Насмерть из твоей жизни

— И что, вот так запросто подарил тебе пальто от кутюр? — недоверчиво спросила Светка. — Говорю же. Хочешь — приходи, покажу, — Лика вяло поковырялась в синеватом картофельном пюре и отставила тарелку в сторону. Они сидели в столовке учаги. Звонок давно прозвенел, но идти на скучную пару по материаловедению не хотелось, и девчонки зависали в столовой. Здесь, в отличие от коридоров и аудиторий, хотя бы было тепло. — Да ла-а-адно. Даже не попытался залезть под юбку? — Блин, Полякова, угомонись. Никто мне под юбку не лез, я вообще была в джинсах! — говорить о том, что она позировала ему для картины, не хотелось. Подруга и в этом усмотрела бы какой-нибудь подтекст. И так ее глаза масляно блестели в ожидании пикантных подробностей. — Везет. Мне Вовик может только джинсы-резинки с барахолки притараканить. И то, не за просто так, — Светка приуныла, но затем вскинула на Лику испытующий взгляд. — Померить-то дашь? — Ноу проблем. Приходи. — А че эта твоя заграничная фря? Так и не объявилась? Лика покачала головой. Вспоминать о том, как подружка бросила ее одну в незнакомом городе, не хотелось. Но мозг упорно искал для Вэл оправдания, поэтому Лика обрадовалась, что Светка не стала развивать эту тему. — Ну и хрен с ней. Слушай, пойдем, покурим, а? До конца пары пять минут осталось. — Я же бросила, Свет. — Ну постоишь за компанию. Ты же так и не рассказала, что за птица этот Тара. Красивый хоть? Лика задумалась. За то короткое время, что они были знакомы, она не вглядывалась в его лицо. Казалось, что единственной яркой приметой внешности ее нового знакомого была рваная стрижка с отросшими прядями, за которой терялся облик самого Тары. — Обычный, — наконец сказала она, слегка покривив душой. — Парень как парень, ничего особенного. — Ага, только с тачкой и при бабках. На улице была настоящая весна. В такую погоду совсем не хотелось киснуть за партой. Поэтому девчонки, взяв по мороженому, отправились гулять на набережную, ловить первые теплые деньки. Лика расстегнула куртку и подставила лицо прохладному речному ветру. Солнце большими кусками падало в реку, а небо было прозрачным, как акварельная голубая вода. На другом берегу расположились художники-старшекурсники, вышедшие на свой первый в этом году пленер. — Эх, в такую погоду только влюбляться, — мечтательно сказала Светка. — Хочешь бортануть Вовика? — Как только подвернется стоящий вариант. Вон Милка из пятой группы подцепила прикинутого бандоса и ездит теперь на «Ниссане». А сапоги ее видела? Бархатные, в облипку, в таких только в тачках и разъезжать, а не грязь месить. — Странное у тебя понятие о влюбленности, — хмыкнула Лика. — Ну, знаешь, рай с милым в шалаше возможен только в том случае, когда этот шалаш построен из золотой соломы. А Вовик в последнее время нихрена не зарабатывает. Да еще меня посмел упрекнуть в том, что я много трачу. Ага, было бы на что тратить. В магазинах-то голяк. Лика вспомнила водянистое картофельное пюре из столовой и передернулась. В прошлом году, уже после путча, их кормили куда вкуснее. В животе тут же заурчало, несмотря на съеденное мороженое. — А пошли ко мне? — предложила Лика. — Можно блинов с вареньем нажарить. Жрать чего-то хочется со страшной силой. — Пошли, — обрадовалась вечно голодная Светка. Конечно, первым делом подруга бросилась к шкафу. С благоговением достала пальто из чехла и мигом набросила на плечи, повернувшись к зеркалу. Лика, стоявшая в дверях, вздохнула. Заграничная шмотка не сочеталась ни со Светкиным лицом пэтэушницы, ни с обстановкой