Mushrooms & Magnets

От лязга стонущего металла, разносившегося по фабрике, мозг бредущего по коридорам Итана метался в панике. Это было нечестно. Знакомый шум должен был успокаивать, как раньше. «Это тоже отняли у меня», — горько подумалось Итану. Не было больше места, чтобы отдохнуть. Не было дома, где можно перевести дух и расслабиться. Тот факт, что фабрика солдат-трупов стала для него домом, должен был напрягать, но он уже давно прошëл эту стадию отрицания. Что бы сказала его психотерапевт? Наверное, то же, что она сказала, когда он смущëнно признался, что его маленькая победа за неделю — не расплакаться на рынке в отделе с грибами. Научитесь ценить комфорт и развитие, где бы вы ни находились, Итан. И поделитесь со мной вашим рецептом омлета с лисичками. — Что ж, док, — выдавил Итан сквозь сжатые зубы. — Я теперь большой фанат промышленной АСМР. А ещë я поцеловал мужчину. Три раза, один из них намеренно. Она казалась довольно старомодной женщиной, хотя доброй и понимающей. Итан задумался, что бы она сделала. Небрежно охарактеризовала это как последствие психологической травмы и попросила бы его не винить себя? Сообщила бы, что искать такой неподобающий комфорт в стрессовых ситуациях — это широко распространëнный защитный механизм? Он вдруг понял, что разозлился на эту мысль. Он не знал, зачем поцеловал Карла, и не хотел об этом думать. Но его кровь вскипала от того, что это могло быть расценено как глупая ошибка. — Конечно, — прошептала его внутренняя Эвелина. — Злись на своего воображаемого психотерапевта, если это поможет. А что бы она сказала про ситуацию с плесенью? Итан дëрнул плечом и чуть не потерял его в процессе. Среди вещей, сверлящих его мозг, как бригада паникующих строителей, эта была далеко не самой ужасной. Если бы его попросили составить рейтинг, он поместил бы еë после предательства друзей, убийства жены, явного влечения к мужчине и факта, что этот самый мужчина сейчас боролся за свою жизнь наверху. Но первое место в топе, естественно, занимала бы судьба его дочери. Он не разбирал больше звуков битвы; крепкие стены и шум механизмов полностью заглушили их, но он напрягал уши так сильно, что ему то и дело чудилось, что он слышит, как нечто громадное ревëт в последний раз и умирает. Он прикусил язык от этой мысли. Зубы без труда прошли насквозь. Не умирает. Карл Гейзенберг восемьдесят лет провëл в этой деревне, выдерживая монстров и инопланетные грибы и справляясь со своим заточением с помощью создания целой армии трупов. Он будет в порядке. Карл Гейзенберг не умрëт вот так, пока Итан еле ползëт в сторону лифта. Карл Гейзенберг выберется из этого ада и будет жить. Он словно снова стал четырнадцатилетним мальчиком, обнимающим свою старую собаку с упрямством, которое не могло устоять против жестокой реальности. Цепляясь за соломинку вспотевшими ладошками. Жалобный скулëж вырвался из его рта. Откуда-то неподалёку ему ответил икающий ропот, будто горстка монет задребезжала в стиральной машинке. Итан моргнул и пересëк дорогу, ведущую к лифту. Штурм застрял между перилами, его лопасти бесцельно вертелись, когда он пытался выпутаться. Это напомнило ему, как кошке Мии однажды пришлось носить ветеринарный конус, и она тут же загнала себя в ловушку под стулом. С не меньшей осторожностью, чем тогда, Итан подошëл к нему. Милая кошечка разодрала его руку в лоскуты, пока он за загривок вытягивал еë из-под стула, и он боялся даже представить, что Штурм мог сделать своими лопастями. К счастью, он просто дëргал обрубками рук, пока Итан вытаскивал его голову из перил, и радостно рванулся, как только оказался на свободе. Пробубнив вялые слова ободрения и похлопав его по рëбрам, Итан двинулся дальше. Лифт. Большая красная кнопка. Армия. Долгожданный счастливый конец. Боль ошпаривала его плоть. Всхлипывая, он приблизился к лифтовой решëтке; Штурм последовал за ним, судя по тихому шлëпанью ног позади. От вида Герцога, сидящего за своим деревянным столом, он бы бросился в слëзы, если бы его глаза ещë были способны их производить. — Ох, Итан, — проговорил огромный мужчина так мягко и