Все как у людей

      На последний звонок Лиля одевается в яркое, подводит розовые стрелки и в тайне ждет, что кто-то из родственников придет. Ловит себя на мысли, что странным образом по ним скучает. Таня выбирает платье поспокойнее, под стать учителю, в то время как Лиля надевает цветные носки с кроссовками и думает, как еще привлечь к себе внимание.       — Раз там все равно будут меня обсуждать, надо быть заметной. А то вдруг кто-то не поймет, о ком идет речь.       — Ты преувеличиваешь, — Таня подкрашивает ресницы возле зеркала.       — Это ты недооцениваешь подростков и их родителей. В каждом из нас живет своя маленькая крыса, отвечающая за сплетни.       — И в тебе?       Лиля закатывает глаза:       — Конечно. Я читаю все фанатские теории о взрослых актрисах, которые якобы друг с другом спят. Это интересно.       — Будь осторожна. Так и до ток-шоу с ДНК-тестами недалеко.       На последней линейке собирается весь учительский состав, директор произносит слезливое прощальное слово, заверяет, что начинается новый этап в их жизни, и обещает, что никогда не забудет этих веселых, выросших на его глазах ребят.       Вова наклоняется к Лиле:       — Он хоть имена наши знает?       — Пашино точно знает. Он его персональная звездочка. С четвертого класса с его родителями видится стабильно раз в месяц.       Одни говорят, вторые смеются, а Таню пробивает, когда среди выпускников она видит Лилю. Вспоминает минувший год: знакомство с этой чудесной девочкой, ее смелость и карие глаза. Накатывает ностальгия. Таня говорит напутственную речь от лица учителей, желает найти свое место в жизни, но каждое слово адресовано только Лиле. После официальной части выпускники собираются отмечать компанией. Только Вова и Лиля разбегаются по своим делам.       Вечером, разглядывая фотографии, она поджимает губы:       — Надеюсь, Алиске понравится море. И ее жизнь будет лучше моей.       — Твоя жизнь еще впереди, — Таня смывает макияж после душа. — Восемнадцать лет — очень малая часть.       — Посмотрим.       — Ей там обязательно понравится. Детство на море — это незабываемое впечатление. Там все ощущается иначе: и дружба, и первая любовь.       Лиля хватается за главное:       — А кто был твоей первой любовью?       — Девочка по имени Оля, — Таня не расставляет акцентов и говорит, как есть, обнимая Лилю со спины. — Она приезжала к нам вместе с семьей каждое лето.       Разговор не вызывает в Лиле ни капли ревности. Она поглаживает Танину руку:       — А это было взаимно?       — Как тебе сказать. Мы проводили вместе каждый август, а в течение года обменивались письмами. Она была веселой, озорной, красивой. Я, собственно, поэтому и решила поступать именно в наш город. А потом Оля вышла замуж, и у нее родились двое мальчишек.       Лиля вскидывает брови:       — Оу.       — Это незаконченная история. После развода Оля рассказала, что была влюблена в меня с тринадцати лет. Так что, — Таня разводит руками, — моя первая любовь была очень трусливой. С тобой я не могла так ошибиться.       Лиля вполоборота утыкается носом в Танину шею и не находит, что можно сказать.       А через неделю случается первый экзамен. Лиличка переживает целое утро, и живот перед выходом начинает неистово крутить, еще и самочувствие в связи с перебоями в организме сдает.       — Солнышко, не переживай. Даже если не сдашь в этом году, сможешь пересдать в следующем. Конечно, если планируешь поступать.       — И в крайнем случае всегда есть колледжи. У меня сейчас на рабочем столе две папки: «Ура, я поступила» и «Ура, я иду в шарагу».       — А что там?       Лиля тяжело вздыхает, глядя на свое отражение:       — Мемы. Правда, про шарагу смешнее. Вообще надо идти на повара-кондитера, чтобы наверняка вписаться в атмосферу «Беременна в 16».       