Насмерть из твоей жизни

Алик долго бродил по темным, вымершим улицам окраины, понимая, что он теряет время, но видеть глаза обезумевшей от горя Нади было невыносимо. Она звонила, но он предпочел не отвечать, молча смотря на трубку. В ночное небо поднимались силуэты колченогих кранов, похожие на доисторических ящеров да лязгали железные ворота, за которыми начиналась остановившаяся стройка. Отсюда было рукой подать до базы, но Алик понимал, что он не найдет там ни помощи, ни Саньки. В глаза словно насыпали песка, и Алик с силой потер переносицу. Мучила неизвестность и мутная история с Котом, он жалел, что ввязался в это дело, что доверился бывшему приятелю. Но жалеть себя и каяться было некогда. Ощущая противную беспомощность, Алик все же дошел до базы и выкатил мотоцикл из гаража. Мотор взревел, приветствуя хозяина. Отчаявшись, Алик покатил к «Кавказу». Если это дело рук Зураба, пусть лучше пристрелит его, но отдаст племянника. Хотя в глубине души Алик понимал, что умный и хитрый Зураб не стал бы действовать так примитивно. Похищения — совсем не его стиль. Но других идей не было. Для очистки совести он наведался под мост, где ошивались городские хулиганы и беспризорники, но там никто и не слышал о Саньке. Он притормозил недалеко от ресторана. Оттуда неслась разухабистая восточная музыка, и два каких-то лба курили у входа, клея подвыпившую шмару в боевой раскраске. Странное зрелище для респектабельного заведения, но Алику было не до этого. Резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть. — Да, — отрывисто бросил он. — Что, афганец, совсем тебе этот щенок не дорог? Долго добирался, однако, — сквозь шорох помех раздался чей-то искаженный голос. Алик почувствовал, как сильно забилось сердце. — Кто ты и чего хочешь? — сохраняя спокойствие, спросил он. — Вправо посмотри, — сказал незнакомец и отключился. Алик тут же обернулся. Из припаркованной у обочины неприметной тачки буквально выбросили перепуганного подростка, в котором Алик узнал Саньку. Машина бесшумно сорвалась с места, он даже не успел опомниться. И тут же бросился к племяннику. — Черт, Санчо, напугал ты меня, братан, — Алик рывком поднял его и критически осмотрел на предмет ссадин и ран. Санька выглядел смертельно напуганным, но на первый взгляд с ним все было хорошо. Не считая ссадины на щеке. — Д-дядя Алик, это вы? — выдохнул Санька. — Я, брат, — Алик повел его к мотоциклу. — Заставил ты нас всех понервничать. Что с тобой случилось? Санька открыл было рот, но тут из ресторана вышел Зураб со своим бодигардом. За ним мрачно следовала женщина в черном платке, похожая на тень. — Так, Санчо, давай-ка сюда, — Алик потянул его за дерево, так как других укрытий поблизости не наблюдалось. — Не хочу, чтобы этот дядька нас заметил. — Это с ним у тебя конфликт? — шепнул догадливый Санька. — Много будешь знать, Санчо… впрочем, ты и сам знаешь, что будет. «Шестерка» мигнула фарами, и охранник открыл перед Зурабом заднюю дверь. Тот жестом показал женщине возвращаться и сел в машину. Охранник переместился к незнакомке и что-то сказал ей, от чего она кивнула. Затем они оба направились обратно к ресторану. Машина двинулась с места, и Алик решил, что пора выходить, но затем раздался оглушительный хлопок, из-за чего ему показалось, что он оглох. Они видели, как взрыв поднял машину в воздух. В рассветной дымке наступающего утра темно-вишневая «шестерка» чиркнула сажей колес по асфальту и высоким оранжевым веером-фейерверком рассыпалась по ходу движения. Изуродованный автомобильный остов с вырванным боком, пролетев еще метров шестьдесят, врезался в бетонный забор, нервно вспыхивая огнем. Рядом опустился труп водителя, и Алик почувствовал, что его замутило. Вспомнились летящие трассеры при захвате КАМа под Кабулом, заскорузлые от крови шинели, убитые однополчане-десантники, раскинувшиеся на чужой земле, под чужим солнцем… Санька вскрикнул, и Алик