Мэйбл знала, что то, что она делает — неправильно, но просто не могла найти другого выхода, а желание помочь и спасти жгли сердце изнутри. Это не было похоже на обычную заботу о родном или близком человеке. Она хотела помочь пережить то, что переживала сама. Страх, что если не поможет, то потом уже будет поздно.
Многие считают, что не чувствовать лучше, чем погибать каждый раз от переизбытка эмоций. Это объяснимое желание для человека, который пережил слишком многое и больше не выдерживает. Инстинкт самосохранения. Защитная реакция, как смех и улыбка при трагедии.
Но те, кто желают избавиться от всего, не задумываются о плохой стороне своего решения. В их голове заела пластинка «Нет чувств — нет боли». Они не понимают, что с плохим уйдет и все хорошее. Вместе с печалью, злостью, раздражением тебя покинут радость, теплота, сопереживание и сострадание.
Что люди чувствуют, когда мертвы? Ничего. А что они испытывают, когда отрекаются от чувств и эмоций? Пустоту. Вывод напрашивается сам собой. Пустота — это смерть. Мы устроены так, что должны чувствовать. Любое живое существо способно на это. Без этой способности мы превратимся в бездушных мраморных кукол с мертвыми глазами.
Людей, кто решаются на такой шаг, легко осудить тем, кто не понимает этого. Редко человек, не переживший какую-то трагедию, захочет избавиться от своей человеческой стороны. Для каждого это может быть разное. Смерть близкого человека, тяжелое предательство, чрезмерная эмоциональность, переходящая в частые срывы. Причин много, исход один.
Представьте ситуацию, что вы узнаете о смерти человека, который для вас был всем. Первая стадия — отрицание. Вы не верите, думаете, что это все шутка. Вторая — признание и истерика, которая может перейти в затяжную депрессию. Третья — смирение. Это и есть пустота. Когда после сильного шторма следует штиль. Слез нет, боли тоже, но и ничего другого тоже нет. В такие ситуации мы можем понять каково это, жить без эмоций.
Есть люди, которые сами ставят себе цель ничего не чувствовать и идут к ней. Они наивно надеятся, что это можно сделать по щелчку пальцев, не представляя, что это стоит своих жертв и время — меньшее из них.
Наверное, самое худшее, что может с вами случится, когда вы достигли цели — это человек, что как переключатель, может вернуть вас в изначальное состояние. Одни сочтут это за спасение, другие же — за предательство.
Что же значит «ничего не чувствовать»? Наверняка вы думаете, что это не так плохо. Боли нет, слез тоже, а с отсутствием положительных эмоций можно и смирится, да же? Попробую показать вам на примере. Как знают все, у нас в груди находится сердце, которое бьется и качает кровь по всему телу. Если оно перестанет биться, мы умрем, верно? А теперь вспомните, о чем я говорила ранее.
Пустота — это смерть
Ситуация. Из вас вырвали сердце. Просто взяли и вырвали из груди. Теперь там дыра. Пустота. Вам больно какое-то время, ведь мозг все еще продолжает работать. А потом вы умираете, переставая чувствовать что-либо вообще.
Первое время без эмоций — это боль. Только проблема в том, что это «первое время» может затянуться надолго. Мало кто может это выдержать, но у некоторых это выходит. Это чем-то напоминает черную дыру, которая засасывает в себя все живое, вырывая из груди с корнем, оставляя лишь кровоточащую рану. Но она не заживает, не излечивается сама. Она причиняет адскую боль с каждым новым вдохом, потому что кислород обжигает ее, словно кислота.
Самое сложное — не отступить. В этом могут помочь алкоголь и наркотики, которые на небольшое время заглушают боль, но не могут залатать дыру в груди.
Потом приходит долгожданная награда — пустота. Только вы не чувствуете радости этому событию, не ликуете. Боль все еще внутри. Но вы настолько привыкли к этому, что больше не чувствуете ее. Вы смирились.
