***
10:33 утра. Роддом. Сквозь бетонные стены еле-еле пробиваются мучительные крики рожающих женщин, на которые было трудно не обратить внимания. Александр немедленно рванул вверх по лестнице, сбивая с ног толпу. — Пропустите, извините! — Восклицал он. Добравшись на нужный этаж он торопливо пошёл прямо по коридору, внимательно оглядывая каждые двери в поисках нужной палаты. Акушерки озадаченно косились на него, некоторые кричали что-то вслед. Кажется, он забыл надеть эти клятые бахилы. Плевать. Сейчас ему хотелось найти свою жену. Александру пришлось экстренно покинуть рабочее место, так как ему сообщили, что у жены начались роды. Он хотел быть рядом в столь ответственный момент. Хотелось взглянуть на новорожденного и моментально придумать имя. Хотелось, чтобы как в романтических фильмах, жена сразу соглашалась с мимолетной идеей для имени. Это будет лучший день. «323.. 324.. 325…» Русаков еле успевал считывать таблички на дверях, так как нёсся с бешеной скоростью. И наконец, он пришёл туда, куда надо — 328 палата. Он бездумно ворвался в помещение, но его быстро оглушили болезненные возгласы жены. Акушерок было в два раза больше обычного, они постоянно неразборчиво кричали друг-другу обрывистые фразы. К сожалению, Александру было не под силу их разобрать. Он приблизился к койке и взглянул прямиком на жену, на её лицо. Такое измученное, в глазах читается безграничная боль. Словно своим безмолвием она спрашивает о том, когда же придёт конец этим пыткам. Она побледнела, словно превратилась в каменную статую. Однако была хрупкой, будто бы фарфоровая ваза. Словно одно неверное движение и она разобьётся. Улыбка сползла с лица Александра. — Молодой человек, кто вы? Вы не имеете права тут находится! — Завопила одна из медсестёр. — Я Александр Русаков, я её муж! — Взволнованно завопил он в ответ. Медсестра потускнела. Словно не знала, что и ответить, но вскоре всё же выдала краткое «пойдёмте в коридор». Александр молча кивнул, покинув палату вслед за женщиной. Напоследок, он настороженно обернулся в сторону жены, и через толпу врачей обнаружил на себе её испуганный взгляд. Внутри него что-то необъяснимое откликнулось. Но вопрос в том, хорошо ли это. — Понимаете, ситуация критическая… — Медсестра думала над тем, как бы тактичнее сообщить Русакову неприятную весть. — Ваша жена переносит роды чертовски тяжело. Мы не знаем, что будет с ней и с ребёнком. — Как так?.. — Александр впал в ступор, осмысливая слова медсестры. — Не знаем, но она может умереть. Ребёнок тоже. — Медсестра отвела взгляд, лишь бы не видеть реакции Русакова. Теперь Александр точно ошалел. Не поверил, что происходящее — правда. Сердце разорвалось на лоскутки. Казалось бы, ещё ничего не точно, но шанс не так мал, как ему казалось. Иначе они бы попросту не говорили. Неужели именно так закончится история семьи Русакова? Он не мог принять этот факт. Совсем. Он будто бы заглох изнутри, заржавели шестерни его души. С ним осталось лишь беспокойно бьющееся сердце, и, конечно, волнение, идущее вдоль тела острым ножом. Рёбра словно сжимали легкие, не давая опечаленному совершить и вздоха. В горле стал снежный ком, в глазах засверкали слёзы. Итак, подождав в коридоре полчаса, он дождался. Дождался новой весточки. Весточки о том, что она и ребёнок всё таки умерли. Мир вокруг погрузился во тьму. Жизнь разделилась на до и после, как в худших традициях оставляя Александра совсем наедине. У него не осталось никого. Он игнорировал какие-то глупые вопросы врачей и медсестёр, предлагающих тому стаканчик воды или успокоительное. Просто сидел, направив полумёртвый взгляд в одну точку. Конец. Свет на этаже, и вероятно, во всем здании, выключился, наступила ночь. Его даже не подумали выгнать. Он просидел тут весь день. Он обескураженно взглянул на электронные часы на руке — всё также 10:33. Странно, наверное, они остановились когда он только пришёл сюда. Александр поднялся на ноги и взглянул в окошко. За ним ярко горела полная Луна, освещая ту часть коридора, где сидел Русаков. Коридор дальше залит теменью. Словно сейчас она протянет свои щупальца и затянет Александра в тягучий мрак. Но вместо этого, из черноты пожаловал высокий мужчина. До боли знакомый: чуть выше него ростом, с русыми небрежно подстриженными короткими волосами и синей курткой. А главное — с большими голубыми глазами. Но он скрылся во мгле также быстро, как из неё и появился. — Стой! — Александр рванул за ним вслед, пока не увидел тысячи шипов под своим ногами и не завопил от боли.***