Таня поглаживает ее по плечам, стоя за спиной, и целует в макушку:       — Из тебя выйдет великолепный психолог. Год, два — и поступишь.       С Татьяной они договариваются о важном: пока Алисе не исполнится два года, Лиля будет рядом, помогать армянскому Коле в работе, а потом сможет поступить, если будет готова.       — Ага, и получится он, потому что у меня самой беды с башкой. Как говорится, опыт есть, решение найдем.       — Зато точно сможешь помочь. Тебе пора, иначе опоздаешь. С тобой, между прочим, такая команда поддержки идет, — Таня поглаживает Лиличкин живот. В последнее время он растет на глазах, и оттого главной темой ее встреч с психологом становится принятие тела.       — Надеюсь, подскажет, если забуду.       — Давай, Алиса, не подведи, — Таня сжимает кулак и закрывает двери за Лилиной спиной.       О переезде Лиля решает поговорить с Вовой после экзаменов, чтобы не добавлять ему стресса, но как ни представляет этот разговор в голове — нормально объясниться не получается.       — Эй, Лиля, не боишься ЕГЭ сдавать? А то мало ли что. Разволнуешься и родишь прям там, — возле школы ее встречает Пашкино насмешливое лицо. Он не прекращает свои идиотские шутки. — Зато, может, баллов накинут.       — Ты же не боишься сдавать в своем состоянии. Чего мне-то переживать?       — В каком таком состоянии?       — Патологического долбаеба, — бросает Лиля, копаясь в соцсетях. Ей надо отвлечься, чтобы не поехать крышей (и заодно поискать интереса ради ту самую девочку Олю из Таниной юности). Она находит ее в пару щелчков.       Кареглазая, темнобровая, с выразительно линией губ — в такую сложно не влюбиться. Лиля на ее фоне совсем еще девчонка, неказистая и чуть угловатая, и потому ее переполняет такая гордость: среди всех красивых женщин и мужчин Таня выбирает именно ее, а значит, она многого стоит. С этими мыслями и жить спокойнее, и на терапии положительно скажется.       На экзамене все волнение неожиданно отпускает: с первого вопроса Лиля понимает, что все помнит. Занятия с Таней не проходят бесследно, и почти за час до окончания она сдает ответы.       — Уверены, что все? Еще есть время перепроверить, — контролерша, маленькая пожилая учительница в пепельном парике, смотрит на нее с нескрываемой жалостью.       Лилю этот взгляд раздражает.       — Да, уверена, — она отвечает словно на ее безмолвный вопрос, касаемый Лилиного положения, и выходит из кабинета. Классная ловит ее на выходе, спрашивает, что и как, но Лиля, ссылаясь на дела, убегает домой.       Вечером она ложится на Танино бедро, сверяет ответы и с тяжелым выдохом заключает:       — Прикольно. Кажется, будут хорошие баллы. Интересно, а можно потом при любой ссоре говорить Алисе, что я ради нее отказалась от бюджетного места?       — Можешь. Если, конечно, через шестнадцать лет оплатишь ей психолога.       — Эх, придется быть осознанной, — отшучивается Лиля. — А знаешь, иногда хочется простого человеческого быть яжматерью, которой должен весь мир.       — К сожалению, ты слишком адекватная.       — Мой крест. Признаюсь, нести его сложно. Порой не хватает легкой такой быковатости в общении. Чтобы ничего не анализировать, не стараться понять, а переть напролом.       Таня гладит красные волосы. Лиле нравятся ее теплые касания.       — А ты разве не такая?       — Эй! — она с возмущением шлепает Танино бедро.       — Я зафиксирую этот день в календаре. Моя любовь впервые подняла на меня руку. Посмотрим, сколько отметок появится в ближайшем будущем.       — Ни одной больше, — Лиля оставляет поцелуй на Таниной ноге в качестве извинения. — Прости.       — Ты чего?       — Я на всякий случай.       