Смирение — это смерть
Мэйбл проходила через это. Пасифика проходит сейчас, и ее «смерть» затянулась на более долгий промежуток времени, чем у Пайнс. Потому что у нее переключателем был Билл, а Нортвест специально отталкивала любого, не желая больше чувствовать. Она уже привыкла к вечному холоду, к вечной боли, к вечной скуке и не хотела обесценивать свой труд, возвращаясь к прошлой версии себя.
Мэй могла бы уважать ее решение. Могла, но собственный эгоизм никто не отменял. Люди с синдромом спасателя решают чужие проблемы, чтобы сбежать от своих. А, чтобы спасти Нортвест, потребуется долгое время, что было идеально для шатенки.
Но сейчас, когда она еще не до конца узнала произошедшее с ней, когда не придумала план, оставалось только одно — лечить симптомы, то есть пить.
— Сколько тебе было лет, когда ты ушла из дома? — спустя пару рюмок текилы, поинтересовалась Пайнс.
Они сидели на кухне без света. Благо, небо было чистым, поэтому свет луны освещал добрую часть стола, на котором стояла бутылка спиртного, две рюмки, тарелка с порезанным лимоном и солонка, наполненная солью.
— Пятнадцать, — быстро ответила блондинка, чуть скривившись от кислоты цитруса.
Мэйбл не покидала мысль, что она закусывает просто ради приличия, не свойственного дерзкой натуре, так как от крепкого алкоголя Пасифика даже не морщилась.
— И куда тебя могли принять в таком возрасте?
— Это же Гравити Фолз. Там даже сигареты продают без паспорта, — хмыкнула девушка, разливая прозрачную жидкость по рюмкам. — Почему ты так не любишь текилу?
Это было ожидаемо. Вопрос на вопрос.
— Плохие воспоминания. Так, кем ты работала?
— Консультантом в магазине, — опрокидывает еще одну рюмку, на этот раз не закусывая, подтверждая догадку Мэйбл. — Воспоминания, связанные с Томом?
— Относительно, — кивает шатенка. — Неужели консультантом так много платят, чтобы ты смогла переехать сюда?
— Как видишь, платят достаточно, — усмехается. — Относительно?
— Кем ты работала? — парирует.
Тупик. Никто не хочет отвечать на четко поставленный вопрос. Но если Нортвест руководил интерес, то Пайнс желание помочь, а значит, стоило пойти на жертвы.
— Однажды меня споили текилой, и я переспала с другом своего парня, за что потом и поплатилась.
— Поплатилась чем?
Шатенке очень не нравился талант собеседницы задавать правильные вопросы. Но она все равно не спешила отвечать, ожидая, пока та ответит на ее вопрос.
— Я работала шлюхой, — с едва видной ухмылкой произнесла блондинка.
Рюмка текилы на этот раз пришлась по вкусу Мэй, не так сильно обжигая горло, как услышанная фраза.
Пятнадцать лет…
Нортвест дождалась, пока девушка придет в себя, после чего повторила вопрос.
— Своим телом, — с немного истеричным смешком выдала Пайнс.
Забавно это было потому что их ответы были слишком похожи. Только если одной платили за секс, то другая наоборот оплачивалась им.
— Тебя насиловали?
Этот вопрос был вполне ожидаем, а вот интонация, с которой он был произнесен, удивляла. Хриплый голос, толика беспокойства и нервозности шли вразрез с пристальным взглядом серых глаз. На этот раз Нортвест не был интересен ответ, она словно вообще не хотела знать правды, прекрасно понимая, какова она будет.
Мэйбл не знала, смогла бы произнести такое вслух, поэтому была благодарна раздавшемуся звонку в дверь, что показался ей спасением. Но облегчение быстро сменилось тревогой. Время перевалило за одиннадцать, и она никого не ждала.
— Кто это? — нахмурившись спросила Нортвест.
