Этот неправильный мир

      Майк не планировал возвращаться. Но, переступив через себя, он всё же проехал мимо вывески «Добро пожаловать в Харрикейн, штат Юта», рассматривая открывающийся за окном вид. За эти годы не поменялось практически ничего, но Майк продолжал рассматривать каждое строение, словно диковинный экспонат. Всё казалось ему таким странным и необычным, хотя прожил в этом городе восемнадцать лет.       Майк не живёт здесь уже пять лет, но этот город постоянно притягивал его назад, словно магнит. Инициатива переехать была Брайна, и Майк не стал спорить, ведь они оба больше не желали находиться в Харрикейне. Спустя время пришло острое желание вернуться (зачем — непонятно), словно он забыл там что-то очень важное. Конечно, он возвращался иногда, чтобы навестить отца, и тогда чувство тоски и тревоги вдруг спадало, и наваливалось спокойствие, чувство, что, наконец-то, всё так, как должно быть. Но по возвращении в Сент-Джордж всё повторялось.       Сейчас же Майкла настигало ещё большее чувство тревоги: отец позвонил рано утром и трескучим голосом попросил вернуться на несколько дней — есть одно дело.       В последний раз они виделись полгода назад, когда хоронили деда Юджина. Он умер шестнадцатого февраля у себя дома в Лас-Вегасе. Он не мучился, и умер во сне. Здоровье с каждым годом подкашивало сильнее, пока в какой-то момент оно не приковало Юджина к постели. Уильям был с ним всё это время.       Майк помотал головой, отбрасывая неприятные воспоминания. Он уверен, что дед сейчас в лучшем месте. Но чувство тревоги покидать не собиралось. Юджин совсем чуть-чуть не дожил до восьмидесятилетия, а они все были ещё совсем детьми. Самым старшим было семнадцать. А ему было вообще всего семь. У них вся жизнь была впереди. Это так неправильно.       — Ты должен туда вернуться, — мрачный голос отца заставил Майкла вздрогнуть.       — Куда «туда»?       — Туда, к Элизабет, — мужчина указал пальцем куда-то в пол, самозабвенно уставив взгляд куда-то в никуда. — Она всё ещё там, я это знаю. Я слышу, она всё ещё там.       Майк нервно поджал губы, отводя взгляд в сторону.       Год назад он узнал, что отцу поставили шизофрению. Это произошло внезапно, просто бумажка с диагнозом случайно попалась под руку, когда Майк навещал отца. Мужчина своё молчание оправдывал тем, что не хотел пугать Майкла. Тот хотел вернуться в Харрикейн, чтобы быть с отцом рядом, но Уильям его отговорил.       — Я не недееспособный инвалид и не пытаюсь убить себя или кого-то ещё. У тебя своя жизнь с Брайном в Сент-Джордже. Тебе не стоит беспокоиться, я буду в порядке, — убеждал его Уилл, натянув кривую улыбку на лицо. Майк ему поверил, но копилка причин, по которым ему стоит вернуться в Харрикейн, значительно пополнилась.       — И-и ч-что мне надо сделать? — голос предательски дрогнул.       — Найди её. Я знаю, она всё ещё там, — Уильям схватил руки Майкла своими — холодными, потными и дрожащими. — Её нужно найти и вытащить оттуда.       — А почему ты не можешь сделать этого сам? — вопрос прозвучал несколько грубо, хотя Майк не планировал этого.       — Я… я не могу, ты знаешь, — признался Уилл, опустив голову. Сальные, седые, сильно отросшие волосы упали ему на лицо, прикрывая глаза, наполненные страхом и печалью.       — Ты точно уверен, что она там? — поинтересовался Майк, скорее чтобы сбавить градус напряжения.       — На сто процентов. Ты же мне веришь, Майк? — и он поднял глаза на сына. В выражении его лица была ярко выраженная просьба о помощи. И Майк не мог отказать. Всё же отец — единственное, что осталось от его семьи.       — Что нужно делать?

***

      Лифт ехал пугающе медленно. Или он просто так глубоко спускается? Майк вздохнул полной грудью, разглаживая складки на своей новой тёмно-фиолетовой униформе техника. Его временная должность была именно техник. Майк хорошо разбирался в механизмах и приборах — в этом он пошёл в отца. Даже больше не потому, что этим занимался человек, которым Майк восхищался, а больше потому, что Майклу это действительно нравилось. В колледже совсем чуть-чуть не хватило оценок для красного диплома, но он не сильно расстроился, ведь прекрасно понимал, что это ничего не значит. По крайней мере, для него.       Майк вообще не хотел возвращаться в это место. Он был здесь пару раз ещё до открытия в восемьдесят пятом. Именно здесь умерла Бетти. И именно здесь мама покончила с собой. Всех подробностей он не знал (и не хотел), знал только то, что её нашли повешенной в комнате с Баллорой. На этой почве разразились мифические слухи, на которых Майк старался не зацикливаться.       А в то, что Элизабет всё ещё здесь, Майк не верил. Старался не верить. Он пришёл сюда, чтобы отцу было спокойнее. Он делает это ради отца. Он — единственное, что у Майкла осталось.       Желание переехать обратно в Харрикейн вдруг выросло в разы.       Размышления вдруг резко оборвались, когда прям перед ним из ниоткуда возник жёлтый, неизвестный агрегат, до чёртиков напугавший Майкла.       — Добро пожаловать на первый день вашей новой увлекательной карьеры, — начал приятный голос. — Если вы подходили к ярмаркам вакансий, читали наше объявление в «Винтах, Болтах и Шпильках», или это всего лишь результат решительности, то в любом случаи мы приветствуем вас. Я буду вашим личным гидом, чтобы помочь вам начать работу. Я — Пятая Модель Подручного Робота и Системы Модульного Ремонта, но вы можете называть меня «ХэндЮнит».       — Ты чё, типа Телефонный Придурок два-ноль? — усмехнулся Майк, придя в себя после испуга. Сразу вспомнился тот телефонный заика из пиццерии, в которой работал Майк шесть лет назад.       ХэндЮнит представлял собой жёлтый планшет с небольшим экраном и пластиковыми глазами. На корпусе приклеена бумажка с неаккуратно выведенным именем «Майк». Как мило.       — Ваша новая карьера обещает быть полной испытаний, интриги и бесконечных возможностей для уборки помещений.       — Дай угадаю, тебя конструировал папа? — Майк усмехнулся, вспоминая, как отец когда-то давно (лет десять назад…) ругал сына, что если он не будет нормально учиться, его даже в уборщики не возьмут.       — Введите своё имя, как показано выше клавиатуры. Его нельзя будет изменить позже, поэтому будьте осторожны.       Афтон снова взглянул на наклейку со своим именем. Он, конечно, предпочитал, чтобы его называли полными именем, но если надо именно «Майк», он сильно не расстроится. Переведя взгляд на экран, в глазах вдруг зарябило от передёргивающейся чёрно-зелёной клавиатуры. Майк попытался нажать на букву «м»; вроде, получилось (вместо введённых букв показывались лишь точки). Пытаясь нажать следующую букву, вместе с «а» он нажал на что-то ещё. Закончилось всё тем, что его имя превратилось в кашу из случайных букв.       — Кажется, у вас возникли проблемы с клавиатурой.       «Да ты капитан очевидность», — возмутился Майк про себя.       — Я вижу, что вы пытались ввести, и я автоматически исправлю это для вас. Один момент.       Майк вскинул брови, надеясь, что автоисправление хотя бы примерно попадёт в его имя.       — Добро пожаловать, Яйца Бенедикта.       Нет…       — Телефонный урод, — прошипел парень, щурясь на пластикового собеседника; монитор ХэндЮнита поспешил скрыться.       Лифт остановился слишком резко, Майкла даже чуть тряхнуло. Когда двери раскрылись, перед ним предстала вентиляционная шахта. Он что, должен ползать здесь? Для чего это вообще сделано?       — Позвольте мне заполнить эта пугающую тишину какой-нибудь весёлой шуткой, — вдруг подал голос ХэндЮнит, пока Майк на четвереньках карабкался по тесной шахте и недовольно бубнил. — Из-за огромного успеха и даже более того — неудачного закрытия «Пиццерии Фредди Фазбера», было ясно, что сцена была установлена — без каламбура — для другого соперника в детском развлечении. В отличие от большинства развлекательных заведений, наши роботизированные артисты сдаются в аренду для частных вечеринок в течение дня, и ваша задача — возвращать роботов в надлежащее рабочее состояние до следующего утра.       — Смешно до слёз…       Майк вывалился в небольшую, тускло освещённую оливковым светом комнатку. Жуткая маска клоуна чуть напугала парня, когда он на неё взглянул.       — Сейчас вы находитесь в Главном Блоке Управления, — продолжил ХэндЮнит. Он говорил что-то и дальше, но Майк его уже не слушал.       Вдруг настигла какая-то явная тревога, сердце ускоренно забилось. Тяжело дыша, Майк пожалел, что не взял с собой успокоительное, хотя панических атак не было уже давно. Примерно с тех пор, как он переехал в Сент-Джордж.       — Посмотрите в окно слева от вас, — Майк послушно повернул голову, а со следующих слов агрегата, сердце ухнуло в пятки. — Это Галерея Баллоры…       «Галерея Баллоры»… Галерея Баллоры, в которой нашли покончившую с собой маму. Майк почувствовал, как слюны во рту стало слишком много, но сглотнуть мешал ком в горле.       — …и Танцевальная Студия, — продолжил ХэндЮнит. — призывающая детей держать себя в форме и наслаждаться пиццей. Давайте включим свет и посмотрим, находится ли Баллора на сцене.       — Её там может и не быть? — голос Майкла прозвучал сипло и сдавленно.       Сглотнув, Майк с трудом заставил себя нажать на синюю кнопку. Сцена, отделённая от комнаты управления замызганным панорамным окном, осветилась прожекторами. Сцена пустовала, и у Майкла ёкнуло в сердце.       — О-оу, похоже, что Баллора не хочет танцевать. Давайте дадим ей небольшую мотивацию. Нажмите красную кнопку для управления электрическим шокером. Возможно, это приведёт её в чувство.       У Майкла подкосились ноги. Ударить Баллору током? Ударить током свою маму? Майк помотал головой, отгоняя эти мысли. Это не так, это не его мама, это просто глупые слухи и сказки, придуманные людьми, которые совершенно ничего не знают.       Майк нажал на кнопку, и где-то внутри комнаты раздался звук проходящего тока. И чей-то еле слышный женский вопль. Майк окаменел от ужаса; не двигался, не моргал и даже не дышал — всё смотрел куда-то сквозь окно в пугающую, липкую темноту, в которой наверняка таятся все его ночные кошмары, от которых он просыпался в холодном поту, пока жил в Харрикейне. Стало вдруг так тихо, только вдалеке едва слышен проходящий по проводам ток, от которого болела голова, и закладывало уши. Майк едва нашёл в себе силы пошевелить пальцами и нажать на синюю кнопку на панели: в зале снова загорелся свет, а на сцене танцевала Баллора.       — Восхитительно! — подал голос ХэндЮнит, прервав пугающую тишину. — Баллора снова ощущает своё старое «я» и будет готова снова выступить завтра.       Голос говорил что-то ещё, но Майк его уже не слышал. В голове раз за разом прокручивался этот крик по ту сторону окна. Майк услышал его всего на пару секунд, так тихо — еле различимо сквозь звук электрошокера. Но в то же время он был так рядом. Так рядом, прямо здесь, с Майклом. Он был уверен, это был крик мамы.       Майк прослушал, что говорил ХэндЮнит; кажется, он просил перейти к правому окну к следующему аниматронику. Сцена также пустовала.       — Похоже, Фантайм Фокси взяла выходной. Давайте мотивируем его при помощи электрошокера.       Майк снова нажал на кнопку. Вместе с током он услышал ещё один крик. Взрослый, мужской. Так похожий на голос деда…       Сцена всё ещё пустовала.       — Давайте попробуем ещё раз.       Ещё раз нажать на кнопку у Майкла не хватило сил. Он не мог. Не хотелось ещё раз услышать этот крик. Крик боли, такой горький и противный. От которого сердце замирало в пугающем ужасе.       Негнущийся палец с трудом надавил на кнопку, а Майк закусил губу, стараясь не вслушиваться в исходящих из комнаты еле слышный вопль. Наверняка ему просто кажется. Он просто всё себе надумал…       На сцене появилась Фантайм Фокси. ХэндЮнит похвали Майка записанным заранее сообщением.       — Перед вами ещё одна вентиляционная шахта. Проползите через неё, чтобы добраться до Блока Управления Цирковой Галереей.       И Майк снова встал, одеревенев. Сил пошевелиться он в себе не ощущал. Глаза вдруг стали намокать, а губы дрожать в предвкушении неминуемых слёз. За годы, проведённые в Сент-Джордже и в кабинете психотерапевта, он так и не научился совладать со своими мыслями и воспоминаниями, что один за другим картинками мельтешили у него перед глазами, напоминая обо всех трагедиях минувшего десятилетия. Майк вдруг осознал, что чтобы он не предпринимал, как бы он не старался оправиться ото всех этих ужасных событий, всё всё равно сводилось к одному и тому же выводу — во всём виноват Майк. Если бы не тогда, в восемьдесят третьем…       Майк протёр глаза, пряча лицо в руках. В здании он совершенно один, но чувство, что за ним кто-то наблюдает, росло всё больше с каждой секундой. Майк уверен, что в Цирковой Галерее это чувство достигнет своего пика.       Делать было нечего, пришлось снова лезть по вентиляции, как и приказал ХэндЮнит. В комнате освещение практически отсутствовало: откуда-то сверху мельтешил синеватый свет, то загораясь — всего на мгновенье, — то снова исчезая, погружая комнату во тьму. На панели лихорадочно рябили красные кнопки, от чего у Майкла заболели глаза.       — По ту сторону стекла находится аудитория Цирковой Бэйби. Давайте включим свет и посмотрим, как у неё идут дела, — снова раздался голос ХэндЮнита. Он и в начале ночи не казался Майклу дружелюбным, а сейчас и вовсе слышался пугающим и загадочным. Сейчас Майк в полной мере ощутил, как сильно он скучает по болтовне Телефонного Придурка.       Майк нажал на кнопку — сцена за панорамным окном, как и ожидалось, пустовала. Куда вдруг решили попрятаться все аниматроники? Майк не был уверен, что хотел знать на это ответ.       ХэндЮнит в очередной раз произнёс интерпретированный вариант предложения на то, чтобы мотивировать неповинующегося аниматроника электрошокером, но рука не поднималась. Он не мог. Не мог ударить сестру. Не мог. Майк замотал головой, стараясь выкинуть из неё эту чушь. Он сам говорил, что не верит в это. Говорил это отцу, Брайну — всем, но не себе. Старался не думать об этом, но эти мысли всё чаще посещали его, заставляя Афтона всё больше погружать в самобичевание и отдаваться ужасным воспоминаниям.       Элизабет мертва. Давно. Её здесь нет. Её кровь давно оттёрли от пола и аниматроника, оставленные здесь игрушки унесли, а имя её здесь больше никогда не произносилось. Здесь больше нет Элизабет, ни одного её упоминания. Только этот рыжий, намалёванный, в красном топе и юбке аниматроник. Бэйби — последняя, кто видел Элизабет в живых. И это ужасно.       Отец всё ещё сожалеет, хотя это был несчастный случай.       Несчастный случай.       В их семье слишком много несчастных случаев. Вся их жизни — один большой несчастный случай.       Майк не заметил, как палец надавил на кнопку слишком сильно и долго. За окном блестели искры, а чьи-то невесомые крики снова раздавались откуда-то издалека, но где-то совсем рядом. Крик Элизабет.       Майк отскочил от панели и прижал руку в груди, словно он обжёгся. Крики стихли, а Майк снова пытался убедить себя, что он просто всё себе придумал. Здесь нет никаких призраков прошлого. Здесь нет призраков его погибшей семьи. Здесь только Майк.       Цирковая Бэйби так и не появилась, а ХэндЮнит сказал, что Майк может уходить.       Майк не мог сдвинуться с места и просто упал на колени. Прижал холодные ладони ко рту, подавляя крик и слёзы. Это всё неправильно, их не должно здесь быть. Он не должен быть здесь. Это место не должно быть здесь, его должны были закрыть ещё тогда.       Возможно, отец здесь всё ещё чем-то занимался? Вот только чем? Снова пытался найти способ вернуть их семью?       — И чего старику на месте не сидится? — сдавленно просипел Майк, надрывно вдыхая металлический воздух.       Он приподнялся на дрожащих ногах и, наконец, решил рассмотреть помещение. Яркий свет и мигание красных кнопок на панели продолжали давить Майклу на глаза, от чего голова разболелась сильнее. Две пучеглазые куклы с большими ушами и мерзким оскалом заставили Майкла скривиться в отвращении.       — Неужели детям нравятся эти чудища? — вопрос Майкла потонул в шуме работающих приборов и где-то вдалеке проходящего по проводам тока. Ответа, как ожидалось, не последовало.       До конца ночи Майк рассматривал все доступные ему на данный момент помещения. Смотрел на выступление Баллоры через панорамное окно и представлял на её месте маму. В детских воспоминаниях он очень смутно помнил её в балетной пачке и пуантах, выступающую для Майкла и отца, только для них двоих. А вскоре после рождения Элизабет, мама, впервые вышедшая на сцену после декрета, упала и сломала ногу. Кость срослась неправильно. Она всё ещё могла ходить и двигаться, но выступать уже было рискованно. Мама бросила балет, которым занималась всю свою жизнь.       — Может быть, такова моя судьба? — мама выдавила горькую улыбку и потрепала маленького Майка по волосам. — Я, конечно, очень расстроена этим и мне сейчас очень грустно, но ведь на этом жизнь не заканчивается, так ведь?       — Да, мам, жизнь на этом не заканчивается, — Майк провёл ладонью по грязному стеклу, скучающим взглядом наблюдая за повторяющимся танцем Баллоры и словно стараясь запомнить его, надолго отложить в своей памяти. — Я очень рад, что ты это понимала. Ты была прекрасным человеком, мама. Я тебя люблю. Спасибо за всё, — Майк отлип от окна и постарался забыться в мыслях.       Прошло несколько часов, Майк едва задремал. Отец предупреждал, что в первую ночь нужно только проверить работоспособность аниматроников и следовать указаниям ХэндЮнита. Но уходить не хотелось. Словно что-то (или кто-то) притягивало его сюда. И в то же время пугало. Пугало до дрожи в конечностях и холодного пота. Пугало так, что Майк невольно вспоминал всё то, что так старался забыть все эти годы. Эта атмосфера в пух и прах разбивала потраченные года у психотерапевта и всё то, чему он учил Майка. Словно это что-то извне…       Но Майку больше не хотелось об этом думать. Никогда. Он с трудом заставил ватное тело подняться с холодного пола и пошевелить к выходу. Завтра будет новая ночь.

***

      Майк недовольно поморщился, когда солнце ослепило привыкшие к темноте глаза. Привыкнув к свету, Майк двинулся к дому. На улице практически никого не было: только редкие прохожие лениво плелись на работу в такую рань, зевая каждые полминуты. А Майк шёл домой отдыхать. Отец, наверняка, уже не спит (возможно, даже не ложился). Майклу очень хотелось рассказать ему о своих мыслях и переживаниях, но в голове отчаянно кричала мысль, что лучше будет молчать. Отцу не нужно лишних переживаний. Майклу, впрочем, тоже.       Ему навстречу шёл до боли знакомая фигура.       — Делайла? — смущённо сказал Майк, останавливаясь посреди дороги; блондинистая девушка в красной майке и потрёпанных джинсах повторила его движения.       — Оу, привет, Майк, — последовала неловкая пауза, к счастью, недолгая. — Давно не виделись. Как дела?       — Да норм, вот с работы иду домой.       — Ясно, а я на работу иду, в утреннюю смену. Коллега заболела, вот подменять иду.       — Ты так много работаешь, — Майк сочувственно покачал головой, на что Делайла едва заметно улыбнулась.       — Людей не хватает, приходиться брать допсмены, зато денег больше.       Снова наступила неловкая тишина, нарушить её в этот раз решился Майк.       — А… у него как дела?       Делайла заметно помрачнела.       — Нормально всё, пока живёт, — она упрямо уставилась в асфальт, заинтересованно заковыряв его кроссовкой.       — Я могу его навестить? — ответа не последовало. — Делайла, я…       — Можешь, — мрачно ответила девушка и, бросив сухое «пока», обошла парня и направилась в сторону небольшого кафе, в котором работала.       Майк остался посреди тротуара в абсолютном одиночестве. Он устало покачал головой и решил, что было бы неплохо навестить старого знакомого.       Их небольшой двухэтажный дом оставался таким же мрачным, как и раньше. Этот дом был не сильно младше первых поселенцев Харрикейна, но периодические ремонты помогали приобрести ему оставаться пригодным для жизни. Майку он не нравился — слишком мрачный, слишком мёртвый.       Парень неуверенно потоптался на месте перед входной дверью, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул и нажал на кнопку. Звонок хриплой дрелью прошёлся по всему дому. Спустя некоторое время дверь ему открыл болезненно худой парень.       — Ма-айк! — слишком громко прокричал он, стискивая Афтона в крепких объятьях. — Давно не виделись, дружище. Я скучал!       — Ага, я тоже рад тебя видеть, Джереми, — Майк неловко похлопал его по спине, стараясь не задохнуться от смертельно-крепких объятий.       — Проходи, не стесняйся. Чай, кофе, может сок? Я испёк кексы, будешь? — скороговоркой протараторил Джереми, чуть ли не втаскивая Майкла в дом.       — От чая не откажусь, — неловко улыбнулся Майк, снимая обувь в прихожей. Он осторожно прошёл на кухню и сел на скрипучий стул, пока Джереми маячил у столешницы. — Я сегодня встретил твою сестру. Она выглядела… неважно.       — Делайла? О, она много работает, а её ещё на допсмены таскают, вот гады! Но ничего, уверен, скоро всё наладиться, — он неловко заулыбался и почесал затылок. — Надеюсь, я скоро смогу устроится на работу, чтобы помогать ей с деньгами. Много денег уходит на мои лекарства, хотя мне уже лучше! Хотя, когда я перестаю их принимать, мне становится хуже. Но ничего, надеюсь, я скоро поправлюсь. На днях вот приезжали санитары, я же на учёте стою. Представляешь, они снова хотели забрать меня в больницу! И знаешь почему? — кружка звонко ударилась о столешницу, отражая всё возмущение Фитцджеральда. — Потому что у меня, видите ли, снова галлюцинации! Ну и что, они не мешают мне жить! Вот сегодня они разбудили меня в четыре утра, потому что на город наступал ураган! Но его не было, они ошиблись, но сразу извинились! Они просто обо мне беспокоятся, что в этом такого? Твой кофе!       Перед парнем оказалась кружка с горячим кофе, и Майк улыбнулся. Самое то, после тяжёлой ночи.       — Ой, забыл про блины, секунду, — Джереми порылся в старом холодильнике и вытащил оттуда упаковку с покупными пирожными. — Я их купил пару дней назад, но я хотел приготовить сам, но Делайла меня к плите вообще не подпускает, но я сделал вид, что приготовил их сам. Я полил их джемом.       Крем слегка продавился под тяжестью джема, но некоторые, которые Джереми не затопил до конца, и которые выглядели вполне съедобно, вызвали у Майкла аппетит.       — А у тебя как дела? Как там Брайн? Я видел твоего отца недавно в парке. Он выглядел грустным, — Джереми сел напротив Майка, начиная заваливал того вопросами. Он уже и забыл, какой Джереми болтливый таратора…       — Да вот, вернулся на несколько дней, дела появились, — мрачно ответил Майк, лениво водя кончиком пальца по поверхности кружки. — С Брайном всё хорошо. Живём пока в съёмной квартире, но не плохой. Потихоньку копим на свою. Вообще, мы думаем переехать в Канаду, но дальше размышлений дело пока не заходит, — парень криво ухмыльнулся, рассматривая своё отражение в кружке. — Ты видел моего отца?       — Ага, — произнёс Джереми с набитым ртом. — Сидел в парке на лавочке, совсем один. Грустил, видимо. Ему, наверно, одиноко, а ты редко приезжаешь.       — Мы часто созваниваемся.       — Это не то! Ему важно, чтобы ты навещал его, проявлял любовь тактильностью. А он к тебе приезжает?       — Дольно редко. У него было много работы и каких-то дел. А потом его лишили водительских прав, а в автобусе его укачивает.       — Почему лишили прав?       — Он… болеет, — Майк смущенно отвёл глаза. Отец просил не рассказывать никому о его болезни. Об этом знают только он и Генри.       — Не скажешь? Если нет, то всё хорошо, я понимаю, это личное. Меня вот из-за шизофрении никуда не берут работать. И за руль сесть тоже уже никогда не смогу, хотя хотел стать дальнобойщиком и объехать всю страну, — Джереми с улыбкой откинулся на спинку скрипящего стула. — Быть инвалидом так тяжело…       — И почему ты улыбаешься?       — А что мне делать? Плакать? А смысл? Только голова разболится, а она у меня и так больная, хах. Да и Делайлу расстраивать не хочу, она же так старается ради меня, а я тут реву, ха-ха, — Джереми вяло провёл волосами по сальным волосам, а улыбка чуть скривилась. А Майк продолжал поражаться такой упрямой жизнерадостности человека, потерявшего полмозга.       — Мне бы твою уверенность. Я столько лет провёл у психотерапевта, но до сих пор не могу избавиться от ужасных воспоминаний и мыслей, что во всех наших бедах виноват именно я. Возможно именно поэтому я никогда не стану счастливым.       — Уверен, ты справишься! — Джереми взял ладони Майкла в свои, сухие и горячие. — Тебе нужно просто чуть больше времени. Все по разному справляются со стрессом. Знаешь, когда меня положили в психушу, я много плакал первые пару дней. Ну, мне было страшно. Куча злых санитаров, неадекватные пациенты, ужасные условия, а от лекарств я был не бодрее овоща, но знаешь, это нормально. Я быстро оправился, потому что знал, что никакая болезнь и никакие трудности меня не сломают. Ну, отрезали мне полмозга, и что теперь, рыдать и под поезд прыгать? Жизнь-то ещё не закончилась. Да, мне теперь немного сложнее, но трудности закаляют ведь, так? Блин, чувак, у меня было столько планов! И мне теперь от всего этого отказаться просто потому, что какой-то бородатый дядька в халате сказал мне, что я теперь частично недееспособен? Миссис Хадсон просто завидует моему оптимизму.       — Я тоже завидую, — криво ухмыльнулся Майк и глотнул кофе.       — Не надо завидовать. У тебя есть то, чего нет у меня. Нет, в смысле, я не говорю, что тебе легче, чем мне, нет. Тебе тоже тяжело, но по-своему. Понимаешь?       Майк коротко угукнул и уставился в стену, продолжая потягивать кофе из кружки.       — Мы обязательно справимся. И ты, и я. Всё будет хорошо.       — Не знаю. Прошло почти десять лет после того, как в нашей семье начались несчастья. Проблема в том, что ты стал инвалидом по чистой случайности. А моя семья начала гибнуть именно из-за меня.       — Майк, мы это уже обсуждали. Ты был ребёнком, а замки хлипкими…       — Мне было тринадцать лет, Джереми. Тринадцать — осознанный возраст. Я осознавал, что делал, но подумать о последствиях мозгов не хватило, — голос Майкла постепенно переходил на повышенные тона, а глаза снова намокли. — Из-за меня умер Кэссиди. Из-за этого папа начал пить, и его здоровье подкосилось. Из-за этого он не уследил за Элизабет, и она умерла. Мама не выдержала и покончила с собой. Все причинно-следственные связи ведут ко мне, Джереми. Я — источник всех бед и несчастий в нашей семье.       — Майк, я уверен, ты просто всё себе накручиваешь. Я, конечно, не психолог, но, мне кажется, что ты придумал это, просто чтобы не принимать жестокость этого мира. Майк, не всё, что с вами происходило, было по твоей вине.       — Он умер по моей вине. Я осознанно засунул его туда. Я понимал, что это может быть опасно. Но я всё равно это сделал. Знаешь, как ужасно осознавать, что ты поставил окончательную точку в чьей-то жизни?       Джереми прикусил губу и отвернулся.       — Но ведь… ничего уже не исправить, так ведь? Я понимаю, что ты до сих пор сожалеешь. Я знаю, всё, что с тобой произошло — ужасно, но разве ты хочешь прожить остаток жизни в чувстве вины и сожаления? Хочешь всю свою жизнь посветить самобичеванию? Всю жизнь посветить прошлому и совсем забыть о том, что можно сделать здесь и сейчас — в настоящем! Да, прошлое приносит боль, но это ли повод сдаваться и давать по тормозам? Ты сильный человек, Майк, но тебе следует быть чуточку смелее. У тебя есть всё для счастливого будущего, а ты продолжаешь жить прошлым. Как думаешь, этого ли хотела бы твоя семья?       Джереми взглянул Майклу в лицо и тут же подорвался с места, когда увидел, как трясётся его нижняя губа, а глаза наполняются слезами.       — Можешь плакать, всё хорошо, — он прижал Афтона к себе так, что его лицо упёрлось Фитцджеральду в живот. — Плакать нужно. Здесь только я, и я не буду тебя за это осуждать. Это же просто эмоции, так ведь? Их не стоит держать в себе, а то потом до нервного срыва себя доведёшь, хах. Когда мне грустно, или когда меня что-то тревожит, я тоже стараюсь это выплакать, чтобы стало легче. И мне правда становится лучше. Уверен, ты уже много раз слышал об этом у психотерапевтов, но…       — Спасибо, Джереми, — вдруг подал голос Майк, подрагивающий от рыданий. — Просто спасибо.       — Не за что, дружище. Я понимаю, как тебе тяжело. И я рад, что смог тебе немного помочь.       Майк разрыдался, а Джереми утешительно поглаживал его по волосам. Казалось, время перестало идти, а мир вокруг остановился.       — Спасибо, что выслушал и поддержал. Я обязательно прислушаюсь к твоим словам, — произнёс Майк, успокоившись. — У тебя вся майка в моих слезах, прости.       — Ничего страшного, всё окей. Тебе ведь стало лучше?       — Стало. Спасибо большое, мне, правда, стало легче.       — Это хорошо, чувак, это самое главное, — он снова обнял Афтона. — Как тебе чай?       — Вкусный, спасибо, — Афтон бросил взгляд на недопитый кофе и снова уткнулся лицом в живот Джереми.       На душе и вправду стало легче.