с силой развернул его к себе, закрыв от страшного зрелища. Впервые после возвращения из Афгана затряслись руки. Ощущая на языке отвратительный железистый привкус, он подтолкнул племянника к мотоциклу. Из ресторана высыпали люди, кто-то кричал, но громче всех — та женщина в платке. Она упала на колени посреди асфальта и громко, истошно завыла. Алик оторопел, но быстро взял себя в руки. — Смываться надо, Санчо. Желательно так, чтобы нас никто не увидел. Сейчас милиция да ГАИ нагрянут, а я перед ними светиться не хочу, — Алик сплюнул сквозь зубы и крепко сжал руль, успокаивая дрожь. От Саньки это не укрылось, но он благоразумно промолчал. — Блядь, мотоцикл мой уже спалили, наверное, — со злостью сказал Алик, уводя своего железного коня подальше от места происшествия. — Зуб даю, не случайно тебя рядом с Зурабовским рестиком выбросили. Санька виновато покосился на дядю. Пережитое несколько часов назад показалось совсем незначительным по сравнению с тем, что они только что видели. Мальчишка вздрогнул при воспоминании. — Кто это был, дядя Алик? — хрипло спросил Санька, когда мотоцикл, вихляя на поворотах, уносил их прочь от места взрыва. — Труп на дороге это, очевидно, водитель. А тачка принадлежала Зурабу, это возле его ресторана тебя из тачки выбросили. Он же и сгорел в этой тачке заживо, — резко ответил Алик, поигрывая желваками. — Не нравится мне это дело, брат. Дурно пахнет. Санька осторожно потрогал ссадину на щеке, но Алик прикрикнул на него, чтобы не заносил заразу грязными руками. Он вздохнул. Зная мать и ее мнительность, укола от столбняка было не избежать. Мальчишка крепче сжал дядину куртку, которая безопасно пахла табаком и ветром. Ныла ободранная рука, а ссадина противно пульсировала, но волнения этой ночи были ничтожны по сравнению с увиденной смертью, пронесшейся совсем рядом. Алик ссадил племянника с мотоцикла возле самого дома и кивком указал ему в сторону детской площадки. — Так что все-таки произошло? — они устроились на сырой лавке, и Алик закурил. — Подошли какие-то типы на улице, когда я в музыкалку шел. Напали со спины, ударили чем-то по голове, ну я и отключился, — мальчишка поморщился и рефлекторно пощупал шишку на затылке. Та тут же отреагировала на прикосновение, и боль, уснувшая было, вспыхнула снова. — Очнулся в машине. Темно уже было, ничего не видно. За рулем двое сидели, третий на заднем сидении, видимо, меня караулил. Как заметил, что я очухался, мигом мне глаза завязал. Я не успел ничего толком рассмотреть. — Они что-то говорили? Может, созванивались с кем-то? — Нет. Молчали. Ни словечка не сказали. А потом повязку с глаз содрали и выбросили меня. — Негусто информации, — Алик мрачно посмотрел на племянника. — Страшно было? — Очень, — честно признался Санька, и голос его дрогнул. — Еще и мама за аккордеон прибьет. — Об этом не переживай. Новый тебе куплю. — Да нафиг он мне нужен, я эту музыкалку терпеть не могу, — скривился Санька. — Вы мне лучше пистолет достаньте, — его глаза загорелись, — тогда никто меня похитить не сможет! — Дофига хочешь, брат. Не надо тебе в мокруху лезть, мал еще. — Да я так… — сконфуженно промямлил Санька. Алик бросил недокуренную сигарету и поднялся. — Извиняй, Санчо, я с тобой не пойду. Передай матери, что все нормально, я позвоню ей вечером. И терпи, мужик, дай женщине выговориться, не перебивай ее. Может, тогда избежишь сильной трепки, — он скупо улыбнулся и взъерошил мальчишке волосы. — Про взрыв молчи, она и так переволновалась за тебя. — Спасибо, дядя Алик, — Санька поднял на него доверчивые голубые глаза. — Если бы не вы… — Если бы не я, ты бы сейчас спал в своей постели, — грубовато оборвал его Алик. — Все, бывай, брат. Он салютнул ему и включил зажигание. Подождал, пока племянник скроется в подъезде, бросил быстрый взгляд на окна квартиры Рябининых, в которых всю ночь горел свет. Мимо с ревом проехала милицейская машина, глухо звякнул