Шатенка пожала плечами, вставая из-за стола. Осторожными шагами она дошла до прихожей и посмотрела в глазок, стараясь не обращать внимания на бешено бьющееся сердце.
Увидев знакомые пшеничные волосы и голубые глаза, девушка с облегчением выдыхает и открывает дверь. Теперь ее взору предстали два парня, которые выглядели, мягко говоря, раздраженными.
— Сайфер, какого хуя? — наверное, впервые за все их знакомство, недружелюбно поприветствовала лучшего друга Мэй.
— О, ты не спишь. Отлично, — кротко улыбнулся демон, заходя в квартиру.
Диппер прошел за ним, хмуро кивая сестре.
— Что происходит? — недоуменно спросила шатенка.
— Нам нужна твоя помощь, — наконец заговорил Пайнс-младший.
— А вы не могли позвонить или приехать не в одиннадцать вечера?
— Нет, это срочно, — серьезно ответил Билл. — Идем.
Он направился прямиком на кухню, и Мэй не успела его остановить. Лишь быстрыми шагами последовала следом, чтобы объяснить присутствие Нортвест в ее квартире.
Как и ожидалось, Сайфер стоял в проходе, недоуменно пялясь на ночную гостью лучшей подруги, в то время как Пасифика смеривала его непонимающим взглядом.
— Вы немного не вовремя, — почти прошипела девушка. — Билл — Пасифика. Пас — это Билл, мой лучший друг, — представила она их друг другу.
Казалось, это никак не изменило ситуацию. Напряжение, висящее в воздухе, было слишком ощутимым. Его нарушил Диппер, вошедший на кухню.
— Эм… Пасифика? — удивленно произнес парень.
— Пайнс? — с той же интонацией спросила блондинка. — А ты изменился.
— Ты тоже, — неуверенно кивнул шатен.
— Зв… Мэй, что она здесь делает? — запнувшись, обратился демон к подруге.
— Это долгая история, — одновременно протянули девушки, после чего нахмурившись, недоуменно посмотрели друг на друга.
— Так, в чем вам нужная моя помощь? — Мэй скрестила руки на груди и облокотилась о дверной косяк.
Парни переглянулись, словно совещались, а потом сели за стол, стараясь не обращать внимания на полупустую бутылку текилы. Шатенка вздохнула и села на стул, готовясь слушать. Кажется, присутствие еще одного человека их не особо смущало. По крайней мере не до той степени, чтобы они ушли отсюда.
— Мы не можем выбрать диван для наш…моей квартиры, — исправился Диппер, неуверенно поглядывая на сидящую около него блондинку.
— Не бойся, умник. Я знаю, что вы встречаетесь, — небрежно произнесла Нортвест.
Мэй никак не ответила на осуждающий взгляд брата, вместо этого взглянув на него как на идиота.
— Вы приехали ко мне в одиннадцать вечера, чтобы я помогла вам выбрать диван? — нарочито спокойно спросила девушка.
— Эм… Да? — съежившись под злым взглядом сестры, ответил парень.
— Ты долбаеб или да? — раздраженно поинтересовалась она.
— Я спросил то же самое, — хмуро добавил Билл. — Просто помоги нам, и мы уедем.
С тяжелым вздохом Пайнс согласилась. Дальнейшие пятнадцать минут она просматривала возможные варианты и обсуждая с парнями их плюсы и минусы. Пасифика сначала смотрела на пришедших, подмечая для себя какие-то детали, а потом повернулась к окну, так и не притронувшись к наполненной текилой рюмке.
Парни спустя какое-то время перестали замечать девушку, вступив в спор друг с другом. Сайфер пару раз чуть не назвал своего парня и подругу их знаками, но быстро исправлялся, когда ему посылали уничтожительные взгляды.
В общем, разобраться с диваном они все же смогли, а если быть точнее, то Мэй просто сказала: «Либо вы выбираете этот и уходите, или я вас выкину отсюда силой». Конечно, оба понимали, что они сильнее девушки, но интонация, с которой шатенка это сказала, мягко говоря, напрягала. Поэтому они согласились на один из последних вариантов и ретировались из чужой квартиры.
