Принуждение

      Мама, конечно, удивилась, когда Сяо Чжань внезапно попросил о семейном ужине, ещё и намекнул, что приведёт «особого гостя». Но допытываться не стала, вероятно, решив немного подождать и развеять подозрения по факту.       А их набиралось за последний час всё больше.       Её аккуратный и талантливый в кулинарии сын суетился и ронял всё подряд, даже чуть не испортил горячее, просыпав специи. Хвала небесам, мимо, а не в кастрюлю.       Потом взялся за салат, но разбавил его собственной кровью. Глядя, как её сын с искривившимся от боли лицом сосёт порезанный палец, Линь Минчжу выгнала его из кухни.       — Иди лучше помоги сестре накрыть на стол, я сама тут справлюсь. Но хрупкое не бери, тарелки и бокалы мне ещё пригодятся.       Сяо Чжань вздохнул. Он, и правда, волновался до ужаса. Он клятвенно заверил Ибо, что всё пройдёт как по маслу, но с чего он взял? Как отреагирует мама? Он надеялся, что всё-таки не как Цзыхань.       Сможет ли сегодня Ибо выбраться из-под надзора? Вдруг Ван Яо узнал их план, отследил операции, и сейчас его любимый переживает очередной болезненный скандал?       — Чжань-гэ, ты так скатерть порвёшь, — раздался рядом звонкий голос Сяо Синь. — Мам, брат сегодня ходячее бедствие! Волнуется так, будто невесту собрался привести, — рассмеялась сестра, а Сяо Чжань вздрогнул, выпрыгнув из мыслей, и окинул Сяо Синь затравленным взглядом — слишком свежи ещё были воспоминания о помолвке любимого человека. — Эй, ты чего так перепугался? — тут же захлопала ресницами Синь-мэй и подтолкнула брата к балкону. — Сходи-ка, лучше, проветрись, я сама здесь закончу.       Сяо Чжань вздохнул и вышел на балкон. Взглянул на часы, перегнулся через перила. Близилось назначенное время, а Ибо ещё не было. Сяо Чжань искусал уже все губы и даже проверил в действии привычку Ибо грызть ногти. Ни хрена не успокаивало.       Когда у парадной затормозило желтобокое такси, и оттуда выбрались два пышных букета, Сяо Чжань, спотыкаясь и собирая косяки плечами, вывалился сначала в зал, а потом и в коридор.       — Приехал! Я встречу его! — выкрикнул он на ходу и выскочил за дверь.       Ибо, не менее взволнованный, ждал внизу. В простом костюме, без галстука, слегка бледнее обычного, и с ледяными руками. Сяо Чжань понял это, когда подлетел к нему и каким-то немыслимым образом втиснул пальцы в ладони, держащие букеты цветов.       — Привет, — выдохнул он, сглатывая, по ощущениям, собственное сердце.       — Привет, — ответил Ибо глухо. — Как думаешь, им понравится?       — Понравится, — заверил Сяо Чжань, понимая, что этим вопросом Ибо выражал свои сомнения не только по поводу цветов. — Не стоило тратиться, ты сейчас на мели.       — Стоило. Это же твои родные, — твёрдо возразил Ибо, и Сяо Чжань растёкся как масло.       А ещё вдруг стало легко. Разделённое на двоих волнение уже не било так крепко по нервам. Вместе они всё преодолеют.       Вместе, что бы ни случилось.       Сяо Чжань теперь полностью принимал эти слова, понимал их значимость и больше никогда в жизни не собирался отступать от этого кредо.       — Пойдём, — сказал он, мягко подталкивая Ибо в спину.       Когда они переступили порог, в квартире царила тишина, но не томительная и гнетущая, а мягкая и уютная. Почти сразу в коридор потянулись любопытные женщины — очень уж заинтриговало их поведение Сяо Чжаня.       — Мам, Синь-мэй, познакомьтесь, это Ван Ибо, — заявил тот и предоставил Ибо минутку, чтобы поклониться и подарить цветы, а потом продолжил. — Вернее, вы его, конечно, знаете, но я хочу представить его в другом качестве. Он мой парень, — твёрдым голосом заявил Сяо Чжань и перехватил холодную руку Ибо.       Тот рядом с ним сглотнул непривычно шумно.       Мама внимательно посмотрела на Сяо Чжаня, на их сплетённые руки и искусанные губы, и произнесла:       — Ну, собственно, я догадывалась.       — Что? Как? — удивился Сяо Чжань.       — Чжань-Чжань, я же тебя воспитала. Ты совсем не умеешь лгать. Слишком уж рьяно ты отнекивался от этой истории, потом долго ходил убитый горем, а в последнее время сияешь и летаешь. Такая явная перемена натолкнула на мысли, знаешь ли. Я предполагала, что вы вместе, но не знала, как всё обстоит на самом деле.       — Всё серьёзно, я вас уверяю, — немедленно отозвался Ван Ибо, по привычке упреждая все вопросы и сомнения.       — Что ж, хорошо, если так, — заявила Линь Минчжу, пристально вглядываясь в Ибо, и тот стушевался. Уши запылали от смущения, он опустил взгляд, захотел шагнуть назад и высвободить руку, но Сяо Чжань крепко её сжал.       — Это правда. Всё так, как Ибо сказал. Мы любим друг друга и хотим быть вместе! Мам, у нас есть новости, но давай не на пороге. Сначала поужинаем. Ты ведь так старалась.       — Старалась, да, — мама окинула сына растерянным взглядом и молча ушла в кухню.       Признаться, Сяо Чжань и сам не ожидал, что примется так рьяно доказывать, да и вообще проявлять свои чувства перед родными. Однако он больше не сомневался. Он любил Ибо и готов был заявить об этом всему миру. Он будет бороться за него, потому что впервые нашёл нечто настоящее. Нашёл чудо.       — Я не догадывалась, но очень надеялась. Рада знакомству, господин Ван, — произнёс девичий голос, и к Ибо протянулась тонкая рука. Сяо Синь смотрела на него сияющими глазами, с открытым восхищением, едва не прижимая к сердцу другую руку.       — А? Кто здесь «господин Ван»? Зови Ибо, или Бо-гэ, — с теплом отозвался на приветствие Ибо, широко улыбнулся и бережно дотронулся до протянутой кисти. — Очень приятно, Синь-мэй. Наслышан от твоего брата, какая ты умница, как стараешься в учёбе. В институте дизайна, правильно? Какая творческая у вас семья!       Сяо Синь вздрогнула. Её щёки разрумянились, она отчаянно закивала:       — Да-да, я там учусь. Бо-гэ, а можно автограф? Подруги от зависти лопнут.       — Можно, — Ибо усмехнулся по привычке одной стороной рта, — распишусь, где захочешь.       — Эй, полегче, она всё-таки моя сестра, — Сяо Чжань несильно стукнул его по плечу, когда Синь-мэй умчалась в свою комнату, выдыхая «я сейчас в обморок грохнусь».       Ибо ответил ему взглядом, в котором читалось всё, что он думал о сказанном, и всё, что собирался за это потом стребовать.       — Тебе я тоже распишусь, где захочешь, — проговорил он, понизив голос и скользя по телу Сяо Чжаня многообещающим взглядом. — Губами, пальцами или…       — Молчи, зараза. Мы у мамы в гостях, — одёрнул его Сяо Чжань, хотя самому в лицо бросилась кровь.       Ему безумно нравился Ибо в уютной остановке дома, где он провёл детство и юность. Хотелось показать ему здесь всё, но от его личного здесь уже мало что осталось. И даже в арендованной квартире, в горе вещей не было ничего «его».       Своё «всё» он сейчас крепко держал за руку.       Однако ему удалось осадить Ибо одной фразой. Тот сразу перестал раздевать Сяо Чжаня взглядом и тяжело вздохнул. Пламя в его глазах разочарованно погасло.       — Я не понравился твоей маме. Оно и понятно, на её месте я бы тоже себе не понравился.       — Что за бред ты несёшь? — возмутился Сяо Чжань. — Она просто такой человек, ей надо переварить и принять. Не загоняйся раньше времени, я ведь с тобой, — сказал он, наклонившись к уху Ван Ибо, и не отказал себе в удовольствии ткнуться носом в волосы.       Ибо едва заметно вздрогнул от горячего дыхания. Рядом с ним Сяо Чжань превращался в изрыгающего пламя дракона. Но и сам Ибо был жарче вулкана. Сяо Чжань ощутил это, когда успокаивающе провёл ладонью по его пояснице. Тонкая ткань рубашки нагрелась, а у Сяо Чжаня по коже прошла дрожь.       Позади раздался сдавленный писк, и, обернувшись, он заметил прикрывшуюся журналом Сяо Синь, а из кухни послышался голос мамы:       — Мальчики, идёмте к столу. Синь-Синь, сколько можно звать?       