Дневник

23.30. Мечты, мечты, где ваша сладость? Мечты ушли, осталась гадость. Когда мы вошли в зал, народу была хренова туча. Интересно, кто-нибудь соблюдал хоть какой-то уровень IQ в отборе приглашенных? Ну, например, была какая-то планка, ниже которой — низзя? Эта мысль пришла в голову, когда я увидела и оценила количество длинноногих блондинок на душу населения. Кроме блондинок, была целая куча роскошных мужчин в не менее роскошных смокингах. Но Марка среди них я, как ни старалась, увидеть не смогла. Зато увидела Лёву, который тоже был не оригинален и прицепил к локтю высоченную девицу. Причем, увидев нашу компанию, девицу оставил и примчался поздороваться. И тут же зацепился с моими мужчинами на предмет каких-то серьезных дел, которые сегодня обсуждались на совещании в его департаменте. А я, извинившись, направилась пообщаться со своей знакомой, которая тоже работала в администрации, в отделе капитального строительства и по долгу службы находилась в числе приглашенных. Мы с ней мило поболтали, потом шеф стал знаками призывать меня вернуться к истокам. Мы распрощались, и я, повернувшись, неожиданно столкнулась с Ритой. Та разулыбалась, но улыбка ее была скорее похожа на гримасу: — Ах, Алина, вы тоже здесь? Хотя ничего удивительного… При ваших-то знакомствах, — и она, повернув голову, бросила красноречивый взгляд на Льва. Я в ответ пожала плечами: — Ну, Лев здесь ни при чем. Приглашения рассылаются в адрес предприятий, вам ли этого не знать. Или вы получили именное? Рита поиграла бровями: — Да нет, собственно. М-м-м, а как ваше руководство восприняло заключенный контракт с монголами? Я думаю, он значительно улучшил финансовое состояние вашей фирмы? Я, чертыхнувшись в душе, но, сохраняя внешнюю благопристойность, ответила: — Ну, наше финансовое состояние достаточно прочно, чтобы погореть из-за одного-единственного контракта. Тем более, поскольку руководитель сам не поехал на подписание, а отправил своего заместителя, не считайте этот контракт такой уж острой необходимостью. Рита немного скривилась, но с какой-то мазохистской настойчивостью продолжала донимать меня разговорами: — Ну, все-таки неспроста именно ваше предприятие стало субподрядчиком, не так ли? — Об этом, наверное, лучше спросить вашего директора. А, кстати, он разве не здесь? Рита внимательно посмотрела на меня и уточнила: — Вы говорите о Марке? Я в свою очередь поинтересовалась: — А что, разве ваш директор кто-то другой? На что Рита удивленно протянула: — Вы что, ничего не знаете? Мне казалось, у вас более доверительные отношения с Марком. Я, уже начиная злиться, отрезала: — Как видите, нет! Рита скучающим взором окинула меня с головы до ног: — Марк не может быть здесь, поскольку он уехал. Совсем. И директор у меня теперь вовсе не Марк. Мне странно слышать, что вы этого не знали. В конце концов, терпение у меня кончилось, и я выдала, нежно улыбаясь: — Хм, тем более удивительно, что ВЫ здесь. Странно, что Марк не взял вас с собой. Особенно после вашего романтического путешествия за границу, — и с гордо поднятой головой удалилась, оставив труп своей соперницы валяться под ногами толпящихся посетителей. Подойдя к нашей компании и найдя ее увеличившейся втрое, попыталась прийти в себя, улыбаясь, отвечая на вопросы, кивая знакомым, знакомясь с новыми людьми. «Вечер перестал быть томным», как сказал бы слесарь Гоша. Лев внимательно поглядывал на меня в течение всего оставшегося времени, и, в конце концов, умыкнул из нашего тесного кружка. Мы отыскали более-менее тихое место, и допрос начался: — Так-так-так. И чего это у нас с лицом? Что за вселенская печаль? Полчаса назад ты была раз в двадцать повеселее. — Просто неприятные известия, неважно… — Что значит неважно? И как, кстати, поживает ваш роман с господином Дарцевым? Не помирились ещё? — С чего ты взял, что мы могли помириться? И вообще мне только что сообщили, что он ушел из компании и уехал. Лев внимательно посмотрел на меня и усмехнулся: — Ну-ну. Я вижу, что, по крайней мере, с твоей стороны ваш роман все еще пребывает в точке кипения. Я кивнула: — Ага. Только ты перепутал точку кипения с точкой росы. Как-то все больше плакать хочется от бурного развития событий. Лёва покачал в ответ головой: — Ну да, события развиваются. Только знаешь, по-моему, ничего удивительного нет в том, что Марк оставил директорство в «Альянсе». Такое предложение делают раз в жизни, и отказаться было бы, по меньшей мере, нерационально, если не сказать жестче. А Марк — человек практический и о-о-чень неглупый. Иначе его кандидатура бы и не рассматривалась. Я зачарованно смотрела на Лёву и, отчаявшись что-либо понять, спросила: — Лёв, у меня, наверное, последнее время с соображаловкой проблемы. Ты, вообще, о чем говоришь? Лева поднял брови и сообщил: — Я говорю о том, что Марку предложили пост председателя совета директоров нашего «Золотого Завода». Поскольку у него есть хороший такой пакетик акций этого завода, то он, естественно, входил в состав совета директоров. А «Альянс»… Ну, Марк был, есть и будет его учредителем. Он поставил вместо себя хорошего умного мужика, и, я думаю, очень скоро «Альянс» займет достойное место в цепочке добычи и переработки золота. Причем, и контракт с монголами — одно из звеньев в этой цепочке. Лёва немного помолчал и продолжил: — Ну, а уехал он потому, что большинство акционеров находятся в Москве, и голосование по председателю назначено именно там. Конечно, есть и минус в этом деле. Не думаю, что он будет нас баловать частым своим присутствием здесь, поскольку все глобальные стратегические вопросы решаются именно в Москве, а здесь только производство… Каждое Лёвино слово падало мне прямо-таки острым камнем в израненную душу, по которой Рита тоже успела нанести своей рукой мастера несколько безжалостных ран. В голове так и вертелась дурацкая фраза: «Это конец, подумал Штирлиц!» Лёва, в конце концов, заткнулся, иначе это пришлось бы сделать мне, поскольку поток его красноречия превратился в обжигающую лаву, в которой, я прямо физически чувствовала это, мельчали и таяли все события последнего месяца, все происшествия, ссоры, споры. Таял и Марк, уходил, исчезал. Я попрощалась с Лёвой, вызвала машину и свалила с этой многообещающей вечеринки, которая была окрашена таким восхитительным ожиданием и закончилась таким кошмарным крахом всех моих надежд. Не хочу писать, ничего не хочу.