— БЛЯТЬ! Русаков очнулся на своём диване в гостиной, лицом уткнувшись в подушку. — Заткнись, а то придёт соседка Маша и опять нам пизды даст. — Заговорил знакомый голос. Александр обернул голову и увидел перед собой Агафонова, вытаскивающего из его пят осколки и бережно обрабатывая раны каким-то вонючим спиртом. — Ты как тут оказался?! А что у меня с ногами? Мы опять пиздились чтоли? — Александр вновь прошипел от боли. — Ты опять бухал? — Задал встречный вопрос Агафонов. Русаков недовольно закатил глаза. Словно его друг не привык к тому, что он вечно пьёт, хотя почти вся их дружба строится на собутыльничестве. — Да, бухал. Так соизволишь ответить на вопросы? — Я у тебя в прошлый раз телефон забыл. Не хотел сперва возвращаться, думал, что выше того, чтобы снова пересекаться с долбоёбом типа тебя, но всё же покупать новый телефон было слишком дорого. Пришёл к тебе и обнаружил, что ты входные двери забыл запереть, вот и зашёл без приглашения. Ну, а затем и увидел тебя в отключке, разъёбанную бутылку водки и раны на ногах. Тебе повезло, что я пришёл, а то сдох бы от потери крови. — Агафонов вытащил бинт из аптечки и принялся бинтовать ноги друга. — Лучше бы сдох.. — Ты ещё всякую хрень во сне говорил. Тебе чё, опять жена снилась? — Типа того. Сказать по правде, кошмары связанные с бывшей женой были для Русакова привычным делом. Это как необработанная открытая рана, которой заниматься Александр не хотел и не имел желания, потому заглушал боль алкоголем. Хотя, как показывает, практика, иногда алкоголь приносит ещё больше боли. Вот только теперь физической, а не душевной. Но Александр считал, что душевная боль как у него куда опаснее, острых ножей и стёкол. Душевная боль приводит к саморазрушению. Но главное, что интересовало Русакова, так это то, почему же ему так запомнился тот незнакомец, с которым они пересеклись пару ночей назад в МакДональдсе? Какого чёрта случайный мужчина, имени которого он даже не знает, приходит к тому во снах? Почему так сильно тревожит его мысли? Словно что-то инородное связало их нитью, намертво. Хотя, может, этот мужчина даже не вспоминает про Александра. Какое ему вообще до Александра дело? Обычный-типичный мужчина, который, скорее всего, в ту ночь даже выглядел отвратительно из-за недосыпа и чрезмерного курения и алкоголя. Наверняка по сравнению с незнакомцем Русаков был ужасен. А возможно, Русаков неплох, однако в таком случае незнакомец — идеален. А может, и то и другое одновременно. Столкновение идеала и изгоя. — Кстати, я пока ещё к тебе шёл в твой любимый Мак забегал, взял себе, но не доел. — Агафонов протянул Русакову половинку чизбургера и пол стакана кофе. Какое досадное совпадение. После того незнакомца Александр МакДональдс воспринимать адекватно не в состоянии. Всё вокруг так истошно кричит об этом человеке. Видно, судьба, однако Александр так даже не думает. — Я откажусь, но спасибо.. Бошка болит пиздец.. ещё и эти ебанные пятки.. лучше бы их целиком оторвало. Как я мог так лохануться.. — Русаков явно был не в духе. — Держи тогда это. — Агафонов протянул таблетку нурофена 400 миллиграмм и стакан воды. — Да ты прям врач, спасибо! — Александр усмехнулся, однако в его голосе всё еще звучали минорные ноты. — А ты, кстати, чего не пил? Обычно по субботам бухаешь.. — Не с кем. Вернее, было бы с кем, если бы я не забыл у тебя телефон и смог бы с кем-то связаться и нахаляву попить, за компанию. Я же просто сам на мели, не хочу тратить так много денег на бухло. А то как ты буду. — Последние слова Агафонова были лишними… А может он и прав. Каким бы алкоголиком Агафонов сам не был бы, но всё же сила воли и самоконтроль у него на более высоком уровне. Также, как и критическое мышление. Один только Русаков отчаявшийся и уставший от жизни, клавший боль на все нормы и здоровье. Пора была что-то менять, да не в состоянии. Теперь, разве что, у него появился хоть какой-то смысл просуществовать ещё немного с трезвой головой. И этот смысл — незнакомец.