По лицу Ван Ибо скользнуло что-то нечитаемое. Он быстро повернулся, выдернул из пальцев Синь-мэй фломастер и широким росчерком расписался на обложке. А подавая добычу поклонника обратно, выронил фломастер.       Чувствуя, что мамино «мальчики» всколыхнуло в нём что-то родное и давно забытое, Сяо Чжань снова бережно коснулся его руки, обозначая поддержку.       — Ибо, садись сюда. Чжань-Чжань, ты на своё место, а Синь-мэй ко мне поближе, — деловито командовала мама.       Сяо Чжаня снова охватило чувство радости. Он словно только что вернулся домой из университета, весёлый и голодный, и мама накрывала на стол. Вроде ничем особым не кормила, но из столовой он всегда укатывался как шарик.       — Мам, ты столько всего наготовила! — воскликнул Сяо Чжань. — Зря отказалась от моей помощи.       — Спасибо, не надо, ты и так чуть не подправил мой фирменный соус, — усмехнулась она. — Тем более ты конкретно не сказал, что любит «особый гость», — развела она руками.       Не сказал, правда. И сейчас очень об этом жалел. Сяо Чжань так волновался, что не проконтролировал процесс готовки и не попросил маму, вопреки традициям их семьи, класть поменьше острых специй. Сейчас беглого взгляда хватило, чтобы похолодеть. Ибо тут мало что мог съесть. Вернее, съесть-то мог, вот только… Потом покроется пятнами, начнёт чихать и чесаться. Проклятье!       — Я всеядный, не переживайте, всё очень аппетитно выглядит, — выпалил Ван Ибо, раньше, чем его парень успел сделать замечание.       Но Сяо Чжань слишком хорошо помнил, как Ибо метался по его кухне, поэтому возмущённо округлил глаза. Ибо резко мотнул головой. Сяо Чжаню захотелось больно его стукнуть. Он понял, что тот собрался героически сносить острую пищу, лишь бы понравиться его маме и не умалять её хлопот. И если Сяо Чжань сейчас заикнётся, то сильно его подставит.       Вздохнув, он принял правила опасной игры.       Сначала всё шло бодро, Ибо даже не морщился, поглощая щедро наперчённые кусочки курицы. Кивал, улыбался, но старался проглотить быстрее, не задерживая во рту и особо не разжёвывая. Сяо Чжань заёрзал и забеспокоился, позабыв о собственной тарелке. Сделав вид, что усаживается поудобнее, он пнул Ибо под столом, мол «не налегай, хрен с ней, с вежливостью». Ибо незамедлительно вернул пинок, причём, довольно болезненный. Сяо Чжань обиделся и решил больше его не спасать.       Синь-Синь тоже зависла над тарелкой, во все глаза глядя на Ван Ибо. Она захватила палочками курицу, но засмотрелась, как от еды соблазнительно оттопырилась щека гостя. Кусочек мазнул по губам и сорвался, разбрызгав по тарелке соус. Сяо Синь немедленно покраснела, а Сяо Чжань тактично сделал вид, что ничего не заметил. Правда, перед этим поймал до жути завистливый взгляд.       Да, только он мог целовать эти щёки, губы, и всё остальное. Счастливчик он, оказывается. Внутри стало остро и сладко, будто кто-то залил того самого пресловутого соуса.       Мама оживлённо рассказывала про их родню, ведь слушатель попался потрясающий –ничего не говорил, только кивал. Линь Минчжу не замечала покрасневшего лица Ибо, не слышала хрипящего кашля, распинаясь про прекрасные вещи, которые шьёт сестра.       Сладость не снижала остроты соуса. Когда Ибо начал остервенело чесаться, Сяо Чжань не выдержал:       — Мам, я видел в холодильнике клюквенный морс. Давай угостим Ибо?       — Конечно, — тут же отозвалась та.       Стоило ей отвернуться, Сяо Чжань стукнул Ибо в плечо, чтобы не зарывался, и парой быстрых движений слопал с его тарелки оставшуюся курицу.       Прошлый кусок застрял у Ван Ибо в горле, поэтому сдачу он дал слабее, чем мог. Из покрасневших глаз вот-вот готовы были пролиться слёзы, и, воспользовавшись моментом, пока хозяйка не видит, он с силой засосал в себя воздух, пытаясь охладить пылающий рот и неосмотрительно облизанные губы. Мягкие, чуть распухшие.       