Пайнс устало прикрыла глаза, после чего опрокинула в себя рюмку текилы, закусывая лимоном. Иногда даже самые близкие способны потрепать нервы.
— Хэй, Нортвест, ты чего? — Мэйбл обратила внимание на блондинку, что все еще смотрела в окно.
— Задумалась, — она пожала плечами, поворачиваясь к девушке. — Мне скоро выходить.
С одной стороны, это известие обрадовало близняшку, ведь их игра в правду будет приостановлена, и ей не нужно будет отвечать на ранее заданный вопрос. Но она не могла объяснить странное давящее чувство в груди. Как… Разочарование? Мэй не нравилось то, что она не хочет, чтобы Пасифика уходила.
— Не забудь написать мне, когда будешь выходить с работы, — напомнила Пайнс.
— Поспи, пока меня не будет. Тебе бы не помешало, — прозвучало удивительно тепло.
Шатенка пару секунд осмысливала услышанное, а потом неуверенно кивнула. Этот вечер в общем был наполнен неожиданными событиями и ощущениями. Но анализировать каждое не было сил. Тем более от алкоголя действительно клонило в сон.
Можно покурить и поспать несколько часов, если, конечно, Смерть не появится
***
Этот день не так уж и плох
Подумала Мэйбл, когда прошло двадцать минут с момента ухода Пасифики, а галлюцинация так и не появилась. Оставалось надеяться, что так продолжится и дальше.
Девушка уже успела дважды покурить на балконе, убрать всю посуду со стола и, убедившись, что пятно сошло с ткани дивана, она легла в кровать, укрываясь несколькими одеялами и ставя себе пару будильников на телефоне.
Голова, впервые за приличное время, была свободна от мыслей. Этому поспособствовал, конечно же, алкоголь, дурманящий рассудок. Это была слабость. Это был способ убежать. А когда-то, это был единственный выход.
Единственное — что Мэй не могла выкинуть из головы, так это мысль, насколько легко ей дается отвечать на вопросы о своем прошлом. Билл знает многое, но больше в общих красках. В то время как Пасифика с каждым разом узнает все больше деталей. Пайнс думала, что будет врать, лишь бы не рассказывать правды, но желания лгать не было. Сокрытие истины — да. Но Нортвест поступала так же.
Не было нежелания рассказывать, просто хотелось знать, будет ли правда о себе стоить требуемого ответа.
***
Что было более чем непривычно, так это проснуться от жжения в пальцах. Зубы впиваются в уже и так израненные губы до крови, чтобы не вскрикнуть от боли, а глаза резко открываются. Рука инстинктивно разжимается, и дотлевшая до фильтра сигарета летит вниз с балкона, прекращая жечь кожу. Около минуты Мэй стоит на месте, почти не моргая, и не понимая, что она здесь делает. Последним воспоминанием было то, что она лежит в постели и засыпает.
— Какого черта? — вслух спрашивает девушка, но тишина не способна дать ответ.
Ветер бьет по лицу, и шатенка невольно вздрагивает из-за холода. Прикасается к своей щеке пальцами и чувствует что-то мокрое.
— Слезы? Я плакала?
От соленой воды подушечки пальцев вновь начинает жечь. Остался небольшой красноватый ожог.
Пайнс осматривается, отмечая, что находится в своей квартире, а на улице все еще темно. Рядом с ней на подоконнике лежат пачка сигарет, зажигалка и телефон, что не переставал вибрировать.
Страх сковал промерзшее тело, когда она увидела имя входящего абонента. Это была Пасифика. Мысль, что она могла позвонить ей или написать что-то во сне, не помня об этом, заставляла руки трястись, пока Мэй пыталась ответить на звонок.
— Доброе утро, — раздался достаточно бодрый голос. — Уже проснулась?