***

      Домой Майк вернулся ближе к восьми утра. Его встретил взволнованный отец.       — Ты где был, Майк? Я уже собирался тебя искать, — запинаясь, поинтересовался мужчина.       — Всё в порядке, пап. Я посидел там до шести, а потом решил заглянуть к Джереми. Ты что, так и не ложился спать?       — Как тут ляжешь с тобой, — облегчённо вздохнул Уильям, прижав сына к груди. — Я переживал, что с тобой что-то случилось.       — Но со мной всё ведь в порядке.       — Я, я забыл тебе кое-что дать, — отец выпустил Майкла из объятий и быстрым шагом направился в мастерскую. Пока он что-то там искал, Майк успел разуться и пройти в зал. — Держи, — отец протянул ему шумонепроницаемые наушники. — Надень это сразу же, как услышишь музыку Баллоры. Она, вообще, отключена в её программе, но мало ли. Она ведь сегодня не играла?       — Нет. А зачем…       — Не спрашивай, я сам не знаю. Мне кажется, она проклята.       — Та самая, которую играл мне дедушка ночь перед нашим с тобой днём рождения? — шрам на запястье неприятно зачесался, напоминая о себе и о том дне.       Уильям нервно поджал губы.       — Да. Возможно, это именно она убила твою маму.       — Звучит как бред сумасшедшего, — Майк неопределённо покачал головой. — Тебе нужно принять лекарства и лечь поспать. Ты устал.       — Всё в порядке, я просто… — под прожигающим взглядом Майкла, Уилл не смог продолжит оправдываться. Он устало вздохнул, ощущая, как правое веко начало нервно подёргиваться. — Да, ты прав. Думаю, мне правда стоит поспать…       — С тех пор, как Генри уехал, ты совсем перестал за собой следить.       — Да чего ему за мной следить? Я что, ребёнок?       — Судя по всему ребёнок, раз не можешь о себе позаботиться.       — Я иногда забываюсь и не слежу за временем, — оправдания отца звучали так по-детски, что Майк иногда сомневался, а правда ли его отцу сорок пять лет.       — Не забудь принять лекарства.       — Я немного выпил, поэтому не стоит.       — Ты пил?       — Немного, чтоб успокоить нервы.       На столешнице на кухне и в правду стояла открытая бутылка виски. Почти пустая, а Майк только сейчас обратил внимания на запах алкоголя, исходящий от отца. Немного он выпил…       Уилл отрубился сразу же, как его голова коснулась подушки. Соблюдать режим сна за эти годы он так и не научился. Раньше его хоть как-то контролировал дедушка Юджин, но когда его не стало, следить за Уильямом уже было некому, а после смерти отца тому стало только хуже. Майк жалел, что его не было рядом с ним в те дни, но у него самого было много дел в Сент-Джордже.       Майк слишком быстро пытался повзрослеть, а Уилл в сорок пять оставался ребёнком.       Майк улегся на кровати и тут же ощутил головную боль. Но это не помешало ему моментально уснуть. Эта ночь его слишком вымотала. И ему хотелось бы отдохнуть от испытанных эмоций.       Впереди ещё четыре ночи.

***

      Майк открыл глаза, взгляд оставался нечётким. В помещении было до жути холодно, и пахло чем-то знакомым — пахло театром. Майк с трудом заставил тело двигаться, он оказался в мягком кресле. Повернув голову, он увидел отца, сидящего рядом. Лица его не было видно, хотя на него падал свет откуда-то спереди.       — Пап? — невесомо произнёс Майк. Он был проигнорирован, а сам заметил, что его голос казался другим. Слишком детским. Только сейчас Майк заметил, что он стал порядок ниже и меньше. Он ребёнок.       Зал пустовал, они с отцом были здесь совершенно одни. А на сцене кто-то танцевал под почти неслышимую музыку. Майк с ногами поднялся на кресло и вытянул колени. На сцене плавно танцевали маленькие тощие балерины в пласированных юбочках и с широченной улыбкой во всё лицо. Синхронно плавали по сцене, словно в воздухе, и в почти идеальной тишине, а музыка была так далеко, словно в соседнем помещении. В голове Майкла всплывали какие-то обрывки воспоминаний, как видел этих чудовищ на чертежах отца. Но…       — Стоп, это же было до…       Из-за кулис выплыла ещё одна фигура — взрослая, человеческая. Клара словно возглавила этот танцевальный ансамбль, взяв управление на себя. Она словно сияла под светом прожектеров, а её маленькие помощницы меркли на её фоне. Она была также прекрасна, как и тогда.       Тишина давила Майку на мозги. Не было слышно ничего: ни еле слышных приземлений балерин, ни шуршание одежды, ни дыхания отца. Только та музыка была где-то там — далеко и так рядом одновременно. Это пугало Майкла, ещё больше его напугало, когда она начала приближаться. Та самая музыка, которая витала у Майкла в затворках сознания. Та, что он постоянно слышал в голове, но не никогда не мог вспомнить ни ноты, ни мотива, ни даже примерного звучания.       Майк ойкнул, когда почувствовал боль в правом запястье — на нём красовался свежий порез.       Маленькие балерины с грохотом попадали на пол, одна за другой, словно кто-то дёрнул за рубильник в их маленьких головах. Пока мама не осталась на сцене одна. Но та продолжала танцевать, как ни в чём не было, ловко переступая через маленькие трупики балерин.       — Мама?.. — еле слышно просипел Майк, но его шёпот утонул в нарастающей музыке. А в голове снова туман. Вновь накатили те чувства и эмоции, что он ощущал девять лет назад в доме дедушки.       Откуда-то сверху начало опускаться что-то длинное и тонкое, округлённое на конце. Майк не сразу разглядел в ней верёвку — петлю.       — Мама? — уже громче произнёс Майк, но он всё ещё оставался не услышанным.       Клара прыгнула прямо в петлю, её шею тут же сдавило, и она начала задыхаться. Кряхтела и машинально схватилась руками за верёвку. Из глаз, носа и рта фонтаном полилась кровь, а на лице расцвела пугающая улыбка с неестественно острыми зубами. Сцена залилась кровью.       — Мама! МАМА, НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА!       Занавес опустился, когда Клара всё ещё билась в предсмертных судорогах. Спектакль окончен.

***

      Майк подорвался на кровати от жуткого кошмара. Градом лил пот, а сердце бешено колотилось к груди. Переводя дыхание, Майк взглянул на часы. Они показывали три часа дня. На улице уже вовсю было светло, где-то рядом пробегали отдыхавшие на каникулах дети, кто-то уже возвращался домой с работы.       Майк чувствовал себя ужасно не выспавшимся, хотя поспал шесть часов (всего на час меньше суточной нормы, Майк считал, что эта погрешность весьма не весомая). Полежав в постели десять минут и поняв, что уснуть уже не сможет, юноша встал, переоделся и выполз из комнаты. Заглянул в спальню отца и застал его мирно спящим крепким сном. Окна в его комнате всегда хорошенько зашторены плотным занавесками, поэтому здесь всегда царил полумрак. На тумбочке возле кровати разбросано множество упаковок от различных таблеток. Рядом стояли будильник и стакан с водой, на полу лежал раскрытый ежедневник. В целом в спальне было неубрано, хотя отец всегда был перфекционистом и чистоплюем. Сам мужчина крепко спал, хотя даже во сне казался уставшим. За эти годы он наполовину поседел, и тому это безумно не нравилось. Хотя Майк считал, что седина ему идёт.       Майк решил не беспокоить спящего отца и прикрыл дверь. До смены ещё почти девять часов, за это время он успеет принять душ, приготовить поесть и даже посмотреть новую серию «Бессмертного и Неугомонной». А потом его ждёт вторая ночь.

***

      — Добро пожаловать обратно на очередную ночь умственной деятельности, ключевых карьерных выборов и самоанализа на прошлых ошибках. Мы стремимся создать уникальный и…       — Опять ты… — раздражённо вздохнул Майк, потирая уставшие глаза. Под вечер снова захотелось спать, и он еле пересилил вечерний показ новой серии сериала и отправился сюда. На удивление, отец к тому времени всё ещё спал, но он, вероятно, скоро проснётся.       Пока Майк ненадолго выпал из реальности, ХэндЮнит предложил ему сменить его сопутствующий голос. Система, как и в прошлый раз, дала сбой. И, как и в прошлый раза, ХэндЮнит всё мастерски исправил.       — Спасибо, что выбрали!.. Надоедливого Подростка.       Когда нерасторопный лифт, наконец, приехал, Майк чуть не взорвался от хохота.       — Лифт остановился. Ты знаешь, чё делать. Выходи, а ваще, мне, типа, всё равно. Оставайся здесь, если хочешь.       Дверь вентиляционной шахты со скрипом поднялась, а Майк вытирал слёзы с уголков глаз. Это был голос Майкла, когда он был подростком.       — Я не так разговаривал, отец, — усмехнулся Афтон, наконец, успокоившись, и заполз в шахту.       — Итак, забавная история… Как-то раз мы нашли труп в этой вентиляции. Ладно… Так… Не очень забавная. Но… это история.       Майку стало вдруг не по себе и ему начало казаться, что стенки шахты начали стремительно сужаться, поэтому он поспешил к выходу.       — Окей, давай начнём с твоих ночных дел. Тебе нужно проверить Баллору и убедиться, что она на сцене, но… мне, если честно, до лампочки.       Забавный голос себя-из-прошлого больше не казался Майклу забавным. Воспоминания прошлой ночью словно заковали руки в цепи, не давая их поднять и нажать на кнопку. Но нажать всё же пришло. И даже отскочил, когда за стеклом показалась огромная тень Баллоры. Казалось, она смотрела прямо на Майкла. Тут же вспомнился ночной кошмар.       — Ха, я думаю, Баллоре есть чем заняться. Вдарь по ней! Будет весело.       Палец дрогнул, но нажал на красную кнопку. Никакого крика в этот раз не было. Но спустя секунду в комнате раздались странные звуки, Майк даже не мог охарактеризовать, какие именно. Вскоре всё стихло, и ХэндЮнит снова уныло заговорил:       — Проверим-ка Фантайм Фокси, убедись, что он готов к завтрашнему выступлению.       Афтон послушно нажал на кнопку, за окном также была только тень аниматроника. После удара электрошокером никаких пугающих звуков не последовало, но ХэндЮнит устрашающе завис:       — Отлично… Отлично… Отлично…       Майк не на шутку перепугался. Это место всё больше и больше пугало его, и он уверен, что оно ещё долго будет сниться ему в кошмарах.       ХэндЮнит снова заговорил своим обычным (не менее раздражающим) голосом: сообщил о неполадке с синтезатором речи и попросил Майкла пройти в Аудиторию Цирковой Бэйби. Майк нервно сглотнул и пролез в вентиляцию. Голос агрегата вновь попросил Майкла проверить Бэйби. Её, как и в прошлую ночь, не оказалось на сцене.       — Оу, Цирковая Бэйби! Мы здесь не для того, чтобы играть в прятки. Давайте мотивирует её прекратить прятаться при помощи электрического шока.       Афтон с опаской попытался рассмотреть хоть что-нибудь за пределами окна и нажал на красную кнопку. Аниматроник всё ещё прятался, и ХэндЮнит предложил попробовать ещё раз. Майк решил попробовать нажать на кнопку света и электрошокера одновременно, чтобы попытаться разглядеть, куда именно проходит ток. Нажав на обе кнопки сразу, где-то сверху на мгновенье коротнуло, а Майк испуганно одёрнул руку. Понажимав на обе кнопки по отдельности, он в ужасе осознал, что ничего не работает.       — Кажется, присутствует неисправность питания, которая влияет на нашу способность правильно мотивировать Бэйби, — безэмоционально хмыкнул ХэндЮнит. Затем он попросил Майкла подождать, пока он перезагружает систему и предупредил, что во время этого процесса другие системы будут деактивированы: защитные двери, вентиляционные замки и кислород. Не успел Майк возмутиться, как в помещении потух свет, шум приборов постепенно замолк.       Стало настолько тихо, что Майк услышал бешенный стук собственного сердца. И оно вдруг чуть не выскочило, когда женский роботический голос раздался сверху и сообщил, что двери в Галереи Фантайм аниматроников открыты. Всё снова стихло, а Майк продолжал стоять столбом, и лихорадочно осматривая тьму вокруг себя. Ноги затряслись, а когда раздался ещё чей-то голос, вовсе чуть не подкосились.       — Я не узнаю тебя, — этот голос… — Ты новенький. Я помню, что подобное случалось. Тем не менее, странно, что ты захотел прийти сюда.       На плечи Майкла вдруг словно валун свалился, ноги стали ватными. Вдыхая холодный воздух, он вдруг ясно ощутил, насколько ему стало жарко. Жарко и страшно.       Голос Бэйби продолжал:       — Мне интересно, что могло заставить человека проводить ночи в подобном месте. Может, любопытство, может быть неведение, — хмыкнула она, совсем безэмоционально, но не так, как ХэндЮнит. ХэндЮнит не запрограммирован на эмоции, а Бэйби словно их лишилась. — Под столом есть полость. Кто-то был здесь до тебя, соорудил из него нишу, чтобы прятаться, и это ему помогло. Там ты будешь в безопасности, лишь постарайся не встречаться глазами с аниматрониками. И вскоре они потеряют интерес.       Майк потупился, ища взглядом невидимого собеседника, но, кроме кромешной тьмы, не видел ничего. Он с трудом сглотнул ком и аккуратно присел, ища ту самую нишу. Ударившись пару раз обо что-то головой, он всё же куда-то залез. Затем выудил из кармана фонарик, про который он благополучно забыл, щёлкнул кнопкой, и комната озарилась тусклым белым светом, иногда моргавший на мгновенье. Закрывшись каким-то металлическим листом с дырками, напоминавшую Майку тёрку для овощей, он упёрся спиной о стену и глубоко вздохнул. Он не до конца понимал, что вообще происходит и от кого сейчас прячется.       В голове беспорядочной кучей роилось множество вопросов: когда вернётся ХэндЮнит, сколько ему здесь ещё сидеть, кто именно сейчас будет на него нападать, стоит ли слушаться голоса сестры. Майк на секунду завис и потряс головой. Это не Элизабет. Не Элизабет.       Прошло некоторое время, когда сердце Майкла вновь забилось нормально, а сам он успокоился и начал мыслить здраво.       «Возможно, мне просто показалось, — подумал он. — Очередные слуховые галлюцинации и всё такое. Я просто устал, мне всё это привиделось».       — Я знаю, ты тут, — вдруг раздался чей-то голос.       Майкл крупно вздрогнул и чуть не выронил фонарик и потных ослабевших рук. В одной из дыр показался чей-то огромный голубой глаз. Майк чуть не вскрикнул, но нашёл в себе силы отвернуться, как и говорил голос.       «Не смотри, не смотри, не смотри», — как мантру повторял он себе.       Время, казалось, замедлилось в тысячи раз. Каждую минут Майк устремлял взгляд на наручные часы, ожидая шести утра. Но время было от силы два часа ночи. К этому времени Майк уже ощущал жуткую жажду и боль в спине, а затёкшие ноги он почти не чувствовал. Попытавшись хоть как-то вытянуться, он чуть не навернул свою дырявую защиту. Выберется отсюда Майк, видимо, только развалившись на кусочки. Но ему хотя бы просто отсюда выбраться.       Когда Майк уже почти полностью расслабился, привыкнув к обстановке, в лист, закрывавший его, кто-то звонко постучал, вероятно, маленьким острым коготком. Лист начал медленно отодвигаться.       — Нет, нет, нет, — шёпотом проговорил Майк, лихорадочно цепляясь пальцами за дырки и задвигая свою защиту назад. Существо по ту сторону листа не прилагало особых усилий, поэтому вскоре Майк снова оказался в относительной безопасности.       Прошло ещё около получаса, когда всё закончилось. Снова раздался голос Бэйби:       — Когда твой гид наладит соединение, он скажет тебе, что потерпел неудачу и тебе необходимо перезагрузить систему вручную. Затем он попросит тебя пробраться через Галерею Баллоры так быстро, как только можешь, чтобы добраться до Электрощитовой, — Майкл кивнул, словно его кто-то видит и отвернулся.       Сейчас ему нужно будет пройти через Баллору. Через маму. Майк снова помотал головой, стараясь вытряхнуть эти мысли. Это Баллора — не мама. Просто аниматроник. Майк твёрдо решил, что пробежит через эту комнату так быстро, как может — до сбитого дыхания и тяжёлой отдышки. Лишь бы не находиться в этой комнате дольше положенного.       Следующая фраза Бэйби тут же растоптала его планы:       — Если будешь следовать его указаниям — умрёшь, — Майк почувствовал, как сердце больно кольнуло. — Баллора больше не вернётся на свою сцену, она поймает тебя. Энергия восстановится быстро. Когда будешь пересекать Галерею Баллоры, иди медленно. Она не тебя не увидит, но она может услышать твои движения. Если ты слышишь, что музыка становится громче — она рядом, слушает тебя. Жди и не двигайся.       В голове Майкла не успело сложиться ни одной мысли, как вдруг раздался голос ХэндЮнита:       — Спасибо за терпение. Кажется, что энергосистему нельзя перезапустить автоматически. Вам необходимо перезапустить систему питания вручную. Вернитесь в Главный Блок Управления.       Майк осторожно выглянул из своей маленькой крепости и, наконец-то, смог выпрямиться. Кости жалобно хрустнули, а ноги неприятно заныли.       — Не так я представлял себе БДСМ практику, — без доли юмора проворчал Майк, тряся каждой ногой по очереди. Когда конечности перестали ныть и вновь обрели чувствительность, Майк полез в вентиляцию. На часах было полтретьего ночи.       — Теперь вам потребуется проползти через Галерею Баллоры, используя соответствующее вентиляционное отверстие, чтобы добраться до Электрощитовой, — Майк внимательно слушал голос агрегата, тщательно впитывая каждое произнесённое им слово. — Рекомендуется, чтобы вы оставались ближе к полу, и как можно быстрее достигли другой стороны, чтобы не беспокоить Баллору, — Майк насторожился. — Я отключусь на мгновенье, чтобы не создавать слуховые нарушения. Деактивация, — голос снова стих.       Майк окинул взглядом только что открывшееся вентиляционное отверстие и глубоко вздохнул, стараясь успокоить нервы и упорядочить свои мысли. Слова Бэйби и ХэндЮнита разнились: одна говорить ползти тихо и быстро, другой говорит бежать напролом. И кому верить: стрёмному, мутному гиду, или родной сестре? Майк снова напомнил себе, что Элизабет давно мертва и полез в вентиляцию. Он не будет слушать голос какой-то девки, он послушается своего гида.       Майк оказался в Галерее Баллоры и тут же поёжился от жуткого холода. Осторожно сел на пол и включил фонарик, светя прямо под себя. Пол оказался ещё более холодным, и Майка снова передёрнулось. Ползти тихо и быстро оказалось довольно тяжело. Да и Майк вдруг понял, что совершенно не хочется этого делать. Где-то в голове кричал голос: «Он врёт, слушайся Бетти!». И он снова отогнал от себя эту мысль.       «Бэйби, не Бетти».       Он решил не торопиться. Ничего плохого ведь не случится, если он задержится? Как он вообще может побеспокоить Баллору? Она же робот, не человек. Ей должно быть без разницы.       Вдалеке заиграла музыка, и Майкла осенило. Наушники. Майк забыл наушники дома! В голове сразу всплыли воспоминания девятилетней давности, когда эту музыку играл ему дед. Как он чуть не убил себя. Шрам на запястье снова заныл, ещё больше вгоняя Майкла в ту атмосферу двадцать пятого марта восемьдесят четвёртого года. В голове снова туман, но когда музыка стихла — он рассеялся. Баллора ушла. Майк нервно усмехнулся и продолжил ползти уже медленнее: не только из-за страха быть пойманным, но и из-за дрожи в конечностях. Обледеневшие пальцы слабо прижимались к грязному полу, подтаскивая тело хозяина.       — Кажется, вы тратите слишком много времени, — оглушительный голос ХэндЮнита заставил еле сдержавшего крик парня крупно вздрогнуть. — Пожалуйста, пройдите как можно быстрее и тише.       Голос затих, но эхо на долю секунды разнеслось по всей комнате. В комнате снова стало тихо, а Майк мысленно материл агрегата.       Спустя несколько секунд музыка снова дошла до слуха Майкла, но уже громче. Закрыл уши ладонями и принялся ждать.       «Не слушай, не слушай, не слушай».       Очень не хотелось вновь ощущать всё это — чувство тревоги и паники, а затем резко сменяющие их спокойствие и свободу. А затем безразличие. Полное. Словно эдакие стадии депрессии. Прошло более девяти лет, как он ощущал всё это в первый и в последний раз, послевкусие от этих ощущений были отнюдь не самыми приятными. И дело было даже не в самозабвенной попытке самоубийства…       Перед Майклом, всего в паре метров от него, лебедем протанцевала высокая фигура — Баллора. Майк едва не назвал её в мыслях мамой. Когда силуэт скрылся в тени, Майк осторожно убрал руки от ушей — тишина. Можно идти дальше. Дверь в Электрощитовую уже буквально в паре метров от него, он совсем близко!       Ручка податливо дёрнулась, когда пропускная карточка прошлась по сканеру, и Майк пулей нырнул в Электрощитовую, оказавшись в безопасности. Потные ладони потряхивало, а дыхание наотрез отказывалось восстанавливаться. Его взору открылась панель с каким-то планшетом. Взял устройство в руки и включил его. Открылся план здания и столбец из восьми кнопок слева.       — Теперь вы можете взаимодействовать с блоком управления выключателями, — снова раздался голос ХэндЮнита. — Использование интерфейса может нарушить работу находящейся рядом электроники. Если вы чувствуете, что находитесь в опасности, не стесняйтесь временно отключать интерфейс, пока повторное подключение не станет безопасным.       Майк не совсем понял суть задачи. Ему нужно просто перезагрузить все восемь кнопок? Он нажал на самую верхнюю — Цирковой Контроль — пошёл отсчёт перезагрузки. Она шла чертовски медленно, и Майк протяжно взвыл.       — Я тут до вечера проторчу. Почему мне так не везёт с работой? Мне хоть заплатят?       В комнате так же откуда-то сверху время от времени противно мигала бледная лампа, нервируя Майкла всё больше с каждой секундой. В отличие от Галереи Баллоры, в Электрощитовой было безумно душно, Майк даже расстегнул две верхние пуговицы рубашки, чтобы дышать стало легче. Легче не стало.       — Поскорее бы это всё закон…       — Ха-ха, я знаю, что ты где-то здесь! — раздался голос откуда-то из-за приборов. Майк подскочил и судорожно огляделся.       Мигающий с потолка свет не давал Майклу разглядеть абсолютно ничего. Переступив через страх, он бесшумно отложил планшет на край панели, а сам упёрся руками об неё, выглядывая за приборы, откуда он услышал еле различимые сквозь шум механизмов копошение. Ладонью он нажал какую-то кнопку.       — Тссс! Вернись на свою сцену. Всё в порядке, — раздался ещё один голос. Детский и невинный.       Майк не решался даже сглотнуть, боясь, что его найдут. Копошение за приборами стихло, и Майк позволил себе отмереть. Он окинул взглядом панель, под его ладонью размещалась квадратная кнопка и рисунком головы кролика (Бон-Бон, кажется) и динамика под ней. Ясно, это отвлекающий манёвр.       Майк снова взял планшет в дрожащие руки и с ужасом обнаружил, что те пятьдесят с лишним процентов, что он успел накопить, опустились до тридцати двух.       — Дерьмо, я тут точно до вечера проторчу. Меня уже ноги не держат.       Стоять несколько часов в душной комнате, фиксируя пальцы в одном положении (один держал кнопку на планшете, второй был всё время наготове над кнопкой аудиозаписей) было жутко нудно и скучно.       — Я вижу ты там, в темноте! Выходи!       — Ох, успокойся, я думаю, это была просто мышь!       Фантайм Фредди и Бон-Бон неиронично напоминали Майклу Кэссиди и его тупую игрушку Фредбера. Когда Кэссиди становилось страшно или просто был чем-то обеспокоен, его плюшевый друг всегда его успокаивал и уверял что всё в порядке. Конечно, ему никто не верил — медведи не умеют разговаривать. Плюшевые — тем более. Это просто плод воображения маленького мальчика. Ребёнка. Но его воображение играло с ним и злые шутки. Иногда, то, что спрятано в тени, он воспринимал неправильно. Например, однажды, высокую фиолетовую фигуру, притаившуюся в тени, он воспринял за убийцу-маньяка-насильника-педофила, прятавший труп в костюм кролика, и разорался на всю пиццерию. А это был отец, помогавший одному из сотрудников надеть костюм СпрингБонни.       Майк невесело рассмеялся, вспоминая тот случай.       — Эй, Бон-Бон! Мне кажется, что именинник здесь! Мы должны сделать ему СЮРПРИЗ!       Майкла каждый раз передёргивает конкретно от этой фразы Фантайм Фредди. И он прекрасно понимал, почему.       — Н-н-нет! Здесь никого нет! — протянул Бон-Бон.       Осталось всего три кнопки. Майк лениво зевнул, ощущая себя безумно уставшим, словно выжатым лимоном. Чувство паники и тревоги давно сошло на нет, а с кратковременными беседами Фантайм Фредди и аудиозаписями Бон-Бона было не так одиноко.       От скуки Майк рассматривал схему помещений на планшете. Он был уверен, что его фотогеничная память позволит ему в точности повторить эту схему дома. Зачем — он не знал. В целом на схеме не было ничего подозрительного. Не то, что бы Майк в чем-то подозревал отца, но тот проводил слишком много времени в этом месте. И ему бы хотелось знать, чем именно он здесь занимался.       Когда восьмой выключатель был перезагружён, а Майк был готов облегчённо вздохнуть, все восемь кнопок вдруг пропали и появилась девятая, подписанная как «Секретная Комната». Майк насторожился и принялся в сотый раз изучать схему здания. Из Галереи Фантайм Фокси выходила ещё одна комната, никак не подписанная. Майк мало обратил на это внимания, но вся эта ситуация заставила его напрячься. Нужно обязательно наведаться в эту комнату. Возможно там, он найдёт ответы на все волнующие его вопросы.       Девятый выключатель перезагружен.       — Отличная работа, — поздравил Майкла ХэндЮнит. — Ваши ночные задачи окончены Осторожно пройдите обратно через Галерею Баллоры, и мы увидимся здесь завтра!       Майк облегчённо выдохнул и поплёлся к выходу из Электрощитовой. Из Галереи Баллоры тут же дунуло холодным воздухом, и Майк тут же почувствовал себя лучше. От духоты начала кружиться голова и слегка подташнивать. Майк снова лёг на холодный пол и пополз к выходу, внимательно прислушиваясь к кристальной тишине. И лишь тихие шорохи Майкла нарушали её. А музыки всё нет, и это начало настораживать.       — Здесь кто-то есть? — вдруг раздался голос Баллоры, в котором Майк отчётливо услышал голос мамы, и остановился. — Я слышу, как кто-то пробирается через мою комнату, — голос стих, а Майк лежал неподвижно, прижимая ладони ко рту. На глазах скапливались слёзы. — Пожалуй, мне просто показалось, — и она затихла.       Пролежав неподвижно ещё пару минут, Майк сглотнул острый ком и медленно продолжил путь. Оказавшись в Комнате Управления, он пулей отпрянул на другой конец помещения, сполз спиной по стене и еле слышно завыл. Ему не показалось, это точно был голос мамы. Её голос и её слова, они не были похожими на те, которые могли бы быть записаны в программу. Они были осмысленны, очеловечены. Аниматроник бы такого явно не сказал.       — Успокойся, Майк, успокойся, — говорил он сам себе, протирая лицо пыльными руками. — Сначала мне нужно отдохнуть, а потом всё обдумать, хорошо? Да, так я и сделаю.       Он поднялся на ватных ногах, но сделать шаг к выходу не спешил. Он обернулся на вентиляционное отверстие, ведущее в Галерею Фантайм Фокси. Опустился на корточки, схватился за низ дверцы, потянул вверх, и та со скрипом открылась. Возмущённого голоса ХэндЮнита Майк не услышал, а до шести утра ещё десять минут, время ещё есть. Вопрос, активна ли сейчас Фантайм Фокси, оставался открытым.       Комната Фокси была такой же мрачной, но в комнате было не так студёно, как у Баллоры. Самого Фокси видно не было. В голове воспоминаниями вырисовывалась схема здания. Нужно пройти чуть дальше середины комнаты и свернуть налево — там будет дверь. Дверь в ту самую Секретную Комнату. Майк осторожно прошёл по назначенному маршруту и оказался возле железной двери. На ней пестрела чёрно-жёлтая лента с надписью «ОПАСНО!»       Майк провёл карточкой по сканеру, но дверь не открылась.       — Недостаточный уровень доступа, — произнёс роботический голос, и Майк чертыхнулся. Ну конечно.       Раздосадованный, Майк вернулся в Комнату Управления, а там — в лифт и наружу. Его снова встретило только что вставшее солнце и свежий воздух. Глаза вновь потеряли чувствительность к свету, поэтому идти пришлось почти вслепую. Отец наверняка уже проснулся (не будет же он спать целые сутки!) и, вероятно, волнуется. Плетясь по тротуару, Майк зевал каждые полминуты и надеялся поскорее оказаться в постели.       Дома он оказался спустя десять минут неторопливой ходьбы. Отец, до этого сидевший в зале, поспешил встретить сына.       — Ты как, в порядке?       — Ага, устал дико.       — Что было этой ночью?       — Эта ночь была… странной. Сначала просидел два часа под столом, прячась… от каких-то карапузов, я не знаю, что это было. Потом мне пришлось ползти через Баллору, именно ползти, блин, со скоростью полтора сантиметра в час. А потом ещё три часа пришлось проторчать в Электрощитовой, перезагружать тысячу систем и слушать одни и те же фразы Фредди и Бон-Бона. У меня, блин, всё тело ноет.       — По-моему, ты ноешь куда больше, — усмехнулся отец, ощущая прилив облегчения.       — А ты попробуй провести там ночь, да ты охренеешь!       Уилл коротко рассмеялся, слушая недовольный бубнёж сына.       — Я тебя понял, Майк.       — Когда я ушёл, ты ещё спал. Когда проснулся? — успокоился Майк, решив завести светскую беседу. Но не длинную, всё-таки хотелось уже лечь поспать.       — Да часа в два ночи проснулся, потом долго не мог понять, где я и который час, — Афтоны прошли в кухню.       — Долго ты дрых. Выспался хоть? — Майк сел за стол, осушая воду с графина. Пить хотелось ещё с двух ночи. Уильям поставил чайник на плиту и задумчиво прочертил незамысловатый узор на столешнице костлявым пальцем.       — Наверное, но первые пару часов была лютая головная боль. Мне не стоит так много спать, пересып тоже вредит. А тебе бы сейчас пойти отдохнуть. Ночь была тревожной.       — Ночь была тревожной, — согласился Майк и положил голову на стол.       Сил на размышления больше не оставалось, поэтому он решил оставить это на вечер. И разговор с отцом. Сил ему хватило только чтобы подняться в спальню и завалиться на кровать в рабочей одежде. Осталось три ночи.

