Нас догонит любовь

В груди щемит. Непонятный грохот, крик и вой, источник которого — тайна. Загадка неподвластная уму, погружённому в липкую, мерзкую темень, проникающую в каждую материю, клетку, а затем — душу. Сон? Кома? Что случилось? Теперь уж совсем мрак. И ни звука. Сплошь пустота. Будто бы тебя больше не существует. А может, так и есть. Может, гибель — истина. Но что ждёт человека после неё — один лишь Бог знает. Если он, конечно, есть. Хотя Бог наверняка сам не уверен, действительность ли он, или просто выдумка. Надежда на бытие после смерти, за которую многие так отчаянно цепляются. Кажется, что смерть рядом. Словно вот-вот и её худощавые, будто бы сухие ветви, пальцы дотронутся до его плечей, соскользнут вдоль, опускаясь к сердцу, и вырвут его с потрохами. А затем, смерть нежно прижмёт отныне безликое тело к себе, возьмет за остывшие и замершие ладони, довольно глядя на результат своего труда — дыру в груди, и наконец насытится канувшей в лету душой. Однако, видно, Александра, пока что, ждёт совершенно иной исход событий. Смерть не успевает дотянуться своими бледными руками до его грудной клетки и вцепиться в неё, будто когтями, раздирая в клочья. Нет. Что-то неведомое утягивает смерть обратно в пустошь. Александр опять совсем один. Прямо как на протяжении всей жизни. Может, возвращение в реальность — того не стоит? Может, стоило поддаться своей судьбе? Хотя, он ведь не сопротивлялся. Совсем. Слишком слаб. А что спасло его — неизвестно. Не то что бы он об этом задумывается. Это лишь крайне абстрактное описание его пребывание на грани жизни и смерти. Кто знает, что там на самом деле происходит, там, на границе. Каждый представляет это так, как считает нужным. Впрочем, в такие моменты наверняка человек не думает ни о чем. Максимум — проносящиеся картинки о былой жизни перед глазами… Тело тонет в мягкой простыни, будто гирей в койку его придавило одеяло. За окном звенел дождь. Погода слишком непредсказуемая. Видно, у прохожих по улицам будет мерзко чавкать слякоть да мокрый снег под ногами. В груди опять передавило. Он делает вдох. Затем второй. Выдыхает. И так по кругу. Неосознанно, он пытается дёрнуть левой рукой, но кто-то легонько её обхватывает и кладёт обратно. — Саша..? — Тихо произносит знакомый голос. Александр с тяжестью поднимает веки и устремляет взор на Кирилла, наклонившегося над его койкой. Около него стоит Агафонов. Оба совсем потускневшие, будто бы серые. Непривычно видеть их такими. Совсем. А Русаков и не помнит, что случилось. Хорошо, что хотя-бы помнит друзей в лицо. Но сил сказать хоть что-то не находит. Будто бы на его рот повесили большой тяжёлый замок, который никак не вскрыть. Неужели его так сильно пугает напряженный взгляд Муравьёва и крайне расстроенное выражение лица Агафонова? — Саш, ты нас слышишь? Больница. Обшарпанные стены, деревянные старые двери. Койка скрипит от малейших телодвижений. Прямо над Александром нависает капельница, а неподалёку ещё десяток непонятных проводов и приборов. Александр по-прежнему помнит плохо, что произошло и почему он здесь. — Саша! Да заговори ты уже, придурок! — Кирилл хватает Александра за плечи и трясёт, пытаясь выбить хоть пару слов. В глазах Кирилла неожиданно сверкают слёзы, затем медленно спускаются по его щекам. Вид совсем мрачный. Оно и понятно. Тяжело не вопить навзрыд от горя при виде точно стеклянного, мутного взгляда Русакова. Такой же, какой он был, когда Агафонов нашёл Александра лежащим на кухне. Будто мёртвый. Лучше бы он продолжал лежать неподвижно, не открывать глаза и вообще не двигаться лишний раз. Сердце всё равно забилось вновь, это было понятно и без его пробуждения. А то, что происходит сейчас — страшное зрелище. Невозможно наблюдать за тем, как близкий тебе друг сам ничего не осознаёт и не понимает. И что еще совершенно не знает, что стряслось. Александр через силу поворачивал голову из стороны в сторону, рассматривая вещи вокруг него. Пытался, наверное, прийти в себя. Неожиданный прилив бодрости всё же настигает Русакова. Глаза вновь живые, даже немного радостные, но не без ноток волнения. Странно… — Что произошло? — Поинтересовался Александр, взглянув сперва на Кирилла, затем на Агафонова. — Я… эм… — нервно бормочет Кирилл. — Тебе недолго осталось, дружище… твои диагнозы очень неутешительны… — Агафонов подходит ближе к койке и окидывает лежащего на ней тоскливым взглядом. — Саня, блять! — Злобно рычит Кирилл, однако к его глазам вновь подступают слёзы. Он не злится. Он просто