Все как у людей

      В конце недели Таня договаривается о первом сеансе, и Лиля оказывается один на один с высокой статной женщиной в красном костюме. Еще перед встречей Лиля решает быть откровенной и позволить себе помочь.       — Расскажите, что вас беспокоит.       — Повышенная тревожность. Ненависть к своему телу. И отношения с семьей, — Лиля намеренно опускает недавно открывшийся факт.       — Давайте начнем с последнего. Каким было ваше детство?       — Неоднозначным.       — Поясните.       Старая печка с открытой духовкой, в которой зимой греется сиамский кот, и живая новогодняя елка резко контрастируют с «домиком» и руганью из-за денег. Бабушкины игры в пекарне, хороводы на утреннике и водолазка с покемонами, подаренная в день рождения, всегда стоят на порядок выше, но из памяти не выбросить насмешек и отцовский армейский ремень с тяжелой пряжкой. Лиля рассказывает психологу, как есть, однако постоянно стремится добавить пресловутое: «Но и я не подарок».       — Вы часто ощущаете себя лишней дома?       — Постоянно. Знаете, есть шутка, что в России две проблемы: отец ушел из семьи и отец не ушел из семьи. Так вот, я ее понимаю.       — У вас есть сильный мужской пример?       — Зачем мне мужской, когда есть женский? Или вы намекаете на мою ориентацию?       — Лиля, не беспокойтесь. Я понимаю, что ориентация не связана с вашими отношениями с отцом, — психолог тактично обходит острые углы, которые Лиля с особым пристрастием пытается отыскать. — А важная женская фигура — это бабушка?       — Да. Аля.       — Расскажите о ней.       — Ох, — Лиличка мгновенно загорается, улыбается впервые за встречу и ерзает в кресле, — она была потрясающей.       Сколько себя Лиличка помнит, сердце каждый раз выбирало ее. Зачем друзья, когда можно гонять с бабушкой на велосипедах, покупать кроссворды и лотерейные билетики на почте, а потом подрабатывать на заводе? На зарплату кататься в город, покупать карандаши с альбомами и топить в августе печку. Звонить среди учебного года, поздравлять с днем рождения, а потом получать подарок в посылке. Знать, что она всегда рядом, таскать ее жилетку в мороз и до сих пор надевать колючие вязаные носки под кроссовки.       — Знаете, Лиля, когда Вы в начале разговора сказали, что влюблены во взрослую женщину, я предположила, что таким образом вы заменяете мать. Как с тем мальчиком Вовой и вашим отцом, — психолог откладывает планшет с записями. — Но после вашего рассказа я понимаю, что это очевидно не так.       — Почему?       — Вам не нужно никем замещать мать, потому что ваша бабушка прекрасно справилась с этой ролью.       Выстрел прямиком в грудь. Лиля с абсолютным восхищением думает об этом, и словно последняя деталька встает на место. Становится легче и тяжелее одновременно: с одной стороны, теперь ясно, почему она до сих пор не может все отпустить, а с другой, накатывает невыносимая тоска, потому что рассказанного больше никогда не повторить.       За ужином вечером, щелкая каналы, Лиля оглядывает коммунальную комнату и пытается понять, а верно ли принятое решение. Сходиться с Вовой она не планирует, растить кого-то маленького здесь не представляется возможным, так получается, весь расчет на Татьяну? Ментовские сериалы мелькают в экране, гречка пресная и разваренная, Димка стучит ногой в такт музыке. За окном орет сирена, мать разговаривает по телефону — за всем этом шумом теряется всякая логика. Лиля набирает Вову и просит встретиться.       — Ты какая-то грустная сегодня. У тебя ничего не случилось?       Лиля не находит правильных слов и сует ему телефон с фотографией. За день до этого она набирается смелости и записывается на прием — все подтверждается.       — Сам видишь.       Вова не отрывается от экрана. Лиля без труда замечает смятение в его лице.       — Это не шутка?       — Думаешь, мне больше делать нечего? — она бросает это резко, стремительно, но быстро одергивает себя, вспоминая свое состояние в начале недели. Дрожащей рукой касается его плеча. — Прости, я вся на нервах из-за этого.       — Представляю. Кто-то еще знает?       — Нет, — раскрывать карт Лиличка не собирается. От Вовы она не собирается требовать и малого, а потому имеет на это полное право. — Только ты и я.       — Что хочешь сделать со всем этим? — Вова останавливается возле скамейки, поправляет кепку и пытается собраться с мыслями. — В смысле, я понимаю, что это наша совместная ответственность, я не отказываюсь, просто, — он упирается руками в колени, — черт, очень неожиданно. У тебя же там какие-то проблемы со здоровьем были, разве нет?       — Я тоже так думала, — Лиля садится на самый край, словно готовясь к безоговорочной капитуляции. — Выходит, ошибалась.       — Наломали мы с тобой дров, — Вова наконец опускается рядом, смотрит в заблокированный экран и в растерянности возит рукой по лбу. — И все же как планируешь поступить? Я не отнекиваюсь, но решение все равно за тобой. Решишь оставить — конечно, буду помогать. Можем даже жениться.       — Эй, постой, — Лиля упирается в его грудь. Об этом варианте она думает в первые минуты, как оглушительная правда всплывает на поверхность. Представляет свою будущую жизнь, исключает из нее Татьяну и внутренне протестует. Она не поддастся, не спрячется за спиной Вовы, и вообще как можно, когда в сердце совершенно другая. — Я не намекаю на то, чтобы снова сойтись. Просто считаю нужным тебе рассказать.       — Так ты не собираешься оставлять его?       — Собираюсь, — язык бежит вперед головы.       — Тогда не понимаю тебя. Если я не против и ты в деле, то не проще сойтись и решать проблемы вместе? И тебе потом легче будет, и все-таки нормальная семья.       — Вова, что ты несешь? Какая семья? — Лиличка отчаянно противится его словам. Она живет один раз и поддаваться идиотским традициям не собирается. О них громче всех кричат те, кто в семье становится главным врагом. — Мы с тобой больше не вместе, этого ничего не изменит.       — А мое мнение, выходит, не в счет?       — Твое мнение никто и не спрашивает, — она будто бы видит в нем олицетворение всего осуждения, которое вскоре польется, и стремится себя оградить. Закрыться, не оборачиваться спиной, выставить барьер. — Я всего лишь сообщаю, что происходит.       — И все? Рассказать, оставить один на один с этой новостью и… конец? Я ведь не отморозок какой-то, Лиль, не собираюсь тебя ни к чему принуждать, пытаюсь просто разобраться, чего ты хочешь. И заранее даю понять, что я не выбываю из игры.       — Все очень сложно, — Лиличка рассказывает ему о своих переживаниях, напоминает об условиях жизни и после длительной паузы решается. — И есть еще один человек… старше меня, которого мои родители точно не примут, и это осложняет все в тысячу раз. Мне и к нему из-за них не пойти, и оставаться в коммуналке скоро станет невыносимым. Я в растерянности, Вов.       — Так третий все-таки есть, — он отворачивается, сжимает кулаки, и Лиля инстинктивно отодвигается. Она боится мужчин в таком состоянии, пусть Вова и никогда не поднимет руки. — С чего бы мне верить, что я к этому вообще причастен? — Вова тычет в телефон.       — Ты мой единственный сексуальный партнер, — Лиля врет, потому что так проще. Погружать его в подробности, объяснять, распинаться нет смысла. — А с тем человеком… у нас другие отношения.       Вова поднимает возмущенный взгляд:       — Подожди, то есть ты серьезно приходишь, чтобы вылить на меня эту информацию, а потом попросить помощи?       — Я не прошу помощи. Слушай внимательнее. Я справлюсь со всем сама, — в ней то стихает, то нарастает грубость. — Я говорю это затем, чтобы избежать непонимания и вопросов с твоей стороны.       — Пиздец, Лиль, ты интересная, — он вскакивает со скамейки, нарезает круги по скользкой дороге.       Она нападает первая, потому что боится, потому что это единственный, как ей кажется, способ показать: ее не ранить — если захочет, она ранит сама. За своей философией она даже не замечает, как наседает на Вову.       — Я не настаиваю на твоем участии.       — Повторюсь, — Вова падает рядом, и крепкая рука хватает Лилино запястье, — я не отморозок. Сделал дело — буду отвечать. Помогать. Первое время финансово не то чтобы сильно, но со временем постараюсь отправлять столько, сколько потребуется.       — Разожми ладонь, — в размеренном голосе Лили слышится отчетливое раздражение.       — Прости. Блять, я просто поверить не могу, — он хватается за голову. — Вроде только начал планы новые строить, двигаться дальше, в себя приходить. Дай мне денек все обдумать, а потом поговорим еще раз, хорошо? Только пока не говори никому.       — Ладно.       Они расходятся, но на следующий день Вова даже не выходит в сеть, не просматривает Лиличкины сообщения, не отвечает на звонки, и в этом молчании она видит обыкновенную человеческую трусость. Плачет на Танином диване, кидает Паше забавные смайлики и все больше думает, а готова ли она к таким сложностям? Ей всего восемнадцать, и из наследства только половина комнаты в коммуналке и одиннадцать классов образования. Что она сможет дать маленькому человечку?       — Солнышко, пойдем покушаем. Я приготовила твои любимые макароны с сыром, — Таня подсаживается к ней и гладит волосы.       За неделю Лиля меняется на глазах: бледнеет, теряет всякий интерес к окружающему и уходит в себя.       — Я не хочу.       — Не отвечает? — конечно, Таня все понимает: и молодого парня в смятении, и переживания хрупкой ранимой девочки. — Не заостряй на этом внимание. Ему, возможно, требуется чуть больше времени.       — Ага.       Таня пытается прощупать момент, состояние Лилички, но слова вырываются сами:       — В конце года я увольняюсь из школы и уезжаю в Адлер. Насовсем, — в ожидании ответа она задерживает дыхание, жмурит глаза, не хватает только скрещенных пальцев.       Лиля резко поднимается:       — Что? А как же я? — в ее глазах читается огромная обида на грани с разочарованием. От одной мысли быть брошенной охватывает тревога.       — Надеюсь, ты поедешь со мной. Я много думала о сложившейся ситуации и… не надо тебе здесь оставаться. Этот город в итоге съест и тебя, и твое будущее. А в нашем доме всем хватит места.       — Но… твоя работа, квартира. Твой отец, в конце концов. Сомневаюсь, что он будет в восторге.       — Это мои проблемы. Не забивай ими голову, — Таня поглаживает ее по спине. — Ты, главное, подумай над моим предложением и дай знать, как решишь.       — Хорошо. А не думать можно? — Лиля прет напролом, хватается за возможность обеими руками. — Поедем. Лишь бы не здесь и с тобой, — и виснет на Таниной шее.       Не в этом городе и не с этими людьми. Чтобы забыть здешние дороги, расписания автобусов и обшарпанные общажные стены. Никогда не покупать билетов обратно, забыть серые панельки и свинцовое небо над ними. Заводские трубы, грязные лица рабочих на остановке и отвратительные комментарии вслед.       — Не боишься?       — С тобой — нет.       Поздно ночью Вова выдергивает своим звонком из сна и просит спуститься к подъезду. Лиличка кое-как объясняется с матерью, хватает спиной возмущения, но все же встречается с ним на лестничной площадке первого этажа. Из почтовых ящиков торчат газеты, и парочка обожженных валяется рядом с мусоркой.       — Я поговорил с матерью. Рассказал все о тебе.       — И что она? — Лиличка старается случайно не наступить красивым розовым тапочком в смачные плевки под ногами.       — Говорит, надо съезжаться, растить малого вместе.       — Вова, хватит.       — Постой. У отца Алины есть маленькая квартира, после его смерти она фактически принадлежит ей, но сейчас ею распоряжается мама. И мы можем пожить там до ее совершеннолетия.       — Я люблю другого человека.       — Блять, — видно, как пацанское сердце ранит простая фраза. Он разворачивается к Лиле спиной, вытирает ладонью лицо, — так и живи с ним. Я не заставляю реально съезжаться со мной, но… родителям можешь сказать, что со мной.       Вова выдавливает слова через силу, потому что способствовать Лилиной новой любви как предательство самого себя. И все же после той встречи он не может забыть ее больших расстроенных глаз.       — А твоя мама?..       — Первое время пусть думает, что правда живем вместе. Со временем все расскажем.       — Вова… а почему? — Лиля искренне не понимает его благородства. Вова, конечно, хороший парень, но такая игра в рыцарство не поддается рациональному объяснению.       — Потому что я представляю, какой пиздец начнется, если ты останешься с ними.       За своим «все будет хорошо» он ее отчетливо понимал все это время. Лиля обхватывает его руками:       — Спасибо.       На следующей неделе они набираются смелости рассказать все Лилиной семье. Разговор начинается с повышенных тонов, обмена любезностями, но Вова напористо осаждает Лилиного отца:       — Хотите вы это или нет, это уже произошло. Давайте говорить по факту.       — О чем с тобой вообще говорить? Вы только и можете, что дел наворотить, а их потом нам разгребать.       — Аккуратнее в выражениях. Я не бегаю от ответственности, и я здесь.       — И что мне теперь, медаль тебе дать? Герой нашего времени блять.       — Коля, не выражайся, — мать хлопочет над ними, а они продолжают цепляться, пытаться задеть оппонента побольнее. Лиля с братом обмениваются быстрыми взглядами, тот сжимает кулачок и показывает ей, мол, держись. Она растерянно кивает.       — А ты чего молчишь? Где мы здесь пятого разместим? — отец обращается к Лиле. Обводит рукой комнату, сверлит ее взглядом.       Вова вступается за нее:       — Она не останется здесь.       — Я тебя последнего об этом спрошу. Сядь и не отсвечивай.       — Я действительно не останусь здесь. И хватит кричать, — Лиля рывком встает, и стул на хлипких ножках позади нее с грохотом падает. — Ни один человек в здравом уме не захочет растить в такой обстановке детей.       Она прямо намекает на него самого, и отец тяжело поднимается следом:       — Вот воспитаешь своего — поговорим.       — Если я захочу говорить с тобой.       Лиличка выскакивает в коридор, хватает вещи и выбегает из комнаты. Одевается на лестничной клетке, рукавицей вытирает заплаканное лицо и замечает первую птичку на окне. Весна на подходе. Вова догоняет ее:       — Эй, постой. Не расстраивайся, они идиоты.       — Я знаю, — Лиля утыкается в его грудь.       — Хочешь, пойдем покатаемся? Пошлем их всех нахуй и побудем вдвоем, как раньше.       — Да. Можно.       Вечером Лиля просит подбросить ее до дома, но, как только Вова скрывается в соседних дворах, набирает Таню и спрашивает разрешения приехать. Рассказывает о плане Вовы и ловит на себе ее ошарашенный взгляд:       — А Белый умеет удивлять. Он ведь не знает про меня?       — Нет, но я расскажу ему перед отъездом.       — А он в курсе него? Судя по всему, он серьезно настроен на отцовство, а ты возьмешь и переедешь.       — Он все равно собирается пойти контрактником в армию на два года. Вряд ли это станет проблемой, а если и станет… как-нибудь справимся. Я решение менять не собираюсь, — Лиля противится любой мысли отказаться от Тани. — А ты?       — А что я… на мое место уже ищут нового учителя. Назад дороги нет.       — Странная ты, Таня, — Лиля забирается к ней под бок, перебирая край ее белой футболки, — вроде не англичанка, а сваливаешь всего после года работы. Тебя от них отличает только наличие декрета.       Она с улыбкой отшучивается:       — Меня отличает, а тебя роднит.       — Эй, — Лиля с облегчением смеется, шлепая Таню по бедру. Больше никаких секретов и пряток. — Спасибо, что ты со мной.       Все, что сейчас делает Таня, окупится позже — взрослой, осознанной Лилей, которая не соберет с годами еще больше травм. Не разочаруется в жизни, не превратится в свою мать, не станет плеваться в свое прошлое.       — А как по-другому?       — Легко.       Таня мотает головой:       — Только не мне.       Вечером она показывает Лиле их гостевой домик возле моря, фотографии с отцом и тетками, а еще обещает поговорить с ними по приезде.       — Как думаешь, как он отреагирует?       — Думаю, в целом нормально. Он же столько лет работает с колоритными туристами, да и по себе знает, каково ощущать себя чужим. В его случае это, правда, связано с переездом в Россию, но все же. И вообще после того, как воспитаешь одного неродного ребенка, других принять легче.       — А твоя мама?       — Я ее мало помню. Она сейчас то ли в Америке, то ли в Испании. Мы не общаемся.       — А почему она там, а ты здесь?       — Восьмидесятые, страна с нестабильной экономикой, вечно всего не хватает. Что ей было ловить в России? Она была молодой и горящей приключениями.       — А ты?       — А я прекрасно все эти годы жила с тетями и армянским Колей.       — Такой хороший у тебя папа. Типа знаешь, далеко не каждый любит или просто признает своего ребенка, не то что чужого. Это многое о нем говорит.       — Мне почему-то кажется, что вы найдете общий язык. Он детей вообще обожает. Каждый раз, когда гости приезжают семьями, бесплатные экскурсии дает, крутит мультики на проекторе. Вроде детскую площадку собирается ставить возле бассейна.       Лиличка прижимается к ней под одеялом:       — Армянский Коля мне нравится все больше и больше.       — Прекрасно. Познакомитесь в августе. Как раз начнется самый разгар туристического сезона.       Засыпая, Лиля хитро улыбается:       — Значит, я буду часто видеть тебя в купальнике? Какие тебе нравятся: открытые или закрытые?       — Спи давай, — Таня закутывает их ноги, но яркие носочки Лили продолжают высовываться. Она специально надевает их, потому что во сне часто скидывает все одеяло Тане.       В начале следующей недели Лиля интересуется, может ли она продолжить посещать психолога. Таня оплачивает ее сеансы, спокойно переносит ее эксперименты с поведением, и все можно перетерпеть, если в итоге Лиличка научится жить с собой в мире.