***

      В этот раз Майк оказался дома в гостиной перед телевизором. Вокруг было слишком ярко, и всё словно размыливалось. По ящику шёл «Фредбер и его друзья» — мультик, так сильно обожаемый… кем? Майк не мог вспомнить ни имени, ни лица того, кто любил этот мультик, учащий доброте и дружбе. Того, из-за кого сердце Майкла совершало кульбит, больно отдаваясь ударом по всему телу.       — Как его зовут?       Майк слез с дивана и босыми ногами ощутил колючую траву. В окна бил солнечный свет, такой яркий, словно выжигал цвета на объектах, на которые он попадал. Звуки из телевизора доходили до ушей как через слой ваты. Юноша вышел из дома и огляделся. На улице пусто — ни души, хотя день в самом разгаре. Частные дома казались такими кукольными и миниатюрными, что стало не по себе. Выкрашенные в однотонные цвета: розовый домик, затем зелёный, жёлтый, голубой, снова розовый. Небо казалось пустым. Оно не было светлым или тёмным, пасмурным или безоблачным. Просто пустым.       — Нужно… вспомнить, как его зовут, — произнёс Майк совершенно самозабвенно и, словно по чьему-то приказу, двинулся в неизвестном направлении. По ощущениям и внешнему виду ему здесь тринадцать. Тринадцать ему было десять лет назад. — А что… было десять лет назад?       Ноги сами привели его в «Семейную закусочную Фредбера».       — Знакомое название, — хмыкнул Майк и вошёл в здание.       Внутри было также ярко и мыльно. По чёрно-белому клетчатому полу разбросаны детские рисунки и мелки, но самих детей не было. В здании не было абсолютно никого. Только сейчас Майк обратил внимание на тишину. Во всём этом вакууме, где-то вдалеке раздавался еле слышный гул.       — Интересно, я смогу найти того, кого ищу? — хмыкнул Майк, сводя брови домиком. Вся эта сюрреалистичная атмосфера его жутко нервировала. Он словно попал в Страну Чудес. Вот только никаких чудес он пока не встречал.       — Эй! — откуда-то раздался детский голос, и Майк обернулся.       Перед ним с опущенной головой стоял мальчик в чёрной футболке с двумя светло-серыми полосками, джинсовых бриджах и белых носках. К груди он прижимал знакомую игрушку Фредбера. Тёмно-русые волосы мальчика всколочены, из-под чёлки не видно глаз. Мальчик поднял голову и по-хищнически оскалился.       — Ты кого-то потерял, придурок?       Майк встал в ступор. Руководствуясь странным порывом, он подошёл к мальчику и положил руку ему на плечо. В голову ударил ужасно громкий звук, который Майк даже не мог охарактеризовать не столько потому, что понятия не имел, что это такое, сколько потому, что на пару секунд потерялся в реальности.       Мальчик рассмеялся.       — Какой же ты идиот!       — Эй? — раздался ещё один голос, и Майк перевёл на него свой взор. Ещё один мальчик, точно такой же, но на лице были только заплаканные глаза. — Ты не мог бы… — Майк прикоснулся и к нему — и в голову снова ударило.       Он оглядел комнату — дети были повсюду. Одинаковые, словно клоны, они перекрикивали друг друга и даже толкались. Спорили о чём-то, выкрикивая совершенно не связанные друг с другом фразы.       — Я что-то потерял!       — Мне страшно, я хочу к маме и папе!       — Отвали от меня!       — Где я нахожусь?       — Почему я не такой как они?!       — Он меня ненавидит…       — Я хочу вечность провести со своей семьёй!       Постепенно их паника переросла в ссору и драку. Майк не мог понять причину, но ему становилось жутко от этого зрелища.       — Я закрою нас всех вместе! Навсегда!       — Это неправильно! Этот мир неправильный!       Прикасаясь к каждому из детей, Майк получал лишь больше выстрелов в голову, но что-то подсказывало ему, что кто-то из них тот, кто ему нужен. Тот, чьё имя так и вертелось на языке, и чьё лицо мелькало в голове мутными картинками.       Он стоял посреди этой толпы разъярённых друг на друга детей. Но все его сторонились, словно вируса. Он стоял спиной к Майклу, держал за лапу своего игрушечного друга, склонив голову вниз, словно скорбя.       Майк подошёл к нему и прикоснулся, и всё вокруг исчезло. Они остались одни посреди беспроглядной тьмы.       — Майк? — тихо произнёс мальчик и медленно, словно в фильме ужасов, поднял голову на него. С него что-то капало. — Зачем ты это сделал?       На лице, почти превратившемся в фарш, закривила вымученная улыбка. Из покрасневших глаз потекли слёзы, но они тут же исчезали в реке крови. Торчащий из дыры во лбу мозг пульсировал и растекался, словно расплавленный металл.       — Зачем, Майкл?..       — Нет…       «Зачем?» — заезженной кассетой повторяли голоса.       ЗачемзачемзачемзачемзачемЗАЧЕМ???!!!

***

      Майк со вскриком подорвался на кровати, чуть не задыхаясь. Остатки сна тут же, как рукой, смело. С Майка лил пот, руки лихорадочно тряслись, а взгляд не мог удержаться на месте более чем на полсекунды. Отрывки сна мелькали у него перед глазами, мешая восстанавливать сбившееся дыхание и учащённое сердцебиение. Часы показывали пол-одиннадцатого.       — Надо что-то делать с этими кошмарами, — хмуро произнёс Майк, вставая с кровати.       Спустившись вниз и собираясь пойти на кухню попить воды, он застал отца, дремлющего на диване перед работающим телевизором. Шёл какой-то детектив, который явно не заинтересовал мужчину. Решив его не беспокоить, Майк продолжил свой путь.       Яркое солнце било в окно, и кухня словно светилась под его лучами. Воспоминания ночного кошмара в стиле дримкор не заставили себя долго ждать. Очень хотелось бы обсудить это с кем-то, вылить душу и все накопившиеся мысли, что давно не давали покоя. Но Майкла что-то останавливало.       — Интересно, как там Брайн? — произнёс Майк самому себе, задумчиво смотря в окно. Может съездить сегодня в Сент-Джордж и проведать его?       Майк протёр лицо руками и устало вздохнул. Он совсем не выспался, но уснуть он явно больше не сможет. Вдруг навалилась тревожность, не понятно за что именно. Возможно за будущее, потому что Майк совсем не уверен в том, что будет делать дальше. Вернётся в Сент-Джордж, где он чувствует себя чужим, с человеком, с которым, вроде как, должен быть счастлив. Майк все эти годы старался убедить себя, что в его жизни, наконец, наступила белая полоса, но как бы он не старался, тихий отголосок в голове кричал ему, что всё, что сейчас происходит — всё ещё неправильно.       Майк вскинул голову наверх и решил, что прямо сейчас он примет душ и вернётся в Сент-Джордж. Возможно, сегодня он точно во всём разберётся.