где-то вдали трамвай. Вроде бы привычные утренние звуки, но у Алика пробежал холодок по спине, и он нервно дернул молнию на куртке. Руки почти не дрожали, но противный привкус железа на языке никуда не делся. Витек, конечно, был на базе. Сидел, закинув ноги на стол, и ел из банки консервированный суп — его мать заведовала детским домом, и им поставляли «гуманитарку» сочувствующие страны. Суп был родом из Лондона и вмещал в себя всю таблицу Менделеева, но Витьке была по вкусу консервная диета. У допотопной плиты, починенной рукастым Гришкой, варила кофе Иришка — Витькина подружка. Блондинистая челка в бигуди, зеленый шелковый халатик с павлинами, крепкие бедра, счастливое и немного дурацкое выражение лица. Алик поймал плавающий взгляд друга и понимающе усмехнулся. — Вижу, утро у тебя более чем доброе, — громко сказал он, скидывая куртку. — Привет, подруга, кофейком угостишь, а? — Иришка покраснела и неловко дернула рукой, выплеснув часть напитка на плиту. Алик снисходительно улыбнулся. — Здорово, командир, ты извини, — Витек убрал ноги со стола и выразительно покосился на Ирку. — Сам понимаешь, домой привести не могу, а у Ириши… шумно. — Забей, Витек, я все понимаю, — он отхлебнул кофе из щербатой кружки и поискал глазами сахарницу. Услужливая Иришка тут же подвинула к нему банку и уселась к Витьку на колени. Тот по-хозяйски приобнял ее, и она расплылась в улыбке. — Ир, шла бы ты, погуляла. Витек тут же подобрался и спихнул ее с колен. — Ириш, выйди. Та безропотно направилась к выходу, даже не подумав возмутиться. — Хорошая она у тебя баба, Витек, — задумчиво сказал Алик. — Крепче держи. — Что стряслось, командир? — серьезно спросил Витек, отметив его усталый вид. — Зураба завалили, — коротко рубанул Алик. Витек недоверчиво уставился на него. — Че за бред? Кто? — Вопрос на миллион, — Алик скупо обрисовал ему ситуацию, отметив, что с лица друга сошли все краски. — Херня какая-то. Думаешь, тебя хотят подставить? — Да верняк. Вопрос только в том, кто это. — Точно не Зураб. Алик невесело усмехнулся. — Засветился я у «Кавказа» по полной. Теперь если не мусора, так кавказцы щемить будут. И к базе свои лапы протянут, будут копать под всех, и найдут, за что прищучить. А мы тут все не святые. И ладно менты, у них хотя бы понятия есть, да и закон какой-никакой соблюдают. Кавказцы же, оставшись без главаря, будут беспределить по полной. — Хуйня расклад. — То-то и оно. Ладно, — Алик в два глотка допил остывший кофе, — напрягу сейчас Гришку, пусть у своего кореша-капитана спросит, че там за дела со взрывом. Может, удастся хотя бы от ментов отбрехаться. — Ты же говоришь, там свидетелей до жопы было. — Но на мотоцикле не написано, кому он принадлежит. — Могли номера запомнить. — Буду надеяться, что нет. — А что насчет племянника? — Глухо. Но может, че и вспомнит. У него сейчас, как это, аффект. Завтра с ним поговорю, когда успокоится. — Ну, добро. Я с пацанами с рынка тоже поговорю, может, кто че и видел. — Спасибо, старик. Алик развалился на диване и закрыл глаза. Но под веками тут же началась бойня, и он прижал к лицу подушку, застонав. Мутило от кофе, выпитого на голодный желудок, от утреннего взрыва, от тревоги за семью и парней. Нашарив в кармане штанов серебристый блистер, он закинул в рот две таблетки снотворного и перевернулся на бок. База уже жила своей привычной жизнью, поэтому до его слуха то и дело долетали обрывки разговоров и лязг инструментов. Эти звуки всегда успокаивали, но сейчас ему слышался еще и голос муллы, зовущего к утреннему намазу. Голос, который он никак не мог выбросить из памяти, хотя после возвращения из Афгана прошло несколько лет. Там, на чужбине, хотелось только одного — вернуться домой. К окончанию военных действий уже никто не верил ни в справедливость, ни в правду. Все они, и моджахеды, и советские солдаты вкупе с ротными и командирами, были ублюдками, все продавали свою