комнаты, простецкой и безыскусной. Известный на весь мир модный дом сшил ее явно не для унылой нищеты постсоветского пространства. Но Светка подобной рефлексией не заморачивалась. Она довольно покрутилась перед зеркалом, с благоговением помяла мягчайший мех. — Дааа, это тебе не дубленка с рынка. Плакать хочется от зависти, — Светка вздернула голову и грациозно прошествовала обратно к шкафу. — Так бы и ходила в ней, не снимая. — Забирай, — сказала Лика. Ее вдруг тронул вид счастливой подруги. Было видно, что ей это пальто принесло гораздо больше радости, чем самой Лике. — Офонарела? — Светка удивленно уставилась на нее. — Я серьезно. Мне это пальто ни к чему. Перед кем тут в нем форсить? — Перед афганцем своим, — лукаво улыбнулась Светка. — Хотя, парни в таких вещах удивительно тупые, блин. — Он не мой. А насчет пальто я не шучу. Вдруг бандос какой-нибудь на тебя клюнет, будешь в «Космосе» жиганить да на «Ниссане» разъезжать. — Издеваешься, да? — Светка хмуро посмотрела на нее и сняла пальто. — Обойдусь, спасибо. — Ладно, подруга, не злись. Идем лучше на кухню. Они приканчивали уже третью порцию блинов, когда зазвонил телефон. Лика лениво поднялась, чувствуя, что эти блины были уже лишними. Сняла трубку и уселась на комод, недовольно выдохнув: — Алло? — Хай, бэби, — раздался в трубке беззаботный голос Вэл. — Надеюсь, ты не очень на меня злишься? — Куда ты пропала? Я волновалась, — с одной стороны, услышав ее голос, Лика почувствовала облегчение. А с другой — захотелось накостылять Вэл. — Sorry. Так вышло, я не хотела тебя оставлять. Просто…я была очень хай, то есть, как это… перепила. Мне стало нехорошо, я отправилась подышать воздухом и подумала, что у меня нет резона возвращаться. — Супер. То есть, тебя не смутило, что я там никого не знала, и мне негде было ночевать? Вэл посопела в трубку. — Ну, там был Найтов, — медленно сказала она наконец. — Он неплохой, он не оставил бы тебя одну. Лика издала нервный смешок. Она не понимала, говорила Вэл серьезно или придуривалась, и это ее взбесило. — Серьезно? Он бросил нас на трассе и всю дорогу вел себя, как козел. Как ты поняла, что он неплохой? На бараньих кишках погадала? — Fuck, Лика! Я не думала, что ты такая… нудная! — вспылила Вэл. — С тобой же не случилось ничего страшного, ты дома, ты познакомилась с московскими тусовщиками, оттянулась. В чем твоя проблема? — В том, что ты оказалась ненадежной подругой. — Ну, darling, а с чего ты решила, что мы дружим? — холодно осведомилась Вэл, и Лика закусила губу. А ведь правда, с чего? Американка, по сути, была ей совсем чужой. Подумаешь, потусовались вместе и съездили в Москву. Для Вэл это абсолютно ничего не значило, это она рассиропилась, повелась на ее сладкие речи об Америке. И ей стало противно от самой себя. — Да, ты права, — ровно ответила Лика. — Рада, что у тебя все хорошо. Как добралась до дома? — О, прекрасно, — ее тон стал светским. — Меня проводил твой знакомый. Алик, кажется, да? Лика ощутила тупую боль в солнечном сплетении. Сердце сразу забилось чаще, и руки задрожали так, что ей пришлось крепче прижать трубку. Злясь на себя на такую реакцию, она сказала чуть резче, чем хотела: — Это хорошо, что ты не шла ночью одна. — Да. Мы с ним прекрасно погуляли по ночной Москве. Он… интересный собеседник. — Где же вы встретились? — против воли вырвалось у Лики. — Он приходил проверить, все ли с тобой в порядке, — не стала кривить душой Вэл. — Но потом решил, что моя компания ему предпочтительнее. — Зачем ты мне это говоришь? — усмехнулась Лика. Она уже взяла себя в руки, поэтому