Все как у людей

      Алиса Воронова появляется на свет семнадцатого сентября, и в этот день Лиля дает себе самое важное обещание — никогда не сделать ей больно. Разглядывает ее крошечные пальчики, носик и понять не может, как вообще можно быть к ней жестокой. Как можно обидеть ее, сравнивать с другими и искать изъяны. В свидетельство о рождении вписывается город Сочи.       Они с Таней переезжают в начале августа, и у Лили случается настоящий разрыв шаблона, когда армянский Коля — совершенно чужой ей человек — начинает относиться к ней лучше собственного отца. Принимает Танин выбор, не свысока общается с Лилей и не произносит в ее адрес ни одного осуждения — дети лишними не бывают.       В одночасье жизнь переворачивается, и все в новинку: море, хорошие люди вокруг, а еще Таня помогает выбрать коляску понадежнее.       — Попробуй, — она наваливается на ручку. — Вроде хорошая. Не тяжелая. Маневренная.       — И дорогая, — но только Лиля касается ее, в груди что-то екает. Это не сон и не фантазия. Все реально, Таня реальна, и поверить все еще сложно. — Может, найдем что-то побюджетнее?       — Это подарок от папы. Выбирай любую.       Лиля вздергивает голову:       — Что?       — А ты думаешь, он останется в стороне? О, нет. Его потом от Алиски не оторвать.       Так и случается: только она появляется в доме, все его внимание концентрируется на этом крошечном человечке. И все кошмары, прочитанные Лилей до этого, исчезают: она высыпается, может побыть наедине и не испытывает стресса двадцать четыре на семь. Таня возится с Алиской, как со своей, меняет ползунки и катает в коляске. Встает по ночам, расселяет туристов и расхаживает с Алисой по саду, пытаясь уложить.       — И что бы я делала без тебя? — вечером Лиля садится на подлокотник обитого бархатом кресла. Таня качает Алису на руках.       — Тот же вопрос, — она не может наглядеться на нее. Такая маленькая, такая живая, такая… в точности как Лиля, только голубоглазая. — Устала?       — Я бы с радостью, но вы не даете. Я сейчас свою дочь вижу реже, чем Вова.       — Прости. Ты говори, если хочешь провести с ней время. Мы ведь просто хотим помочь.       — Эй, все в порядке, ты чего? Спасибо, что помогаете, — Лиля целует Танины волосы. — Зато я каждый раз по ней скучаю. И рада побыть вместе. С ней, с тобой. Втроем, знаешь.       — Знаю, — Таня смотрит на нее, как на самого особенного человека, и этот взгляд на себе Лиля видит во второй раз. (Но впервые взаимно.)       Перед переездом она рассказывает родителям о Тане, но статус учителя не обозначает. Они и понятия не имеют, кто работает в школе. Закатывают скандал, грозятся лишить переводов и ставят условие: либо они, либо Лилина неправильная любовь. Она хлопает дверью и прекращает общение с ними. Лишь отправляет фото новорожденной Алисы в семейный чат. Папа отписывается большим пальцем вверх.       Предсказуемая жестокость ранит ничуть не меньше обычной.       Вова ставит Алискино фото на заставку, прячет телефон от старшины и подписывает контракт на два года. Отправляет небольшие деньги, и тетя Эля периодически переводит что может. Свое расставание они объясняют ей сложными характерами и молодостью. Она принимает их решение с тяжелым сердцем, но ни на чем не настаивает.       — Лиль, — Таня заглядывает в комнату, и девушка приставляет палец к своим губам. Алиса беспокойно вертится во сне. — Там обед собирают на веранде. Приходи, как закончишь.       — Я уже. Дашь телефон?       — Может, наконец купим нормальную радионяню? — Таня отдает ей смартфон, и Лиля набирает себя в мессенджере. Переходит на видеозвонок, ставит телефон рядом с кроваткой. Изобретение, чтобы наблюдать за Алиской на расстоянии.       — Пока и так справляемся, — Лиля оставляет поцелуй на Таниной щеке и утягивает ее из комнаты.       За длинным столом собирается вся семья, гости, и Лиля с Таней занимают места с краю, чтобы в случае чего встать к Алиске, никому не мешая. Туристы рассказывают о своей жизни, пьют домашнее вино, шутят, а после разваливаются на лежаках и обмениваются советами, куда стоит сходить.       