душу по кусочкам, не замечая этого. А голос старого муллы словно вселял в измученных жарой и страхом молодых ребят какую-то надежду. По крайней мере, Алик часто вспоминал его гортанную речь на незнакомом языке, представляя, что тот молится за него. Воспитанный в духе научного атеизма, он все-таки вставал на сторону веры, когда чужие пули пролетали так близко, что могли бы снести висок, отклони он голову на миллиметр правее или левее. Потом уже, вернувшись в Советский Союз, он отыскал на одном из книжных развалов Коран, переведенный на русский язык, но с удивлением понял, что здесь, дома, чужая вера лишена того ореола силы, которой он наделял ее в Кабуле. Поэтому книжка быстро оказалась заброшена, а потом и сожжена в приступе черного отчаяния и злости на отца. Туда же, в бочку с мусором, отправились и медали, заработанные кровью. Алик проснулся уже вечером, подскочив, словно от удара. Голова казалась чугунной, и он не сразу понял, где находится. Он бросил взгляд на наручные часы и громко выматерился. Благодаря Демидовым колесам, он проспал весь день, благополучно проебав все свои планы. Но если его никто не дергал, значит, пока все было относительно благополучно. — Здорово, — он пожал руку Гришке, который ковырялся в моторе разбитой «девятки» и пощупал бок давно остывшего чайника. — Че, какие новости? — Ты о чем, командир? — спросил Гришка, не отрываясь от своего занятия. — Ладно, старик, не бери в голову. Успеется, — он подтянул к себе банку с окурками. — Где Витек? — У Ирки, наверное. Он мне не докладывается. А ты че такой напряженный? — День тяжелый был. Гришка только пожал плечами. Алик залпом выпил стакан противно теплой кипяченой воды, чтобы избавиться от мерзкого вкуса во рту и затянулся сигаретой. Включил допотопный телек, но время местных новостей уже прошло, и в сетке вещания был заявлен очередной дурацкий сериал. — Девчонка твоя приходила днем, — сказал вдруг Гришка, словно только что об этом вспомнил. — Какая девчонка? — не понял Алик. — Ну эта, блондинка. Длинноногая. — Че хотела? — Это тебя спросить надо. Мне не докладывала. — Так а че она до меня не дошла? — Я сказал, что ты спишь, ну она и смылась. Видать, не сильно хотела увидеть, — он посмеялся в усы. — Ну пиздец, — Алик вновь посмотрел на часы. Известие о том, что здесь была Лика, его неприятно взволновало. Ведь сказал же, что между ними ничего не может быть, но нет, девчонка оказалась из непонятливых. Зря он показал ей базу. И, наверное, придется ей это популярно объяснить. — Я отъеду, — бросил Алик и схватил куртку. Он подкатил к уже знакомому дому и, запрокинув голову, безошибочно отсчитал ее окна. В них горел свет, поэтому Алик, наплевав на условности, поднялся на ее этаж и резко нажал на звонок. Как бы он не настраивал себя на злость, но сердце все равно пропустило удар, когда в глубине квартиры раздались легкие шаги. — Кто? — спросил ее голос. — Открывай, — устало ответил Алик. У него не было настроения для шуток. — Алик? — недоверчиво переспросила она. — Нет, литовский старообоядец Игнат, — огрызнулся он. — Не дури, волчица. Громыхнул замок, и дверь осторожно отворилась. — Ты как здесь? — ее волосы были заплетены в две косички, и она выглядела совсем девчонкой, беззащитной и милой. Алик аж задохнулся, когда ее глаза встретились с его, и она отвела взгляд. Тонкие пальцы принялись теребить косичку, и он поймал себя на мысли, что хотел бы прикоснуться к ним. — Зачем ты приходила на базу? — спросил он вместо этого. — Соскучилась, — прямо ответила она, уставившись на него глазами, мигом обретшими дерзкое выражение. Хотя и пальцы ее подрагивали. — Что за дела, подруга? Или я как-то неясно выразился в прошлый раз? — Алик начал закипать. Его внезапно взбесила прямота этой девчонки. Лучше бы соврала, начала что-нибудь мямлить в оправдание. А так… Он боялся, что не сможет сдержать себя в руках. — Яснее некуда. Но я все равно