Сяо Чжаня не остановило присутствие родных, он залип безвозвратно, глупо улыбаясь и не отводя от них заворожённого взгляда.       Где-то обречённо вздохнула сестра, а потом прямо перед лицом протянулась рука с охлаждённым морсом. Ибо вцепился в него, как в спасение, и выпил так спешно, что пролил на подбородок и брюки. А ещё всё-таки не удержал слёз.       — Извините. Можно мне в ванную? — выпалил он, отказываясь от помощи переполошившейся госпожи Линь, и умчался из кухни.       Сяо Чжань тоже вскочил.       — Я сам ему помогу. Завари, пожалуйста, чай, — сказал он, выхватывая полотенце.       Войдя в ванную, он непроизвольно запер её на задвижку. Ван Ибо умывался и полоскал рот, мокрыми ладонями тёр шею и с огромным удовольствием залез бы под кран целиком, будь такая возможность. Он надавил пальцами на веки и шумно выдохнул. Лишь потом закрыл кран и распрямился.       — Ну, и чего ради ты выпендривался? — раздражённо отозвался Сяо Чжань, подходя и утыкая Ибо лицом в полотенце.       — Тебя ради, идиот, — вывернулся тот, вцепляясь в край, отчего ткань обиженно хрустнула. — Дай уже сюда!       — Нет, я сам, — Сяо Чжань потянул несчастное полотенце на себя, с ещё большим рвением от того, что услышал. Жгучий сладкий соус потёк из груди в живот. — Хочешь произвести впечатление? Тем, что на «скорой» отсюда уедешь? — завладев полотенцем безраздельно, он намочил его, оттолкнул Ибо к стиральной машинке и завис над брюками. Пятен от морса не было видно на чёрной ткани, и, чтобы не мочить лишнего, Сяо Чжань коснулся сначала рукой. — Тебе не нужно пытаться их очаровать. Ты им уже нравишься, балда! Потому что нравишься мне! Да где, блин?       Он уже обшарил обе штанины, но на мокрое так и не наткнулся. Зато завёлся от приятного тепла упругих бёдер.       — Выше, Сяо Чжань. Мой член там же, где всегда, никуда не сбегал, — тихо сказал Ибо.       — Уф! Морс куда, спрашиваю, пролил? — сердито выдохнул Сяо Чжань, на этот раз с мстительным наслаждением наблюдая, как Ибо по-прежнему засасывает в себя воздух.       — На пол. Я вовремя раздвинул ноги, — для того, чтобы ухмыльнуться по-фирменному, пришлось на пару секунд отложить «ротовую гимнастику». Но надолго «лицо» Ибо не удержал.       Сяо Чжань снова чуть не залип на его язык, влажно скользнувший по припухшим, соблазнительно раскрытым губам. На лбу ещё остались капельки воды, к нему прилипли намокшие пряди волос. Ибо сейчас выглядел таким красивым, соблазнительным и жарким, что Сяо Чжань не устоял.       — Ты конченный придурок, — выдохнул он и припал к горячим губам.       Он бросил полотенце в раковину и вжал Ибо в стиральную машинку, отчего та, жалобно скрипнув ножками, сдвинулась.       — Уверен, что я? — быстро спросил Ван Ибо, когда они расцепились, реагируя на звук. — Вообще-то не мои родные за стенкой.       — Плевать, — бросил Сяо Чжань, притираясь сильнее, твёрдым к твёрдому. Скользким языком к сладким и острым от специй губам. Он стиснул крепкие бёдра Ибо, а тот до хруста обхватил его спину.       — Жгутся… твои губы… — сорвано выдохнул он, пытаясь отстраниться, не впускать наглый язык, но Сяо Чжань добавил напора, догнал и снова засосал прохладные губы в пьянящий поцелуй.       Да, поначалу его рот тоже горел, но он съел гораздо меньше, и его организм так убийственно не реагировал на пряную пищу, поэтому скоро терпкая острота ушла, смягчилась, разделённая на двоих. И Ибо с низким удовлетворённым стоном сам жадно втягивал и сосал его губы, облизывал язык, а после притянул за шею и глубоко поцеловал.       У Сяо Чжаня закружилась голова. Не держи его за шею, он нырнул бы куда-нибудь вперёд, совершенно теряясь в пространстве. А потом горячая ладонь сжала его зад, он застонал Ибо в рот. И этот гулкий звук немного их отрезвил.       