Из-за растяжек на теле Лиля стесняется надевать топики и плавать. Таня старается ее отвлечь.       — Давай рванем на выходных в парк развлечений. Погуляем, проведем время вдвоем, как раньше.       — А Алиса?       — С ней останется четыре няньки. Не переживай, она в надежных руках, — Таня приобнимает ее за талию. Лиля старается повернуться так, чтобы она не нащупала под футболкой ничего лишнего. Таня замечает это не впервые. — Лиль, с твоим телом все в порядке. Не стесняйся меня. Мне все нравится.       — Как это может нравиться?       — Вот так. Ты девушка, которую я люблю, а не просто сексуальный объект. Мое тело тоже не идеально, и что мне теперь, тоже прятаться от тебя?       — Я не прячусь, — Лиля ловит на себе добрый вопросительный взгляд. Таня приподнимает бровь. — Ладно, иногда бывает.       — Я понимаю, что у тебя есть проблемы в восприятии своего тела, но у меня в отношении тебя их нет. Хорошо? — она внимательно смотрит на Лилю и дожидается, пока та кивнет. — Так что, проведем выходные вместе?       — Да.       Самое забавное происходит, когда старые знакомые Тани, заглядывая в коляску, начинают подмечать, что девочка похожа на нее. То найдут сходство в разрезе глаз, то в линии губ, и первое время действительно кажется, что Алиса напомнит кого угодно, только не Лилю. Все встает на места, когда начинают расти первые рыжие волосики.       — Наконец-то хоть одно подтверждение, что я правда ее мама. А то Вова уже сомневается, что наша дочь от меня.       — А ты рыжая, что ли?       — Нет, но младший брат и мама — да. А красные и рыжие волосы, знаешь, все же из одной палитры. Может, хоть сейчас появится схожесть.       — У нее твои брови. Особенно когда хмурится, вылитая ты. Такая же забавная, — Таня ловит на себе возмущенные взгляд. — Да, вот такая.       — Ну, спасибо.       Вова часто звонит Лиле, просит показать дочь и принцессой называет теперь ее. Обещает приехать под новый год и не выпускать Алиску из рук.       — Подумает, наверное, что за парень такой ее таскает, — Вова пытается шутить, но плохо скрывает, что расстояние дается ему тяжело. — Чего-то приезжает, трогает, говорит.       — Ерунда. Она тебя прекрасно узнает. Вы столько по видеосвязи видитесь.       — Хорошо бы вживую почаще. Парням в роте рассказываю, что есть такая вот Алиса Владимировна из Сочи. Жалко, что не Белая.       — Интересный ты такой. Отчество папы, фамилия папы. А ничего, что я девять месяцев и потом еще десять часов мучалась? Вполне логично, что она носит мою фамилию.       — Хорошо-хорошо, претензии сняты. Слушай, там мать машину мою продает. Как деньги получит, я тебе отправлю. Купи Алиске нормальную радионяню… и еще что-нибудь просто от меня.       — Ты много не отправляй, пока хватает. Маме лучше помоги с Алинкой.       — Само собой, часть останется им. Но у меня теперь есть и другая статья расходов. Лиль, а у вас… все хорошо? Нормально вам там?       — Да. Мне здесь все помогают. Сомневаюсь, что в нашем городе было бы так же, — Лиля говорит об этом с легкой тоской. Она рада выбраться и рада быть с Таней, но временами тянет обратно, в коммуналку, в знакомый район, к родителям. От плохого бывает сложно отвыкнуть. — Я, правда, иногда скучаю, но возвращаться не планирую.       — Я, возможно, тоже. Мне предлагают после службы здесь и остаться.       — И что думаешь? — в груди странно екает. Отношения в прошлом, но после рождения Алисы в них зарождается особый трепет друг к другу. Они становятся связанными на всю жизнь.       — Думаю попытать удачу. Ты права. Что нам там ловить? Работы нет, перспективы сомнительные. А мы выше головы прыгнуть можем, — Вова поправляет на голове кепку. — Слушай, мне пора. Созвонимся еще.       — Конечно.       Дядя Коля помогает починить кроватку и затянуть болты на коляске. Выделяет им с Таней сдвоенные комнаты на первом этаже, рассказывает по вечерам истории за маленьким столиком и предлагает мимоходом заняться его делами.       — Зарплаты здесь в школе копеечные, а вкалывать придется о-го-го. Мне все равно давно пора на пенсию.       Таня опускает брови:       — Ты на ней не первый год.       — Говорю же, давно пора. Дом в любом случае тебе отойдет, а так сможете обе работать без отрыва от производства, — он косится на коляску, в которой спит ребенок. Они выставляют его на свежий воздух, пока не совсем вечереет. — Отзывы на него хорошие, спрос есть и в не сезон.       — А ты?       — А что я? — дядя Коля оглядывается на море. — Я свое отработал, могу насладиться старостью.       То, с какой легкостью он принимает совершенно чужих людей, разбивает хрустальное Лиличкино сердце. А Танин отец видит главное: его ребенок счастлив, и остальное теряет значение.       — Может, и правда. С меня тоже хватит преподавательства, — Таня сжимает Лилину руку под столом. С первого этажа доносится недовольное кряхтение Алисы. — Так, моя очередь.       Когда Таня спускается, дядя Коля подается вперед:       — Лиль, а тебе у нас как, нравится хоть?       — Еще бы. С вашим-то гостеприимством.       — А как иначе? Родные люди теперь, — он откидывается на спинку стула. — Но, если что, ты говори сразу.       — Хорошо.       Со временем Лиля осваивается в доме и даже соглашается сходить впервые на море. Покупает закрытый купальник, находит пляж посвободнее, впервые наступает босой ногой на гальку. Таня ощущает себя на море, как рыба в воде, пока Лиля мнется на берегу.       — Идешь?       — Я плавать не умею, — Лиля заходит по пояс. Дух захватывает от того, что она не видит конца и края.       — Я помню. Доверься мне, — Таня тянет ее за собой. Лиля вцепляется в нее и соглашается дойти лишь до глубины, где скрывает по шею. — Ничего, полгода — и зайдешь гораздо дальше.       — Надеюсь.       — Не сомневаюсь.       В начале декабря пишет папа. Напоминает про бабушкин день рождения, говорит, что они всей семьей в деревне, приезжают даже его сестра с детьми и мужем. Лиле хочется плакать: все, кроме нее. И ни единого звонка, ни единого сообщения с приглашением — полная тишина, словно Лиля стирается со всех семейных фотографий.       «А почему меня не позвали?»       Становится обидно до слез. Никого из них не было рядом во время химии, никто не ездил в деревню, чтобы не позволить уйти ей в четырех стенах. Одной, наедине с телевизором и барахлящим холодильником.       «У тебя наверняка есть дела поважнее. Зачем таскаться с маленьким ребенком по поездам?»       Со злости Лиля выходит из всех семейных чатов и зарекается еще отвечать им. (Только никто и не пишет.) Плачет вечером перед Таней, и, та, обнимая, предлагает ей съездить вдвоем.       — Оставим Алиску папе. Приедем утром, сходим везде, а вечером домой.       — Тань, это два дня туда и два обратно, — Лиля лежит на ее бедрах, разглядывая потолок. Бабушке сегодня исполнилось бы шестьдесят пять.       — Я в курсе. Можно найти комфортные купе. В поездах дальнего следования есть даже душ, — Таня поглаживает ее по голове.       — А зачем оно надо?       — Потому что тебе это важно.       — Столько денег придется потратить.       — Считай это моим подарком на новый год, — Таня наклоняется, чтобы оставить на ее лбу маленький поцелуй. — Хочешь?       — Хочу.       Лиля не видит смысла отпираться, когда сердце рвется и требует. На следующий день они покупают билеты, и до момента приезда Лиля никому не расскажет о планах — перед фактом заберет ключи, возьмет несколько вещей из прошлого и расскажет бабушке об Алисе. Впустую, но думать, что это имеет значение, приятнее.       Под новый год выпадает редкий снег, и Таня вяжет Лиле яркие теплые носочки. С Таниным новым увлечением вскоре одевается и Алиса. Лиля катает ее в коляске, натягивая носки поверх джинс, чтобы всем показать.       — Объясните мне, как ты делаешь эти узоры и в каком возрасте меня тоже ебанет таким заниматься? — Лиля размещает на новых площадках объявления об их гостевом доме. Она отвечает за общение с туристами. Начинается новогоднее бронирование.       — Может, как и меня, в тридцать пять, а может, найдешь другой способ расслабляться, — Таня довязывает крошечные манжетики. — Как там с расселением дела?       — Три номера еще свободно. Но, думаю, с этим ажиотажем их до начала следующей недели забронируют.       — А ты хороша в своем деле, — Таня с улыбкой наблюдает, как Лиля смущенно блокирует телефон.       — Там делов-то. Вовремя на сообщения отвечать и контролировать площадки.       — Не обесценивай свой труд. Ты молодец, — Таня наклоняется, чтобы поцеловать Лилину румяную щеку. — Я горжусь тобой.       Выстрел на поражение. До Тани только бабушка говорила Лиле такие слова.       — Спасибо. Это благодаря тебе.       — В меньшей степени. Ты сама всего добиваешься. Наше дело — предложить, а дальше ты во всем сама разбираешься, объявления какие-то составляешь, ведешь общение.       Лиля довольно опускает глаза, а потом резко поднимает их на Таню:       — Я люблю тебя, знаешь. И ценю то, что ты рядом. Что ты меня любишь, что любишь Алису.       — Это взаимно, — Таня поглаживает ее запястье. — Как вас не любить?       На телефон приходит короткое уведомление. Лиля переворачивает его экраном вверх:       — Говорю же, все забронируют. Еще одно заселение.       В новый год приезжает Вова, и по просьбе Лилички они с Татьяной не начинают обмен любезностями. Он проводит в Сочи от силы неделю — больше увольнительных не дают — и возвращается в армию. А после пишет, что впервые видит Лилю такой счастливой.       «Жаль, что я не смог дать тебе этого. Но я правда рад за тебя. И уверен, ты прекрасно воспитаешь Алису».       В феврале случается поездка в деревню. Лиля показывает Тане любимые места детства: разобранную на доски сцену на площади, бетонные плиты и окно на первом этаже бабушкиной квартиры.       — Это, кстати, мое, — Лиля тычет на надпись черным маркером в подъезде: «Лиля и Женя, 2008».       — А кто такой Женя?       — Кто такая. Моя лучшая подруга лет в девять. Она жила с семьей по соседству. Их было восемь детей и столько же внуков. Они занимали два подъезда.       — Охотно верю, — Татьяна проходит вглубь и останавливается возле деревянных дверей. Замечает, как меняется в лице Лиля. Заходить внутрь по-прежнему тяжело. — Я с тобой.       — Я знаю, — Лиля сжимает ее ладонь и входит внутрь. Забирает с собой альбомы и бабушкин алюминиевый портсигар. В нем до сих пор заложены две отсыревшие «Примы». Разглядывает перевернутые комнаты, и накатывают такие теплые, такие добрые воспоминания.       «Спасибо за детство».       По возвращении Лиля не может наглядеться на спящую Алиску — до того расставание в пять дней сказывается на ней.       — Пойдем посидим на веранде, — обнимает ее со спины Таня. — Я чай нам сделаю.       — Эх, Алиска, настоящее домашнее вино благодаря тебе только через год попробую, — Лиля проводит рукой по краю кроватки. — Но ты того стоишь. А оно сильно отличается от того, что в коробке? — интересуется она на выходе.       Таня вскидывает брови:       — То, что в коробке, вином в принципе сложно назвать.       — Интересно. Ладно, через год сравним и оценим.       — На такой случай откроем лучшее.       Таня заваривает чай и рассказывает о своей подработке здесь с тринадцати лет: за уборку номеров и встречу гостей отец давал ей условную зарплату.       — Только с годами понимаю, что это были деньги в конверте. Серый доход. Никаких отчислений в пенсионный. Предательство от родного отца.       — Алисе будем переводить на карточку. Если она, конечно, захочет подработать.       В груди рождается приятное чувство, когда Таня видит, с какой уверенностью Лиля говорит об их совместном будущем. Она сильнее кутается в плед, а Лиличка не снимает ярких вязаных носочков. Так и сидят — обмениваются шутками, заваривают еще чаю и прерываются, чтобы надеть шапки.       А потом все по новой. (И пронести через года то тепло, от которого все сжимается внутри сейчас.)