Все как у людей

      В интернете Лиля подписывается под фамилией Амарт, не раскрывает лица и общается в анонимных чатах. Не рассказывает секретов, не делится личным, не оставляет комментов — в сущности становится невидимкой и не привлекает внимания. С появлением Татьяны подписывается на ЛГБТ-каналы, читает оскорбления под постами и переполняется злостью.       Одно признание как игра в рулетку: повезет, не повезет.       Лиля не собирается прятаться и скрываться — она никому не даст повода ее шантажировать и обижать. Рассказывает Тане об этом, ждет понимания, и глаза напротив говорят за себя.       — Каминг-аут — серьезное дело. Пожалуйста, подумай хорошо, взвесь за и против. Я не отговариваю, просто такие признания… редко воспринимают всерьез в школьное время.       — А когда это произошло у тебя?       — Еще не было.       — Ты никому не рассказываешь?       Татьяна сдает назад, говорит чуть тише:       — До тебя отношения с женщиной были для меня просто предположением. В теории возможны, а по факту только мужчины.       — Так они тебе больше нравятся?       Лиличка хватает себя, отдергивает и смотрит в лицо бесконтрольной ревности. Представлять Татьяну в мужских объятиях — играть на расшатанных нервах.       — Не задумывалась раньше, а сейчас как-то все равно, потому что я с тобой.       — А мне не все равно. Что тебе ловить с асексуальной девчонкой без гроша за плечами, когда вокруг такой выбор?       — Лиличка, не цепляйся к словам. Это пройденная тема.       Маленький скандальный ребенок, которого оберегает Лиличка, любит хвататься за случайные фразы, разматывать их, глобализировать и пугаться выдуманного в голове. Он требует объяснения, готов ругаться со своими демонами и путает реальность со сном. (Потому что не уверен в себе.)       — Нет, не пройденная. Оговоренная — да, но не закрытая.       Лиля прячет слабые места и отчаянно равняет отношения с соревнованиями. Надо защищаться.       — К чему ты ведешь?       — Я чувствую себя неполноценной, потому что не даю тебе то, что в других отношениях ты можешь получить как само собой разумеющееся.       — Лиля, — Татьяна двигается к ней, обнимая с осторожностью. В такие моменты спугнуть ее ничего не стоит, — мы это уже обсуждали. О большем рано.       — А потом будет поздно.       — Что за суперспособность у тебя делать проблему из ничего?       Лиле этого не занимать. Когда растешь в среде, где такое считается нормой, по-другому уже не умеешь. Выезжаешь на знакомой модели поведения.       — А ты специально уходишь от ответа?       — Так, давай ты остынешь, и поговорим, — Таня встает с дивана.       Лиля ненавидит, когда ее просят задавить эмоции. Она вскакивает следом:       — Давай сейчас.       — Нет.       — Попробуем, — в отчаянии она кидает толстовку на пол. Опыт с Вовой показывает, что секс исправляет любое непонимание. Татьяна им занимается, а значит, сработает и с ней.       — Остановись, — Таня одевает Лилю обратно. — Хватит. Ты чего?       — Не хочешь меня?       — Лиля, это здесь ни при чем, — Таня сажает ее на диван, обнимает со спины и не пускает, пока та не успокоится. — Я взрослый человек, я умею ждать.       Лиля не знает, как работает чужое тело, с двенадцати лет смотрит сериалы, где превозносят секс, и не понимает себя.       — Ты сказала, мы попробуем, когда я захочу. Так в чем проблема?       — Не когда захочешь, а когда будешь готова. И это очевидно не сейчас.       Лиля восстанавливает дыхание, не найдя нужных слов. Все, что вертится на языке, кажется жалким. Они откладывают разговор до лучших времен. Через неделю в спокойном режиме говорят об этом снова, Лиля просит попробовать, и Таня соглашается.       Секс с опытным человеком осторожный и с вопросами, где хорошо, а что лучше не трогать. Лиля познает свое тело, прислушивается к себе, пробует новое.       — Что скажешь? — в конце Таня касается Лиличкиной руки. Та накрывается одеялом с головой.       — Похоже, я все-таки асексуалка.       — Мой лучший комплимент.       — Тань, ты только не обижайся. Может, мне еще надо раскачаться там, понять, как все работает. Мне кажется, секс — это даже сложнее, чем на права сдавать. Только не думай, что дело в тебе.       — Эй, Шерлок, я в курсе. Это шутка. Не переживай. Зато теперь хотя бы примерно понимаешь себя, — Таня забирает Лилю в объятия, целует волосы с чуть отросшими корнями и оглядывается на часы. — Может, закажем что-нибудь? Посмотрим твои сериалы.       — Они все про подростков.       — И что? Я им каждый день биологию преподаю, тот еще ситком с годовой подпиской. И ведь ее не отменить.       — Подписка-то бесплатная, зачем отменять?       — Бесплатная? Скажи это моим потраченным нервным клеткам. Подписка вообще очень даже дорогая.       — А моя годовая подписка последняя, больше продлевать тоже не буду, — Лиля поглаживает одеяло. — Дальше перейду со школьной на студенческую. Она, говорят, дороже, но того стоит.       — Еще как, — Таня оставляет на ее плечах крошечные поцелуи, обнимает талию. Лиля от щекотки вжимает шею. — Такая интересная жизнь начнется. Это не школа — институт будешь вспоминать всю жизнь. И в основном только хорошее.       — Надеюсь.       Подготовка к экзаменам отнимает много времени. На нервах, переживаниях и под давлением Лиля заметно выматывается. Теряет аппетит, часто чувствует недомогание и несколько раз, сбегая с уроков, просит Татьяну дать ключи от квартиры. В коммуналке слишком много глаз.       Валяется на просторной кровати, щелкает каналы и переписывается с Пашей: тот скидывает домашку, смешные картинки и фотки столовской еды на обзор. Веселит Лилю, отправляет смайлики, а Вова в следующем диалоге спрашивает, не привезти ли ей лекарства в общагу.       «Спасибо, не надо, все есть».       И таблетки, и секреты.       Таня заботится о ней, ходит в аптеки и вызывает такси. Нарушает профессиональную этику, не спрашивает Лилю, когда она не готова, и завышает оценки. Подсказывает на контрольных, целует в лаборантской и подмигивает в коридорах. В маленьких секретах Лиля прячет свое огромное чувство. Оно разрастается до размеров, которые больше не поддаются контролю, и Тане приходится осаждать ее.       — Спокойнее, Ромео, ты слишком палишься.       В актовом зале собирается несколько классов. Директор настраивает микрофон, тот скрипит и режет слух. Школьники затыкают уши.       — Чем? — Лиля играет с огнем и за креслами берет руку Тани в свою. — Они не смотрят.       — Это временно.       — Расслабься. Когда дед гонит бред, мы снимаем его, а потом режем видео на мемы. Все сейчас этим и будут заниматься.       — А ты оптимист.       — Видишь, как меняет меня общение с тобой. От пессимиста к оптимисту — неплохой такой апгрейд.       Лиля смеется и улыбается, а сама вновь кидается в постоянные тревоги. Головная боль не проходит, желудок сводит от голода, и история браузера превращается в бесконечные поиски симптомов. Лиличка доводит себя до слез, выдумывает диагнозы, которых нет, и в панике рыдает Тане в трубку. Та откладывает тетради с контрольными, покидает учительскую, слушает бедную девочку в коридоре.       — Лиля, пожалуйста, перестань искать ответы в интернете. Давай я вечером приду, запишем тебя к врачу.       — А что, если все это правда?       Только к восемнадцати годам приходит осознание, что никакие издевательства над телом не проходят бесследно. РПП выстреливает проблемами с желудком, детские травмы — поломанной психикой, и шрам над коленкой всегда будет связан с велосипедом. Лиля сама себе роет яму.       — Вот и узнаешь. Слушай, у меня есть хорошая знакомая, психолог. Очень толерантная, настоящий профессионал. Давай я договорюсь о паре консультаций, тебе станет легче.       — Считаешь меня психованной? Спасибо, — в тревоге трясутся руки. [С Лиличкой все не в порядке.] Она сбрасывает звонок, падает на кровать, и каждый ответ ноунеймов из интернета проносится в голове. После бабушки в ней то спадает, а то нарастает бесконтрольный страх столкнуться с чем-то непоправимым.       От нервов ее начинает подташнивать, боль выстреливает в лоб и затылок. Лиля кое-как дожидается вечера. Таня приходит с работы пораньше, выкладывает лекарства на стол, и среди аспирина и седативных Лиля замечает настолько прямолинейный намек, что не поймет его только дурак.       — Тань, у тебя от меня секреты?       — Нет. Это тебе.       — Не смешно, — Лиля с недовольным лицом отодвигает от себя все аптечное. — Я сплю только с тобой.       — В этом я и не сомневаюсь, но еще два месяца назад ситуация была другой.       Лиля на взводе, и Лиля готова влезть в скандал. Она совершенно щенячьей любовью обожает Таню, но в такие моменты начинает расправлять плечи, потому что на подсознании создается знакомая ситуация. Один нападает, второй защищается.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Инструкция на обороте. Сделай тест, пожалуйста.       В словах Тани определенно есть смысл, но Лиля рвется на танк с ножом и готова отрицать возможное. Хватает маленькую коробочку и хлопает дверью ванны. Буквы инструкции расплываются перед глазами, от волнения подкатывают слезы. Таня от переживаний рассекает пространство кухни, пытается себя куда-то пристроить, но на месте никак не сидится. Проходит пять минут, десять, пятнадцать, двадцать.       — Лиля, — она аккуратно стучит в двери, — солнышко, у тебя все хорошо?       В квартире воцаряется тишина, и в этот момент все сомнения в правоте пропадают. Таня прикладывает ладонь ко лбу.       Лиличка выходит из ванной:       — Поздравляю, ты права.       Она демонстративно пихает тест в Танины руки и кидается в коридор. На эмоциях пытается скорее зашнуровать кроссовки, роняет с полки шарф, пытается отыскать шапку, которую вечно пихает в рукав. Старается сбежать от разговоров скорее, запинается о собственные ноги. Таня пытается раздеть ее обратно, забирает варежки с полки.       — Остановись. Лиля, куда ты? Давай поговорим, — она загораживает собой выход.       — Выпусти, — Лиля прет напролом. Врезается в Таню, протаскивает за собой, вжимает в двери. — Дай пройти.       — Эй, я на твоей стороне. Не беги от меня, пожалуйста.       — Отойди.       — Я здесь. Я с тобой, — Таня пытается заглянуть в ее глаза. В них стоит настоящий детский испуг, и смятение вынуждает ноги бежать.       — Таня, — Лиличка наконец сдается, опускает голову и закрывается руками. Кладет их на голову в отчаянии, — я в такой жопе. Что мне делать?       — Для начала раздеться, — Таня вешает куртку обратно, развязывает шнурки на Лиличкиных кроссовках. — Пойдем в комнату. Я заварю чай, поговорим.       В комнате все замирает. Закипает чайник, Лиля стеклянными глазами разглядывает деревья за окном. Она даже не понимает, как ей реагировать на происходящее. Таня, пока достает кружки, бросает пакетики и заливает их кипятком, пытается выдавить из себя что-то адекватное и ободряющее, но продолжает молчать.       — Осторожно, горячий, — ставит перед Лиличкой чай на кофейный столик и двигается на диване ближе.       — Что скажешь?       Они обе разглядывают две ярко-красные полоски перед собой и пытаются разобраться, что ощущают при этом.       — А что тут сказать? — Таню еле слышно. Все чувства мешаются друг с другом, но одно выделяется особенно ярко — она ни за что не поранит этого солнечного человечка. — Выбор за тобой.       Лиля кивает, поджимая губы:       — И какой из них исключает тебя?       В ожидании ответа проходит, кажется, целая вечность. Таня ощущает реальную ответственность за свои последующие слова, но они выскальзывают сами.       — Никакой, если только ты не захочешь.       Лиля поднимает на нее влажные глаза. Пытается отыскать в них ловушку, но, кажется, Таня серьезно.       — Правда?       — Да, — твердо, без сомнений. Таня понятия не имеет, во что выльются ее слова в будущем, но просто не представляет, как можно Лиличке отказать.       — Я даже… не знаю, как рассказать родителям, как организовать все это в коммуналке. Меня там с дерьмом съедят.       — А другой вариант не рассматриваешь?       — Почему-то нет.       Лиличке всю жизнь отчаянно хочется иметь маму. Быть ребенком, о котором заботятся, кого любят и понимают, чтобы, когда обидно, жалеют, а не кидают упреки и обвинения. Чтобы любили, понимали и никогда не строили «домиков». К восемнадцати годам она понимает, что все упущено, но она может исправить это в собственном примере. Стать хорошим родителем, о котором сама мечтает с детства.       — Я поддержу тебя в любом решении.       — Что мне делать, Тань? Только не отказывайся от меня, пожалуйста. Если ты против… я придумаю что-нибудь.       — Солнышко, ты чего? — Татьяна забирает ее к себе, целует волосы, прижимает к груди. — Я не против, просто, как и ты, в полной растерянности. Я по дороге домой, конечно, думала о таком исходе… но сейчас мы перед фактом.       «Мы» не равняется «ты», и Лиля слышит в этом гораздо больше.       — Я боюсь тебя потерять.       — Мы ведь не в кино. Я не собираюсь сбегать при первой же трудности.       — Скажи прямо, что ты думаешь об этом. Честно.       Татьяна тяжело выдыхает. Поджимает губы, прогоняет варианты:       — Если ты решишь ничего не делать, это закроет тебе двери в институт в этом году. И, очевидно, станет сложной темой в общении с родителями, Вовой… с обществом, — Тане не хочется признавать этого, но беременная школьница — повод для обсуждений, сплетен и осуждения. — Но я постараюсь минимизировать эти проблемы. Быть рядом. Есть несколько вариантов, которые я обдумаю в ближайшее время, и мы обсудим их.       Лиля вздергивает голову, глаза выдают страх задать вопрос прямо:       — Зачем тебе это все?       — Потому что я умудрилась тебя полюбить, — Таня не говорит этого, но продолжает в уме: «И боюсь, что они сломают тебя, если меня не будет рядом».       — Правда?..       — Представляешь... поэтому можешь на меня положиться.       — Тань… все, что ты сказала, все те проблемы… они коснутся и тебя. Оно тебе точно надо?       — Надо, не надо… какая разница, когда речь идет о тебе? Не переживай обо мне, у меня есть выбор. Я его и делаю.       Лиличка спрашивает с опаской:       — Не передумаешь?       — Это ведь не игрушка. Захотеть, расхотеть. Я в деле, — Таня целует ее фарфоровое плечо. — Расскажи хоть, как так произошло?       В погоне за килограммами Лиля считает калории, бегает по вечерам и сгибается пополам в туалете. Отказывается от еды, разглядывает себя в зеркале и прячет все под одеждой. Доводит себя до болей, до слабости, до состояния, когда организм отказывается работать нормально, а потом в панике бегает по врачам и пытается восстановиться. Пропадает всякая стабильность. В календаре не появляется отметок о цикле больше полугода, и Лиля наивно верит, что из-за этого ничего страшного с ней и Вовой не случится. Они не предохраняются. А потом РПП отступает, цикл восстанавливается, но за всеми переживаниями она даже не думает о последствиях их с Вовой действий. Лиля рассказывает все это Тане, ждет осуждения, но та прижимает ее к себе.       — Такая вот история. Знаешь, что забавно? Столько в интернете читать о смертельных диагнозах, а про элементарную защиту пару статей посмотреть… идиотка.       — Здесь не только твоя вина. Воспитание у нас такое. Все боятся говорить о сексе, а потом хватаются за голову, когда у детей появляются дети. Не впервые сталкиваюсь с таким.       — У тебя есть еще кто-то, кроме меня?       — Шутишь? С тобой и одной-то сложно, второго восемнадцатилетнего приколиста я не осилю. Нет, я же учитель биологии, а угадай, на кого любят перекладывать ответственность родители, когда узнают подобное о своих детях? Правильно, на «учителя, который не объясняет элементарные вещи».       — Придурки.       — Да. Лиль, — Таня осторожничает, — подумай все же насчет психолога. Он поможет справиться со стрессом… и разобраться в себе.       Потому что Лиля — девочка-противоречие. Собирается стать психологом и обижается, когда ей предлагают к нему пойти. Сама с шестнадцати лет уговаривает родителей записаться к нему — и не доверяет им. Вроде и хочет себе помочь, а вроде и постоянно себя осаждает.       — Хорошо.       Потому что Лиличке очень страшно стать той, которая однажды сочтет «домик» хорошей идеей.       — Оставайся сегодня у меня. Отдохнешь, отойдешь, а завтра утром поговорим снова. Переспим с этой мыслью.       — Ладно, только родителей предупрежу, — Лиля открывает первый попавшийся мессенджер, и среди всех переписок выделяется особенно закрепленная — пользователь Таня с сердечком в конце. — Скажу, что останусь у Наташи.       Вечером она расстилает кровать, и Лиля впервые остается в ней до утра. Они отворачиваются в разные стороны, не спят до середины ночи, и только к трем часам осознание выстреливает в затылок. Лиля разворачивается к Тане, обнимает ее со спины и жмурит глаза:       «Я тебя тоже люблю».