тон ничем не выдавал ее интереса. — Так… ты же сама сказала, что у вас с ним кончено. Я расценила это, как зеленый свет. — Мне об этом сообщать было необязательно. Ладно, спасибо, что позвонила. Я все-таки волновалась. — Извини, — из голоса Вэл исчез вызов. — Бай, бэби. Лика аккуратно пристроила трубку на рычаг и прижала к груди вертящегося под ногами Джека. Боль из солнечного сплетения никуда не исчезла, но притупилась. — И ты это так просто оставишь? Бля, подруга, эта лярва внаглую у тебя парня уводит, а ты сидишь, блины точишь? — возмутилась Светка, размахивая ложкой. — Да не мой он парень! — крикнула Лика, вскакивая. — Мне вообще все это не нужно, у меня вон, переводы простаивают! — Лика пнула старый отцовский портфель, куда складывала свои бумаги. — Ну и сиди, как дура, со своими переводами! А я бы на твоем месте уже бежала к этому афганцу, он ведь явно к тебе не равнодушен! — Плевать! Мы с ним распрощались и поставили точку. Все, Алик в прошлом. — Сколько пафоса! — фыркнула Светка. — Было бы тебе плевать, ты бы сейчас так не орала. — Все, кончай мне мозг канифолить. — Ты с этим и сама прекрасно справляешься, подруга. Светка ушла, а Лика честно пыталась поработать, но строчки плясали перед глазами, а смысл слов то и дело ускользал. Она со злостью перечеркнула написанное и отбросила тетрадь в сторону. Схватилась за альбом, но и задание по композиции оказалось для нее невыполнимой задачей. В районе солнечного сплетения разливалась щемящая слабость, от которой хотелось свернуться клубком под одеялом и от души поплакать. А затем слабость сменилась злостью. И на себя, и на Вэл, и на Алика, который перепахал ей всю душу еще в тот момент, когда она впервые посмотрела ему в глаза. Лика включила музыку, и тяжелый рок загрохотал в унисон ее злости. Сейчас ее раздражала даже собственная комната. Солнце нахально лезло в окно, еще не выветрился запах Светкиных сигарет, а на кресле лежало пальто, напоминающее о московском приключении, о Вэл и об Алике, конечно. Когда от мыслей стало совсем невыносимо, Лика влезла в джинсы, накинула куртку и выбежала из квартиры. «Нет, не отдам», крутилось в голове, как навязчивая песенка. Пусть лучше он над ней посмеется и пошлет, чем она будет сходить с ума от неизвестности, с Вэл он или один. Дорога до базы показалась ей совсем короткой, она даже не успела растерять своего боевого запала. Но на базе его не оказалось. Только тогда она поняла, как глупо бы смотрелась сейчас — запыхавшаяся, растерянная, не знающая, для чего вообще пришла. Он бы точно над ней посмеялся, а такого ее гордость не выдержала бы. Увидев Алика в своем подъезде, она растерялась. Серо-голубые глаза его смотрели серьезно, а сам он был мрачен. Лика поняла, что он знает о ее визите на базу. Она смутилась и отвела взгляд. Щеки горели так, словно он застал ее за чем-то постыдным. — Зачем ты приходила на базу? — спросил он, и в его хрипловатом голосе она вдруг уловила доселе не знакомые нотки. Волнения, желания, нежности. Никакого равнодушия или раздражения, никакой злости. И Лика поняла, что не хочет ему врать. Не хочет от него бегать и притворяться, что ничего не чувствует. В этот момент ей больше всего хотелось вновь ощутить его прикосновения, пусть и мимолетные, как тогда, на мотоцикле. И когда он поцеловал ее, она почувствовала себя так, словно пристала к своему берегу. Словно эти жесткие требовательные губы были для нее живой водой, в которой растворялись все тревоги, все обиды и злость. Тело и сознание таяли от его касаний, от запаха, который так понравился ей