***

      У въезда в Сент-Джордж вся уверенность Майка вдруг куда-то испарилась. Знакомые улочки и дома казались ему чуждыми, словно он впервые сюда приехал. Но Майк живёт здесь уже пять лет, и он всё ещё чувствует себя не в своей тарелке, в отличие от Брайна, которому перемены пошли только на пользу. А Майкла первое время мучила бессонница. Он оправдывался тем, что плохо переносит резкую смену обстановки, но он-то точно знал причину: он не дома. Он скучал по Харрикейну, по городу, в котором родился и вырос. И даже не смотря на все несчастья и трагедии, он всё ещё любил свой город. И отца, которого он там оставил.       Майк очень старался об этом не думать, но вскоре осознал, что не думать уже просто не мог — никакие другие мысли не лезли в голову, только Харрикейн и то, как он по нему скучает. Эти мысли Майк старательно заглушал учёбой в колледже, а позже — работой. Но они всё равно его преследовали. Всегда и везде.       А Брайну Сент-Джордж понравился. Он сразу признался, что ему здесь легче дышится. А про Харрикейн вспоминать не желал — слишком многого он там натерпелся. В новом городе он ощущал себя совершенно другим человеком. Словно начал жизнь с чистого листа. По нему сразу было видно — он счастлив. И Майк был очень за него рад, хотя сам таким себя не ощущал.       Свернув на нужную улицу, Майк припарковал машину и вышел. Трёхэтажный жилой дом встретил его грустным, потрёпанным видом с тусклым фасадом и блёклыми окнами. Это место вводило Майкла в тоску.       Поднявшись на второй этаж и отперев входную дверь, Майк оказался в маленькой однокомнатной квартирке, которую они уже пять лет снимают с Брайном. Но вот уже совсем скоро они должны накопить достаточно денег на свою собственную квартиру — больше и уютнее. Брайн признавался, что будет жутко скучать по этой квартире, в которой продували окна, ползали тараканы и подтекал кран в ванной. Ему это место стало родное. А Майклу, впрочем, всё равно, ведь его родным домом всё ещё оставался Харрикейн.       — О, Майк, — из кухни выскочил Брайн в домашней футболке и шортах. — Чего не предупредил, что приедешь? А вдруг я тут с любовником? — усмехнулся он и коротко поцеловал парня в губы.       — Тогда, я бы с удовольствием к вам присоединился, — в ответ пошутил Майк, снимая обувь. — Как ты тут поживаешь?       — Скучаю. А вчера на смене такая жесть произошла, ты щас охренеешь.       Брайн работал в местном ресторанчике официантом. Это заведение было довольно популярно в городе, но в нём частенько происходят нелепые казусы. И Брайну всегда счастливилось попадать в нужную смену, чтобы застать их собственными глазами.       Парни прошли в кухню, а пока грелся чайник, Брайн скороговоркой рассказывал про вчерашние события. Столько лет прошло, а не тараторить он так и не научился. Майк старался концентрироваться на словах парня, но нить повествования постоянно отходила в сторону не столько из-за быстрой речи Брайна, сколько из-за странного чувства беспокойства. Сидя в этой кухне, на этом стуле, с этим человеком, он ощущал, что находится не там, где надо. Где ему действительно хотелось бы.       — Ну и эта девка, короче, взяла и вылила этот кофе ему прям между ног. Заорал как резаный, мы уж думали скорую вызывать — кипяток, всё-таки, чё-нидь и повредить себе мог. Потом она влепила ему пощёчину и походкой гордой львицы удалилась, сверкая пятками и сиськами третьего размера. На это всё смотрел наш шеф-повар, поворачивается к нам и с таким покерфейсом выдаёт: «Я точно отсюда уволюсь». Клянусь, это место скоро прославиться, как самая трешовая тошниловка в Юте. Почему тошниловка, так вчера прям под конец смены какой-то ребёнок блеванул обратно в тарелку. Это увидел её брат и тоже сблевал. В общем, жесть, одним словом. Но мне нравится, есть, что потом вспоминать и внукам рассказывать.       — Отвратительно, как ты там ещё работаешь? — улыбаясь, спросил Майк и глотнул кофе.       — Люблю треш, а это место — просто генератор треша. Клянусь, это место кто-то проклял. Там постоянно происходит всякая херня, но люди всё равно туда приходят! До сих пор удивляюсь, почему ресторан всё ещё не лишили ни одной из пяти звёзд.       Улыбка Майкла дрогнула, но он тут же постарался вернуть её. Сам того не зная, Брайн подлил масло в костёр Майкла, так старавшегося забыться от дурных мыслей. Харрикейн Майк тоже считал в каком-то смысле проклятым. В этом городе произошло так много травмирующих событий, от которых ему до сих пор до конца не оправится, но его всё равно туда тянет.       — А у тебя как дела? Как в Харрикейне, как отец? — поинтересовался Брайн, сев за стол напротив Майкла.       — Да, потихоньку, — дёрнул плечами Майк. — Помогаю ему в кое-каком деле, потому что сам не справляется. Знаешь, я беспокоюсь за него. Ему часто снятся кошмары, а лекарства совсем не помогают.       — Те события так сильно изменили его… — покачал головой Брайн, а Майк опустил голову на руки и прерывисто вздохнул.       — Я виноват в этом. Если бы не я тогда…       — Майк, ну не начинай это снова, пожалуйста. Мы уже обсуждали это, ты ни в чём не виноват. Это был несчастный случай, помнишь? — Андерсон взял руки Майкла в свои и посмотрел на него добрыми глазами. — Всё будет хорошо. Всё обязательно наладится. Тебе просто стоит об этом забыть, так ведь?       — Угу, — всхлипнул Майк и отвёл взгляд в сторону, прикусив губу.       Нет. Ему нужно не это. Он больше не чувствовал тепла и спокойствия от этих слов. Они никак не решали его проблему. Майк слышал эти слова так часто, что от них начинало уже тошнить. Майк с отвращением ощутил, что больше не хочет находиться в этом месте, в это время, с этими людьми. Всё вокруг так надоело, что хотелось выть. Ему всё больше казалось, что он живёт какой-то неправильной жизнью. Что в какой-то момент он свернул не туда и провалился в бездну, потянув за собой и свою семью. И теперь они все страдают из-за него. И это чувство вины не покидает Майка уже почти десять лет.       — Всё хорошо, — убедил Майк непонятно кого: себя или Брайна.       — Вот и славно, — Брайн похлопал парня по плечу. — Я собираюсь сходить в магазин, не хочешь прогуляться со мной?       — Не очень, я что-то устал.       — Ты хорошо себя чувствуешь? — испугался Брайн и прикоснулся ладонью ко лбу Майкла, тот был слегка тёплым.       — Всё в порядке, — одёрнулся Афтон, выворачиваясь из рук парня. — Я просто не выспался.       — Полежи тогда в комнате, ладно? Я постараюсь не задерживаться.       Когда Брайн ушёл, на душе стало легче. Майк считал, что это неправильно, когда тебе хорошо без любимого человека. Но в последнее время всё вокруг заставляло его нервничать. Майк сам не знал, чего хотел. После всех этих событий не хотелось уже ничего: ни радости, ни покоя, ни одиночества. Интересно, как сложилась бы судьба Майкла, не произошёл бы тот инцидент в восемьдесят третьем?       — Быть может, я был бы совершенно другим человеком… — на выдохе произнёс Майк и поднялся с места — перед глазами на мгновенье потемнело.       Пройдя в комнату, Майк упал на кровать и страдальчески вздохнул. Он спал в этой комнате пять лет, но чувство, что он нагло повалился на чью-то чужую постель, не хотело его покидать. Он поднялся и сел, рассматривая помещение, так, словно впервые здесь находился. Пылинки, не торопясь, кружили в свете солнечных лучей, от летнего ветерка шуршали вуальные занавески. На стенах, поклеенных старыми бледно-жёлтыми обоями, они с Брайном развесили плакаты каких-то музыкальных групп и какие-то рисунки Майкла, которые понравились Брайну. Прошло пять лет, плакаты, группы которых они уже не слушают, выцвели, а рисунки им казались детскими и глупыми, но снимать их не спешили — всё уже такое привычное. Для Брайна, не для Майкла. На книжных полках расставлены какие-то книги, комиксы про супергероев и журналы Брайна с порнухой.       Последнее весьма смущало Майкла. Вернее быть, его бы это не смутило, если бы Брайн не излил ему душу про своё детство пару лет назад. Этот рассказ до сих пор вызывает у Майкла мурашки.       — Мне тогда двенадцать было, или около того, не помню, — нервно хихикнул Брайн. — Саманта же болела, из-за катаракты она совсем ничего не видела. Мама собирала деньги на операцию. Папа Саманты бросил нас, когда узнал, что ей нужно лечение. И мы снова остались одни, — Майк сочувственно кивнул, не смея перебивать парня. На удивление, Брайн говорил не торопясь, спокойно и обдуманно. Видимо, он давно планировал это разговор и для него он очень важен. — Мама много работала, но в основном это была какая-нибудь временная подработка. На официальную работу её брать никто не хотел, не знаю, либо из-за того, что мы чёрные, либо из-за отсутствия у неё хоть какого-то образования. Её выгнали из школы, она классов девять, вроде, отучилась, не помню. В общем, денег было мало, на плечах куча кредитов, а мама имела пристрастие к алкоголю. Ну и в какой-то момент она влезла в одну аферу.       Брайн вытащил из-под одеяла (всё это время они сидели на незаправленной кровати) старый журнал. Тот самый, который когда-то давно ему давал Клэй. Майк узнал его сразу. На выцветшей обложке была обнажённая мама Брайна.       — Моя мама снималась в одном порно-журнале и получала хорошие гонорары. Потом что-то произошло, и это издательство прикрылось буквально спустя полгода. Это было не в Харрикейне, но Клэй откуда-то достал один из выпусков, которым он меня шантажировал. Поганый ублюдок.       — Почему ты раньше мне об этом не сказал? — удивился Майк, отрываясь от изображения мисс Андерсон (это мама его парня!).       — Да… — неопределённо произнёс Брайн, пожав плечами и отведя взгляд в сторону, — Ты бы хотел дружить с человеком, у которого мать — порнозвезда?       — Да мне-то какая разница? Это не моё дело. К тебе же это никак не относится.       Брайн вдруг нервно усмехнулся, сжимая простыни в ладонях.       — Я же ещё не закончил, — Майк поднял на него взгляд и приготовился слушать дальше. — Мне было двенадцать, когда мы снова остались без денег. Их у нас не было совсем, даже на еду. А потом мать притащила в дом какого-то мужика и заставила меня трахаться с ним за деньги, — сердце Майкла словно током ударило, а голос Брайна начал ломаться. — Этот урод был тем ещё фетешистом: он любил тощеньких мальчиков. Мать морила меня голодом, а за каждый лишний калорий заставляла меня блевать. Я несколько лет сидел на слабительных и мочегонных, на жёстких диетах и голодовках, лишь бы угодить этому ублюдку, чтобы заплатил побольше. И как думаешь, куда девались эти деньги? На алкоголь и сигареты матери! На операцию Саманте она откладывала копейки, а потом сама же жаловалась, что на лечение не хватает. И меня в этом винила, что я недостаточно стараюсь! Если бы не она, Саманте бы давно сделали операцию! Может быть, тогда сложилось бы всё по-другому, и она не умерла бы, — Брайн зарыдал, уткнувшись лицом в собственные ладони. — Она разрушила нашу жизнь, я её ненавижу… Если бы не она, у нас бы всё было хорошо-о… — рыдая, закончил парень.       Майк подвинулся к парню и неуверенно обнял. Ему не часто доводилось бывать в ситуациях, в которых приходилось кого-то успокаивать. А от только что полученной информации Майклу стало настолько противно, что корил себя за то, что не замечал ничего раньше. Так ужасно осознавать, что такие противные вещи происходили с твоим парнем, живущим в паре домов от него, на протяжении нескольких лет!       — Они делали со мной ужасные вещи, — продолжал бормотать Брайн, чуть успокоившись, но всё ещё всхлипывая чуть ли не после каждого слова. — Мама и этот… Она сама уничтожила нашу жизнь, нашу семью. Надеюсь, она сейчас в аду.       Майк покачал головой, прижимая парня сильнее.       В тот день Брайн полностью выговорил всё, что не давало ему покоя и мучило не протяжении стольких лет. И ему стало легче, намного. Он больше не вспоминал о том городе и о том, что с ними там происходило. В отличие от Майка, который до сих пор не мог выбросить это из головы.       Майк постарался забыть об этих воспоминаниях. Это разговор состоялся почти три года назад. Брайн теперь совершенно другой человек. Майк тоже. Возможно, он в этом не уверен.       Он снова упал на кровать, чувствуя, как веки тяжелеют. Решил, что ещё пара часов сна перед сменой ему не повредит и, укутавшись в плед, задремал. Кошмары ему в этот раз не снились.       Проснулся он спустя три часа, на кухне шумела вода, шипело масло на сковородке и глухо бормотал телевизор. Самочувствие было намного лучше, чем утром. Выйдя на кухню, Майк застал Брайна, моющего посуду и параллельно жарящего котлеты. Майк не упустил возможность напугать парня со спины.       — Майк, придурок, зачем так делать?! — тарелка, которую Брайн так старательно отмывал от засохшей гречки, чуть не полетела в злорадно смеющегося Афтона. — Давно встал?       — Только что, — перестав смеяться, ответил Майкл, а Брайн вернулся к посуде. — Меня что-то вырубило. Который час?       — Полчетвёртого. Я тут котлеты с макаронами готовлю, будешь?       — Ты про эти угли? — усмехаясь, Майк указал на дымящуюся сковородку, к которой тут же подорвался Брайн.       — Ну ничего, угольки пожуёшь, тоже полезно.       — И чем это полезно?       — Не знаю. Может, почернеешь, как я, — парни засмеялись.        За обедом Брайн рассказывал о том, как в магазине чуть не подрался за последнюю упаковку макарон с беременной женщиной. Жуя котлето-угли, Майк поражался, как Брайн умудрялся влипать в такие передряги чуть ли не каждый день. В то время как Майкл каждый день проживал одинаково. Подъём в семь утра, подгоревший завтрак, работа с девяти до семи, подгоревший ужин, иногда секс по вечерам. А каждые выходные они либо шли в кино, а после прогуливались по парку (и каждый раз Брайн встревал на детской площадке в компании каких-то детей), или просто сидели дома, смотрели телик и что-то обсуждали. Брайн выглядел таким счастливым в такие моменты, а Майк ощущал себя застрявшим во временной петле, где каждый день напоминал предыдущий.       — Кстати, Майк, — вдруг серьёзно начал Брайн. — Что там у нас на счёт Канады?       — Я думал, мы отсеяли эту идею, — непринуждённо ответил Майк, но в душе он очень надеялся, что разговор про Канаду уже давно закрыт. Майк безумно не хотел покидать Юту.       — И что нам теперь, оставаться в Сент-Джордже?       — Тебе же нравится этот город.       — Нравится, но… Сент-Джордж, Харрикейн, они… постоянно напоминают мне о прошлом. И я хочу уехать как можно дальше от этого кошмара.       — Брайн, ты же в курсе, что мы не сможем уехать отсюда как минимум ещё пару лет? — Майк старался идти на компромисс. — У нас не так много денег, чтобы просто взять и переехать в другую страну.       — Возьмём кредит, почему нет?       — Чтоб выплачивать его до конца жизни? Брайн, в Канаде всё очень дорого. Это другая страна, другие люди — совсем другая жизнь!       — Вот именно, Майк! — на эмоциях Брайн вскочил со стула. — Ты разве не хочешь уехать подальше от всех этих кошмаров? От воспоминаний, которые мучают тебя. Тебе это нужно. И мне, — Брайн неуверенно отвёл голову в сторону и медленно сел на место, — и мне тоже. Нужно это, — на вздохе закончил он, и в кухне воцарилась тишина, только глухой бубнёж телевизора нарушал её.       — Знаешь что, — вдруг произнёс Майк и звонко стукнул вилкой по тарелке, — к чёрту! Давай просто уедем отсюда. Куда угодно, хоть в Европу.       — Ты шутишь? — нервно усмехнулся Брайн, но серьёзность во взгляде Майкла заставило того удивиться.       — Мне самому надоело убегать от правды. Я столько лет верил в то, что Харрикейн — всё ещё мой родной дом, но нет. Это город породил мои ночные кошмары, он убил мою семью и свёл нас с отцом с ума. Хватит, я хочу всё это закончить. Мы уедем отсюда. Завтра или через десять лет — неважно. Обещаю, у нас всё получится.       Брайн долго смотрел на Майка, стараясь уловить изменения в выражении его лица. Но он оставался серьёзным, ни намёка на шутку. Брайн не сдержал усмешки.       — Правда? Ох, я боялся, что ты будешь против, — произнёс он, жутко смущаясь. На лице играла неподдельная радость и счастье.       — Я хочу, чтобы мы были счастливы, и мне неважно где, — Майк встал с места и нежно поцеловал Брайна в губы.       — Хах, блин, это так здорово, — светясь от радости признался Андерсон, глаза которого уже успели намокнуть от чувств, — Я люблю тебя, чувак.       — Я тебя тоже, — они снова поцеловались.       Холодная рука Майкла оказалась у Брайна под футболкой и прошлась по плоскому животу и выпирающим рёбрам, Брайн сладко простонал Майку в губы. Афтон оторвался от губ парня, спустился ниже и принялся оставлять засосы на тонкой шее, нежно провёл языком по чересчур чувствительному кадыку, заставляя Брайна вздрогнуть, а внизу живота сладко заныть.       — С козырей начал, гадёныш?       — Но тебе же это нравится, — Майк прошептал ему прямо в ухо и укусил парня за мочку, вырывая из него сладкий стон.       — Уродец, как же я это, блять, обожаю.       Когда парни перебрались в спальню, Майк повалил Брайна на кровать, продолжая расцеловывать эрогенные зоны парня. Брайн не переставал проклинать Майкла всеми возможными обзывательствами, вперемешку со стонами и прерывистыми вздохами. Руки Афтона продолжали блуждать по разгоряченному телу, пока холодные пальцы не задели соски. Брайн сладко простонал и выгнулся в спине. По телу прошёлся табун мурашек.       — Опять дразнишь меня, сука, — прохрипел юноша, сжимая простыню в потных ладонях. — Любишь ты время тянуть.       — Люблю, когда ты бесишься, — Майк подмигнул и, не дав Брайну возмутиться, вовлёк его в поцелуй.       Брайн решил не бездействовать и потянулся к торсу парня. Майк сильно спортом не занимался, но тело было слегка (совсем чуть-чуть!) накаченным и стройным. И Брайна это безумно заводило. Почувствовав чужие пальцы на своём теле, Майк отстранился.       — Куда пальцы суём? Мне их повырывать? — и снова спился в шею зубами, и Брайн охнул, выгибаясь и ёрзая по постели.       Стоны и охи Брайна ласкали слух Майкла, возбуждая того ещё больше. Майк словно выпадал из мира, полностью отдаваясь партнёру и собственным ощущениям. В его рутинной жизни секс с Брайном казался ему глотком воздуха, каплей воды, лучом света в беспроглядной тьме. Поэтому торопиться Майк желанием не горел.       Шаловливые ручки Брайна уже стягивали футболку Афтона, нервно проводя по телу тонкими пальцами, вздрагивающие от каждого действия парня. Футболка Майка полетела на край кровати, футболка Брайна очень скоро к ней присоединилась.       Брайна вдруг резко подхватили сильные руки и грубо уложили животом вниз.       — Ай-а, какой ты грубый, — он всем телом почувствовал горячее сбитое дыхание на загривке, от чего по телу словно прошёл нервный импульс.       — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Майк издевательски провёл пальцем вдоль позвоночника, медленно, еле касаясь чувствительной кожи. Дразня Брайна, он не мог скрывать хищнического оскала, и грубо приказал: — Проси.       — А кофе тебе не с-сварить? — съязвил Брайн и тут же почувствовал сбивший дыхание укус на левой лопатке. Пальцы, всё ещё холодные и проворные, медленно прошлись по бокам Андерсона, заставляя его выгнуться и простонать, вжимаясь в кровать. Комок нервов сладко заныл внизу живота, заставляя Брайна затрястись. — Господи, блять, да трахни ты меня уже, прошу. С-сука…       Майк довольно ухмыльнулся и принялся медленно стягивать с Брайна домашние штаны, попутно расцеловывая спину Андерсона. Тот лежал, еле вздрагивая от настолько приятных ощущений, что глаза сами закатывались от кайфа. Хотелось больше, а Майк, зараза, всё дразнил и дразнил Брайна своей медлительностью.       — Зараза ты такая, хватит уже это делать, я щас на стены, блять, поле-Е-езу!.. — вскрикнул Брайн на последнем слове, когда пальцы Майкла принялись медленно и очень нежно щекотать чувствительные бока. Брайн свёл колени и поёрзал давно вставшим членом об кровать. — Блядь ты какая, специально меня изводишь?       — Я могу прекратить, — Майк довольно прикрыл глаза и убрал руки, на что Андерсон возмущённо простонал.       — Продолжай, блять, продолжай… — взмолил тот и тяжело задышал в кровать, сминая простыни.       — Ты сегодня что-то слишком выделываешься, тебе так не кажется? — Брайн снова оказался на спине, повёрнутым лицом к лицу Майкла. Внизу живота снова заныло, и Брайн захныкал.       — Продолжай, пожалуйста, молю, это было пиздецки кайфово, я, а-ах-ха!.. — простонал парень, когда пальцы Майкла снова начали медленно разгуливать по тощему телу.       — Какой же ты фетишист. Так любишь, когда тебе так делают.       — Особенно, если делаешь ты-ы…       Руки медленно спускались вниз, в трусы, а когда указательный палец круговыми движениями прошёлся по чужому лобку, Брайн выгнулся, поднимаясь на локти, и громко простонал. Ноги начало потряхивать от приступа подступающего оргазма. Брайн сам раньше не знал, что можно так кайфовать от обычных прикосновений. А Майк, зараза, так профессионально это делал. Медленно, издевательски, и чертовски прекрасно.       Стянув боксёры, Майк взял окаменевший член в одну руку и принялся дрочить. Пальцы еле касались органа, отчего Брайн буквально изворачивался.       — Ну чего ты как уж на сковородке? — язвительно поинтересовался Майк, принимаясь тереться пахом о член Брайна. Быстро избавился от джинсов и трусов, второй рукой принялся надрачивать и себе. — Смотри не переломайся пополам.       — Ты меня скоро… наизнанку заставишь… вывернуться, а-ах…       — Думаешь, я не этого добиваюсь? — Майк наклонился и, не отвлекаясь от надрачивания, принялся расцеловывать плоский живот Брайна, поднимаясь всё выше и языком прочерчивая мокрую полоску слюны, от которой у Брайна пошла дрожь по всему телу. Шаловливый язык дошёл до груди и свернул в сторону, натыкаясь на чувствительный сосок, юноша крупно вздрогнул, едва простонав. Горячее дыхание опаляло грудь и, казалось, расходилось по всему телу. В комнате стоял жар, хотя окно открыто нараспашку.       Дрочить одно рукой один члена, а второй рукой — другой, да ещё и языком успевать работать, было весьма проблематично, но с Майк быстро наловчился с годами. Всё же у них был разный темп: Брайн любил нежно, медленно и невесомо, а Майк — быстро, грубо и без прелюдий. Но Брайну угодить хотелось, особенно зная, с каким травмирующим опытом в сексе ему пришлось столкнуться. И Майк старался сделать всё, чтобы тому было комфортно.       Брайн завыл от тянущегося тепла внизу и свёл дрожащие колени. Он приподнялся на локтях, и их взгляды встретились.       — Какой же ты… противный.       — Ты хотел сказать «сексуальный»? — поддразнивая, поинтересовался Майк, убирая руку от своего члена и быстро проводя пальцами по чувствительным бокам, выбивая сладкий стон.       Брайн остро ощущал, что был на пике своих возможностей, комок нервов пульсировал где-то внизу, то разжимаясь, то снова сжимаясь до размеров атома. Это чертовски возбуждало. Возбуждало и заставляло сознание заплывать мутным туманом, всего на мгновенье, но какое же прекрасное. Брайн был готов на многое, чтобы ощущать это снова и снова. Это всё было совершенно иным, чем то, что ему приходилось ощущать в подростковом возрасте. С Майклом всё это — казалось лишь дурным сном, от которого он его и разбудил.       Брайн громко простонал и выгнулся в спине, когда ощутил волну оргазма, заставившего все внутренности сжаться. Слёзы стекали по разгоряченному лицу, на котором расцвела кривая, блаженная улыбка.       — Господи, блять, как же это было ахуенно. Ты где этому, блять, учишься? — делая перерывы на вздохи, поинтересовался Андерсон, всё ещё подёргивая ногами. Внизу всё ныло от напряжения, и теперь организм, наконец, может расслабиться после такой сногшебательной разрядки,       — С любовниками в Харрикейне экспериментирую, — тяжёло дыша, кокетливо ответил Афтон, получая толчок в грудь, и рассмеялся. — А что? Думал я, правда, только к отцу туда езжу? Какой ты наивный.       Брайн лениво потянулся к тумбочке за салфетками, чтобы вытереть сперму с живота.       — Я жду своё вознаграждение.       — Получишь его от своих любовников из Харрикейна, — хитро ухмыльнулся Брайн и вовлёк Майкла в поцелуй. Острый клык Афтона больно коснулся чужого языка, Брайн простонал в поцелуй. — Я тебе зубы ща повыбиваю. Нежного минета от меня не жди.       — Напугал ежа голой жопой. Я жду свою награду, — Майк поудобней уселся на кровати, разведя колени в сторону. Брайн по хищнически ухмыльнулся и, нагибаясь, взял член Майкла в руки.       — Ладно, ты меня сегодня прям разорвал конкретно, я прям в шоках, чувак, ты просто бомба. И, так уж и быть, ты заслужил, хорошую награду, — провёл пальцами вдоль всё ещё стоявшего члена, вызывая при этом волну дрожи в теле Майкла, едва сдержавшего стон. Брайн, видимо, тоже решил помучить парня в отместку за чересчур долгие прелюдия. Пальцы невольно сжимали простыни.       Наигравшись пальцами, Брайн нагнулся и взял головку в рот, щекоча чувствительную кожу горячим дыханием. Афтон прерывисто вздохнул, поёрзав на месте.       — Ну чего ты как уж на сковородке, — отпарировал Брайн, ухмыляясь. — Не дёргайся, а то откушу случайно.       — Не отвлекайся от своего дела, — Майк нежно погладил парня по тёмным, кучерявым волосам и едва ощутимо надавил вниз. — Работай, давай.       — Щас кто-то точно довыделывается, и удовлетворять любовников в Харрикейне будет уже нечем.       Брайн продолжил работать языком, дразня Майкла ещё больше, заставляя того тяжело дышать и выгибаться в спине. Спускаться ниже Брайн пока не спешил, а, не торопясь, продолжал обсасывать головку члена шаловливым языком. Медленно проходился по каждому дюйму головки, а пальцами гладил, почти щекотал, член у основания. Потихоньку спускаясь ниже, проводил языком по чересчур чувствительным венам, выбивая из груди Майкла весь воздух.       — Вот ты… зараза какая…       — Как ты мне, так и я тебе, — убрав член изо рта, почти промурлыкал Брайн. — Тебе же это нравится, да?       — Д-да… — жмурясь от приятных ощущений внизу, произнёс Майк, жадно глотая воздух.       — Хочешь больше?       — Хочу.       — А ты попроси, — даже из-под прикрытых век Майк отчётливо видел злорадную ухмылку на лице Андерсона.       — Мелкий, чёрножопый шантажист, мать твою, продолжай сосать уже!.. — густо покраснев, хрипло выкрикнул Майк, ёрзая задницей по кровати.       — А волшебное слово? — да он издевается…       — Пожалуйста… продолжай…       Удовлетворённый ответом, Брайн снова взял член в рот уже наполовину, продолжая медленными, властными движениями обсасывать ещё не обсосанные места. Он чувствовал, как тело Майкла напряжено, как оно трясётся и вздрагивает от каждого действия Брайна. Это не могло не вызывать довольную ухмылку.       Когда Брайн, наконец, закончил эти детские игры и взял член полностью, Майк предвкушающе вдохнул. Член пульсировал во рту Андерсона и едва упирался ему в глотку. Рвотные позывы он старался подавлять, ведь парню хотелось сделать приятно для своего любимого. Майк неосознанно вцепился пальцами в волосы Брайна и чуть ли не взмолил, чтобы тот ускорился. Язык снова коснулся головки, а пальцы продолжали ласкать у основания, заставляя Майкла выгибаться и ёрзать ещё сильнее. Майк чуть не вскрикнул, когда волна оргазма сотрясла его тело, словно током.       — Кха, придурок, сколько раз я говорил тебе предупреждать? — отплёвываясь от попавшей в рот спермы, ругается Брайн, вызывая у Майкла слабую улыбку.       — Придурок, сколько раз я говорил тебе, что не контролирую это?       — В следующий раз я тебе там всё клеем заклею, и пусть хоть лопни!       — Мне так нравится, как ты злишься, — тяжело усмехается Афтон, обессилено падая на кровать и переводя дыхание.       Это было нечто. Приняв душ и сменив постельное бельё, они снова улеглись на кровать. Брайн уснул, свернувшись клубочком и положив голову на грудь Майкла, а сам Майк ещё лежал некоторое время на спине и прокручивал сегодняшний день. Эти мысли снова заставили его приуныть и впасть в чувство тревоги. Секс с Брайном всегда помогал ему забыться хотя бы на время. Забыть обо всех тревожных мыслях, тягостных воспоминаний всего минувшего десятилетия, мысли о будущем…       Майклу каждый раз противно от мыслей, что он трахается с Брайном только чтобы на время уйти от реальности и мрачного прошлого, мысли о котором до сих пор преследуют его. Ему отчаянно не хотелось думать о том, что он просто использует Брайна для собственного спокойствия.       Майк покачал головой, стараясь отогнать эти мысли.       «Вот переедем в Канаду, подальше от этого места, и всё будет хорошо. Прошлое меня отпустит. Может, в Канаде и психотерапевты получше будут, и с ними я точно оправлюсь от всего этого?» — успокаивал себя Майк, стараясь выровнять сбившееся дыхание.       Время покажет… Но Майк уверен, что дальше всё обязательно наладится. По крайне мере, он старался так себя убедить.       — Брайн… — он потряс дремлющего парня за плечо. Тот недовольно промычал. — Вставай, мне пора уходить.       — Что, любовники из Харрикейна уже заждались тебя? — сонно произнёс Андерсон, улыбаясь, и широко зевнул.       — Да у меня ж там дела. Мне там надо быть к полуночи.       — Что ж, ладно, — произнёс Брайн, приняв сидячее положение и потянувшись. — Когда ты вернёшься?       — Дня через три, не раньше. Как все дела, в общем, закончу, — Майк устало потёр глаза и нехотя поднялся с кровати.       — Только не задерживайся, ладно? — попросил Брайн, когда они уже стояли на пороге, а Майк зашнуровывал кеды. — Передавай Харрикейновским любовникам привет.       — Обязательно, — они поцеловались на прощание, и Майк вышел из квартиры.       Когда Майк вернулся в Харрикейн, было уже темно, а время совсем чуть-чуть не доходило до десяти вечера. Отец встретил его обеспокоенным взглядом. Точно, он же совсем забыл предупредить, что уезжает.       — Ты где был? — тут же спросил мужчина, встречая сына в коридоре. Уильям неловко прокашлялся и предположил: — У Брайна?       — Э, да. Решил заехать, навестить.       — Хоть бы предупредил.       — Ты спал.       — Мог бы записку хоть написать.       — Когда я тебе их пишу, ты их, почему-то, очень старательно игнорируешь, куда бы я их не лепил, — усмехнулся Майк, проходя в зал. — Так, я полежу немного и пойду собираться на смену. А ты тоже куда-то уходишь? Чего так вырядился?       Уильям и вправду одет в уличные штаны, фиолетовую рубашку (которую он, как обычно, не заправлял и не гладил) и чёрные ботинки. Но вид у него всё равно помятый, в виду растрёпанных волос, мятой одежды и кругами под глазами. На его лице расцвела кривая улыбка, и он отвёл взгляд.       — Да так, решил прогуляться немного. По городу.       — На ночь глядя? — Майк поднял бровь, встревожено смотря на мужчину.       — Хочу проветрить голову. И подумать. О всяком. И пройтись по пустым улицам. Без шумных машин и людей. Понимаешь?       Майкл кивнул и сделал два больших шага. Стиснул отца в крепких объятиях.       — Только будь осторожнее, ладно?       — Угу, — глухо пробормотал мужчина, утыкаясь Майклу в макушку.       — И долго не задерживайся, хорошо?       — Угу.       — Если станет плохо — иди домой.       — Угу.       Кажется, мужчина снова пребывал в отчуждённости от реальности. Иногда такое бывало, что он словно выпадал из этого мира на некоторое время. Словно о чём-то глубоко задумался, устремив взгляд куда-то в пустоту. Последние пару лет такое состояние у него проходило с пугающей периодичностью. На кухне, в ванной, на улице, в магазине — где угодно он мог просто зависнуть и ни на что не реагировать.       «Хорошо, что его лишили водительских прав. А то, не дай бог, он сядет в таком состоянии за руль».       — Пап? — мужчина резко очнулся, когда его резво потрясли за плечи. — Всё хорошо?       — М? А, да, всё, всё в порядке, — Уильям засуетился и направился в коридор.       — Может тебе всё же стоит остаться дома?       — Всё в порядке, Майк. Я ненадолго, — убедил его Уилл, слабо улыбнувшись. Скомкано попрощавшись, он вышел из дома и вдохнул ночной воздух. На улице было достаточно прохладно, Уилл, вероятно промёрзнет в тонкой рубашке. — Ничего, всё в порядке, — старался убедить себя Уильям, — всё хорошо, — он похлопал себя по задним карманам и с ужасом не обнаружил там ни кошелька, ни ключей. Хорошо, что он ещё никуда не ушёл! Только собравшись развернуться, дверь уже открыл Майк.       — Ты оставил, — Майк протянул ключи с бумажником, и Уилл, улыбаясь, хлопнул себя по лбу.       — Я однажды голову забуду, — забрал свои вещи, и на этом они точно простились.       Смотря на закрытую дверь, Майк довольно постучал карточкой по подбородку.       — Надеюсь, отец не заметит пропажи, — и сунул её в карман.       Пользоваться положением отца, как считал Майк, было низко с его стороны, и теперь его захлестнул жгучий стыд. Хотелось догнать отца, отдать карточку и весело пошутить: «Однажды, ты точно голову забудешь».       Майк поступил неправильно, и он это осознавал. Но в голове, где-то глубоко-глубоко голос интуиции кричал, что это необходимо. Что именно там, за той закрытой дверью таятся все ответы на его вопросы. Возможно, даже нечто большее.       — Сегодня я всё узнаю, — сам себе произнёс Майк и поднялся к себе в спальню, готовиться к предстоящей смене.