Они разлепили губы и, тяжело дыша, уставились друг на друга. Ибо первым осознал, где они и сколько времени понадобится, чтобы успокоиться. Выругавшись, он потащил к двери мягкого, как пластилин, Сяо Чжаня, открыл задвижку и вытолкнул его наружу. Тот и понять ничего не успел, лишь увидел нахальную ухмылку перед тем, как остался один в коридоре, взлохмаченный и возбуждённый.       — Тебе конец, только выйди оттуда! — возмущённый, он стукнул кулаком в дверь.       Ибо не ответил, зато немедленно отозвалась мама:       — Мальчики, у вас всё в порядке?       — Да, всё хорошо. Сейчас вернёмся, — ответил Сяо Чжань, тенью просачиваясь в гостиную, чтобы выкроить себе несколько минут покоя.       Но когда из ванной вышел ухмыляющийся и до смерти прекрасный Ван Ибо, Сяо Чжань готов был застонать, потому что усмирённый стояк начал стремительно возвращаться.       «Я тебя убью», — прошептав одними губами, он вскочил на ноги, чтобы прикрывшись Ибо, добраться до своего места, пока не стало совсем заметно.       Проклятый мальчишка!       Однако когда мама Сяо Чжаня поставила перед Ибо чашку горячего чая и, будто невзначай, спросила об их планах на будущее, вся дурашливость сошла на нет. Ибо откашлялся, поправил ворот рубашки и, словно сидел за столом переговоров, выдал чёткий и строгий расклад. Презентовал себя в лучших традициях, в том же стиле, как предлагал отношения Сяо Чжаню у больницы. Рассказал о своей фирме в Нью-Йорке, о бизнес-плане на пять лет, в течение которых компания уже не будет такой маленькой, о подходящем климате и паре квартир в спокойных районах, которые он присмотрел на съём, ну и, конечно, о своих самых искренних чувствах.       Многое даже для Сяо Чжаня стало новостью, например, дальновидность своего парня насчёт жилья, поэтому сейчас он слушал Ибо так же внимательно и потрясённо, как родные. А ещё жутко смущался, потому что невестой, судя по всему, оказался он, а Ибо при всех лишениях — завидным практичным женихом. Что Сяо Чжань мог во всё это добавить, кроме того, что хотел провести с Ибо всю жизнь и безоговорочно помогать? Что принесёт в их семью? Нет, конечно, он не собирался сидеть на шее и надеялся пристроить куда-нибудь навыки фотографа, но… что если не получится?       Однако Ибо, похоже, не сомневался ни на мгновение. Сяо Чжаню стоило этому поучиться. Решительный взгляд его парня распылил сомнения, разбил все печали, его вкрадчивый голос вселил уверенность, а от лёгкой ряби волнения Сяо Чжаня затопила такая нежность, что он, совершенно расслабившись, накрыл руку Ибо своей, и этим ласковым жестом сбил стройную речь.       Тот запнулся, заморгал, покраснел, бросил быстрый взгляд на госпожу Линь, а после крепко сжал пальцы Сяо Чжаня и замолчал, совершенно потеряв нить рассказа.       Мама деликатно отвела взгляд и дала мальчикам минуту, потратив её на то, что наполнила опустевшие чашки. Вот только в свою перелила. И, отбросив ложную скромность, опустилась на стул и поправила волосы.       — Не буду скрывать, для меня это потрясение. И то, что вы вместе, и грядущий переезд. Я, конечно, не хочу расставаться с сыном, — её голос нырнул вниз и взвился вверх, когда она переживала накативший вал эмоций, — но, похоже, для вас двоих нет другого выхода. Вам не дадут покоя, если вы останетесь. Но Ибо, ты уверен, что твой отец не будет преследовать вас и там? У такого человека длинные руки. Сердце болит за вас.       Мама задала тот же вопрос, который портил всю малину и Сяо Чжаню. Будет ли смысл пересекать границу, обустраивать новую жизнь, если оттуда их тоже спугнут? И что тогда, кочевать по всему земному шару? А если Ван Яо потопит маленькую компанию сына, а самого за шкирку вернёт обратно?       — Нет, он так не поступит, — качнул головой Ибо. — Он слишком гордый человек, а возвращать меня — это навлекать ещё больший позор на благородное семейство. Он уже не доверит мне управление компанией, а я больше не буду слушаться. К тому же, у него новый наследник на подходе, на этот раз от любимой женщины, — фыркнул он.       — А твоя мама… — невольно начала госпожа Линь, но Сяо Чжань привлёк её внимание шумным вдохом и состроил страшные глаза. — Извини, — тут же замолчала она.       — Да нет, всё нормально. Я… могу о ней говорить, — сглотнул Ибо. — Только, к сожалению, у меня осталось мало воспоминаний. Но все они очень светлые. Она была красивой и доброй. Никогда не ругала меня, даже когда я разбивал её любимые вещи или разрисовывал стены. «Это всего лишь вещи, люди важнее», говорила она отцу, когда отстаивала меня. А я прятался под её кроватью, — Ибо улыбнулся и часто заморгал.       Сяо Чжань вздохнул. Видеть боль в родных глазах было невыносимо.       — В детстве я часто проказничал. Разбивал колени, локти, лоб. Но она никогда не ругала, просто говорила, что я боец, оправдаю фамилию и вырасту победителем. Королём. Отец кивал, хмыкая, что она говорит об очевидном, но я только недавно понял, что мама имела в виду не наследство и корпорацию. А то, что мне придётся драться за место под солнцем, за тех, кого люблю и вообще…       Ибо опустил взгляд и прерывисто вздохнул, а Сяо Чжань не выдержал и сжал в горячей ладони ледяные дрожащие пальцы.       — Не надо… — шепнул он, но Ибо качнул головой и продолжил глухим зажатым голосом:       — У неё была лейкемия. Мы узнали поздно, уже на третьей стадии. Она сражалась до конца, но лечение не помогло. Когда её не стало, отец закрыл её комнату на замок, а я часами просиживал перед дверью. Не понимал, что мамы там нет, и не мог сдвинуться с места. Если меня впускали, я забивался под кровать и меня можно было вытащить, только сдвинув её. В один из дней такого бдения, отец взял меня, посадил перед собой и сказал, что пора взрослеть. Что я должен сам о себе заботиться, потому что ему некогда нянчиться со мной, и ему нужен мужчина, а не слюнтяй. Шестилетнему ребёнку он это говорил. Я сам не помнил, мне потом тётя рассказала.       — Он выбросил все мои игрушки и нанял учителя с развивающими играми. Он таскал меня на совещания в компанию, как на работу. Ранний подъём, скучные переговоры, на которых я понимал только «здравствуйте» и «до свидания». Моими единственными игрушками в то время были канцелярские принадлежности. Я складывал из скрепок горку, сцеплял их цепочкой, представлял, что ластики — это машинки, радовался разноцветным стикерам, которые по доброте душевной засовывала мне вместе с конфетами в карманы личный секретарь. Отец быстро понял, кто спонсирует ребёнка «ерундой», и уволил её. Больше никто не пытался развеселить меня.       — В школе меня все игнорили, а те, кто осмелился сдружиться, быстро отстали. Я не сразу узнал, что причина — не мой характер или компанейские качества, а угрозы отца через родителей. А когда я закатил, наверное, первую в жизни серьёзную истерику, он холодно сказал: «Ты ещё не понимаешь, с кем можно общаться, а с кем — запрещено. Я помог тебе в этом». Он просто посчитал моих друзей недостойными. Я должен был вести себя соответственно, общаться со скучными снобами и зазнайками, презирать тех, кто ниже.       — Когда я вернулся из школы с синяками в первый раз, отец скривился, назвал меня слабаком и не выходил к обеду, пока следы не сошли. В следующий раз драку устроил я, и его вызвали в школу. Но я снова оказался не прав. «Ты опустился до обычного мордобоя, это неподобающее поведение. Обидчиков нужно уничтожать с достоинством». И всё в таком духе. Я никогда не соответствовал ни одному из огромного списка его требований. «Слишком дурная голова. Слишком слабый. Слишком похож на мать».       Ибо не запнулся на фразе, но крепче сжал пальцы Сяо Чжаня, даже не заметив этого.       — Вот только внешне я на неё не походил, только «дурными генами». «Весь в неё, неудивительно, что ты таким вырос», — частая фраза отца. Нашей с ним любимой пословицей было: «В семье не без урода», вот только думали мы про разных людей.       — Ибо, пожалуйста, хватит! — Сяо Чжань не выдержал и, придвинув стул, обхватил его за плечи. — Ты вырос прекрасным человеком, несмотря на суровое воспитание. Ты… да я лучше не знаю никого! Даже думать не смей, что не достоин…       Ибо поднял на него мокрые глаза и не сразу, но улыбнулся.       — Мой мальчик правильно говорит, — подала голос госпожа Линь, промокая уголки глаз салфеткой. — Родительское воспитание закладывает фундамент в ребёнке. Мне жаль, что тебе пришлось через всё это пройти, но Сяо Чжань прав, я вижу перед собой не сломленного паренька, а сильную личность, и понимаю, что ты многое выдержишь. Но я искренне надеюсь, что не придётся. Ты больше не один, вы с моим мальчиком вместе. А значит, ты мне теперь тоже сын.       — Спасибо, — Ибо улыбнулся дрожащими губами, а, пока он стирал слёзы, Сяо Чжань повернулся к маме и благодарно кивнул.       Эти слова значили для него очень многое. Она приняла Ибо, одобрила их отношения. Синь-мэй сидела притихшая и смотрела на Ван Ибо полными слёз глазами. Похоже, шокированная тем, что он — не лощёная картинка, а живой и чувствующий человек.       Родные Сяо Чжаня влюбились в Ибо, поняли его душу за каких-то пару часов. А Ван Яо не хватило целой жизни.       Сяо Чжань снова не сдержался и сжал кулаки. Он бесконечно злился на старшего Вана. Тот никогда не говорил Ибо ласковых слов, всегда только попрекал, не понимая, что гены достались сыну от женщины, которую он сам выбрал в жёны, от которой захотел иметь детей.       — Кстати, абсолютная хрень, что ты внешне не похож на мать!       — Что? — вскинул голову Ибо и отчаянно затряс головой, словно этот факт до смерти его пугал. — Нет, никакого сходства.       В тёмных глазах плескался страх. А ещё — надежда.       — Есть, — мягко улыбнулся Сяо Чжань, давая понять, что говорит искренне, потому что на самом деле так считает, а не для того, чтобы пожалеть. — Я же видел фото на столе. У тебя её глаза: глубокий цвет и выразительный разрез. «Глаза феникса», да? Нос, конечно, отца, но мягкие контуры лица и полные губы — точно мамины. У тебя такие же круглые щёки. Так что вы очень… Ибо, что ты…?       — Спасибо, — проговорил тот чересчур глухим голосом, отворачиваясь.       По плечу Сяо Чжаня мазнула тёплая рука, и он только сейчас заметил, что мама тактично удаляется, волоча за собой растревоженную Сяо Синь. Сяо Чжань в очередной раз за вечер благодарно кивнул самой понимающей маме на свете и мягко обнял Ибо.       — Всё хорошо. Я с тобой, ты больше никогда не будешь один! Я понимаю, тяжело выкинуть из головы то, что годами вбивал тебе отец, но, поверь мне, пожалуйста. Ты мне безумно дорог, — Сяо Чжань настойчивее сжал его плечи и придвинулся. С этого ракурса он видел только пухлую, отчаянно рдеющую румянцем щёку и длинные влажные ресницы. — Ты всё для меня, слышишь? — Как-то особенно тихо проговорил он, потому что в носу защипало, будто он вдохнул чёрного перца.       — Слышу, — так же тихо откликнулся Ибо, накрывая его руки. — Это взаимно.       Сяо Чжань притянул к себе Ибо, уложил спиной на грудь, окутал своим теплом. Они посидели так немного, прежде, чем он развернул Ибо к себе.       Его щёки высохли, но краснота с глаз ещё не сошла. С чуть припухшим носом и поплывшим контуром губ, он выглядел таким соблазнительно беззащитным, таким ребёнком, что Сяо Чжань не удержался и привлёк его к себе. Коснулся губами прохладной щеки, поднялся к виску. Ибо опустил ресницы, мазнув мокрым по скуле, и доверчиво прижался.       Лавина эмоций смыла деловой антураж наследника компании, обнажив трогательную и мягкую суть этого замечательного человека.