еще в момент первой встречи. Забылась и Вэл, и его ранящие слова о том, что им не стоит больше встречаться. Время словно исчезло. Они были так заняты друг другом, что даже если бы в данную минуту вокруг горели города и гибли царства, они не прервали бы этого отчаянного, горчащего поцелуя. Лике не хватало воздуха, ее легкие горели так, словно их жгла изнутри злая кислота. Но это все было неважным, главное, что Алик был рядом, целовал ее так, как никто и никогда. Не то чтобы у нее был большой опыт в таких делах, однако, все те, кто был до него, не вызывали и сотой доли того, что она чувствовала сейчас. Она укусила его не только из чистого хулиганства. Испугалась, что не вынесет напора афганца, что ее сердце не справится с таким накалом чувств. Вернувшись в квартиру, Лика счастливо засмеялась. Улыбка не сходила с ее зацелованных губ, и она, прильнув к стеклу, смотрела, как Алик садится на мотоцикл. Он бросил мимолетный взгляд на ее окно, но Лика тут же отпрянула. Завтра, завтра целый вечер они будут вдвоем! Поддавшись порыву, она прибралась на кухне, тихонько мурлыкая под нос песенку «Агаты Кристи», затем разогрела родителям ужин и, наконец, села за переводы. Теперь в ее руках все просто горело, она даже не заглядывала в словарь, вдохновенно продираясь сквозь запутанные английские времена. В этот вечер она одевалась с особой тщательностью. Сегодня хотелось быть убийственно красивой и соблазнительной. Правда, Лика не знала, куда Алик был намерен ее повести, и это усложняло задачу. Она критически обозрела свой гардероб и, наконец, остановилась на короткой юбке-разлетайке, совсем не скрывающей длинных ног, и кофточке-лапше, ультрамодной и новой. Волосы начесала по моде и удлинила глаза тонкими стрелками. Подумав, накрасила губы цикламеновой помадой, но затем стерла, решив, что так она стала выглядеть вульгарно. За окном мало-помалу начинало темнеть, а Алика все не было. Уже вернулись с работы родители, и мать недовольно осведомилась, куда это Лика собралась. Она нетерпеливо ответила, что к Светке и поспешила скрыться от всевидящего материнского ока в своей комнате. — Прекращала бы таскаться со своей Поляковой. И одеваться, как с панели. Слышишь, Анжелика? — Мам, отстань! Я нормально одеваюсь! — крикнула Лика из-за двери. — Еще короче юбку не могла надеть? Забыла, как вся избитая домой заявилась? — мать сунула нос в комнату и недовольно поджала губы. — А надушилась! Парфюмерная лавка просто! Врешь ведь про подружку, да? — Ну позвони ей, узнай, — с вызовом сказала Лика. — Ты дошляешься! Себя не бережешь, так нас с отцом побереги. Мать оседала своего любимого конька и принялась зудеть, максимально занудно объясняя, в чем Лика неправа. Та слушала вполуха, понимая, что ее беспокойство было не очень-то искренним. Что она, что отец всегда были заняты своим институтом, а Лика с детства росла, как сорная трава. Но временами мать включала зануду, вспомнив, что у нее имеется дочь. — Не грузи, а? — не выдержала Лика. — Конечно, давай, повышай на мать голос! Она вышла из комнаты, не забыв хлопнуть дверью. Лика вздохнула с облегчением. Голос матери с резкими учительскими интонациями провоцировал головную боль. Она подошла к зеркалу и все-таки накрасила губы, улыбнувшись вызывающей и дерзкой улыбкой. Достала из шкафа пальто и небрежно набросила его на плечи. Шмотка сладко пахла заграницей и чертовски подходила к ее лунным волосам и ярким полным губам. В тусклом свете ночника убогость обстановки скрадывалась, и Лика казалась себе похожей на заграничную киноактрису. Звонок раздался