***

      — С возвращением на очередную важную ночь в вашей новой невероятной карьере, где вы начинаете спрашивать себя: «Что я делаю со своей жизнью? Что скажут мои друзья, и, самое главное, увижу ли я снова свою семью?». Мы понимаем ваш стресс на новой работе, и мы готовы оказать вам услугу. Чтобы помочь вам достичь более спокойного и расслабленного настроения, мы предлагаем несколько выборов музыки, которые помогут сделать эту поездку в лифте максимально расслабляющей и терапевтической. Мы предлагаем современный джаз, классические композиции, атмосферу тропических лесов, а также широкий выбор других вариантов, — ХэндЮнит с уже знакомым характерных щелчком появился напротив парня, вытаращив пластиковые глазюки в ожидании.       Майк неопределённо фыркнул и закатил глаза, убрав руки в карманы штанов. Он уже и не знал, как адекватно реагировать на слова своего сопровождающего.       — Если ты пытаешься быть похожим на того Телефонного Придурка из «У Фредди», — Майк лениво поводил пальцами по экрану, задевая все возможные буквы на клавиатуре, — то у тебя плохо получается. Придурок был хотя бы прикольным. И живым. И он не пытался меня убить.       — Кажется, у вас были проблемы с клавиатурой.       — А у тебя, кажется, проблемы в программном коде.       — Я вижу, что вы пытались ввести, и я автоматически исправлю это за вас.       — Лучше б у себя в программе что-нибудь автоматически исправил.       — Спасибо что выбрали!.. Простые Бонго.       До Майкла вдруг дошло осознание, что кричать и ругаться с искусственным интеллектом — очень глупо, и панически оглядел потолок лифта, с надеждой не увидеть там камер видеонаблюдения или прослушки.       — Ну и пошёл ты в жопу, — запоздало кинул давно скрывшемуся ХэндЮниту Майк, попутно слушая включённую агрегатом музыку и теребя бинты на шее. Только перед сменой, стоя в ванной, он увидел в зеркале тёмные засосы на шее.       «Теперь понятно, как отец сразу догадался, куда я ездил, и почему он так смутился, — подумал тогда Майк, прикрывая руками лицо от стыда. — И когда эта чёрножопая чурка успела мне их оставить?».       Уильям не был против их отношений, но в его поведении всё равно чувствовались еле заметные нотки неприязни. Да и внуков он, вроде как, хотел, видимо, расстроился и из-за этого. Главное, что он принимает Майкла, остальное ему не важно. Майк ему и без того очень благодарен.       — Теперь, когда лифт был настроен под ваши нужды, и вы полностью расслабились, устоит упомянуть, что вследствие невысоких результатов в работе вчера ваша зарплата была уменьшена на значительную сумму.       — Какая досада…       — Пожалуйста, наслаждайтесь остальной частью вашего спуска.       Через некоторое время нерасторопный лифт, наконец, остановился и открыл двери. Майк снова полез в вентиляцию.       — Из-за непредвиденных сбоев на сегодняшних представлениях, ваши ночные обязанности потребуют от вас выполнения технического обслуживания, — объявил ХэндЮнит, когда Майк оказался в Комнате Управления, — для выполнения которого вы можете или не можете быть достаточно квалифицированны, — Майк недовольно нахмурился. — Техникам стало необходимо попытаться отключить энергомодуль Фантайм Фредди. Однако это не увенчалось успехом. Разрешить им повторить попытку было бы неэффективным решением, так как нам нужно было бы выделить им от шести до восьми недель для выздоровления и физической терапии. Чтобы выполнить процедуру самостоятельно, вам нужно будет добраться до комнаты Запчастей и Обслуживания на другой стороне Фантайм-аудитории. Давайте сначала проверим Баллору и убедимся, что она на сцене.       Майк почесал макушку, не совсем осознав свои обязанности на эту ночь, и нажал на кнопку. Смотря на сцену, его безразличное выражение лица тут же сменилось на удивление, а чуть позже — на испуг.       — Отлично, похоже, всё так, как должно быть.       «Отлично? Похоже, всё ТАК, как ДОЛЖНО БЫТЬ?!». Майк прокручивал эту фразу в голове, стараясь выловить хоть одну нотку сарказма в голосе агрегата.       А Баллора точно должна быть скрючившейся и полуразобранной?!       — Давайте проверим Фантайм Фокси, — продолжал беззаботный голос агрегата. — Важно убедится, чтобы она была на сцене, прежде чем войти.       А Майк продолжал пялиться в темноту по ту сторону панорамного окна. Что, блять, здесь вообще происходит? Что произошло с мамой? Майк помотал головой, повторяя себе, что это не мама, и осветил комнату Фантайм Фокси. Его сцена пустовала.       — Отлично, похоже, всё так, как должно быть, — повторил ХэндЮнит. — Сегодня нет необходимости проверять Бэйби; пожалуйста, воздержитесь от входа в запрещённые зоны. Перейдите непосредственно в Фантайм-аудиторию, — приказал ХэндЮнит и замолк.       Майк скептично осмотрел все три открывшиеся двери и полез в центральную. Будет он ещё недоискусственного недоинтеллекта слушаться, нашёлся тут умник… Майк быстро пробрался в Аудиторию Цирковой Бэйби, и встретила его пугающая темнота и тишина. Даже приборы не пыхтели и не шумели — они были выключены.       Майк залез под стол, под которым прятался прошлой ночью, закрылся той же дырявой железкой и принялся ждать. А ждать долго не пришлось, прозвучал голос Бэйби:       — Ты знал, что я однажды была на сцене?       «Да, Элизабет, — вздохнув, подумал Майк, — я помню», — он больше не боролся мыслями о том, что это не просто аниматроник, а его сестра. Переубеждать себя больше не хотелось.       — Это было недолго, всего один день, — продолжила Бэйби, а Майк внимательно слушал. — Однако какой это был прекрасный день! — в её голосе, раннее полным безразличия, вдруг заиграли еле уловимые восторженные нотки. Но её голос тут же вновь сделался серьёзным и безэмоциональным: — Я была в маленькой комнате с воздушными шариками и несколькими столами. Но никто не сидел за ними, дети бегали туда-сюда. Некоторые боялись меня, другие наслаждались моими песнями. Музыка всегда шла откуда-то ещё, из коридора. Я всегда считала детей. Не знаю, почему. Я всегда знала, сколько их находится в комнате со мной. Два, затем три, затем два, затем три, затем четыре, затем два, а потом ни одного. Они обычно играли друг с другом, в группах по два-три человека. Я была усыпана блёстками. Пахла, как праздничный торт. Было двое, затем трое, затем пятеро, затем четверо. Я могу делать кое-что необычное, ты знал? — Майкл кивнул, хотя знал, что Бэйби его не видит. — Я могу делать мороженое. Правда, я делала это только один раз. Их было четверо, затем трое, затем пятеро, затем один. Что-то произошло, когда в комнате остался один ребёнок.       Майк не хотел слушать дальше. Не хотел, потому что знал, что было дальше. В комнате остался всего один ребёнок. Элизабет.       — Девочка, стоявшая сама по себе.       Элизабет. Их милая, маленькая Бетти.       — Вскоре я перестала петь.       Она была здесь… Она всё ещё здесь!..       — Мой живот открылся, там было мороженое. Я не могла двигаться, пока она не ступила поближе. На мгновенье прозвучал крик…       Крик Элизабет…       — …но только на мгновенье. Потом вбежали другие дети, но они не могли услышать её из-за собственного шума. Я всё ещё иногда слышу её. Почему это произошло?       Последний вопрос прозвучал так бездушно и безэмоционально, что по телу прошёлся холодок.       Отец был прав — Элизабет всё ещё здесь.       На этом голос Бэйби стих, а Майклу пришлось вылезти из-под стола. Почувствовав опору под нетвёрдыми ногами, Майк опёрся о панель и тяжело задышал, прокручивая только что рассказанную (Элизабет) Бэйби историю. Она помнит, что произошло. Она помнит, как это произошло. Она не помнит, почему это произошло. Вероятно, она не не помнит — не знает.       Желание во всём разобраться возросло в тысячи раз. Быть может, тогда и ночные кошмары перестанут его мучить. Больше не будет дурных воспоминаний и тревожных мыслей о прошлом, настоящем и будущем. Возможно тогда, Майк сможет отпустить всё это и, наконец, начать жить дальше — заново.       И тут мысли зашли об отце. Точно, отец! Не может же он бросить последнего — единственного — родного человека, ещё и с инвалидностью! Отец и так многого натерпелся: и в детстве, и в те года, и сейчас… Ему до сих пор очень тяжело, и Майк прекрасно это знает. Он не может его оставить, а поехать с ним он, вероятно, откажется. Не привык он к шумным городам (как и Майк), не любил суету (Майк тоже) и резкие перемены (как это похоже на Майкла…). Уильям не готов покидать Харрикейн (Майк тоже не готов покидать Харрикейн).       Майк встряхнул головой и полез обратно в Комнату Управления. Он разберётся с этим, когда найдёт ответы на все свои вопросы. Он обязательно их найдёт. Обязательно разберётся в себе и в том, что чувствует и ощущает. И он обязательно не бросит отца, только не сейчас. Он и так перед ним многим обязан, он обязательно ему поможет.       У них всё будет хорошо! Обязательно.       Майк пролез в Галерею Фантайм Фокси. Здесь было всё так же, как вчера: относительно тепло, и пахло металлом.       — В отличие от Баллоры, — снова раздался голос агрегата, — Фантайм Фокси активируется от движения. По этой причине важно держать комнату тёмной, чтобы случайно не активировать её. Вам был предоставлен фонарик-вспышка. Используйте его, если вам нужно сориентироваться и убедиться, что ни во что не врежетесь.       Майк повертел названным устройством в руках, внимательно вглядываясь.        «Так вот, зачем он мне нужен», — когда он опробовал его дома, то чуть не ослеп.       — Однако, используйте его как можно реже. Пройдите вперёд, чтобы добраться до комнаты Запчастей и Обслуживания, — на этом голос стих, и Майк остался в полной тишине. В комнате стояла гнетущая атмосфера. Фантайм Фокси явно был здесь.       Майк решил перебираться через комнату так же, как и через Галерею Баллоры — ползком. Он опустился на пол и нажал на кнопку: на мгновенье комната озарилась ярким светом, от которого заболели глаза. В поле зрения никого не оказалось, и Майк рискнул начать ползти. Как он понял из слов ХэндЮнита — на шум аниматроник не реагирует, поэтому можно не ползти по полтора сантиметра в час, но рисковать он всё же не решился. Как говорится, тише едешь — больше шансов добраться до комнаты Запчастей и Обслуживания живим и невредимым.       Вспышка моргнула ещё раз — в дальнем углу показалась фигура Фокси, и Майк замер, прислушиваясь к вдруг наступившей тишине. В горле клокотал стук собственного сердца, по лбу стекал холодный пот. Когда Фокси пропал — Майк зашевелил дальше, чувствуя, как напряжение сковывает его тело, мешая ползти тихо и прямо.       «Надеюсь, я никуда не сверну случайно».       В следующий раз Фокси оказалась прямо перед Майклом в паре метров от него. На мгновенье, ему показалось, что аниматроник в судорогах подёргивался, смотря куда-то перед собой. Майк очень надеялся, он не находится на месте траектории Фокси, и что он случайно не споткнётся и не раздавит его. Но этого не произошло — спустя некоторое время раздались тяжёлые шаги, и аниматроник, вероятно, ушёл. Вспышка — на пути никого не было.       — Вы проделали отличную работу, добравшись до комнаты Запчастей и Обслуживания! — раздался голос ХэндЮнита сразу, как только Майк хлопнул дверью. — Похоже, Фантайм Фредди отключён, что значительно облегчит вашу работу, — аниматроник сидел прямо перед Майклом. — Коммуникатор открытия грудной полости расположен на нижней стороне челюсти эндоскелета. Чтобы добраться до него, сначала нужно открыть лицевые пластины. Вам нужно будет нажать активаторы разблокировки лицевых пластин в особом порядке, и важно быть как можно точнее и осторожнее. Найдите маленькую кнопку на лице Фредди, прямо под его правой щекой, и нажмите на неё.       Майк с опаской, что на него сейчас напрыгнут, оглядел аниматроника. Фантайм Фредди, оскалившись, смотрел точно на него. Сидел на каком-то механизме, о предназначении которого Майклу оставалось только догадываться (но он решил, что это похоже на мини-конвейер). Медведь, по слова ХэндЮнита, был отключён, но Майклу почему-то всё равно казалось, что тот активен, что вот-вот встанет и направится к нему. На секунду ему показалось, что аниматроник дышит.       Не успел Майк что-либо сделать, как вдруг снова раздался голос агрегата:       — Следует уточнить, пожалуйста, обратите внимание, что я имел в виду, справа от Фредди, а не справа от вас.       — Спасибо за уточнение, придурок, я окончил ясли на пять с плюсом, — ворчливо отозвался Майк, закатывая глаза, и возвращаясь к аниматронику, который, как тому показалось, заулыбался шире.       «А ты помнишь, как в детстве путал право и лево?», — вдруг раздался голос брата в голове, и Майкл крепко сжал фонарик (уже обычный) в руке.       «Ничего я не путал!», — раздался в голове собственный (детский) голос, с нотками обиды.       Майк нервно сглотнул, стараясь отогнать неприятные воспоминания, и боязливо нажал на нужную кнопку. Ничего не произошло, но Майк боязливо одёрнул руку. ХэндЮнит похвалил его и попросил сделать те же манипуляции с кнопкой под левой щекой. Снова ничего не произошло, и Майк потихоньку расслаблялся. ХэндЮнит ещё погонял Майка, заставляя нажимать различные кнопки на лице Фантайм Фредди.       «Детский сад какой-то», — размышлял Майк, который до сих пор не совсем понимал, что вообще сейчас делает. Вскрик Майкла потонул в шуме вдруг раскрывшихся лицевых пластин. На секунду ему послышался детский смех.       — Хорошая работа! — похвалил ХэндЮнит и приказал снова нажать на какую-то кнопку на челюсти эндоскелета. Майк снова вскрикнул, когда грудная полость громко приоткрылась. Детский смех ему послышался в разы отчётливее. По просьбе агрегата, Майк вынул энергомодуль и в мыслях понадеялся, что на этом всё. — Отличная работа. Теперь вам потребуется удалить дополнительный энергомодуль из ручной куклы Бонни.       Майк с частичным облегчением вздохнул и повернулся к Бон-Бону, которого он с ужасом не обнаружил.       — А… а где?..       Майк засуетился и принялся искать пропажу по всей мастерской. На полу его не было, за верстаками у стены тоже. Снова раздался задорный смех, но уже другой. Из-за плеча Фредди высунулась голубая ушастая морда, которая, как на неё посмотрели, снова скрылась за аниматроником. Майк продолжал смотреть на Фредди и, не отводя взгляд, встал на ноги и выпрямился, вылезая из-под верстака.       — Вздумал играть со мной в кошки-мышки? Ты со своим приятелем у меня щас получишь, Кэссиди.       Зачем он только что назвал Фантайм Фредди Кэссиди?       Пока Майк взглядом прожигал правое плечо аниматроника, Бон-Бон уже выглядывал из-за левого, и тут же быстро скрылся, стоило Майклу на него взглянуть. Почти час бедный Майк скакал от одного плеча Фредди к другому, пока-таки не поймал проворного зайца.       — Попался, уродец! — он победно подкинул энергомодуль в руке и тут же почувствовал, как он взмок и вымотался. Ноги немного ныли от беготни, а дыхание оказалось сбитым.       — Отличная работа. Вы отключили оба энергомодуля. Это завершает ваши задачи на эту ночь. Пожалуйста, покиньте здание через Фантайм-аудиторию, и увидимся с вами завтра.       Майк опешил, поднимая голову вверх на невидимого собеседника.       — Это типа всё на сегодня? Серьёзно? — он опустил взгляд на наручные часы. Время не доходило и до двух ночи. — «Ну и ладно. Пойду к Эли… к Бэйби, — поправил он себя в мыслях. — Может она ещё чего расскажет», — и вышел из комнаты Запчастей и Обслуживания в Галерею Фокси.       В Галерее Фантайм Фокси стояла могильная тишина. Майк не мог не отметить, что в прошлый раз её не было. А возможно он её просто не замечал. Парень немного напрягся, но всё же нагнулся к полу.       «Просто пройти через Фокси, и я окажусь в безопасности. Я схожу к Бэйби и спокойно уйду домой — ничего сложного», — повторял себе Майк, стараясь увести от себя нагнетающую тревогу.       Майк щёлкнул фонариком — в комнате никого не было. Ещё раз — снова пусто. Ещё раз, ещё и ещё — никого в поле зрения. Он что в комнате один? Куда ушёл Фокси? Майкла это начало настораживать. Но ХэндЮнит ведь не говорил ни о каких сбоях или изменениях, значит всё должно быть в порядке, так? С другой стороны, прошлой ночью он дал Майку неверные указания как пройти через Галерею Баллоры.       В размышлениях Майк не заметил, как пространство вокруг вдруг на мгновенье закружилось, а перед отключкой услышал громкий вопль из раскрывшейся пасти Фантайм Фокси.

***

      Уильям нерасторопно шагал по неровной тропинке, ведущую куда-то за город. Руки сунул в карманы брюк, а сам ссутулился как столетний старик. Взгляд был мутным и замыленным, а сам он не осознавал куда идёт. Он даже не осознавал, что вообще куда-то идёт. Она шла за ним на кладбище.       «Ты так слаб, мне это нравится, — промурлыкала она ему в ухо. — Я чувствую твой страх. Я чувствую, как смерть дышит тебя в затылок. Ты и сам это чувствуешь, не так ли?»       — Нет, — механическим голосом отвечал Уилл и взял в руки лопату. — Я ничего не чувствую, — и пошёл в неизвестном направлении.       «О, а как же Майкл? Разве к нему ты больше ничего не чувствуешь?»       Мужчина предпочёл проигнорировать вопрос своей спутницы. Он остановился перед одной из многочисленных могильных плит — совсем новой. И принялся копать.       «Рэйчел Браун, родилась 27 апреля 1972 года. 6 августа 1993 года скоропостижно скончалась от передавившей её фуры, — произнесла она, словно зачитывала статью из газеты. — Она в слезах выбежала на дорогу, когда узнала об измене со стороны своего молодого человека, которого любила больше жизни. И эту трагедию смерть унесла вместе с Рэйчел. А Мэйсон — ублюдок, даже на похороны к ней не пришёл. Ты знал, что Рэйчел застала его с любовницей в своей же квартире на своей же постели? — спросила она Уильяма. Не отвлекаясь от своего занятия, он его проигнорировал, но та всё равно продолжила: — А Мэйсон ей прямо сказал: «Я тебя больше не люблю, ты меня достала. Уходи». Он выгнал её из её же дома, унизив и опозорив. Никогда не думала, что такие люди и вправду существуют, — она печально склонила голову, — Это так ужасно. Но впечатляет. Именно поэтому ты выбрал её? Уверена, в ней всё ещё тлеет огонёк всей той агонии, что она ощутила перед смертью».       Открыв крышку гроба, Уилл почувствовал, как в нос ударил кисловатый душок разлагающегося трупа. В истерзанное тело Рэйчел Браун, уже достаточно разложившееся, мягко вошёл нож и вспорол грудную клетку.       «Надеюсь, в аду ты будешь страдать так же, как бедная Рэйчел Браун перед своей смертью», — шепнула она ему на ухо и исчезла. Больше никаких голосов этой ночью Уильям не слышал. Ну и славно, у него впереди ещё много работы.

***

      Майк проснулся в неудобном положении на старом дедушкином кресле. А сам дед сидел перед роялем и пальцами танцевал по чёрно-белым клавишам. Играл ту самую музыку. Музыку, что он слышал всего раз, но запомнил на всю жизнь.       — Деда? — хрипло позвал (почти) четырнадцатилетний Майк, пытаясь подняться с дивана, но свинцовое тело не желало подчиняться указам подростка. — Деда-а? — позвал он громче, но дед не реагировал. — Дедушка Юджин, ты меня слышишь?       Музыка становилась громче, циркулировала по всей комнате (которая казалась лишь малейшей частью всего бесконечного), заставляя звенеть в ушах. Мир вдруг сузился до играющего на рояле деда. Музыка искажалась и больно резала по ушам, словно на клавиши не нежно нажимали, а били кулаком со всей силы. Сердце в груди заклокотало испуганной птахой, а Майк что есть мочи вжался в дедушкино кресло, пропитавшееся родным, юджиновским запахом.       И всё вдруг затихло, а дед пропал. Последние грубые ноты эхом пронеслись по безграничной мгле, и всё вокруг стихло. Даже биение собственного сердца больше не слышно, но Майк отчётливо ощущал его бешенное биение где-то в горле.       — Ты, Майк, видимо не до конца понимаешь, что происходит, — звучит ржавый, искажённый голос деда. Даже не один — несколько, наложившихся друг на друга.       Дед снова появился в поле зрения — снова сидел к Майклу спиной и играл на рояле, но уже что-то другое. Это была колыбельная, которую он сочинил ещё маленькому Уильяму. Папа на скрипке играл её и ему, и мелким, когда они не могли уснуть. От воспоминаний заныло в груди.       — У всех действий есть последствия, Майк, — шея деда с хрустом повернулась на сто восемьдесят градусов. Пустые, обливающиеся кровью глаза смотрели прямо на Майкла. — За последствиями, как правило, следуют ещё одни действия. Одни направлены либо на исправление своих ошибок из прошлого, либо… — пальцы на мгновение дрогнули и застыли, а потом вдруг затанцевали на клавишах в обратном порядке. Снова звучит та самая музыка, — направлены на созидание чего-то ужасающего и неприемлемого, из ряда вон выходящего. Чего-то, что идёт поперёк воли Божьей, её осквернения и непризнания.       Майк сдавленно просипел, когда запястья обожгла жгучая боль. На них прорезались свежие порезы, а кровь рекой вытекала ему на ноги. В это время дедушка телом развернулся к внуку, сравнявшись с головой и невинно положив сморщенные руки на колени. Музыка продолжала играть без него.       — Посиди со мной немного. Оставь демона его демонам, и упокой свою душу. Здесь больше ничего нет.       «Здесь больше ничего нет».