расстроенный. Неутешительная новость. — Что..? — Александр вновь замирает, а глаза точно будто бы у куклы. Очень живые, но больно неподвижные. — О, нет-нет, это какая-то ошибка, верно? Плохая шутка, ребят.. я чувствую себя отлично! — Это не шутка! Мы бы не стали так шутить! Сука... — Воскликнул Кирилл, смахнув слёзы рукой. — Ты опять напился и.. как видишь.. — Это была твоя последняя пьянка.. прости нас.. мы, видимо, пришли слишком поздно.. я не знаю. — Молвил Агафонов, склонив голову. — Да как вы.. да как вы посмели! Какого хуя вы не пришли вовремя?! — Закричал Русаков в гневе. — А я блять почему такой долбоеб, что позволил себе.. опять пить.. блять! Сука! — Он ухватился за голову. Кирилл положил руку Александру на плечо, однако тот сразу же ее отдернул, оскалившись. Ну и на кого он злится? Это ведь стечение обстоятельств, которое никто не мог контролировать. Разве что он сам, и то ещё несколько лет назад, когда он только начинал пить. Тогда было бы легче бросить. Намного легче. Потому, думается, сам виноват, раз не захотел вести борьбу с самим собой и со своей губящей зависимостью. Нужно смириться, так ведь? Вдруг, в его мыслях всплывает человек, которым он так дорожит. Его улыбка, его смех, его говор. Его бескрайняя доброта и честность. Этих качеств не хватало Русакову на протяжении всей его жизни, да и улыбался он совсем мало. Причин радоваться было не так много. Однако, кажется, Володя стал одной из них, хоть и ненадолго. Неужели, они больше никогда не встретятся? Даже мельком. Казалось бы, сердце Александра и так покалечено, но эта мысль позволяет ему разбиться вдребезги вновь. Нельзя позволить этому случиться… — Неужели всё настолько безнадежно? Может, если я продам свою квартиру, появятся деньги на продолжительное лечение и я не умру так быстро… я не могу… — Александр поистине растерян. — Что вообще со мной? Кирилл что-то отвечает, но в ушах будто бы белый шум и ничего не слышно… — Что..? Опять ничего непонятно. Мир вокруг словно побледнел. Всё такое серое… даже серее, чем действительность в России. — Нам жаль, правда.. — Сказал Агафонов, вздыхая. — Ладно.. ладно.. блять, Боже! — Щеки Александра нездорово порозовели, по щекам вновь слёз ручьи. — Можно я хотя-бы раз увижусь с Володей…? Пожалуйста.. — Не получится… — Отвечает Кирилл. — Но почему?! — Ты без всех этих аппаратов помрёшь за пять минут! Мы не хотим тебя так быстро терять, блять! — Возгласил Агафонов, точно видя разочарование во взгляде Русакова. — Прости нас! — Ревел Кирилл. — Но мы ничего не можем сделать с этим твоим.. — Из-за резкого звона в ушах Русаков не слышит, что там договаривает Кирилл. — Да идите вы все нахуй! Я буду жить! Вы мне врёте, да?! — Огрызался Александр, словно вот-вот готовый подорваться с койки и хорошенько вдарить что Агафонову, что Кириллу. Вот правда не выйдет, он слишком слаб. И, кажется, в одно мгновение становится ещё более вялым. За его спиной что-то громко пищит. — Чёрт, у тебя давление падает… мы отойдём, позовём врача.. держись, пожалуйста.. — Произнёс Кирилл, покидая палату вместе с Агафоновым. И вдруг вечереет. За окном уже глубокая чёрная ночь, совсем не шумят ездящие туда-сюда машины и фуры, а на небе висит одинокий полумесяц, проливающий свет в комнату. Александр что, вновь резко уснул? Возвращался ли Кирилл? Агафонов? Приходили ли врачи? Наверное, опять дали ему какие-то лекарства. Почему такое странное воздействие? Может, виноваты не лекарства, а медленно, но верно, трещащая по швам психика? Русаков, долго не думая, хватается за левую руку и нащупывает катетер бабочку, вырывая. Хлестнула кровь, яркими пятнами покрывая белоснежную простынь. Так больно, что Александр с трудом сдерживает крик. Но всё-таки ночь, а лишнего внимания он не хочет. Но почему? Зачем он вообще это делает? Сам не знает, думает, что просто пытается убедить самого себя, что он не умрёт и всё будет в порядке. Но, кажется, такими действиями он лишь становится на шаг ближе к смерти, которая уже ждёт его с распростертыми объятиями. В первый раз у неё не получилось забрать его с собой, но в этот — точно получится. Она не может ошибиться. И тем более, он почему-то вовсе не сопротивляется, а идёт навстречу. Русаков выпрямляется и сползает к краю койки. Кое-как он становится на две ноги и сперва даже не может вспомнить, как ходить. Он, шатаясь из стороны в сторону, направился к двери. Выйдя из своей палаты он осмотрелся, но всюду была тьма. Полностью пустой коридор, будто бы всеми забытый. — Эй? Кирилл? Сань? Кто-нибудь?! — Крикнул