неожиданно. Сердце тут же затрепыхалось пойманной птичкой. Разом из надменной и холодной красотки она превратилась в глупо улыбающуюся от счастья девчонку. Все-таки ей было восемнадцать лет, и она в первый раз шла на свидание с парнем, который нравится ей по-настоящему, до мятных мурашек и нехватки дыхания. Выбежав в коридор, она быстро влезла в ботфорты, и, дернув ручку, буквально вывалилась в подъезд. — Я ушла! Буду поздно! — крикнула она, прежде чем захлопнуть дверь. — Ну привет, — расслабленно сказал Алик. Взгляд афганца скользнул по ней оценивающе и нагло, задержавшись сначала на губах, а затем на ногах в черных чулках, удлиненных каблуками. Его лицо потемнело, но Лика этого не заметила. Вскинув голову, она чуть надменно сказала: — Если ты вновь заставишь себя ждать, я с тобой никуда не пойду, — и, повернувшись, принялась спускаться. — Какой строгий тон. Я точно с тобой вчера целовался, принцесса? — в его хриплом голосе послышалась насмешка. Лика фыркнула, но не оглянулась. Он нагнал ее в пролете первого этажа и грубовато притянул к себе. Она подумала было возмутиться, но он не дал ей этого сделать, поцеловав прямо в губы, размазав помаду. — Не злись, волчица, тебе не к лицу, — рукавом куртки он стер помаду со своих губ и усмехнулся. — Впрочем, как и эта помада. — Много ты понимаешь, — беззлобно отозвалась Лика, доставая пудреницу. Сердце сладко екнуло от этого поцелуя, и вся досада от того, что ей пришлось так долго его ждать, прошла. — Куда мы едем? — спросила девушка, когда они вышли из подъезда, и Алик галантно придержал для нее дверь. — В отличное место. Нам сюда, — он кивком указал на припаркованную рядом с палисадником «девяносто девятую». — Изменил своему харлею? — Подумал, что в тачке тебе будет удобнее, — он выразительно посмотрел на ее ноги, едва прикрытые юбкой. — Скажи, а ты всегда так непрактично одеваешься? — Имеешь что-то против? — прищурилась Лика. — Не. Но теперь понятно, почему тебя всякие Тимурчики за жопу лапают. Это он сказал зря. Лика вспыхнула, ее глаза злобно сверкнули. — Что, все-таки осуждаешь меня? А, командир? Он схватил девушку в охапку и усадил на капот, не обращая внимания на ее протестующе выставленные руки. — Придется заняться твоим поведением, если ты хочешь стать моей подругой, — шутливо сказал он, крепче сжимая руки на ее талии. — А то волнуйся за тебя, думай, не прицепился ли к тебе вновь какой-нибудь придурок. — Пусти! — И над послушанием тоже придется поработать. — Алик! Я серьезно! — Убедила, — он разжал руки, и она поспешно вскочила, поправляя задравшуюся юбку и проверяя, не замаралось ли пальто. — Ну что, поехали? — При условии, что ты не будешь вести себя, как мужик из «Домостроя». — Я же шучу, волчица, — он ласково посмотрел на нее, и Лика растаяла. В салоне пахло еловым освежителем и табаком. Неожиданно приятное сочетание. Впрочем, сегодня ей нравилось все. И грязно-белый снег на обочинах, и заляпанное лобовое стекло. Лика покрутила ручки магнитолы, остановившись на волне, передающей песенку Жанны Агузаровой. Ее инопланетный голос всегда нравился Лике. Она откинулась на сидении и посмотрела на Алика, на его строгий профиль, обрисованный огнями встречных автомобилей. — Ты красивый, — сказала Лика. — Мне это не важно. Но приятно, что ты так считаешь. — Говорю тебе как художница. — Я не знаю, че ты там рисуешь. — А что ты вообще обо мне знаешь? — Что ты красивая. Остальное не так уж и важно. Диалог закольцевался. Лика почувствовала себя слегка уязвленной от того, что Алику было, в общем-то, плевать, кто она и чем