Шатенка медленно приоткрыла глаза, с удивлением осознавая, что не чувствует ни сухости в горле, ни головной боли. Это немного приподняло настроение, так как похмелье было бы ужасным после всего количества не совсем качественного алкоголя.
Она привстала на локтях, замечая, что часы показывают уже почти шесть вечера, а Нортвест в кровати нет. Мэй ложится обратно, устремляя свой взгляд в белый потолок. Первое время было спокойно, так как мозг еще не до конца проснулся, чтобы иметь силы на вспоминание вчерашнего дня и собирания мыслей по поводу и без.
Только вот вспоминать ничего не надо было. Пайнс и так прекрасно помнила то, что произошло. И она не была удивлена тем, что на душе было спокойно. Не было стыда, жалости или страха. Это не могло не радовать.
Только через десять минут девушка поднялась с постели, прихватив с собой плед и сигареты с тумбочки. На кухне и в гостиной блондинки также не оказалось, но Мэйбл успела заметить знакомую фигуру в черном на балконе.
Предсказуемо
Она накинула на себя одеяло и вышла к подруге, здороваясь:
— Доброе утро.
— Уже вечер, — хрипло усмехнулась Пасифика, выпуская дым изо рта.
Шатенка поняла, что забыла зажигалку в комнате, уже когда сигарета была зажата меж зубов.
— Блять, — выругалась она от досады, собираясь вновь выходить.
— Да стой ты, — остановила ее Нортвест, придержав за плечо.
Она зажгла огонек, позволяя Пайнс прикурить от своей.
— Спасибо. Давно встала?
— Минут двадцать назад. Ты не замерзла ночью? Блять. То есть утром.
— Нет, все нормально, — чуть рассмеявшись, ответила девушка.
Мэй осмотрела собеседницу, отмечая, что на ней сейчас лишь черная футболка, да джинсы. Даже перчатки свои не надела. Вновь зажав сигарету меж зубов, она накинула на ее плечи часть пледа, придвинувшись ближе. Блондинка никак не прокомментировала это, лишь кивнула, вновь затягиваясь.
— Ты не надела браслет, — заметила Пасифика, когда длинный рукав кофты съехал, открывая бледную израненную кожу.
— Теперь это бессмысленно, ты же видела мои руки. А что, смущает? — передразнивает.
— Нет, я просто удивлена, что ты не жалеешь о том, что рассказала. Я думала, это все из-за алкоголя.
— Я бы рассказала и раньше, но не знала, как объяснить магическое происхождение, — пожала плечами шатенка.
Нортвест резко закашлялась.
— Ты чего? — обеспокоено спросила Пайнс. — Заболела?
— Да иди ты, просто сильно затянулась, — соврала блондинка, чувствуя, как горло горит от дыма сигареты.
Мэй подозрительно прищуривается, не веря, а потом дотрагивается ладонью до чужого лба, но не чувствуя ничего замерзшей рукой, приподнимается на носках и касается губами, задерживаясь на пару секунд.
— У тебя температура, — строго выносит вердикт шатенка, только сейчас замечая, что девушка стоит и не двигается, а ее глаза грозят выпасть из орбит. — Нортвест? — шатенка щелкает пальцами у нее перед лицом.
— Ты… Ты что сделала? — тихо спросила Пасифика.
А вот теперь и до близняшки дошел смысл сделанного. Казалось бы, ничего преступного, но щеки предательски заалели.
— Эм… Наша мама так проверяла, есть ли температура, — объяснила она.
— Ясно, — отстраненно произнесла блондинка.
Они стояли в тишине еще пару минут, докуривая, а потом Пайнс подпрыгнула, возмущенно вскликивая:
— Так, у тебя температура. Живо иди в комнату и ложись под одеяло. Я сейчас принесу лекарства.
Девушка немного прихуела с такого энтузиазма, но не успела возразить, как ее силком выгнали с балкона. Мэйбл сделала еще пару тяжек и затушила половину сигареты в пепельнице, быстро вылетая в теплое помещение.
Аптечка хоть и была достаточно наполненной, но от простуды препаратов было мало, так как шатенке самой было плевать, заболеет она или нет. В основном, ассортимент состоял из успокоительных, антидепрессантов, транквилизаторов, снотворного и обезболивающего. Но, благо, ртутный градусник и дешевое жаропонижающее имелось.
Со скудным набором Пайнс проследовала в свою комнату, с толикой радости замечая, что Пасифика все же послушалась и легла под одеяла.
— Только не разбей, — предупредила шатенка, передавая хрупкий стеклянный предмет. — Только трупа в кровати мне не хватает.