Александр, малость напрягшись, однако совсем скоро он вновь меняется в лице… — Смотрите! Я могу ходить! И я вовсе не слабею, ха! Говорил он с пустотой. Но был рад и счастлив. Слабость так и не приходила, а самочувствие будто бы только улучшилось. Он даже позабыл об открытой ране на руке, словно её там нет и никогда не было. Теперь ничего не болит. Возможно, ещё рано расслабляться, но если у Русакова есть хотя-бы парочка минут поликовать и ни о чем не волноваться — он этим воспользуется. Если ему и суждено умереть, то уже точно плевать, где и как это произойдёт. Кажется, он даже позабыл о Володе… но это не продлится долго. В конце коридора включается свет. Два неопознанных силуэта беседовали друг с другом о чем-то. Врач и, видимо, пациент. Или, может, знакомый какого-либо пациента. Но точно не работающий здесь. Русаков съёжился, выжидая момента, когда этот незнакомец или незнакомка закончит диалог с доктором. Желает заявить врачу о том, что он полностью здоров. Однако, врач уходит, а эта неопознанная персона остаётся. Интересно, кто это вообще, а то в полутьме видно лишь силуэт. — Эй! — Безрассудно вопит Александр, мгновенно жалея о содеянном. Однако незнакомец или незнакомка совсем не реагирует. — Эй! Я тут! Я тебе что говорю! Александр рванул к незнакомой личности, однако впал в ступор, оказавшись неподалёку. Незнакомец обернулся, и оказался более чем хорошо знаком Александру. — Володя..? Он оборачивается лицом к Русакову. Точно Котляров. — Ты что тут забыл..? — Удивлению Александра нет предела. — А ты?! Боже, что с тобой вообще?! — Голос Володи звучал крайне истерично. Котляров схватил левую руку Русакова, глядя на рану. И к Александру в сей же момент возвращается вся боль. Он чувствует, как пульсирует кровь, как остро чувствуется любое прикосновение в районе увечья, и как отчаянно он пытается сдерживать болезненный вопль, стиснув зубы до скрипа. — Ты поэтому не пришел..? — Спросил Володя, тоскливо смотря в напуганные глаза Александра. Итак, к Русакову вернулась слабость. Он вновь будто бы заледенел, побледнел. Почти что не ощущал своих конечностей, кроме ссадины на предплечье, которую крепко держал Котляров. — О чём ты? — Александр нервничал. — Почему ты не пришел блять?! — Злобно рычит Володя, крепко сжимая покалеченную руку Александра до боли, словно впиваясь ногтями в кожу. — Эй, ты чего?! Володя толкнул Александра и тот упал на холодный пол, раскинув руки. Веки тяжелеют. Скоро он насовсем уснёт. Даже слова проронить не может и вопить от мучений сил нет. Чем он так не угодил? Что снова сделал не так? Котляров наступает на голову Русакова ногой, вдавливая череп в пол до хруста…

***

Александр глухо и коротко вскрикивает, подрываясь с лежачего положения. Всё та же койка, всё та же больница. Только теперь всё это кажется настоящим, а не кошмарным сном. Около его койки стояли Агафонов и Кирилл, а с другой стороны, удивительно, — Володя, почти что сразу наклонившийся обнять Александра, как только тот очнулся. В очах Александра засверкали слезинки, из уст зазвучали всхлипы, во взгляде зверел страх. — Это был сон..? Володь, ты ли это..? — Русаков прижимает к себе Котлярова, утыкаясь ему в плечо. — Да, это я.. то был сон, не переживай, Боже.. ты всё это время в коме был.. очнулся только раз, и то ничего даже не сказал и сразу уснул. Мне Кирилл сказал… — Володя поглаживал Александра по спине. Муравьёв кивнул головой, подтверждая слова Котлярова, а Агафонов в свою очередь чуть ли сам не плакал, но от счастья. Как же все рады, что с Русаковым всё в порядке… — Что ты тут делаешь..? Как вы вообще..? — Александр, всё ещё крепко-крепко обнимая Володю, бросил вопросительный взгляд на Кирилла. — Пришлось повозиться, хе.. но оно того стоило. — Кирилл улыбнулся. — Может, так хоть на поправку быстрее пойдёшь, и не пробудешь тут ещё две недели. — Но бухать и курить ты уже не сможешь больше! — Добавил Агафонов. — Хах, ладно.. Русаков отпустил Котлярова, напоследок сойдясь с ним смущенными взглядами. Впрочем, это не мешало им взяться за руки, даже когда Володя поднялся в полный рост, а Александр оставался сидеть на койке. — Эм.. а что со мной вообще, кстати? Я хотя бы не умру? — Александр вспомнил свой кошмар с лёгкой насмешкой. — Умрешь? О, нет-нет, ты че? Хуйню несёшь. Не помрешь ты, даже близко нет. Конечно, ну.. Инфаркт, и ещё парочка проблем вскрылось по ходу лечения, но это пройдёт. Тебе очень повезло. — Отозвался Кирилл. Как хорошо, что всё плохое — лишь приснилось.