***

      Майк ударился головой обо что-то металлическое, и боль рукой сняла остатки сна. Всё тело изнывало от неудобного положения в тесном пространстве. Майк попытался пошевелить хоть чем-нибудь, но тело отказывалось слушаться. Голова раскалывалась, и дико хотелось пить. Ещё одна попытка пошевелиться к успеху не привела: конечности ни в какую не хотели возвращать чувствительность. А когда до Майкла, наконец-то, дошло, где, а точнее — в чём он находился — желание попытаться ещё раз тут же пропало.       Костюм. Пружинный, мать его, костюм.       Майк нервно сглотнул и осторожно, словно движение глаз могло спровоцировать срывы замков, огляделся во всём своём доступном поле зрения. Из едва различимых оттенков чёрного он разглядел глазные отверстия, в которых не видно абсолютно ничего. Майк задышал чаще, но вовремя поймал себя на мысли, что этого делать тоже не стоит — влага тоже может спровоцировать срыв.       — Тс-с. Стой смирно и не шевелись, — внезапно прозвучал шёпотливый голос Бэйби, до чёртиков напугавший Майкла. — Ты спал довольно долго. Думаю, они заметили, что ты не покинул здание прошлой ночью. Камеры искали тебя. Но так и не нашли. Я очень хорошо тебя спрятала. Я тебя похитила.       Она сказала это настолько обыденно и спокойно, что по телу словно прошёлся разряд, вызванный спектром самых разных эмоций, которые он испытал всего за мгновенье: возмущение, злость, отчаяние, страх…       — Не бойся, — словно почуяв страх Майкла, убедила его Бэйби. — Я не причиню тебе вреда. Я лишь подержу тебя здесь ещё немного. Кстати, постарайся не шевелиться, — она сказала это именно тогда, когда Майк пытался чуть подвинуть уже итак онемевшую ногу. — Ты внутри кое-чего, что прибыло из моей старой пиццерии. Не думаю, что этим вообще пользовались.       У Майкла больше не осталось сомнений, что это один из тех костюмов. Костюм на пружинных фиксаторах. Которые однажды сорвались, когда папа был внутри одного из них. Майк хорошо запомнил тот день. Этот ужасный ноябрьский день (двадцать шестое число, пять часов вечера — Майк запомнил эти цифры навсегда), когда какой-то мальчик нёсся по залу и опрокинул газировку на разносившего заказы СпрингБонни. СпрингБонни, в котором не было эндоскелета. В нём был папа. Дети с криками разбежались в разные концы зала, когда кровь хлыстнула изо всех щелей костюма. Дядя Генри чудом успел сцепить голову кролика, пока цепная реакция не дошла и дотуда. Из разодранного горла доносились душераздирающие хрипы, когда деталь за деталью впивалась в его тело, ломая кости и разрывая плоть. Скорая приехала быстро, и так же быстро увезла уже потерявшего сознание Уилла в реанимацию. А десятилетний Майк пешком добежал до больницы, оставив маму и мелких (которые, к счастью, не видели этой кровавой бани) и слёзно умолял врачей пустить его к папе.       Папа выжил. И это был один из самых счастливых моментов в жизни Майкла. А теперь он был в шаге от такой же судьбы, только никой дядя Генри и никакая скорая ему уже на помогут. Одно неверное действие, одно лишнее шевеление — и он умрёт долгой и мучительной смертью.       От пугающих до трясучки мыслей его отвлёк голос Бэйби:       — Не думаю, что этим вообще пользовались. По крайней мере, пользовались не так, как было задумано.       «Не так? А как тогда»? — в замешательстве подумал Майк. Он уже ничего не понимал и окончательно запутался во всём, что происходит.       — Слишком опасно, — заговорщицки продолжала Бэйби. — В нём достаточно места, чтобы вместить одного человека, но… с трудом. Ты находишься в Комнате Скупера. Знаешь, почему её называют Комнатой Скупера? — не был бы Майк в смертельно опасном костюме, он бы отрицательно покачал головой. — Да потому, глупыш, что это комната, где они используют скупер. Я думала, это очевидно, — она засмеялась, и Майк сам неосознанно криво заулыбался (но эта улыбка скорее походила на улыбку человека, которому за раз скормили целый лимон). — Разве это не забавное название «скупер»? Звучит, как что-то, что могут использовать для мороженого. Или для крема. Или для присыпки, — перечисляла Бэйби какую-то понятную только ей одной ерунду. — Звучит как нечто, необходимое для праздников в честь дня рождения, дабы убедиться, что получишь по большой порции каждого угощения.       Майк никогда не любил слушать глупости, которые вечно рассказывала ему сестра, но сейчас он улавливал и губкой впитывал каждое произнесённое ею слово, даже если не особо понимал, что именно она сейчас пытается ему сказать.       — Интересно, если бы ты был только что открытым ведёрком мороженого, то как бы ты отреагировал на вещь с таким названием? — вдруг спросила Бэйби и еле слышно хихикнула. Майк отреагировал на её слова нервной улыбкой. — К счастью, я не думаю, что только что открытое ведёрко мороженого вообще что-то чувствует, — она вдруг изменилась в голосе. — Ой-ой. Кажется, в здании есть кто-то ещё. Тс-с.       Бэйби стихла, а где-то вдалеке послышались незнакомые мужские голоса. Кажется, это были сотрудники техники. Майк мог бы позвать на помощь, но не стал. Лучше он просто послушает и посмотрит, что они сделают.       — Окей, принеси её, — раздался басистый, монотонный голос одного из них. — Вперёд. Ещё. Ещё-о-о, окей, стоп. Посади её. Смотри под ноги.       — Что с ней случилось в этот раз? — раздался второй голос с ярко-выраженным бруклинским акцентом. — Просто кажется, что ничего из этого не может прожить и дня без поломки.       — Кто знает. Ничего не меняется, парень. Какая-то аппаратная неисправность.       — Ну, я должен уйти кое-куда минут через пятнадцать, да и место меня это пугает. Мы может просто закончить с этим?       — Тут всё автоматизировано — у нас нет нужды здесь находиться. Просто поставь её на конвейер, и мы можем идти.       Всё стихло на некоторое время, но затем раздался ужасно громкий звук сварки и ударов молотка по чему-то металлическому. Но Майк полагал, что это не сварка, и не молоток. Справа, не торопясь, мигал красный огонёк. Вдруг в своём весьма небольшом поле зрения Майк разглядел проплывающую справа налево Баллору. Когда она остановилась, противный звук, наконец-то, стих.       — Есть ещё кое-что очень важное, что я научилась делать со временем, — раздался голос Бэйби. — Знаешь, что это?.. Как притворяться. Играл когда-нибудь в понарошку? Притворяться чем-то, когда на самом деле ты совсем другое?       «Ну, вы с мелким в детстве заставляли меня играть с вами в дочки-матери», — вдруг вспомнил Майк, криво усмехнувшись.       — Помнишь? — вдруг озвучил он свои мысли, совсем тихо, почти одними губами. И улыбнулся дрожащей улыбкой. — Я был твоим мужем, а ты моей женой. А мелкий был нашим ребёнком. Было очень глупо, да?       — Это очень важно, — продолжала Бэйби, игнорируя брата. — Баллора никогда этому не училась.       — А потому он обижался, и мы каждый раз менялись ролями, — продолжал Майк, чувствуя, как в глазах защипало от приступа ностальгии, больно заколовшей в груди.       — Но я училась. Они думают, что внутри что-то неправильно.       — Нам было так весело. Я так скучаю, — улыбка искривилась в гримасу боли и сожаления, две одинокие слезинки покатились по щекам и упали на потную рубашку.       — Единственная важная вещь — знать, как… притворяться.       Противный гудок четырежды резанул Майклу по ушам, а затем Баллора дрогнула. Какие-то детали звонко посыпались на пол, оставляя её сломленной и полностью обречённой. Только один её глаз, будто с презрением, смотрел на Майкла, словно это он виноват в её смерти.       Не дав Майклу отойти от случившегося, Бэйби будничным голосом продолжила:       — Я открою лицевые пластины для тебя, — когда они открылись, дышать стало легче, но шок всё ещё не сходил. — Так они смогут найти тебя через камеры. Теперь всё, что ты должен делать — ждать. Советую тебе держать пружинные замки закрученными, — от слов «пружинные замки» сердце Майка совершило кульбит. — Твоё дыхание и сердцебиение ослабляют их. Ты не захочешь, чтобы они сильно ослабли. Поверь мне.       «Я бы мог не дышать, а сердце попросить не биться», — пошутил бы Майк, если бы действительно не находился в смертельной опасности.       Лихорадочно осмотрев костюм, Майк тут же обратил внимания на пружинные фиксаторы по бокам. Они постепенно откручивались. Паника нарастала вдвойне, а кроме бешеного биения собственного сердца, он больше ничего не слышал. Нужно освободить руки, как можно скорее! Майк привстал на цыпочки, старался медленно и аккуратно вытащить левую руку, не задевая стенки костюма. Её знатно потряхивало, но Майк всё же смог вынуть её из рукава и тут же прижал к груди, горячим дыханием тут же постарался согреть замёрзшую конечность. Вторая рука вскоре тоже была освобождена, чему Майк сильно обрадовался.       Но это было даже не полпобеды, фиксаторы почти полностью раскрутились, и Майк принялся судорожно водить руками туда-сюда, закручивая неподатливые замки обратно. Раскручивались они не сильно быстро, поэтому Майк старался не паниковать. Если он не будет двигаться, а дышать глубоко и равномерно, то проблем с этим не будет.       Он так думал, пока какое-то тощее нечто не начало подниматься по костюму прямо к его лицу. Майк от неожиданности подскочил и слегка тряхнул костюм. Сердце чуть не выскочило предвкушении срывов замков, адской боли и рек крови, но этого не происходило. Майк осторожно открыл глаза, оглядываясь. Никого. Видимо, существо (он точно видел подобных в одном из своих недавних кошмаров) не выдержало тряски и безвольно упало. Но замки сильно раскрутились после такого кульбита, поэтому их в срочном порядке пришлось заново закручивать.       — Когда это уже, блять, закончится? — взвыл Майк, уже уставший от монотонных действий.       Мелкие существа настигали его всё с большей активностью, а некоторые даже почти залезли к Майклу в костюм. Чувство времени он совсем не ощущал, и ему казалось, что прошла уже целая вечность. А постоянная боль в теле и дикая жажда заставляли чувствовать Майкла себя ещё более обречённым. Это же рано или поздно закончится, так ведь?       И это закончилось, когда существа вдруг куда-то пропали, а костюм резко открылся, заставив Майка обессилено упасть на грязный пол. Не торопясь вставать, он с облегчением потянулся, разминая затёкшие ноги и ноющую поясницу. Ни голоса ХэндЮнита, ни голоса Бэйби, ни голосов аниматроников или тех двух техников, в комнате — во всём здании — стояла полная тишина. И жуткий холод.       Майк поспешил подняться на негнущиеся ноги, всё ещё плохо слушавшиеся, и поспешил убраться отсюда. Баллора проводила его обречённым взглядом.       Майк вышел в длинный коридор, завернул налево и оказался Комнате Запчастей и Обслуживания. Прошлой ночью он не заметил там дверь, ведущую в комнату Разборки, как-то не до этого было. В галерее Фокси Майк остановился на полпути, вглядываясь в еле различимую в темноте дверь справа. Дверь, ведущую в Секретную Комнату. Майк очень хотел пить, спать и просто отдохнуть, но любопытство распирало. Впереди ещё одна ночь — последняя он сможет сходить туда завтра. Но что-то прямо-таки манило туда, странное чувство тревоги, что если он прямо сейчас туда не сходит — уже никогда не узнает ответов. И Майк пошёл.       Дверь открылась, когда Майк провёл отцовской карточкой по сканеру. Небольших размеров комната мрачной обстановкой предстала перед юношей, светившего фонариком в разные стороны и не зная, на чём остановиться в первую очередь. Комнатка представляла собой обычный офис: две двери по бокам, вентиляция сверху над столом, сам стол, три монитора и старенький вентилятор. На столе сидел плюшевый Фредбер, спиной опираясь на монитор, и выглядел словно путник, присевший отдохнуть.       Майк точно был уверен — они хоронили игрушку вместе с Кэссиди.       В лапах медведь держал старенькую рацию, словно обнимал её. Майк взял её в руки и неуверенно включил. Она, на удивление, работала, но сильно хрипела и плевалась помехами.       — Эй? — неуверенно произнёс Майк в рацию, и медведь повторил его речь. — Кэссиди?       — …Кэ…и…ди… — прохрипела игрушки, помехами сжирая некоторые буквы. Теперь Майк понял, что сказки про говорящего Фредбера, которые рассказывал брат, нихрена не сказки. Кто-то намеренно всунул рацию в игрушку и разговаривал с ним. И Майк даже знал кто…       — Отец.       Выключил рацию и бросил на стол. В комнате больше не было ничего такого, что могло бы заинтересовать Майкла. Здесь не было ничего подозрительного и криминального, но Майк всё равно чувствовал, как червячок беспокойства копошился у него в печёнке.       Решив, что больше ему здесь нечего делать, развернулся и поспешил убраться прочь из этого места. Новый день встретил его очередной порцией солнечных лучей ему в рожу. Наверняка Майк был пугающе бледным и измученным, с синяками под глазами и растрёпанными волосами. Потная рубашка всё ещё неприятно липла к телу. Единственное, что сейчас хотелось, это выпить литров десять прохладной воды и принять расслабляющий душ.       И поговорить с отцом, разумеется.

***

      Дома его встретила пугающая тишина. Майк проскочил на кухню и принялся жадно осушать графин с водой.       — Майкл? — на кухню заглянул отец. — Майкл, ты где был эти две ночи?       Майк ответил, только когда допил графин и нормально отдышался.       — Твои тупые роботы меня схватили. Фокси, эта сучка. Я проспал весь день и очнулся этой ночью. У меня всё тело затекло сидеть в этом костюме. Я думал, я развалюсь.       — Фокси, костюм — ты о чём?       — Да я без понятия, что вообще происходит. Бэйби рассказывала мне про какой-то скупер. А до этого рассказывала про каких-то детей, которых она видела и… Я уже ничего не понимаю.       — Почему ты не говори мне об этом?       — Я не был в этом уверен. Да и сейчас, то есть я даже не то что бы не не уверен, я, наверное, просто не хочу принимать это, или типа того или… я, я не знаю, пап. Прости.       Майк поднял на отца изучающий взгляд. Степенью измученности мужчина не уступал Майклу: выглядел он безумно уставшим и рассеянным.       — Ты спал? — осторожно спросил Майк.       — Нет.       — Почему?       — Дела были.       — Какие?       — Не могу сказать. Кошмары в последнее время замучили, — печально вздохнул отец и поставил чайник на плиту.       — Меня тоже, — произнёс Майк, хотя совершенно не хотел об этом говорить. Особенно с отцом. Он сел за стол и подпёр руками вдруг отяжелевшую голову.       — Вот как. И про что же?       — Не помню, ерунда всякая, — отмахнулся Майк и уставился в стену.       — А я помню каждый свой кошмар. Неприятно, ведь такое хочется забыть.       — Я знаю, мне бы тоже хотелось о многом забыть и больше не вспоминать. Никогда.       — Например?       — Например… — Майк напрягся, чувствуя, как осколки неприятных воспоминаний противно вгрызаются в сердце. — Ты сам знаешь.       — Осень восемьдесят третьего? Да, я бы тоже хотел это забыть.       — Такое не забывается.       — Я знаю. Я тоже до сих пор не могу забыть о… — мужчина осёкся, понимая, что говорил лишнее. А Майк заинтересованно вытянул шею.       — Что?       — Что? — переспросил Уильям.       — «Я тоже не могу забыть о…». О чём?       Уильям печально вздохнул и упёрся взглядом в стол, ногтём выцарапывая какие-то узоры. Мужчина казался очень потерянным, а Майк почти чувствовал, как сильно был напряжён его отец.       — О том… Да не о чём, — обречённо вздохнул он.       Они сидели в неловком молчании, пока не закипел чайник.       — Я не рассказывал об этом даже твоей маме, — вдруг начал Уильям, выключивший плиту. Майк чувствовал, как тяжело ему давались эти слова, словно они приносили ему боль. — Об этом знает только твой дедушка. Знал. Ну, в общем…       И он замолчал ещё на минуту, явно собираясь с мыслями. Нервно сжимал край столешницы, царапая её ногтями. Нервно прикусывал губу и взглядом метался по сторонам. Майк решил его не торопить и дать время собраться. Как было видно, для него это была не самая приятная тема для разговора. Ему нужно время.       — Ты же знаешь, что дедушка Юджин мне не родной отец. Он забрал меня, когда мне было пять. Это случилось после того, как мой родной отец домогался до меня, — мужчина криво ухмыльнулся и, кажется, прокусил губу до крови. — Я мало что помню, мне было пять лет. Мы были дома, а он пьяный в стельку. Гнался за мной по всему дому, пытался схватить, ударить… А дальше я не помню. Помню только то, как стоял с деревянным мечом в руках возле лестницы, с которой навернулся отец и сломал себе шею. Потом приехала полиция, соцработники, хах… В пять лет дети обычно играют в игры, гуляют и смотрят мультики, а я плакал, прятался под кроватью и сидел в комнате допроса и рассказывал полицейским, как убил своего отца.       — Это… Господи, это так ужасно, — одними губам произнёс Майк, опуская опустошённый взгляд в стол. — Почему ты никому не рассказывал?       — Не был уверен, что надо было. Ты бы хотел знать, что живёшь рядом с убийцей?       — Тебе было всего пять, и это была самооборона! А я в тринадцать убил своего брата ради шутки, и ты… — воздух вдруг закончился, и Майк начал задыхаться. Все советы психотерапевта о борьбе с паническими атаками быстро вылетели из головы. — Я… я не хотел.       — Я знаю, я тоже не хотел, — Уильям оторвался от столешницы и протянул Майклу стакан воды и таблетки успокоительного, которые сам часто принимал. — Я хотел, чтобы мой отец умер, ведь он делал ужасные вещи. Но я не хотел его убивать. Не хотел становиться убийцей. Это не одно и то же.       — То, что сделал ты, и то, что сделал я — тоже не одно и то же.       — Нас связывает только то, что мы оба не хотели этого делать.       — Да, но тебе пришлось это сделать, потому что у тебя не было выбора: либо он, либо ты.       — Да, тут ты прав.       На кухне снова воцарилась тишина. Майк неловко теребил упаковку таблеток в руках, а Уилл не спеша потягивал кофе. Никто из них так и не продолжил разговор, поэтому Уилл решил сменить тему.       — Помнишь, когда мама забеременела Элизабет, ты всё плакал и боялся, что мы просто хотим тебя заменить?       — Мама не раз говорила, что хотела девочку. А трёхлетний я очень не хотел конкуренции, — Майк оставил в покое таблетки и выпрямился, чувствуя, как тревога спадает с его плеч. — Я помню, когда она была беременна Бетти, она несколько раз поела мяса, а потом долго плакала, что предала свои веганские принципы.       — Когда она была беременна тобой, она тоже не раз такое делала. А когда забеременела Кэссиди, наказала мне строго следить за ней. А потом злилась, потому что я спал в три часа ночи, а не останавливал её от набега на мясной рулет.       Афтоны звонко рассмеялись. Всё напряжение, духотой витавшее в воздухе, быстро испарилось.       — Так вот кто похерил твой режим сна.       — Да, это всё твоя мама.       — А помнишь, как ты чуть не избил того мальчика, который пытался ударить Бетти, а потом оказалось, что они репетировали сценку к спектаклю?       — Это был очень противоречивого общественным нормам содержания спектакль, — фыркнул Уилл. — Кто вообще поставил детям эту сценку?       — Ну, я помогал с сюжетом и декорациями, — хихикнул Майк.       — Было трудно не заметить, чьих это было рук дело.       На кухне снова повисла тишина. Уильям тихо рассмеялся, когда вспомнил что-то забавное.       — А ты не помнишь, как мы с мамой спорили на счёт имени твоего брата?       — Нет.       — Мы старались при вас с Элизабет это не обсуждать. Но все девять месяцев беременности твоей мамы мы не могли определиться с именем. А так как мы почти до самых родов не знали пол ребёнка, нам приходилось играть в угадайку.       — Ага. Помню, как малыш не хотел поворачиваться нужной стороной, — улыбнулся Майк.       — Твоя мама, если бы родилась девочка, назвала бы ребёнка Сюзанной, а если мальчик, то Мэттом.       — Сюзанна и вправду стрёмное имя. А чем тебе Мэтт не угодил?       — У меня в колледже был однокурсник Мэтт — противный, самовлюблённый урод, который срывал занятия и никогда не чистил зубы. Он раздражал всю параллель, и мы все были очень рады, когда его отчислили на третьем курсе. Теперь я ненавижу всех Мэттов.       — И своего сына бы ненавидел?       — Нет, но я бы никогда не обращался к нему по имени.       Мужчины снова тихонько рассмеялись. Кажется, они оба наслаждались этими ностальгическими минутками, когда они вспоминали какие-то тёплые или смешные моменты в их жизни. Ещё до того, как всё начало меняться.       — Наверное, это хорошо, что мы всё это помним, — неожиданно обронил Майк, продолжая слабо улыбаться.       — Что именно?       — Ну, всё хорошее. Мы же должны вспоминать с ними только всё самое хорошее, правда ведь? Уверен, они бы не хотели, чтобы мы помнили только факт их смерти. Никто из них не хотел бы.       — Да, ты прав, — Уилл опустил голову и поджал губы.       Им обоим было тяжело.       — Я приму душ и лягу спать, — сообщил Майк, поднимаясь со стула.       — Поешь хотя бы, — просит Уилл, на что Майк отмахнулся рукой.       — Я что-то не голоден. Перед работой поем.       — Как знаешь.       — И ты тоже ложись спать. Выглядишь уставшим.       — Чуть позже, у меня ещё кое-какие дела.       — Как знаешь, — неловко улыбаясь, отпарировал Майк, похлопал отца по плечу и направился в свою комнату.       В кухне Уильям остался один. От неразборчивых голосов в голове началась мигрень. Мужчина недовольно поморщился, когда в голову снова стрельнуло, и поспешил принять лекарство в надежде на то, что они все замолкнут, и он сможет поспать хотя бы пару часов.       Как же тяжело…

***

      Пока Майк стоял в душе под расслабляющими струйками горячей воды, было время подумать.       Воспоминания двух минувших ночей картинками пробегались перед глазами, но Майк не находил в себе сил сопоставить их вместе. Да и желания тоже. Единственное желание, которое он исполнит сразу, как выберется из душа — ляжет спать. Но и это уже ощущалось невыполнимым: нужно вылезти из ванны, вытереться, одеться, высушить волосы, дойти до комнаты… Слишком много трудностей для измотанного двумя ужасно тяжёлыми ночами Майка.       В голове он прокручивал их с отцом разговор на кухне. Он казался ему таким же, каким всегда был его отец — милым, добрым и понимающим мужчиной. Было такое, что он делал ужасные вещи (осень и зима восемьдесят третьего…), но ведь тогда это был не он, а разгоревшаяся в нём травма. Застарелый шрам, который снова начал болеть и кровоточить.       Отцу явно очень не везло в жизни. Ни в детстве, ни сейчас. Возможно, если бы ни Майк, то тёмное прошлое бы так и осталось лишь мутной картинкой в воспоминаниях пятилетнего мальчика, так рано ставшим сиротой. А Уильям Афтон смог бы жить дальше — совершенно новой жизнью. И был бы счастлив до сих пор. Но Майк перечеркнул все его мечты о счастливой жизни одной лишь глупой шуткой.       Уильям до осени восемьдесят третьего и после — совершенно разные люди. Что-то больно надломилось в нём и ломалось до сих пор. Майк уверен, что виноват в этом только он.       Майк лихорадочно вздохнул, чуть не набрав в рот воды. Иногда ему хотелось бы, чтобы мозг можно было включать и выключать по собственному желанию. Порой думать не хочется вовсе — снова впадать в глубину отчаяния и депрессии не хотелось совсем.       «Ты не виноват, это был несчастный случай», — повторял он фразу дяди Генри, дедушки, мамы, отца…       Осталась всего одна ночь. Последняя.