Она умолчала о том, что Нортвест итак выглядела как живой труп. Бледная кожа, на которой синяки под глазами казались еще больше и темнее. Синеватые искусанные губы и пустые, действительно мертвые, глаза.
— Пока измерь температуру, я сейчас принесу горячий чай.
Блондинка скривилась:
— Может, лучше водки? Быстрее согреюсь.
— Твоя алкогольная зависимость только ухудшает ситуацию, — фыркнула девушка.
Вода в чайнике вскипела быстро, чему Мэй обрадовалась. Она не хотела оставлять подругу одну на долгое время.
— Тебе с сахаром? — повысив тон, крикнула Пайнс.
— Две, — донесся ответ, а после сильный кашель.
Так, надо бы убедить ее поспать и сходить за лекарствами. Или лучше заказать?
— Осторожнее, не обожгись, — сказала Мэйбл, передавая чашку с напитком.
Ее взгляд зацепился за трясущиеся руки больной. Да, конечно, у нее тоже руки иногда трясутся, но не так сильно.
— Подожди… У тебя ломка? — предположила шатенка.
— Эм… Да хуй знает. Просто хуево, — Пасифика пожала плечами.
Тяжело вздохнув, близняшка открыла ящик в тумбочке и достала из него маленький карманный фонарик.
— Готовилась к моему приходу? — усмехнулась блондинка.
— Заткнись, — шикнула на нее Мэй и начала светить в серые глаза. — Зрачки суженые и не реагируют на свет. А еще ты пьешь практически кипяток и даже не понимаешь этого, верно? Что ты принимала? — уже более строго.
Главное — не кричать. Главное — не кричать
— Тебе полный список? — похуистично спросила Нортвест, поставив чашку обратно на тумбу.
— В ближайшее время, — уточнила шатенка.
— Вопрос остается тем же.
Вдох-выдох, Мэй. Вдох-выдох
— Ладно, давай полный.
— ЛСД, амфетамин, мефедрон, экстази, кокс и… — девушка задумалась. — А, героин.
С каждым услышанным словом глаза Пайнс становились все более круглыми, а дыхание — неровным.
— Ты ебанулась? — это было самое спокойное, на что она была способна. — Где ты все это взяла вообще?
— На работе, — вновь пожимает плечами. — Нас угощают.
— Никогда не думала, что быть барменом настолько опасно, — подозрительно прищуривает глаза. — Кем ты еще работаешь, Нортвест? — молчит. — Я рассказала тебе про браслет. Теперь твоя очередь.
— Это была не игра. Ты сама решила ответить, — звучит уже более грубо.
А вот и раздражительность
Они упрямо смотрели друг на друга в течение пары минут, прежде чем Пасифика устало вздохнула и зарылась пальцами в волосы.
— Ладно, прости. Пожалуй, мне лучше поскорее уйти, пока я не сказала того, о чем буду жалеть, — измученно проговорила девушка и встала с кровати.
Она зажмурилась и уперлась рукой в стену, чтобы не упасть. Было заметно, что каждое движение отдается новой волной боли в ее теле.
— Я тебя никуда не отпущу в таком состоянии, — строго произнесла Мэй. — И если ты реально думаешь, что своими словами или поступками сможешь оттолкнуть меня, то я разочарована. Ты казалась мне умнее. Хотя, это, наверное, ломка.
Блондинка поворачивается и с глухим стуком ударяется спиной о стену, но на этот раз даже не морщится. На ее лице устойчиво держится ядовитая улыбка:
— И как же ты удержишь меня тут, Пайнс?
Пожалуй, Нортвест во время ломки — моя самая не любимая
— Или ты прячешь где-то в квартире закладку*?
Мэйбл также облокотилась о стену и скрестила руки на груди:
— Во-первых, ты не права. В этой ситуации правильнее будет сказать «заначка», а не «закладка».
Молодец, вовремя решила блеснуть своей эрудицией
— А во-вторых, я не позволю тебе принимать наркоту, так что даже не надейся.
Учитывая, что я не знаю, от какого препарата у нее ломка, это будет тяжело. Смогу ли я справиться?
— Твоя забота начинает заебывать, — фыркнула Пасифика. — Просто отпусти меня. Со мной все будет в порядке.
— Нортвест, я знаю на что способен человек во время ломки. Ложь — это наименьшее из этого. Тебе просто нужно перетерпеть и все.
Шатенка сама понимала, что не права. У человека должно быть то, ради чего он будет выбираться из этой ямы. А если этого нет, то и отказ от наркотиков становится бессмысленным, а значит, необязательным. Тут нужна долгая работа со специалистом, а Мэй не специалист. Она просто человек, который хочет помочь, но не знает, как. Незнание может и погубить.
