уже давно не работаю на вас. — Мы пришли не к тебе, не обольщайся. Пас, отойдем? — мужчина посмотрел на девушку. Джером резко повернулся к подруге. Она вздрогнула, увидев его глаза. Такой взгляд у него впервые. В зеленых глазах ясно читались боль, ненависть, страх и неверие. — Дорогая, прошу тебя, скажи, что ты не работаешь на него. А вот сейчас и Нотртвест напряглась. Она впервые видела друга таким напуганным. — Спешу огорчить тебя, работает, — ответил за девушку Ноа. — Пас, я повторять не стану. — Да, секунду, — ответила она, не прекращая смотреть на Джерома, который кажется сейчас вообще не здесь. Почему он выглядит таким уязвимым? Он работал на него? Что за дружок? — Роб, подмени меня ненадолго, — окликнула блондинка второго бармена. — Да, окей. — Идите в вип-комнату. Я сейчас подойду, — обратилась она к пришедшим. — Время — деньги, крошка, не забывай, — хмыкнул блондин и направился по коридору. Пасифика дождалась, пока они скроются за углом, после чего крепко сжала плечи друга и посмотрела ему в глаза: — Джи, что с тобой? Он смотрел сквозь нее. Молчал. — Джи! — не реагирует. — Блять. Роб, присмотри за ним. Чтобы никуда не уходил. — Понял, — кивнул бармен. Девушка направилась в вип-комнату, стараясь унять дрожь в пальцах. Почему-то только теперь стало страшно. Блэк же остался сидеть, смотря куда-то в бокал, но видя и слыша то, что произошло не так давно, чтобы перестать вспоминать.

*

— Я же говорил, что нам нужно уходить от них! Почему ты никогда меня не слушаешь?! — кричал Джером, измеряя комнату шагами. — Перестань истерить, — фыркнул блондин, сидящий в кресле. Пепел с его сигареты падал на ковер, но никого это не волновало. — Ты прекрасно знаешь, что я всегда прислушиваюсь к твоему мнению. Но у нас контракт, мы не могли уйти. — Меня заебывает твое спокойствие, — почти что рычит парень. Он резко хватает друга за ворот футболки и поднимает с кресла. — За нами, блять, охотятся! Как ты не понимаешь, что нас хотят убить?! — Я это понимаю, но я также знаю, что твоя истерика не поможет нам придумать план, — невозмутимо продолжал он. — Что мы можем сделать?! Я не хочу жить в бегах! — Ты и не будешь, — парень убрал от себя чужую руку. — Я встречусь и поговорю с ним. Я смогу договориться. — Ты не пойдешь туда один. Они тебя убьют, — в зеленых глазах явно отражался страх. — Ну а если мы пойдем туда вместе, то убьют нас обоих! — повысил голос блондин. — Им нужен только один из нас. Сдадут на органы и получат деньги, которые мы проебали. Лишняя смерть — лишние вопросы. — Тогда пойду я, — с готовностью ответил Блэк. — Нет. Пойду я. — Почему ты так жаждешь умереть? Это моя вина! Я должен умереть! — Ты не умрешь. Не в мою смену, — зло усмехнулся парень. — Мой проеб, моя ошибка. Ты не должен исправлять ее за меня. Я пойду к ним, — брюнет направился к выходу, но его остановили, с силой прижав к стене. Джером чуть поморщился от боли в затылке, но чужой взгляд заставил его замолчать. — Ты. Никуда. Не. Пойдешь. — Я должен. — Нет. — Ты заебал быть таким упрямым, Том! — Я, блять, не могу потерять еще и тебя! — Блэк замер, не веря в услышанное. — Я… Я не могу потерять тебя, Джи, — тише повторил блондин. — Ты единственный всегда был со мной рядом. Ты поддерживал меня. Ты не уходил даже когда стоило. Ты столько раз спасал меня от смерти… — тихий смешок. — Я в неоплатном долгу перед тобой. Меньшее, что я могу сделать — это умереть, чтобы ты жил. — Том… — Джером коснулся пальцами чужой щеки, пристально смотря в его глаза. — Ты ничего мне не должен. Ты же мне словно брат. — Брат… — с глухим смешком повторил блондин. — Братья должны умирать друг за друга, не правда ли? — Я не хочу, чтобы ты умирал. Может, мы сможем договориться с ним. Будем работать больше, отработаем все деньги. Можно же придумать что-то еще. — Убить проще, чем искать компромисс. Ты знаешь, что они и думать не станут. — Тогда давай сбежим? Том касается своим лбом чужого и устало улыбается: — Ты всегда был неисправимым оптимистом, Джи. Может, поэтому я так привязался к тебе. — Умоляю, давай найдем другой выход. Я не могу тебя потерять. Что я тогда буду делать? Блондин устало вздохнул, понимая, что друг не успокоится: — Ты будешь жить дальше. Ты станешь лучше, потому что я перестану отравлять тебя собой. Если бы меня не было в твоей жизни, ты был бы совсем другим человеком. — Я не хочу быть другим человеком, если ценой станет твоя жизнь! Я… Я… — Том поднимает голову, чтобы встретиться с чужими, слишком яркими глазами. — Я люблю тебя. Так просто срывается с его губ, но во взгляде страх и боль. Парень тихо смеется: — Ты и не представляешь, как долго я мечтал услышать эти слова именно от тебя. — Что ты имеешь в виду? — Я тоже люблю тебя, Джи. И всегда любил, — признается блондин, после чего подается ближе, касаясь нежных губ в почти невинном поцелуе.       Он не ожидал, что на него ответят. Он не ожидал, что его притянут ближе. Он не недооценивал, что так сильно хотел этого.       И только потом, спустя несколько часов, Том откроет глаза и улыбнется, увидев на второй половине кровати спящего брюнета. Он полежит так еще десять минут, запоминая каждую черту лица. Потом встанет, оденется, но не сможет просто уйти. Еще раз подойдет к кровати, аккуратно укроет обнаженного парня одеялом, чтобы не заболел. Уберет его волосы с лица, очертит пальцем контур искусанных губ, коснется их же своими и тихо прошепчет: — Прости меня за все. И… Спасибо, Джи. Блэк проснется только через несколько часов от стука в дверь. Он быстро обмотается пледом и откроет ее. — Здравствуйте. Джером Блэк? — кивок. — Вам посылка. Курьер уходит, отдав коробку парню. Брюнет хмурится, ставит ее на стол и открывает. Он не помнит, когда упал на пол и заплакал. Не помнит, сколько сидел так, сжимая в руках кольцо. Такое же как и на его пальце. Обычное, из старой проволоки, что они когда-то нашли в детстве. Обладатель второго кольца никогда его не снимал. Это было послание. «Ты свободен»

*

— Хэй, парень, все в порядке? Джером дергается от чужого прикосновения. Он снова видит бар. — А? — Ты плачешь, — бармен хмурится, сочувствует и понимает. Блэк касается пальцами щек. Действительно плачет. — Все в порядке, — улыбается уголками губ. Мужчина кивает и уходит. Видит, насколько ему больно сейчас притворяться, что «все в порядке». Брюнет же смотрит на свою левую руку. На безымянном пальце то же самое проволочное кольцо, на котором еще осталась кровь того, кого больше он не увидит. — Все же, ты был прав, — шепчет в пустоту. — Том…