— Д-да, — зубы стучали то ли от холода, то ли от волнения.
— Все в порядке? — чуть более настороженно.
— Да. Ты уже закончила? — уже тверже.
— Ага. Буду у тебя минут через тридцать.
— Окей. Жду.
Вызов прервался. Девушка еще около минуты смотрела на погасший телефон, пребывая где-то, но точно не здесь. Но холод быстро приводил в чувство, поэтому Мэйбл вскоре скрылась в теплом помещении. Отточенными движениями она включила обогреватель на полную мощность, поставила чайник и умылась, пытаясь прийти в себя. Потом села за стол с кружкой кофе и телефоном, заказывая пиццу. Когда заказ был сделан, а напиток закончился, Пайнс позволила вопросам вновь заполонить голову.
— Каким, блять, образом, я проснулась на балконе с сигаретой в руках? Я не была настолько пьяной, чтобы ничего не помнить. Неужели я ходила во сне? Радует только, что не вышла из квартиры и никому не писала. Но какого хуя я лунатила? И почему плакала? Блять, — лоб встретился с шероховатой поверхностью стола с негромким стуком. — Таблетки никакие не пила, ничего не употребляла. Так что за хуйня?
Вопросы остались без ответа. Первое время Мэй думала, что появится Смерть и просветит ее о произошедшем за ночь, но галлюцинации и в помине не было. Оставалось только смириться и забыть этот случай как страшный сон.
Через двадцать минут привезли, на удивление, горячую пиццу. А спустя еще десять минут появилась Пасифика.
— Кофе? — сразу с порога спросила шатенка.
— Не откажусь, — теперь голос девушки звучал больше устало, чем бодро.
Ее макияж немного размазался, на губах вновь не было привычной помады, а черная рубашка выглядела помятой.
— Тебе не жарко? — поинтересовалась блондинка, проходя на кухню через гостиную.
— Выключи обогреватель. Когда я встала, было холодно, — ответила Пайнс, не чувствуя жара.
Нортвест отключила его и села за стол, грея руки о чашку.
— Что с пальцами? — спросила она, почти сразу замечая, что они покраснели.
— Обожглась сигаретой, — Мэй пожала плечами. — Твоя пицца.
Она поставила перед девушкой коробку и открыла ее, наблюдая за реакцией. Было странно видеть на лице Пасифики улыбку. Не фальшивую, не ядовитую, а совершенно обычную.
— Я удивлена. Ты реально заказала гавайскую.
— Ты же попросила, — немного смущенно ответила шатенка. — Ешь, пока горячая.
— Тебе оставить? — спросила блондинка, уже взяв в руки большой кусок. — Она вкусная. Попробуй.
— Ветчина и ананасы? — недоверчиво. — Нет, спасибо.
— Откуси. Она реально вкусная, — настойчиво сует пиццу собеседнице. — Да откуси ты, блять!
Мэй тяжело вздохнула и с лицом, с которым обычно идут на казнь, откусила прямо из рук Нортвест. Начиная медленно пережевывать, девушка с удивлением обнаружила ее вкусной.
— Реально вкусно, — немного шокировано согласилась.
— Я же говорила, — вновь улыбнулась блондинка.
Пайнс не удержалась от ответной улыбки. Было приятно видеть такую Нортвест. На какую-то долю секунды даже показалось, что это настоящая она. Но то был лишь отголосок детства, пробуждающий фальшивые чувства, которые уйдут вместе с этой пиццей.
— Как смена?
Это не был вопрос, чтобы продолжить беседу и не чувствовать неловкости. Мэйбл давно поняла, что с Пасификой комфортно находится в тишине. Так что это был обычный интерес.
— Как и всегда. В основном все уже бухие, так что много чаевых. Слушай, а ты ничего не хочешь мне сказать?
Шатенка застыла, прекращая пережевывать пищу.
— В смысле? — настороженно спросила девушка.
— Твое сообщение. Что это значит?
Блять