— Просто перетерпеть и все? — язвительно переспросила девушка. — Разве, когда ты переживала ломку, это было просто?
Нет, но у меня был стимул. Во-первых, я итак не хотела принимать наркоту. Во-вторых, нужно было разобраться с этим очень быстро, чтобы родители и брат не заметили. В-третьих, почти все время со мной был Том. Странно, но он действительно помогал. Создавал видимость, что ему не плевать
— Какой в этом смысл?
А вот и главная проблема
Сложно делать что-то, когда ты ни в чем не видишь смысла.
Пайнс могла бы сказать многое, но знала, что ложь тут не поможет, поэтому решила сознаться:
— Я не знаю, Пасифика.
Это был первый раз, когда Мэй назвала ее по имени, но это вызвало другое чувство, нежели удивление. Спокойствие, умиротворение.
— Я просто хочу тебе помочь, но не знаю, как правильно это сделать.
Кажется, от такого откровения разум блондинки даже ненадолго прояснился.
— Я понимаю, но сейчас это бессмысленно. У меня нет причин прекращать употреблять, как и нет причин жить. Сейчас все еще более терпимо, но потом станет хуже. Я могу предпринять попытки самоубийства или даже убийства. Не хочу, чтобы ты была рядом, когда это произойдет. По крайней мере сейчас.
— По крайней мере сейчас? — не поняла Пайнс.
— Я знаю, что когда-нибудь придет тот день, когда ты заставишь меня бросить. И тогда, если я правда решусь на это, ты должна быть рядом со мной, потому что, возможно, ты будешь моим единственным смыслом.
Несмотря на всю эту неуверенность, Пасифика говорила так, словно знала, что произойдет в будущем.
— Но пока еще слишком рано, — закончила она.
— А если ты говоришь все это только чтобы я тебя отпустила?
— Я могу остаться тут, если ты достанешь мне дозу.
Странно, но Мэй буквально слышала скрытую просьбу «Останься, чтобы я не сошла с ума окончательно». Это было объяснимо, но очень сложно для нее. Так как ее бывшие друзья и она сама проходили через все это. А теперь… Сложно видеть, как другой человек убивает себя, потому что ты позволил ему это сделать.
А действительно ли это так плохо? То, что я собираюсь сделать можно считать спасением также. Или я пытаюсь просто оправдать себя? Но в чем-то она права. Я знаю, на что способен человек во время ломки. И я, и Джером однажды так не умерли. А он так еще и чуть не убил Зака за дозу. Но если это всего лишь обман, что она потом бросит? Хотя… Она выглядела достаточно серьезной. Стоит ли ей верить?
— Я знаю, что тебе сейчас плохо. Но почему я должна тебе верить?
Нортвест поняла по карим глазам, что еще немного и она выиграет. Это удивляло.
— Задавай любой вопрос. Так ты поймешь, что я не лгу.
Блондинка рассчитывала услышать «Кем ты работаешь?», но даже в этой ситуации Мэй смогла ее удивить.
— Твои родители достаточно консервативны, чтобы просто выгнать тебя из дома, когда узнали, что ты встречаешься с девушкой. Ты ведь их единственная наследница. Неужели они не пытались как-то это исправить?
Пасифика поморщилась, но на этот раз не от боли, а скорее из-за того, что воспоминания были не самые приятные.
— Не самый приятный вопрос, — призналась она. — Но если так ты мне поверишь, то я расскажу.
*
Пятнадцатилетняя Пасифика Нортвест возвращалась домой по уже привычной дороге. Она счастливо улыбалась и напевала какую-то незатейливую мелодию, сдерживаясь, чтобы не начать прыгать от радости. Сегодня ей впервые сказали такие важные слова «Я тебя люблю» и она ответила тем же. В последний раз она слышала это от почившей давно бабушки, которая была отлична от остальных Нортвест. Благодаря этой пожилой женщине блондинка узнала, что такое любовь, нежность и забота. И перед своей смертью она пожелала Пасифике найти человека, который бы любил ее несмотря ни на что.
— Я нашла этого человека, бабушка, — поглубже вдохнув морозный воздух, прошептала она, устремляя свой взгляд в небо.
Было уже довольно темно, большинство фонарей не работали, но девушка шла уверенно, так как делала это не раз. Каждый день маршрут остается тем же. Сначала школа, в которой приходилось общаться с «друзьями» и строить из себя высокомерную девочку с богатенькими родителями. А потом дорога к Эми. К той, с кем можно быть собой. К той, кому можно рассказать все, что угодно, и она никогда не осудит, а лишь поддержит и даст совет. К той, чьи прикосновения обжигают постоянно холодную кожу.