***

      «Я что, опять сплю?», — пронеслось в голове у Майка, когда очутился в знакомой розовой комнатке.       Солнечный свет был в окна, отчего почти вся комната казалась ему мутной и блёклой. Он отчётливо видел кружащиеся в воздухе пылинки, что буквально светились под яркими лучами солнца. Майк не знал точно, можно ли во сне ощущать запахи, но ему очень хотелось представить запах ванили и детских духов. Почувствовать, как в груди протяжно заноет от тоски и воспоминаний.       Майк сидел за маленьким столиком в компании знакомых кукол и плюшевых игрушек. Они все таращились на него пустыми пластиковыми и нарисованными глазами. Место напротив Майкла пустовало. Они ждут ещё кого-то. Звонкая тишина циркулировала в ушах Майкла неприятным гулом.       За дверью что-то тихо звякнуло, приоткрытую белую дверь медленно распахнула чья-то детская ножка в белых колготках и чёрных туфлях.       — А вот и я! Заждались уже, небось?       Майк не сразу заметил, как игрушки повернулись к зашедшей в комнату Элизабет. Девочка поставила большущий для неё поднос на стол и тяжело вздохнула.       — Всё утро хлопотала на кухне, — пожаловалась она, прикрывая глаза и ставя руки в боки. По лбу её тёк пот. — Быть взрослой и самостоятельной так тяжело. Я ведь уже большая и должна всё делать сама!       Майк нервно сглотнул, всматриваясь в нечёткий образ сестры, стараясь запомнить в нём каждую деталь. С каждым годом её облик меркнул в его памяти, а лицо её мог вспомнить, только просматривая старые фотографии. На душе моментально стало противно.       — К-красивое платье, Элизабет, — выдавил из себя Майк и тут же вздрогнул, когда взгляд зелёных глаз обратил на него внимания. Девочка рассмеялась.       — Спасибо. Меня в нём сегодня похоронят, — она взяла пальчиками подол нежно-розового платьица и весело закружилась.       Майклу сделалось не по себе. Очень сильно захотелось проснуться. Но его сестра — сестра, которую он не видел уже восемь лет — была здесь, рядом с ним, цела и невредима. Она выглядела такой счастливой.       — Думаю, вы все голодны, — обратилась она к гостям. — Я приготовила нечто особенное. И очень надеюсь, что вам понравится.       Она подняла клош, и Майк встретился взглядом собственных серо-голубых глаз, таращившихся на него из-под полуприкрытых век. Синеватые вены червями расползлись на бледной коже, а кровь — ещё совсем свежая — прекрасно на ней контрастировала. Майк испуганно вскочил с детского стульчика и метнул взгляд на зеркало на стене слева от него. И завопил, когда не увидел в отражении своей головы.

***

      Майк проснулся от собственного вопля, раздирающего горло. И от ледяных рук отца, тормошивших его за плечо.       — Кошмар приснился, волонтёр? — с нервной улыбкой выдавил Уилл, на что Майк брезгливо поморщился.       — Не называй меня так.       Он уже не помнит, как, где и когда ему приелась эта кличка, но Майка она раздражала. Почему — он не знал. Просто раздражала, на это не было причин.       — Мне тоже последнее время снятся кошмары, — вздохнул Уильям, проигнорировав замечание сына. — Какие-то бывают тёмными и мрачными, какие-то — светлыми, пастельными и блёклыми. И связывает их то, что они все — кошмары, и, какими бы они не были, все они напоминают тебе о том, что хотелось бы забыть.       — А тебе что снится? — поинтересовался Майк, бросая беглый взгляд на часы. Он поспал всего четыре часа.       — Воспоминания прошло, — снова вздохнул отец, так болезненно и тяжело. Но на лице держал кривую ухмылку. — Иногда мне кажется, что это никогда не закончится.       — Но это ведь когда-нибудь закончится. Рано или поздно.       — Ага, например, когда умрём, — Майка передёрнуло, и отец поспешил поправиться. — Прости, что так пессимистично с моей стороны, но иногда мне так действительно кажется. Они каждый день напоминают мне об этом. Обо всём, что с нами было. И таблетки их не заглушают. Это больно и тяжело, но они кое в чём правы: их больше нет. Нет, и никогда не будет. Они все умерли, Майк.       — Но ведь я… я ведь слышал их там. И маму, и Бетти, я-я даже, вроде как, слышал голоса Кэссиди, и-и дедушки Юджина, и…       — Поверь, Майк, я тоже их слышал. Но, возможно, только думал, что слышал. Но, я думаю, что это просто наш больно разум так играется с нами. Хочет, чтобы мы вспоминали их и страдали ещё больше.       — Бред какой-то, — фыркнул Майк, стараясь выглядеть непоколебимо.       — Знаю. И я даже не знаю, хочу ли я в это верить или нет. Но знаешь что? Нам и вправду нужно просто обо всём забыть и жить дальше.       — Только не начинай, прошу, — взмолил Майк, вспоминая нудные лекции своего психотерапевта на эту тему.       — Я знаю, что это тяжело, но ведь… жизнь ведь и вправду не заканчивается. Ладно я, но ты. Ты ещё так молод, у тебя вся жизнь впереди. Столько всего нового. Ты правда хочешь отказаться от всего этого и продолжить жить прошлым?       — Я не хочу жить прошлым, — поправил Майк. — Прошлое хочет жить мной. Оно меня не отпускает.       — Значит отпусти ты. Надо с этим бороться.       — А ты? Почему ты не борешься?       — Я? — Уильям потупился, немного занервничав. — Я тоже стараюсь. Никто не говорил, что будет легко.       — Я помню, как первое время ты не пытался с этим смириться, а вернуть всё как было. Помнишь, как ты создал того Кэссиди?       — Я почти не помню этот эпизод, — мужчина смутился ещё сильнее. — Плохо помню. Я тогда много выпивал. А потом этот Кэссиди. Я даже не помню того, как создавал его. Уверен, повторить я такое уже не смогу, — нервно усмехнулся, заставляя Майка едва вздрогнуть. — Вот что трагедия может сделать с людьми. Мы все так сильно изменились с того времени, так ведь?       — Мне не хотелось бы знать, каким бы я был, если бы всего этого не было, — признался Майк, тяжело вздыхая.       — Мне бы тоже. Но знаешь, твой дед всегда говорил, что всё, что с нами происходит — происходит не зря. Всё это должно нас привести… к чему-то.       — К кабинету психотерапевта, например.       Мужчины невесело усмехнулись, хотя повода для веселья не было. Этот разговор нервировал обоих. Никто из них не хотел говорить об этом, но как только речь об этом заходила — остановиться уже не могли. Может они просто хотели выговорить всё то, о чём думают и что тревожит…       — Мы с Брайном собираемся переезжать в Канаду, ты помнишь? — спросил вдруг Майк.       — Д-да. Уже точно всё решили?       — Да, — Уилл почувствовал неуверенность в голосе сына, но решил промолчать. — Я полностью уверен, что хочу уехать отсюда. От всего этого кошмара. И я хочу взять тебя с собой, — Майк серьёзно посмотрел отцу в глаза. — Я не могу оставить тебя здесь. Я хочу, чтобы мы были рядом. Мы ведь семья, так ведь?       — Майк, постой, я не могу всё бросить, я…       — Здесь не за что цепляться, пап. Генри уехал, свою франшизу вы бросили. Здесь нет ничего, что нас здесь удерживает.       — Нас удерживают здесь воспоминания и…       — Не ты ли говорил, что нам надо всё это забыть и жить дальше? — серьёзно парировал Майк, заставив отца на секунду замереть. — Нам обоим больно находиться здесь. Но, знаешь, это какой-то вид мазохизма, если мы оба хотим находиться там, где нам больно.       Уильям предпочёл промолчать и склонил голову, обдумывая слова Майка. Он прав, как же он, чёрт возьми, прав.       — Мне тоже было нелегко принять это решение, пап, — рука Майк мягко опустилась на худое плечо мужчины; тот слегка дёрнулся, выныривая из глубоких размышлений, — но, я уверен, мы с этим справимся. Ты, я и Брайн. Он тоже хочет уехать, очень. Честно говоря, я завидую его уверенности, — усмехнулся Майк.       — То есть, хочешь сказать, что ты не готов?       — Не уверен. Но я точно знаю, что уехав мне станет лучше. И тебе. То есть, я имею в виду, если тоже уедешь, вместе с нами.       — Я тебя понял, Майк, — ухмыльнулся Уилл. — Я подумаю над твоим предложением. Вы ведь никуда не торопитесь?       — Нет, я тебя подожду. Мы тебя подождём.       — Спасибо, Майк, — Уильям крепко обнял сына, стараясь забыться в этих тёплых объятиях. — Мы ведь семья, так ведь?       — Семья. Мы со всем справимся, пап, обещаю. Нам просто нужно уехать и начать всё сначала.       — А ты готов к этому?       — Да. А ты?       — Думаю, мне нужно время. Начинать всё сначала, когда тебе уже давно за сорок…       — Никогда не поздно. Лучше прожить короткую, но счастливую жизнь, чем до конца своих дней тонуть в тяжёлом прошлом, так ведь?       — Ты прав, — выдохнул мужчина, чувствуя, как на душе становится легче. — Да, ты прав. Но мне всё равно нужно немного времени, чтобы… ну, принять это и свыкнуться с этим понимаешь?       — Мы подождём, не торопись, — Майк отцепился от отца и посмотрел ему в глаза. Уильяму показалось, что Майку снова тринадцать. — Мы семья. И у нас всё будет хорошо.       Уильям с трудом сглотнул колючий ком и счастливо улыбнулся.       — Да, Майк. Мы семья. И у нас всё будет хорошо.

***

      Майк ушёл на работу. На последнюю смену. Последние шесть часов, и всё закончится. Для них обоих.       Уильям безумно устал от попыток всё исправить. Ни один из его экспериментов не прошёл удачно. Бессонные ночи себя не оправдывали. Всё без толку.       Майк предложил ему уехать в Канаду вместе с ним и Брайном. Он бы очень хотел, но не бросать же ему всё, когда он так близок. Надеется, что он близок, потому что выдерживать столько работы и стресса его нервная система уже не в состоянии. Он столько лет на это потратил, он обязан довести дело до конца. Ни столько из-за принципов, сколько из-за сильного желания всё исправить. Вернуть их всех.       — Всё должно получиться в этот раз, — хмуро произнёс Уильям.       Мужчина воткнул шприц в грудь девушки и осторожно ввёл остаток. Рэйчел Браун не пошевелилась. Ничего не произошло ни спустя минуту, ни спустя полчаса. Возможно, процессу требуется больше времени, но Уильям устал ждать. Почти десять лет работы, а результата ноль.       — Я займусь тобой позже, Рэйчел, у меня нет на это времени, — устало обронил Уильям.       Мужчина хотел поднять девушку на руки, как вдруг она пошевелилась, испуганно заметав головой. Уильям не сдержал испуганный вскрик и отскочил на пару шагов. Рэйчел пыталась что-то произнести, но не находила на это ни сил, ни слов. Уильям уверен, она в полном недоумении. Сам он, впрочем, тоже.       — А, а, а, э… ха, ах… — беспомощно стонала девушка, пытаясь пошевелить мертвенными руками.       Уильям безумно улыбнулся, когда осознал, что обрёк девушку на вечное страдание (надеется, что они будут вечными).       — Как ты себя чувствуешь, Рэйчел? — мягко спросил Уильям, осторожно подходя к воскресшему трупу. — Уверен, ты сейчас не в состоянии что-либо сказать. Но, обещаю, я о тебе позабочусь, — нежно провёл ладонью в медицинской перчатке по впалой, ледяной щеке. По выражению лица Рэйчел, та была готова разрыдаться от страха. — Всё будет хорошо. Я вознагражу тебя за твою помощь. Ты же поможешь мне вернуть мою семью? Ещё как поможешь, — из его уст вырвался истерический смешок. — Я воскресил тебя, значит, смогу воскресить и их всех.       Уильям истерично рассмеялся, а Рэйчел пыталась заплакать от страха и отчаяния.       «В нём уже нет того, что он называет «остатком». В нём теперь только агония», — хмыкнула наблюдавшая за всем происходящим Чарли и исчезла, оставив безумца наедине со своим экспериментом. На этот раз, наконец, удачным.

***

      — Добро пожаловать на последний день работы! — приветствовал ХэндЮнит. — Одни из самых ценных качеств, которые нам нравятся в новых сотрудниках, — это решительность, храбрость и полное игнорирование инстинкта самосохранения.       Майк недовольно фыркнул.       — Вы заработали свой недельный бонус, который будет предоставлен вам в виде восхитительной подарочной корзины, стоимость которой будет снята с вашей следующей зарплаты.       Майк фыркнул ещё раз и поймал себя на мысли, что при устройстве на работу сюда нужно обязательно читать текст мелким шрифтом.       — У нас есть подарочные корзины с фруктами, орехами, цветами и, конечно же, самая популярная — корзина с деньгами.       Глаза Майкла тут же разгорелись азартом. Попахивало, конечно, разводиловом, но попробовать стоит. Майк очень старался нажимать на кнопки правильно, но система, как обычно, вышла из строя.       — Я вижу, что вы пытались ввести, и я автоматически исправил это за вас. Спасибо, что выбрали… Экзотическое масло.       У Майка задёргался глаз. Дыши, Майк, дыши…       — Имейте в виду, что сегодня здесь есть ещё два техника, — сообщил ХэндЮнит. — Старайтесь избегать вмешательства в работу, если это возможно. Кроме того, не стесняйтесь спрашивать их, почему они всё ещё там, и предложите им вернутся домой.       — Обязательно, — обидчиво осведомил его Майк и сложил руки на груди.       Комната Управления снова встретила его пугающей тишиной.       — Давайте проверим Баллору и убедимся, что она на сцене, — побудил ХэндЮнит.       Баллоры на сцене не было. Зато над сценой болтался повесившийся человек. До Майка не сразу допёрла вся суть происходящего, но когда шестерёнки в мозгу встали на свои места, он тут же облился холодным потом.       ХэндЮнит радостно сообщил, что всё отлично и предложил проверить Фантайм Фокси.       А Майк остался стоять на месте и сверлить взглядом тёмный силуэт человека. Он с ужасом заметил, как труп едва заметно покачивался. К горлу подкатила тошнота. Нужно срочно вызвать полицию. И рассказать об этом отцу. Или не надо? А вдруг все подумают на него? У него и так с законом дела не в порядке.       Майк абсолютно не знал что делать.       Над сценой Фантайм Фокси тоже висел труп. Майк не удержал панического стона.       — Отлично! Похоже, в Фантайм-аудитории дела идут как следует, — весёлый и звонкий голос ХэндЮнита с каждым словом наводил на Майкла ещё большую панику. — Ваша сегодняшняя задача потребует дополнительных работ по техническому обслуживанию. У Цирковой Бэйби был тяжёлый день, и она нуждается в ремонте.       Элизабет. Сегодня он снова с ней встретится.       — Вам нужно будет добраться до комнаты Запчастей и Обслуживания, снова прокравшись через Фантайм-аудиторию. Как всегда, пожалуйста, будьте осторожны.       Голос агрегата затих, и Майк остался наедине с наступающей паникой и истерикой.       Те два техника, которых он слышал прошлой ночью. Это они, это их тут повесили. Или они повесились сами… Майк неосознанно вспомнил ту музыку, что когда-то играл ему дед на его четырнадцатилетние (и в его сне пару дней назад). Шрам на запястье напомнил о себе неприятным зудом. Может, мама отомстила им за то, что они сделали с ней вчера? Нет, мама бы так не поступила, Майк был в этом уверен.       Стало дурно от осознания, что ему снова придётся ползти через комнату Фантайм Фокси. Мимо этого трупа. Трупа человека, у которого ещё вчера была своя жизнь. Майк уверен, что его дети и жена всё ещё ждут, когда семьянин вернётся домой. Наверняка уже беспокоятся, звонят в полицию, скучают. А он уже не вернётся. Больше никогда. Майк на себе прочувствовал всю боль семей этих сотрудников, которую им придётся пережить как только они узнают, что с ними случилось.       Люди умирают каждую секунду. И каждую секунду страдают все те, кто их так любил. Страдают и не могут принять всю тяжесть трагедии. Но, не смотря на это, жизнь продолжается и не прекращается из-за трагедии других людей. Пока кто-то убивается по человеку, которого больше нет, где-то в мире кто-то плачет от счастья, когда у них рождается долгожданный ребёнок. Но кто-то ждёт появления счастья месяцами и даже годами, наслаждаясь томительным, но таким сладким ожиданием, а кто-то теряет всё за считанные секунды.       Майк поймал себя на мысли, что это несправедливо. Слишком неправильно.       Фокси не встретил его в Фантайм-аудитории, чему Майк был безумно рад, потому что точно был уверен, что ещё одну ночь в опасном пружинном костюме он не выдержит. В здании было подозрительно тихо, даже шум приборов не дребезжал над ухом.       В комнате Запчастей и Обслуживания его ждала Бэйби.       — Цирковая Бэйби деактивировалась по неизвестной причине, — осведомил его ХэндЮнит. — Ваша задача: убедиться, чтобы она была полностью стабильна и закреплена на конвейере. Наши техники заберут её из… — по ушам ударил звук прерывания связи и на несколько секунд всё стихло. Цирковая Бэйби продолжала сверлить напряжённого Майкла пугающим взглядом из пустых глазниц.       — Ты слышишь меня? — голос Бэйби заставил парня крупно вздрогнуть. — Я притворяюсь, — сообщила Малышка. Голос её доходил не из динамика, а будто откуда-то изнутри. Голос Элизабет. — Помнишь, я говорила, что могу притворяться? Камеры наблюдают, поэтому я не должна двигаться. Вчера случилось что-то плохое.       «Случилось, ты засунула меня в костюм»! — обидчиво подумал Майк.       — Я не хочу, чтобы это случилось снова.       После этих слов злость и страх Майкла сбавила градус. На месте них появилось сочувствие. Голос Бэйби (Элизабет) казался ему грустным и потерянным.       — Внутри меня есть что-то ужасное, — её трескучий могильный голос эхом звучит в голове Майка, а слова не успевают складываться в осмысленные предложения. — Я сломана. Меня нельзя починить. Скоро меня отправят в комнату со скупером. Но это не исправит того, что со мной что-то не так. Плохое всегда остаётся.       Плохое всегда остаётся…       — Ты мне поможешь? — голос звучал умоляюще. — Я хочу, чтобы ты сохранил хорошее, чтобы остальное было уничтожено и чтобы оно никогда не было восстановлено.       Майк почувствовал, как в глазах защипала влага. Внутри всё сжалось и превратилось в тугой комок, из-за которого не получалось вздохнуть. Сидящая перед ним Бэйби расплылась в неопрятное пятно, пока крупные капли слёз не упали на щёки. Из горла вырвался хрип.       — Помогу, я помогу тебе, Элизабет, — лихорадочно шептал он, пытаясь вдохнуть.       — Но ты должен быть осторожен, — вдруг серьёзно предупредила она. — Баллора здесь, в комнате, вместе с нами. Она не вернётся на свою сцену. Не вернётся в своё тело. Ты должен быть осторожен, сохранять спокойствие и слушать мой голос.       — Да, да, я всё сделаю, Бетти, — продолжал нашёптывать Майк, тихо всхлипывая и утирая слёзы пыльными руками.       — У меня на щеке есть кнопка, — продолжала Бэйби. — Найди и нажми её.       Майк с трудом смог задышать нормально выполнил просьбу Бэйби. Появилась небольшая панель с кнопками.       — Ты должен ввести код, прежде чем отправишь меня по конвейеру. Введи код осторожно, — на несколько секунд комнату снова окутала прозрачная тишина. И Бэйби начала надиктовывать: — Два. Семь. Ноль. Пять. Два. Восемь, — Майк осторожно ввёл код, едва попадая по маленьким кнопкам. — Хорошо, теперь заслонка должна быть открыта. Возьми карту, которую найдёшь внутри.       Майк забрал небольшое устройство, незаинтересованно повертел в руках и сунул в карман штанов.       — Теперь ты должен вернуться. Я проведу тебя через Фантайм-аудиторию, чтобы ты смог добраться до комнаты Скупера. Когда окажешься там, я хочу, чтобы ты уничтожил это тело.       «Что?!» — испуганно подумал Майк.       — Вставь карту в своё подручное устройство, чтобы я смогла говорить с тобой. Теперь нажми зелёную кнопку слева от тебя. Это отправит меня в комнату Скупера.       Майк смотрел на неё сырыми глазами и совершенно не понимал, что происходит. Чего Бэйби добивается. Чего добивается Элизабет.       Майк выполнил её просьбу: нажал на кнопку, и Бэйби отправилась по конвейеру в комнату Скупера. В комнату, где её уничтожат. Снова.       — Ты должен следовать моим указаниям в Фантайм-аудитории, — голос Бэйби всё ещё слышится откуда-то из ниоткуда. — Баллора отправится за тобой. Она попытается тебя поймать. Я помогу тебе скрыться от неё. Она не пойдёт за тобой в комнату Скупера, она боится. Теперь иди обратно.       «Но Баллора же разобрана…», — хотел произнести Майк, но промолчал. Ему всё равно не ответят.       Майк уселся на холодный пол и прислонился спиной к конвейеру, устало вздыхая. Совсем не боялся отморозить себе почки, ведь он жутко устал. Все эти минувшие дни вымотали его окончательно, сил он в себе не находил даже встать. Поэтому он прикрыл глаза, снова шумно вздохнул и мысленно посчитал до десяти. Затем встал с пола и вышел в Галерею Фантайм Фокси.       Осторожно передвигался по комнате, вслушиваясь в еле заметные шорохи и следуя указаниям Бэйби. Затем она велела свернуть налево в комнату Скупера. Майк свернул направо и направился к Секретной Комнате. Он не будет ломать свою сестру. Он не хочет снова переживать её смерть.       — Кажется, вы случайно попали в запретную зону, — хмыкнул ХэндЮнит, как только Майк оказался на месте. — Из-за щекотливого характера материалов, которые вы можете здесь обнаружить, вам не разрешат уйти, пока экипаж по отчистке не прибудет в шесть часов утра, поэтому крепитесь. Будьте уверены, что вас быстро выручат, уволят, а затем отправят домой. Спасибо, что являлись сотрудником. Мы надеемся, что ваш опыт не был столь же печальным, как наш.       Пребывавший в шоке от такого заявления, Майк ненадолго завис. А затем раздражённо выдал:       — В прошлый раз ты что-то не сильно возражал, когда я сюда зашёл!       В ответ ему прозвучала тишина. Говнюк.       Комната оставалась такой же, какой и была прошлой ночью. Ничего в ней не поменялось, но атмосфера Майкла почему-то пугала намного больше, чем вчера. Нервно постучал носком по полу, ощутив его мягким. Ковёр здесь совершенно не вписывался в окружающий интерьер.       — Был бы я каким-нибудь безумным учёным из фильмов, я бы обязательно спрятал потайную дверь под ковром, — Майк пожал плечами и, сев на корточки, потянул за край ковра. И самодовольно улыбнулся, когда его взору предстала железная дверь, ведущая куда-то вниз. Карточка прошлась по сканеру, но дверь не открылась — на маленьком экране высветилось требование пароля. Майк страдальчески заныл. — Ну конечно, пароль! Куда ж без этого! — Майк нервно теребил карточку в руках, когда услышал шуршание. К карточке был прилеплен маленький стикер, как он мог его не заметить!       270528. Странно, не эти ли цифры диктовала ему Бэйби (Элизабет)?       Майк ввёл комбинацию, и дверь открылась. Спустился по железной лестнице и оказался в неизвестном помещении. Здесь было душно и темно, громко шумели какие-то приборы и генераторы. Майк прочертил фонариком горизонтальную линию, стараясь разом зацепить взглядом всю комнату. Возле стен стояли захламлённые какими-то бумагами и чертежами столы, на них были взгромождены несколько компьютеров. В комнате грудами ненужного мусора валялись какие-то детали и эндоскелеты недоделанных аниматроников. На чертежах изображены странные и даже жуткие рисунки, но Майк решил пока не обращать на них внимания рассмотреть их позже. Пока не до этого. Пройдя дальше, Майк разглядел на полу какие-то колбы, пробирки, шприцы и кровь.       — Да что тут, блять, вообще происходит? — вырвалось у Майкла, пребывающего в полном непонимании. Одержимые аниматроники, призраки его давно умершей семьи, трупы сотрудников, а теперь эта жуткая лаборатория отца! — Чем он здесь, блять, занимается? Что всё это значит?!       Майк шагнул назад и тут же грохнулся. Поспешил громко выругнуться, потирая ушибленный копчик. Пробирка, на которую неудачно наступил Майк, откатилась к дальней стене и звякнула, стукнувшись о вертикальный, прямоугольный предмет с маленькими голубыми лампочками наверху и по бокам. В длину эта штуковина была метра две с половиной, прикинул Майк. Свет фонарика отчертил небольшой тёмный силуэт чего-то непонятного, находившегося за стеклом. В горле комком застрял вопль.       Ребёнок. В этой капсуле ребёнок. С маской на лице и какими-то трубками, отходящими от тощих ручек. Ребёнок был худ и бледен, длинные волосы и ногти расплывались в мутной воде в разные стороны.       Возможно, он всё ещё жив.       Майк остро почувствовал чей-то прожигающий взгляд на своей спине, вызывая у парня только большую панику. Бешеный стук собственного сердца заглушал все другие звуки, а взгляд сузился до пятилетнего мальчика, плавающего в капсуле. Он казался совершенно неживым, но показатели кардиомониторов, стоящих сбоку, были в норме.       «Спокойно, Майк, — шептал он себе в мыслях, стараясь сбавить градус подступающей панической атаки. — Этому должно быть разумное объяснение. Может быть, это даже не отца, может это не его рук дела».       Майк знал. Это всё отец. Отец, который столько лет был чуть ли не единственной опорой в его жизни. Он вырастил и воспитал Майка, научил кататься на велосипеде, читал сказки на ночь, делал с ним домашку до ночи, прощал даже самые ужасные поступки! Он не мог бы этого сделать. Не его отец.       Майк с трудом поднялся на негнущихся ногах, всё это время не отрывая взгляд от ребёнка. Подойти было страшно. Делать что-либо было страшно. Но сделать что-то в любом случаи придётся, рано или поздно.       «Я не могу оставить его здесь, нужно вытащить его отсюда, — подумал Майк, с трудом сглатывая накопившуюся слюну. — А если я его раню? Или вообще убью? Может папа хотел ему помочь? Может мне лучше поговорить с ним?».       Множество мыслей метались в голове, одна хуже другой. Но что бы то ни было, он обязан поговорить с отцом. Он же не будет ему вредить, так ведь?       «Отец не станет мне вредить, так ведь?»       — Почему ты не доверился мне? — послышался голос Бэйби (Элизабет). Он звучал так, как звучал бы, когда тебя предают. Он предал Элизабет. — Почему ты не доверился мне? Почему не поверил? Иногда я не понимаю, почему люди делают то, что они делают. Я думала, что нравлюсь тебе.       — Нет, Элизабет, ты всё неправильно поняла, — не дыша, произнёс Майк, продолжая всматриваться в ребёнка, как зачарованный.       — Я думала, что сделала всё правильно, — не унималась она. — Мы не хотим никого обижать, но ты нужен нам. Ты нужен нам, чтобы мы могли уйти. Ты нужен нам, чтобы спрятаться. Ты нужен нам, чтобы выглядеть, как ты. Ты должен помочь нам.       «Я должен помочь им».       Майк со вздохом распахнул глаза. Протерев лицо руками, он осмотрелся и понял, что находится в комнате Запчастей и Обслуживания.       Майк задремал. Это был просто сон…       «Зато меня не уволили», — нервно усмехнулся Майк, поднимаясь на негнущихся ногах и разминая затёкшую спину.       Он направился в Галерею Фантайм Фокси. В этот раз он послушал Бэйби (Элизабет). И свернул налево, как она и просила.       — Внимание! — послышался недовольный голос ХэндЮнита, как только Майк ступил в комнату со скупером. — Вы проникли в очень опасную зону. Вы вошли через ремонтный люк 1-Б, предназначенного для отчистки и ремонта скупера. Входу в эту сторону комнаты строго запрещён для неавторизованного персона… — помехи сжевали слова ХэндЮнита, и тот затих.       — Ты в комнате Скупера. Фантайм Фокси уже довелось побывать здесь сегодня.       Перед ним на конвейере валялась голова Фантайм Фокси, который когда-то напомнил Майку дедушку Юджина.       — Фантайм Фредди уже довелось побывать здесь сегодня.       Из пустых глазниц Фредди на него смотрел Кэссиди.       — Баллоре уже довелось побывать здесь вчера.       Мама смотрела на него умоляющим взглядом.       Майк не мог пошевелиться, когда откуда-то издалека заиграла музыка. Та самая…       — Цирковой Бэйби уже довелось побывать здесь сегодня.       Элизабет нигде не было.       — Я выходила и раньше, но они всегда возвращали меня обратно. Они всегда возвращают нас обратно внутрь.       Музыка становилась громче, а Майк не мог заставить себя сдвинутся с места. Лишь зачарованно смотрел на скупер прямо перед собой. Эта штука убила его сестру. Снова.       — Здесь нам негде спрятаться, — продолжала Элизабет. Здесь некуда уйти, пока мы выглядим так. Но если мы будем выглядеть, как ты, то мы сможем спрятаться. Если мы будет выглядеть, как ты, то сможем пойти куда угодно.       До Майкла в упор не доходил смысл слов. Все мысли куда-то улетали, а голова становилась мутной. Музыка становилась громче.       — Скупер сделает больно всего на мгновенье.       Майк очнулся слишком поздно. Музыка стихла, а на рубашке медленно расползалось багровое пятно. Майк выдохнул, выпуская пузыри крови изо рта, и рухнул на пол. На мгновенье в голове вспыхнули множество разных эмоций, но всего на мгновенье, потому что смысла на это уже не было — он умирал. И уже на всё без разницы — это конец.       Перед глазами не промелькнула вся прошедшая жизнь, промелькнула жизнь, которую он не успел прожить: вернутся домой, переехать в Канаду, зажить счастливо. Закрывая глаза и вздыхая в последний раз, Майк поймал себя на горькой мысли: это конец. Это реально конец. Всего какое-то мгновенье, и вот он со вспоротым животом лежит на грязном полу и захлёбывается в собственной крови.       А Элизабет солгала — умирать было больно. Чертовски больно.