Потому что Лиля всегда помнит, как больно может влететь за то, что «стоишь над душой», когда у мамы что-то не получается, и за свое мнение. Даже в шутку ей не хочется говорить об этом.       — В любом случае за мной стоит армянский Коля. Сомневаюсь, что рядом с ним ты дашь… знаешь…       — Ебу? Так, Алиса, ты об этом забудь, — Лиля кладет на живот руку. — Тебе пока рано знакомиться со словарем настоящего русского человека.       — Он, кстати, знает о тебе. Я рассказала сегодня. Чтобы все-таки не ставить перед фактом.       Лиля напрягается. По спине пробегают мурашки. Быть отвергнутым еще одним родителем ей будет больно.       — И что он?       — Говорит, у него талант к воспитанию девочек. И не впервые резко становиться то отцом, то дедом. Хоть кто-то научит его пользоваться не кнопочным телефоном. Дети сейчас с техникой на короткой ноге.       — А он в курсе, что мне всего восемнадцать? — боязливо спрашивает Лиля, ожидая каких-то скверных «но» в Танином рассказе.       — Цитирую: «Эх, Татьяна, профессиональная этика — явно не твоя сильная сторона. Зато мне наконец объяснят молодежный сленг».       В Лилиной голове не укладывается, что кто-то, и правда, принимает своего ребенка таким, какой он есть. Не настаивает быть как все, не разрывает связи. Становится грустно.       — Здорово.       Ей хочется стать Алисе самым близким человеком — такой матерью, которой она не побоится рассказать о своих переживаниях, которая не станет ассоциироваться с агрессией и злостью.       — Так что можно покупать билеты и ни о чем не волноваться. У тебя в помощь будет целая армия энергичных старушек. Они и с Алиской помогут, и домашнее вино научат делать.       — Меня или Алису?       Таня насмешливо вскидывает брови:       — Зря ты союз или ставишь. Обе под раздачу попадете.       — Не сказать, чтобы я сильно против. Наконец-то попробую вино не из коробки, — Лиля замечает на себе осуждающий взгляд. — А что? В четырнадцать не особо выбираешь, что пить в подъезде.       — Веселые, наверное, у тебя четырнадцать лет были.       — А то. Мазать тональником губы и страдать по стремному пацану с района — незабываемый опыт. В общаге у меня до сих пор валяются бежевые угги.       Таня улыбается:       — Непредсказуемая жизнь все же штука. В четырнадцать пьешь вино в подъезде, а в восемнадцать ты мама.       От этого слова Лилю пробивает насквозь. Она словно впервые осознает это так четко.       — Тань, пообещай мне кое-что, — она сцепляет их руки в замок. — Если я буду конкретно лажать, не дай мне ее обидеть. Не знаю, дай хорошую затрещину и напомни, что дело во мне.       Таня ощущает приятное тепло:       — Хорошо. Но не сомневаюсь, что ты и без этого прекрасно справишься.       — Надеюсь. По крайней мере, это не мальчик. Мне ведь придется поддерживать увлечения своего ребенка, а что, если в подростковом возрасте он начал бы писать рэп?       — Ты бы поддержала, — Таня смотрит на нее с такой влюбленностью в глазах, что стираются все различия. И возраст не имеет значения, и обстоятельства. И как эта девчонка цепляет так сильно? — Я не сомневаюсь.       — А если бы правда был мальчик, то как назвала бы его?       Таня задумывается:       — Наверное, Никита.       — Это же имя каждого второго стремного пацана с района.       — Твоего тоже так звали?       — Ага. Каждый Никита в моей жизни — убийство нервных клеток. До Вовы я пару месяцев общалась с таким. Что сказать, никому не советую.       — Спасибо, учту.       Лиля натягивает на себя одеяло и закрывает глаза только на минуту, а спустя пару уже засыпает. Таня выключает весь свет, оставляя лишь прикроватный, и раскрывает книгу. Поглаживает Лиличкины волосы, поглядывает на нее и улыбается. Все принятые решения верные.       