— Я дома, — говорит блондинка, переступая порог особняка.
К ее удивлению, оба родителя сидят на диване и ждут ее. Но сидят они не как обычно с газетой, а с телефонами.
У меня плохое предчувствие
— Элизабет, будь добра, подойди, — сказал отец.
Второе имя? Кажется, сейчас мне снова будут ебать мозги. И что на этот раз? Не самая умная в школе? Не добрала один балл до максимума в олимпиаде? Неуважительно себя веду?
— Слушаю, отец, — Пасифика подошла к родителям и почтительно кивнула им.
Прислуга уже унесла ее куртку и шарф, а школьная сумка осталась лежать у дверей.
— Объясни нам с твоей матерью, что это значит?
Мужчина повернул экран телефона, чтобы и Пасифика могла его видеть.
Блять
Там было фото. Фото ее и Эми. А если быть точнее, то это была аллея, где они сегодня гуляли. А еще целовались…
Как? Кто? Когда?
— Это фото сегодня выложил в сеть кто-то из твоих одноклассников, — объяснила мать, смотря на дочь с примесью отвращения и презрения. — Кто эта девушка, Элизабет? И почему вы целовались?
— Это Эми. Мы с ней встречаемся уже несколько месяцев, — тихо ответила блондинка, опуская глаза в пол.
Всю радость за одно мгновение просто выкачали, на замену поместив страх перед родителями.
— Встречаетесь? — угрожающе спокойно переспросил отец. — Присцилла, как мы могли не заметить, что наша дочь психически больна? — обращается к жене.
— Это не болезнь! — возмущенно воскликнула Пасифика. — Мы любим друг друга!
Взрослые засмеялись.
— Любовь? — со смешком переспросила женщина. — Элизабет, это психическое отклонение. Наверняка эта девчонка заразила тебя этим. Ты же из хорошей семьи, ты не могла родиться с этим.
Блондинка с детства привыкла, что перечить родителям нельзя. Но сейчас, когда у нее была поддержка со стороны, это внезапно стало необязательным. Эмоции били через край.
— Хорошая семья? Да вы издеваетесь! Вы самые худшие родители из всех! Вы ебаные мошенники! Вы…
Она не успевает договорить, как уже лежит на полу и прижимает ладонь к вмиг покрасневшей щеке. Над ней возвышается тяжело дышащий отец с занесенной рукой.
— Элизабет, следи за языком!
Пасифика с немой просьбой смотрит на мать, думая, что она что-нибудь сделает, но женщина все также сидит на диване, без эмоционально наблюдая за происходящим.
— Иди в свою комнату, — командует Престон, вновь занимая свое место рядом с женой. — С этого дня в школу и домой тебя будет подвозить шофер. Также, мы найдем лучшего врача, чтобы тебя вылечили, и ты не позорила имя своей семьи.
Блондинка поднялась с пола и буквально побежала в комнату, чувствуя, как глаза застилают слезы, а щека горит от сильной пощечины. Идеальный мир начал трескаться.
Спустя неделю
Пасифика не выдерживала. Правда не выдерживала. Родители сдержали свои обещания. Шофер возил ее в школу и домой. Любые прогулки и вылазки на улицу были запрещены, как и все гаджеты. Все свободное время заполнилось репетиторами.
Она уже не могла спать, по ночам буквально задыхаясь от слез. Еще в первый день она успела написать Эми о том, что произошло, прежде чем у нее забрали телефон. Они не виделись и не списывались уже неделю.
Также, каждый вечер к ней приходит психотерапевт со своими «лечащими» разговорами, различными техниками и даже гипнозом.
Пасифика не выдерживала. Она поняла это в школе, когда на уроке физкультуры упала и разбила в кровь колени, почувствовав не боль, а наслаждение и спокойствие, которые не чувствовала уже давно. Мысль, что боль поможет справиться, стала почти параноидальной. Она исчезала только когда на запястье появлялись тонкие кровоточащие полосы.
Приходилось ждать ночи, когда вся прислуга ляжет спать и не услышит лишних звуков. Но в этом помогала бессонница. С каждым днем порезов становилось больше, а рукава длиннее.
В один из таких дней, когда, казалось бы, родители уже ушли спать, Пасифика услышала стук в дверь. Она быстро убрала лезвие в карман джинс и опустила рукав кофты.
— Войдите, — сказала блондинка, думая, кто это мог быть.
Дверь открылась и в комнату зашел молодой парень. Пасифика сразу его узнала. Это сын друзей ее родителей.