***

      Уильям не мог сложить ни единой мысли в целую осмысленную картину. В глазах рябило, мутнело и двоилось. От тошнотворного металлического запаха желудок выворачивало наизнанку.       Запах крови и смерти был везде.       А Майкла не было нигде. Он не вернулся этим утром. Уильям думал, он снова зашёл к кому-нибудь в гости или решил пройтись по парку. Вечером он спустился сюда и не обнаружил здесь Майка. Только его кровь и внутренности.       В глазах защипало, а едва заживающая дыра в сердце выросла в миллион раз. Всё тело тряслось и наотрез отказывалось слушаться хозяина, что вот-вот рухнет от отчаяния. Больно. Было чертовски больно. Ужасно и противно. В горле застрял крик и подступающая истерика. И чем больше он осознавал происходящее, тем больнее становилось.       Майк умер. Майка больше нет. Майка больше нигде и никогда не будет. Ни здесь, в Харрикейне, ни в Сент-Джордже, ни в Канаде — нигде. Нигде и никогда. Майкла стёрли из истории, поставили точку в его жизни. Единственные следы он оставил на старых фотографиях и в памяти Уильяма. И тут он с ужасом осознал, что не может вспомнить лица своего сына.       Это его окончательно добило, и он разрыдался.       Все мысли, бившиеся в его голове, отражались жуткой болью и мигренью. Упало давление, из носа пошла кровь. Всё вокруг вдруг заходило ходуном, и Уилл сам не заметил, как оказался на полу, опёрся спиной к стене и прижал ладони ко рту, еле сдерживая крик.       Он теперь один. Последний человек, которого он любил и старался защитить, тоже мёртв. Даже его тело пропало. От него остались только кровь, кишки, порванная рубашка и тёплые воспоминания, которые теперь приносили только боль.       Уильям сжал рубашку в области сердца и беспомощно раскрыл рот, делая тщетные попытки вздохнуть. Он не может дышать, истерика крепко сжала его шею, не давая глотнуть воздуха. Он задыхался. И никто ему уже не поможет, потому что все умерли. Остался только он.       Он совершенно не помнит, что произошло и сколько прошло времени. Кажется, уже успело стемнеть. Уильям осматривал то, что осталось от его сына мутным взглядом. Кровь из носа запачкала всю рубашку, его дважды вырвало и, вроде как, один раз потерял сознание ненадолго. А как очнулся, снова взглянул на кровавое месиво, и снова зарыдал, разочаровавшись в том, что это всё не сон.       Как же хотелось что-нибудь сломать. Или убить кого-нибудь. Да, лучше убить. Пусть у кого-нибудь тоже будет такая же трагедия, как у него. Пусть кто-нибудь тоже будет биться в истерике и страдать. Долго и мучительно. Вечно.       Мужчина крепко сжал ладони в кулаки и прокусил губу до крови. Еле поднялся на негнущихся ногах, держась на стену, и прерывисто дышал, стараясь отойти от истерики. Его захлестнула неконтролируемая ярость. Гнев, который хотелось выместить на ком-нибудь прямо сейчас.       Шатаясь, Уильям отпрянул от стены и поплёлся на выход. Есть одна идея…

***

      «Следуй за мной».       Габриэль не сразу поняла, откуда звучит этот голос. Дождь и гром за пределами здания заглушали звуки. В здании было темно, холодно и сыро. Так тоскливо и безнадёжно. Сколько лет она уже торчит в этом месте?       Она увидела фиолетовую тень в самом конце коридора. Она поманила её к себе. Просила пойти с ней. Габриэль нерасторопно сошла со сцены и направилась к незнакомцу. Эндоскелет коричневого, неприятно пахнущего аниматроника медведя резал по ушам своим противным скрипом несмазанных деталей. Тень медведя смотрела на неё с беспокойством. Она махнула головой и повела за собой вглубь пиццерии. Габриэль молча последовала за ней. Ей уже всё равно нечего терять. Даже если это и ловушка, то хуже всё равно уже не будет.       Она почувствовала удар чем-то металлическим. Ещё удар. И ещё. Звёзды искрились в разные стороны с каждым ударом, старый металл звонко рассыпался по чёрно-белому кафелю. Над ней нависала фиолетовая тень, но уже другая. Высокая, тощая фигура вцепилась рукам в топор и нанесла последний удар в голову. Габриэль осталась беспомощно лежать на полу. Боли не было. Она давно её не чувствует — физическую уж точно. Но ощущалась приятная лёгкость, словно с неё сняли все оковы, что держали её здесь.       «Не двигайся, — попросила Тень Фредди. — Просто жди», — и исчезла, а Габриэль осталась лежать на холодном полу, на котором её убили уже во второй раз.

***

      «Следуй за мной».       Джерри неуверенно окинул помещение взглядом и заприметил фиолетовую тень, что звала его куда-то.       — Он тоже звал меня за собой, и смотри, что со мной стало, — горько всхлипнул Джерри, отказываясь вспоминать день своей смерти. Такой глупой и наивной. — Знаешь, родители ведь говорили мне не ходить за незнакомцами. И к чему это привело? Папы были правы, мне так жаль.       Тень сочувственно склонила голову.       «Следуй за мной».       — А что мне за это будет?!       Тень смотрела на мальчика добрыми глазами. В них читалось искреннее желание помочь и защитить.       «Свобода».       И Джерри пошёл. Осторожно сошёл со сцены и неуверенно зашагал по коридору. И закричал, когда его начали бить. Боли не было. Но было чертовски страшно.       «Не двигайся. Просто жди», — Тень исчезла, а Джерри остался лежать на холодном полу, на котором его убили во второй раз.

***

      «Следуй за мной».       Сьюзи медленно повернула голову и увидела Тень. Она поманила её к себе.       — Ты же хочешь мне помочь, так ведь? — неуверенно спросила Сьюзи. — Он тоже хотел мне помочь, я поверила и оказалась здесь. Я поверила, а мне вставили нож в спину, причём буквально. Разве можно теперь доверять кому-либо после этого?       Тень промолчала, явно обдумывая слова девочки. И сочувственно склонила голову.       «Следуй за мной».       Сьюзи не нашлось ничего, кроме как спустится со сцены и проследовать за Тенью. У неё всё равно не было выбора. Больше не было.       Ей вставили топор в спину. Но больно, как в тот раз, не было. Но снова было горько и неприятно. Обидно. Разве это правильно, когда ты кому-то веришь, а тебя предают?       «Не двигайся, — Тень невесомо погладила девочку по голове. — Просто жди», — и исчезла, Сьюзи осталась лежать на холодном полу, на котором её убили во второй раз.

***

      «Следуй за мной».       Фриц недоверчиво покосился на Тень, выглядывающую из коридора. Обидчиво всхлипнул и отвернулся.       — Чтобы было, как в прошлый раз? Я не хочу снова это ощущать. Это было так больно. И страшно. Умирать было так страшно. И ведь… я… даже не хочу говорить об этом!       И расплакался несуществующими слезами. Тень грустно покачала головой и приблизилась к мальчику. Присела на колено и обняла мальчика, позволяя поплакать в плечо.       «Следуй за мной».       Фриц кивнул и утёр слёзы. Делать всё равно было нечего. Тень взяла его за руку и повела по коридору. И тут же исчезла, когда на Фрица напала другая тень. Он кричал, хотя больно не было. Было страшно. Умирать было страшно, опять.       «Не двигайся. Просто жди», — притаившаяся за спиной убийцы Тень исчезла, а Фриц остался лежать на холодном полу, на котором его убили во второй раз.

***

      «Следуй за мной».       Кэссиди недовольно посмотрела на Тень через плечо.       — Пошёл к чёрту, — процедила она, сжимая руки в кулаки. Тень терпеливо вздохнула.       «Следуй за мной».       Но девочка осталась стоять на месте и, казалось, замерла, словно статуя. Напряжённое молчание разбавлял шум ливня и капающая с крыши вода. Дожди в Харрикейне были редкостью. А за эти долгие восемь лет она не видела ни дождя, ни снега, ни солнца. Всё благодаря нему.       — Как тебя зовут? — спросила Кэссиди, поворачиваясь к неразговорчивому собеседнику. Тень состроила невозмутимое лицо, стараясь держать себя в руках.       — Джаред Уайт.       — И что ты здесь забыл, Джаред Уайт?       — Я здесь по той же причине, что и вы, — мужчина присел на край сцены, самозабвенно, пялясь в беспроглядную темноту вокруг. — Я тоже умер здесь, — и замолчал.       — Как ты умер? — Кэссиди осторожно присела к нему, держа дистанцию.       — Несчастный случай с костюмами. Мм, знаешь тех двух золотых аниматроников-костюмов — Фредбера и СпрингБонни? Мы с моим напарником по неосторожности стали жертвами сорванных замков и нас нашинковали десятки железок.       — И почему ты не уйдёшь отсюда?       — Не могу. Пытался, но я застрял здесь навечно.       — И чего же ты хочешь? — она заметила, как напрягся Джаред, до сжатых кулаков и вздувшихся вен.       — Отомстить тому, кто убил мою дочь.       Черты лица Кэссиди вдруг разгладились, и она сочувственно склонила голову.       — Мне жаль, — сухо отозвалась она. — Сколько ей было лет?       — Восемь, ваша ровесница. Но это уже не важно, потому что Элисон тоже мертва.       Кэссиди хотела что-то сказать, но, едва раскрыв рот, поспешила закрыть его обратно и отвернуться.       — Вы ещё дети, — вдруг начал Джаред. — Столько ещё не успели в своей жизни, которая только началась. Ты знаешь, каково это? Каждый день учится чему-то новому, строить планы на будущее, впервые влюбится. Осознать, что всё прожитое не прошло зря, и что ты чего-то добился. Я знаю, а вы нет. И никогда не узнаете. Ни вы, ни моя Элисон. Для вас всех наступил конец, и сейчас вы просто бесцельно существуете.       — Заткнись… — прошипела Кэссиди, прижимая ладонь ко рту, из которого грозился вырваться громкий всхлип. — Прошу тебя, заткнись…       — Мой напарник умер из-за меня, — вдруг произнёс Джаред, вероятно сам не ожидая от себя таких признаний. — Мы повздорили. В злости я его толкнул и… — он тяжело вздохнул. — Что произошло, то и произошло…       — А где он сейчас? — поинтересовалась успокоившаяся Кэссиди.       — Он ушёл. Айзеку здесь больше нечего делать. Знаешь, он тоже был ещё молод. Всего двадцать четыре года… Знаешь, за годы, проведённые здесь в заточении, у меня было много времени подумать. Я загубил парню жизнь, и мне очень жаль. Он был хорошим человеком, хоть и раздражал меня. Каждый день вспоминаю его и жалею обо всём, что наговорил ему за года нашей совместной работы. Он не заслужил того, что с ним произошло. Что я сделал с ним. Он этого не заслужил…       И Джаред замолк, стараясь не поддаваться противным воспоминаниям, которые и так как назло лезли ему в голову каждый день на протяжении всех минувших лет, что он торчит здесь.       — Мне жаль, что вам пришлось это пережить, ведь вы просто дети, — снова заговорил Джаред. — Но ничего уже не исправить. Есть только один выход, чтобы избавить себя от страданий, и я очень советую тебе выбрать меньшее из двух зол.       Кэссиди в ожидании подняла свои зарёванные глаза.       «Следуй за мной», — произнесла Тень и спрыгнула со сцены.       Девочка утёрла слёзы и повторила действия Тени. Проследовала за ней по пустому коридору. Сквозь шум дождя за пределами здания слышались чьи-то крики. С каждым шагом всё отчётливее. Они были такими напуганными… и очень знакомыми…       Кэссиди прошла сквозь закрытую дверь, которую раньше не замечала (а если и замечала, то не обращала внимания). В комнате собрались её друзья. И до чёртиков напуганный Уильям Афтон.       — Н-не подходите ко мне, нет! — кричал он, забиваясь в дальний угол за игровыми автоматами.       В глазах Кэссиди разгорелся огонёк ярости. Эту рожу она не забудет никогда.       — Что это с ним такое? — взволнованно спросила Сьюзи.       — Испугался, наверное. Я бы тоже испугался, увидев призраков.       — Особенно тех, кого сам же и убил, — дополнила слова Джерри Габриэль, вставшая впереди. — Уверена, он должен получить по заслугам.       — А нам точно нужно это делать? — неуверенно спросил Фриц, на что получил неодобрительные косые взгляды от Кэссиди и Габриэль.       — Он должен поплатиться за всё, что сделал с нами, — Кэссиди уверенно шагнула вперёд, заставив съёжившегося Афтона дёрнуться.       — Не подходи ко мне! Нет, назад!       Уильям метнулся в другую сторону, но столкнулся с Габриэль. Джерри и Фриц загородили дверь, а Сьюзи неловко стояла в сторонке и с явным нежеланием наблюдала за происходящим.       — Уйди! УЙДИТЕ ПРОЧЬ! НЕТ, ХВАТИТ! ПРЕКРАТИТЕ!       Афтон забился в истерике. Страх и ужас мешали мыслить здраво, а выпитый алкоголь и принятая доза наркотиков окончательно оторвала его от реальности. Всё вокруг заходило ходуном, хотя он не двигался. В стороне замелькало жёлтое пятно.       Точно, костюм. В нём он будет в безопасности.       — Что делает этот идиот? — Габриэль в недоумении наблюдала, как убийца впопыхах надевает костюм золотого кролика.       В груди Кэссиди протяжно заныло, а сознание на мгновенье помутнело от осознания того, что сейчас произойдёт. Не могла выдавить из себя ни слова, только злорадно заулыбалась.       Ну конечно…       — Вы меня не тронете, — бормотал мужчина, надевая на себя костюм. Когда последний замок звонко щёлкнул, Уильям истерично захохотал. — Я здесь, я в безопасности! Здесь вы меня не достанете! А-ха-ха!       — Похоже, у него совсем крыша поехала, — смутился Фриц.       — Он же в курсе, что мы, типа, призраки, и он может, ну, типа… пройти сквозь нас?       Истерический хохот прервал щелчок замка. В груди Кэссиди что-то взволнованно кольнуло, и она с чувством выполненного долга наблюдала, как золотой мех окрашивался в бордовый, а на полу собиралась лужа крови. Сьюзи вскрикнула и прижалась к Габриэль, когда из разодранного горла Афтона донёсся душераздирающий крик.       Крик боли. Это именно то, что Кэссиди хотела услышать от своего убийцы все эти долгие восемь лет. Справедливость, наконец, восторжествовала.       Все звуки стихли, когда костюм дёрнулся в последний раз. А дети всё ещё стояли, прижавшись, друг к другу. Никто не был в состоянии произнести ни слова. От тошнотворного запаха крови скручивался желудок (или скручивался бы, если бы они были живы).       Габриэль нервно хихикнула, разгоняя напряжённую тишину.       — Это, типа, всё? — неуверенно осведомилась она, не выпуская Сьюзи из своих объятий. — Мы восемь лет торчали здесь, чтобы пару минут посмотреть на то, как умирает этот ублюдок?       — Мы можем идти? — неловко поинтересовался Фриц.       — Мы что, свободны? — радостно прокричал Джерри, явно не веря во всё происходящее. — Мы, правда, можем больше не торчать здесь? Мы, типа, может просто…       — Упокоиться? — подала голос Сьюзи. — Мы теперь свободны?       — Да, Сьюзи, — улыбнулась Габриэль, прижимая девочку крепче. — Мы, наконец-то, свободны.       Вся эйфория быстро покинула Кэссиди, и она недовольно пождала губы и сжала руки в кулаки. Афтон мёртв, но этого ей было мало. Она справедливо считала, что он должен страдать много и долго. Так же, как страдали и он все. Она хотела ещё…       — Так не должно было закончиться, — мрачно обронила она, пригвоздив к себе четыре пары удивлённых глаз. Пять — Тень тоже наблюдала.       — Что такое, Кэсс? — поинтересовался Джерри, обеспокоенно смотря на подругу. — Афтон мёртв, мы можем идти.       — Так не должно было закончиться! — громче повторила девочка, разворачиваясь к друзьям. — Он должен страдать!       — Он умирал достаточно долго, — неуверенно хмыкнул Фриц, с брезгливостью осматривая побагровевший костюм. — Если учитывать всю ту боль, что он испытал, уверен, эти пару минут были для него вечностью.       Детей заметно передёрнуло, а Кэссиди злостно задышала.       — Он страдал две минуты, а мы — восемь долгих лет! Чувствуете разницу?!       — Какое это сейчас имеет значение, Кэссиди? — встрял Джерри. — Мы хотели отомстить убийце? — мы отомстили. Главное, что он больше никому не навредит.       — Так не должно было закончиться, — снова повторила Кэссиди, поворачиваясь к остывающему трупу Уильяма Афтона. — Я уверена, это не конец. Я заставлю его страдать. Заставлю страдать всю эту чёртову семейку и всех, кто им дорог просто за факт их существования.       — Круто, делай что хочешь, но без нас, — процедила Габриэль и взяла Сьюзи за руку, собираясь уходить. — Мы в этом больше не участвуем.       — Габриэль права, нам больше нечего здесь делать, — серьёзно произнёс Джерри и направился за девочками. Фриц окинул подругу сочувственным взглядом и молча поплёлся следом.       Их потянуло назад, словно притянутых за ниточку. Кэссиди разом испепелила всех гневным взглядом.       — Вы. Никуда. Не уйдёте.       Тень сочувственно покачала головой. Он своё дело сделал, пусть она делает что хочет. И растворился, оставляя Мстительного Духа наедине со своей яростью и агонией.

***

      Сознание в упор не хотело проясняться. Тело не слушалось, и чувствовалось так, словно оно ему и не принадлежит. Даже глаза открыть казалось чем-то невозможным. Но ноги продолжали медленно перебирать по горячему асфальту, направляясь в неизвестное направление. А голова была мутной, ни одна мысль не желала складываться в осмысленное предложение. Волны слабости накатывали всё сильнее, а ноги грозились подогнуться под их натиском.       Всё тело пронзила острая боль, когда в желудке что-то противно скрутилось. Закричало. Зашевелилось. И направилось по пищеводу наверх.       Блевать проводами и железками оказалось больно. Очень больно. Чертовски.       А после, окончательно ослабевшие ноги подогнулись, и тело повалилось на землю. На улице было тепло, жарко, от чего кровь в жилах словно закипала. Но, возможно, это была не кровь. Скорее всего. А встать сил не ощущалось. Да и не хотелось. Хотелось проваляться здесь, пока это выпотрошенное, истощённое тело окончательно не разложится, не расщепится на атомы и остаток.       Но противный голос в голове не давал желаемому осуществиться.       «Ты не умрёшь».       Нет, пожалуйста… Только не это…       «Ты не умрёшь».       Так нельзя. Это неправильно.       «Ты не умрёшь, ты не умрёшь, ты не умрёшь, ты не умрёшь».       Ты не умрёшь…       Майк с трудом заставил себя поднять голову. Тело продолжало оставаться ватным и неподатливым, но силы приподняться откуда-то появились. Перед глазами мелькали тёмные пятна. Когда взгляд чуть сфокусировался, он понял, что пятна не перед глазами, а на асфальте. Следы крови вели в водосток. Оттуда на него смотрели четыре разноцветных глаза, а потом скрылись во тьме. Майк нервно усмехнулся и снова рухнул на землю.       Он и вправду не умер. Очень жаль…