Через месяц Лиля получает аттестат и в сумме результаты ЕГЭ позволяют пройти на бюджетное место. Она делится этим с Вовой и слово за слово, догадка за догадкой — и он узнает о значении Татьяны Николаевны в Лилиной жизни. Долго выясняет с ней отношения, бросается обидными фразами и разговаривает на повышенных тонах.       — Не нравится — можешь не принимать участия в ее жизни.       — Я хочу. Вырастить нормальную девчонку безо всяких там наклонностей. У нее должны быть мама и папа — все. Остальное полная фигня.       — А давно ты что-то решаешь? — Лиля обороняется, потому что Вова пытается втоптать ее отношения в грязь. — Я вообще могу запретить вам общаться.       — А давно ты такая жестокая?       Вова противится и ругается, боясь потерять свое место в жизни дочери. Вскользь приводит это в качестве аргумента, и Лиля заметно сдает в напоре.       — Угараешь? Ты в любом случае останешься ее отцом. Она будет знать о тебе, этого ничего не изменит. Таня не заменит твою роль.       — Лиля, очнись. Что ты творишь? — Вова наклоняется к ней слишком близко, чтобы это не напугало.       Но она расправляет плечи:       — Ты либо принимаешь это, либо нет. Мне не нужно твое одобрение. Решай сам, как будем общаться дальше.       — Ты просто ходячий пиздец, Лиль. То беременность, то однополая любовь. Что дальше? Ты ж нормальной была.       Она тыкает его в грудь:       — Не забывай, что в моем нынешнем положении есть огромное твое участие. А второе тебя не касается.       Вова продолжает наседать:       — Это касается моей дочери.       — Ты прав. Но посмотри на меня. Я воспитывалась в «нормальной» семье. И что? Много счастья мне это принесло? А у нее будет столько любящих людей вокруг. Я бы все отдала за это.       Вова не отстает со своим пресловутым представлением о семье, но, когда Лиля начинает смягчаться, сбавляет обороты. Переходит в спокойное общение, раскладывает информацию по полочкам.       — Только не навязывайте ей все это. Пусть растет обычной девчонкой.       — Это невозможно навязать. Ты ведь, смотря на меня, не хочешь пойти ебаться с парнями. И она не захочет что-то в себе менять. И ты, и я, — Лиля берет его руку в свою, — вырастим ее с пониманием, что у нее есть выбор. Это лучшее, что мы можем ей дать.       — Не знаю, я все еще не в восторге. И ведь перед моим носом прямо… такие не должны преподавать в школе.       — Она и не будет. Я уезжаю, Вов. С ней.       — Что?       Его сердце разбивается дважды одной и той же Лилей Вороновой (не встречать бы ее никогда в том кабинете химии и не добавляться в друзья тем же вечером).       — Не увози ее. Пожалуйста, — Вова бледнеет, и голос предательски дрожит. — Черт с ним, живите вместе, но не забирайте Алиску.       В ней Вова всегда будет видеть свою первую любовь — красноволосую девочку с горящими глазами. Забавную, смелую и словно не с этой планеты вообще.       — Все решено. Ты сможешь приезжать к ней, когда захочешь.       — Я хочу видеть ее чаще, чем раз в полгода. Хочу видеть, как она растет. Она же забудет меня.       — Я не позволю. В конце концов, никто не отменяет видеосвязь.       Вова встает со скамейки, закладывает руки за голову:       — Это вообще не то. Лиль, оставайтесь, а. Не надо никуда переезжать.       — Я не могу, — она опускает глаза. — Не могу больше в этом городе. И ты здесь не останешься. Военная карьера не позволит. Что нам ловить тут? Попытаем счастье в другом месте.       Вова рывком садится рядом, снимает кепку и долго трясет ногой. Обсуждает с Лилей встречи, отношения и берет с нее слово, что его место никто не займет. Просит рассказывать о себе, звонить и не лишать общения с дочкой.       — Я обещаю.       Они расходятся поздно вечером. Это становится самым тяжелым разговором Лили за всю ее маленькую жизнь. Но дома она с облегчением выдыхает: больше никаких секретов и никакого вранья. С нее хватит.