— Алекс? — девушка нахмурилась. — Ты что тут делаешь?
Они с Александром были хорошими друзьями с детства, несмотря на разницу в возрасте в почти четыре года. Только вот они давно не общались, потому что он уезжал в Англию, чтобы подать документы в университет.
— Я услышал от своих родителей, что произошло, — объяснил парень, засовывая руки в карманы брюк и облокачиваясь о стену.
На самом деле, он был довольно милым. Поэтому Пасифике он и нравился, потому что был отличен от своих и ее родителей.
— Ты как? — обеспокоенно спросил Алекс.
— Хуево, — призналась блондинка. — Скучаю по Эми. Это моя девушка.
— Она знает, что произошло?
— Да, я успела ей написать прежде чем у меня забрали телефон
Парень выглядел каким-то замученным. Будто боролся с самим собой. И это напрягало.
— Алекс? — осторожно окликнула его девушка.
— Прости, Пас, — внезапно извинился он. — Просто знай, что я не хочу этого. Но я не могу идти против родителей.
— Что? Что ты имеешь ввиду? — страх в женском голосе усиливался с каждым шагом парня.
Он подходил все ближе.
— Александр, объясни, что происходит, — попросила блондинка, вставая со стула и начиная отдаляться.
Только вот она быстро уперлась лопатками в стену.
— Прости меня. Мне правда очень жаль. Я постараюсь сделать все осторожно.
Это было последнее, что сказал парень, прежде чем схватить Нортвест за запястья и прижать их к стене. Наконец, в голове у девушки появились предположения, что с ней собираются сделать. И от этого ужас в глазах стал явнее. А также, сильнее стал и боль, ведь хватка была сильной и задевала еще незажившие порезы.
— Алекс, не надо. Ты не обязан это делать, — все еще с надеждой говорила блондинка, понимая, что не сможет отбиться.
— Обязан, Пас.
Надежда начала рушиться.
— Спасите! На помощь! — внезапно закричала она, но парень зло рыкнул и повернувшись, оттолкнул ее от себя.
Потеряв опору, Нортвест упала на пол, больно ударившись поясницей. Алекс, не теряя времени, сел на ее бедра, сдерживая ноги.
— Лучше не кричи, — посоветовал он. Было видно, что ему неприятно все это делать, но это никак его не оправдывало.
Пасифика на несколько секунд замерла, не понимая, что происходит, и очнулась только когда почувствовала чужие губы на своей шее. Руки парень опустил на ее джинсы, начиная их стягивать. Из-за таких манипуляций лезвие выпало из кармана, но Александр этого не заметил.
— Алекс, нет, не надо… — все еще пыталась образумить друга блондинка, отбиваясь руками.
Но ее слабые удары не могли ничего сделать с крепким телом. Глаза вновь начали застилать слезы, а когда рыжеволосый наконец расстегнул ремень девушки, она наконец поняла, что другого выхода просто нет. Тогда Нортвест схватила рукой лезвие и замахнувшись, всадила лезвие ему в бедро.
Парень кротко вскрикнул и прикусил нижнюю губу, чтобы не кричать. Он перекатился на пол, прижимая руки к кровоточащей ране. Пасифика же, понимая, что вряд ли у нее много времени, вскочила на ноги и выбежала из комнаты, а после и из особняка.
В полуразрушенном мире остался лишь один человек, который мог помочь. Девушка побежала к Эми, зная, что уже никогда не вернется в этот дом.
*
Блондинка замолчала и устремила взгляд в стену, видимо, все еще пребывая в воспоминаниях. Мэйбл же внешне выглядела совершенно спокойно, но внутри нее полыхал огонь. Она просто не могла понять, как родной отец мог ударить свою дочь, а после и разрешить какому-то парню изнасиловать ее. Все это просто не укладывалось в голове. Злость на ее родителей, сожаление, что ее, Мэй, не было рядом. И желание просто поддержать, обнять, сказать банальное и лживое «все будет хорошо».
Шатенка сделала шаг к подруге и осторожно положила руку на ее плечо, но Нортвест резко дернулась в сторону и посмотрела на девушку с ненавистью и ужасом во взгляде. Только через пару секунд она осознала, кто перед ней стоит.
— Извини, я просто…
— Все в порядке, — понимающе кивнула Пайнс. — Приляг. Я пока позвоню Джи.
Мэйбл была уверена, что есть что-то еще, входящее в эту историю. И есть что-то еще, что произошло после и до конца сломало Пасифику. Но сейчас даже этого кусочка хватило, чтобы поверить ей. Но не слишком ли это жестоко?