соскучилась. — Твои проблемы, — процедил он сквозь зубы, избегая смотреть на нее. Но взгляд все равно натыкался на ее косички, глаза, губы, слегка обветренные, манящие… — Не только мои, — она вышла из квартиры и аккуратно прикрыла дверь. На ней была теплая клетчатая рубашка и простые джинсы, а пахла она, как самое вкусное пирожное на свете. Алик инстинктивно потянулся к ней, но тут же сделал шаг назад. — Чего ты хочешь? — спросил он на этот раз с любопытством. Их разделяла какая-то пара шагов, но это расстояние показалось бесконечным, стоило ему оживить в памяти утренний инцидент. — Меня к тебе тянет, — просто ответила Лика. — Знаю, это глупо, но я привыкла быть честной. Я думаю о тебе, и… Она не успела договорить. Он притянул ее к себе, немного грубовато, по-медвежьи сжав в объятиях так, что она пискнула, точно птичка, уткнувшись ему в грудь. — Куда ты лезешь, а? — спросил он, прижимая ее к себе, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. — Ты что, не понимаешь, что тебе грозит, если ты свяжешься со мной? Очнись, принцесса, ты не в Изумрудном городе. Знаешь, что сегодня утром подорвали Зураба, а? — Слышала в новостях, — глухо ответила Лика, даже не пытаясь освободиться. — Так же хочешь? Ты же не тупая, догадываешься, наверное, что у кавказцев длинные руки. А у его племянника имеется на меня нехилый зуб. И он не такой дурак, чтобы трогать меня. Он постарается достать тех, кто мне дорог. — Ты говоришь уродливые слова, — прошептала она ему в куртку. — Дура, — припечатал Алик, отпустив ее. И почти простонал: — Блядь, такая красивая и желанная, сука, до ломки, но дура. — Пусть, — Лика вскинула на него горящие глаза. — Тебя ведь тоже тянет ко мне, командир. Она сказала это «командир» с такой неповторимой интонацией дерзости и нежности, что он не сдержался и поцеловал ее прямо в губы. Наплевав на то, что распинался тут, убеждая, что она окажется в опасности, если свяжется с ним. Он целовал ее так грубо и жадно, что буквально ощущал, как ей не хватает воздуха, зарывался пальцами в ее волосы, оттягивая их, чувствуя удивительную мягкость, шалея от ее запаха. Но не думал останавливаться. Его отрезвила лишь легкая боль от укуса. — Черт, Лика! Он ощупал прокушенную губу. Лика смотрела на него чуть надменно и с вызовом. Ее губы припухли и покраснели, от чего она выглядела дьявольски сексуально. — Ведешь себя не по-джентельменски, — сказала она с легкой издевкой. Он попытался снова ее поцеловать, но она отвела губы. — Не дразни меня, волчица, — серьезно сказал Алик, беря ее за руку. Тонкость ее запястий умиляла его. — Тебе пора, — с сожалением сказала Лика. — Скоро родители вернутся с работы. — Плевать. Погнали на базу. — Не могу, — она коротко поцеловала его, но тут же отстранилась. — Блядь, что за игру ты ведешь, а? — вышел из себя Алик. — Я просто соскучилась и хотела тебя увидеть, — она открыто посмотрела ему в глаза, и он не увидел в ее взгляде и тени фальши. Алик сжал зубы так, что желваки заиграли под кожей. — Не злись, — она примирительно провела ладонью по его щеке. — Я не злюсь. Просто это все неправильно. Я не должен был. — Что? Целовать меня? — В том числе. Ладно, бывай. И на базу больше не приходи, окей? — он отстранился и провел рукой по своей стриженой голове, пряча нервозность. — Не приду, — пообещала Лика просто. — Если хочешь… — Алик замялся, — я заеду за тобой завтра вечером. Я знаю одно место, где нас точно никто не сможет увидеть. Он сам не поверил, что сказал это, внутренне мечтая, чтобы она отказалась. Кретин, так подставлять девчонку из-за мимолетного влечения! Но она не отказалась. — Хочу, — Лика улыбнулась, и он, не сдержавшись, поцеловал ее в краешек губ. Она засмеялась. — Щекотно! — Значит, договорились. Тогда расход. Он салютнул ей и сбежал вниз по лестнице, чувствуя себя одновременно счастливым и очень-очень несчастным. Словно сделал первый шаг к тому, чтобы ее потерять.