занимается. Главным для него оказалась ее красота. — Ты так и не скажешь, куда мы едем? — В ресторан. Ты сегодня шикарно выглядишь, и было бы обидно не выгулять такую красотку в какое-нибудь козырное место. — Не говори так, словно я для тебя вещь, — твердо сказала Лика. Сердце кольнула едва уловимая обида. — Ты слышишь только то, что хочешь слышать. Лика отвернулась и уставилась в окно. Ase of Base сменяли Army of Lovers, а они все ехали и ехали, Подпрыгивая на ухабах, «девяносто девятая» бодро неслась вперед. За окном были стремительные сумерки и полет черных ветвей деревьев на фоне черничного неба. Мурлыкающее радио убаюкивало, а запах Алика, смешанный с запахом салона, добавлял уюта. Глаза начали слипаться, а Лика зевнула. — Приехали, волчица, — сказал Алик, и Лика резко открыла глаза. Он смотрел на нее с еле уловимой нежностью и еще каким-то странным чувством, то ли грусти, то ли разочарования. Но от этого взгляда ей стало неловко. В сердце словно вонзили булавку и забыли вытащить. Но из машины она вышла королевой, чуть снисходительно принимая помощь Алика. Ресторан находился недалеко от трассы, почти на самом въезде в Москву. Вывеска сияла огнями, как новогодняя елка. «Север», разобрала Лика причудливо горящие буквы. Внутри было шумно, несмотря на будний день. Пахло едой и шампанским, со сцены, украшенной фальшивыми льдинками, доносилось соло сентиментального саксофона. — Прошу, — Алик отодвинул стул, и она грациозно села. Пальто небрежно бросила на соседний пустующий стул. Алик сел напротив и, облокотившись об стол, наклонился к ее лицу. — Знаешь, очень заметно, что под свитером у тебя ничего нет, — заговорщически прошептал он. Лика выгнула бровь. — Тебя это смущает? — Наоборот, радует. Вина? — Я не буду пить одна. А ты за рулем. — Твое желание закон. Выбирай, что ты хочешь, — он протянул ей меню в тяжелой кожаной папке. Она выбрала лосося с рисом и какими-то деликатесными приправами. Ресторан был явно бандитский, и она с опаской посмотрела на Алика. — Еще вчера ты боялся за меня, не хотел светить. — Это было вчера, — он расслабленно откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. — Сюда никто из кавказской диаспоры не сунется, не их сфера влияния. Так что можешь расслабиться, здесь безопасно. К тому же хозяин мне должен, — он слегка скривился. — Любой долг имеет срок давности. Не боишься, что твой истек? — Некоторые долги неоплатны, — усмехнулся Алик. — И не забивай свою хорошенькую головку такими глупостями. — Судя по твоим словам, ты относишься ко мне, как к глупой малолетке. Развлечению на вечер, когда бандитские дела наскучили, а занять себя чем-то надо. — Потанцуем? — перебил он ее. Встал и протянул руку. Лика прислушалась. Музыканты играли незнакомую блатную песню, которая не очень-то походила на медляк, но несколько пар медленно кружились около сцены. Пригласите меня пригласите на танец мадам Расплескайте вино одинокого горя В этот вечер танец белый подсунули нам Танец белый у черного моря. Помедлив, она вложила свою ладонь в его протянутую руку. Ее рука с тонкими пальцами и длинными черными ногтями утонула в его, широкой и по-мужски жесткой. Алик вел, уверенно держа ее за талию, а она пыталась сопротивляться его активной роли, не желая быть ведомой. Он ее здорово разозлил. — Чем больше ты сопротивляешься, тем интереснее тебя подчинять, — шепнул Алик, тронув теплым дыханием ухо. — Я сдам тебя в милицию за домогательства, — точно так же шепнула ему на ухо Лика. Он рассмеялся. — Ладно, этим не шутят. Но знала бы ты, как тяжело держать себя в руках, когда ты рядом. Лика вспыхнула и, вырвав свою руку из его ладони, закинула обе руки ему на шею. Их лица оказались близко-близко. А дальше она не могла вспомнить, кто кого поцеловал первым. То был долгий и ни к чему не обязывающий поцелуй. Его губы и руки, слишком жесткие, чтобы быть нежными, казалось, били током в местах касаний. Ее подрагивающие пальцы мотыльково порхали по его лицу, касаясь скул, висков, обводили линию подбородка, чувствуя колкость щетины. Саксофон вновь заплакал сентиментальной мелодией, и музыканты сорвали аплодисменты, а они все не могли оторваться друг от друга. В сердце словно взрывались яркие искры и рассыпались, как салют. Они пили эту страсть не по глотку, а жадно, залпом, чувствуя одновременно и голод, и жажду. Лика чувствовала себя опьяневшей, словно ее кровь враз стала крепленой. У Алика были совершенно шальные глаза. — Твоя рыба остынет, — сказал Алик ей в губы, не прерывая поцелуя. Лика не ответила. Ей вдруг показалось, что она потеряет его, стоит им покинуть этот ресторан. Что там какая-то рыба. Она крепче прижалась к нему, наплевав, что они одни стояли у сцены, и периодически на них пялились другие гости ресторана. Он легко провел ладонью по ее волосам, собрав их у затылка и слегка оттянув. Поцеловал коротким поцелуем и отстранился. — Давай вернемся за стол. Вечер только начинается. — Мне нужно вернуться домой до полуночи. — Как Золушке? — Как примерной дочери. — Интересно. Это че-то новенькое. Я думал, ты оторва. — Бываю периодически, — Лика задумчиво поковырялась в рыбе и отставила тарелку. — Не волнуйся, будешь дома вовремя, — Алик улыбнулся, но улыбка его была отстраненной. Разговор не клеился. Лика вздохнула: не таким она представляла свое первое свидание. Хотя губы горели от его поцелуев, а все тело до сих пор казалось наэлектризованным. Но Алика что-то мучило, и его беспокойство передавалось ей. Несколько раз она порывалась спросить, почему он так странно себя ведет, но так и не решилась. А сам бы он ни за что не рассказал. — У тебя было много девушек? — спросила она вместо этого. — Как-то не вел списков. Достаточно, — обтекаемо ответил он. — Максимально уклончивый ответ. — Максимально затасканный вопрос. — Знаешь, целоваться с тобой мне нравилось больше, чем разговаривать, — огрызнулась Лика. — Взаимно, волчица. Еще один танец? — Нет. Я хочу домой. — Как пожелаешь. На улице горели яркие звезды, и было не по-мартовски тепло. Сырой воздух весны пьянил, но девушке было слишком грустно. Алик молча завел мотор и включил радио. Не валяй дурака, Америка, — запел Расторгуев. Алик поморщился. — Дерьмо музыка, — и повернул рычажок. В квартирах сегодня опять горит газ В квартирах все вверх ногами В квартирах шикарных они не ждут нас В квартирах под чердаками… — Вот это уже лучше. Оставлю? — Мне все равно. — Ты извини, — сказал он, помолчав. — Как-то все криво вышло. Я хуевничал, ты огрызалась. Мало похоже на свидание влюбленных. — Что с тобой, Алик? — вырвалось у Лики. Он съехал на обочину и затормозил. Посмотрел на нее долгим взглядом. Она тоже смотрела на него, чувствуя, как горло сжимает тоскливый спазм. — Это чисто мои заебы, — сказал он хрипло. Затем сунул руку в карман, словно что-то хотел достать, но передумал. — Не обижайся, волчица. — Я не обижаюсь. Но мне кажется, что я что-то сделала не так. — Ну что ты. Ты замечательная, — он потянулся к ней и поцеловал в щеку. — Это я дурак. Лика вздохнула и поудобнее устроилась на сидении. Алик вновь завел тачку, и «девяносто девятая» сорвалась с места, разгоняя светом фар ночную тьму.