нежно, что Итан шмыгнул носом. — Осмелюсь предположить, что всë пошло не совсем так, как вы планировали. — Нет, — проныл Итан. — Совсем не так. Просто ужасно. Он судорожно поискал глазами большую красную кнопку; пелена агонии мутила ему взор. Весьма предсказуемо, кнопка оказалась над входом — там, куда он решил посмотреть в последнюю очередь. — Миранда знает. Нам нужна армия, — рвано бросил он, еле переставляя свои пылающие ноги. — Донна не умерла. Я… — Подождите, — встрял Герцог, когда Итан потянулся к кнопке. — Вы уверены, что вам стоит… Итан хлопнул по ней, словно он участвовал в викторине и ведущий задал вопрос про грибы. Взревела сирена, зловещие красные огоньки замигали с режущей глаза яркостью. Он увидел, как Чёртово колесо солдат-трупов опустилось ближе к земле и начало сбрасывать тело за телом. Его омыла волна облегчения, и он рухнул на колени. Вот. Он выполнил свою часть. Его ноги мучительно обмякли и, он не сомневался, вряд ли смогли бы сдвинуть его куда-либо ещё. Но им и не надо было. Армия Карла покидала фабрику. Ликаны будут сокрушены Лордом Металла и Непреднамеренных Гомосексуальных Поцелуев. А затем он ликующе переступит этот порог и отнесёт Итана в постель. А затем, твёрдо решил Итан, он позволит Карлу сделать всё, что тому, чёрт возьми, заблагорассудится. Независимо от того, что по этому поводу думают его внутренние подросток и психотерапевт. — О боже, — пробормотал Герцог. — Что ж. Дело сделано, я полагаю. — Да, — выдохнул Итан, позволяя боли и шоку осесть в мягких костях, пока паника выветривалась из его вен. — Ему необходима подмога. Нас вычислили. А ещё я, оказывается, мёртв и сделан из плесени. О поистине доброй натуре Герцога свидетельствовало то, что он, не перебивая, выслушал итановскую несвязную болтовню обо всём, что случилось с ними с их последней встречи утром, которое было вечность назад. — Вы знали? — спросил Итан в перерыве между всхлипами. — Вы, кажется, не удивлены. — Подозревал ли я, что мужчина, проскакавший сквозь смерть, как сквозь кукурузное поле, и закупившийся литрами цуйки в качестве средства первой помощи, скорее всего так же уникален, как наша весёлая шайка монстров? — улыбнулся Герцог. — Да, Итан. Я успел догадаться, хотя ваша… специфика оставалась для меня тайной. — Вы знали, что бухло не имело никакого эффекта и продолжали продавать его мне! — возмутился он. Почему-то ему стало легче, когда он смог сосредоточиться на надувательстве со стороны торговца. — Справедливости ради, — заметил Герцог, — вы показали мне пустую бутылку и спросили, есть ли у меня такое же. У меня было. — Сраный обманщик, — буркнул Итан беззлобно. Гигантский мужчина подмигнул и обратил свой взгляд на Штурма позади Итана. Его неповоротливая фигура переступала с ноги на ногу, культи нерешительно болтались по бокам, словно он не знал, куда себя деть. Герцог на секунду прищурился, задумчиво выдувая кольцо дыма от курительной трубки. — Вечно недееспособное существо, не так ли? — произнёс он миролюбиво. Итан счёл это слегка грубым и не преминул высказаться по этому поводу. — Мои извинения. Вы весьма привязались к творениям Лорда Гейзенберга, не правда ли? В его голосе не было ни капли сарказма и никакой причины для Итана начинать немедленно оправдываться. Он всё равно начал. — Это не… Мы прошли через… Послушайте, вас там не было. Много чего случилось в особняке Беневиенто, и я оставил его наверху со всеми этими ликанами, и… и… Там их так много. Я не понимаю. Как их может быть так много? — Что ж, — проронил Герцог, переставляя безделушки на своём столе. — Я знаю, что у вас выдался тяжёлый день, но уж об этом вы давно должны были догадаться. Итан метнул в его сторону не очень угрожающий взгляд. — Герцог. Мои кости ломит. Все, включая те, которых у меня нет. Моё сердце плохо помнит, как быть нормальным сердцем, а мой мозг — это кашица, притворяющаяся нейронами, — пояснил он слишком жалким даже на его слух голосом. — Выручите паренька, будьте другом. — Конечно, — деликатно проговорил Герцог, то и дело косясь на Штурма. — Я дам вам одну подсказку. Справедливо? — Ага, — пожал плечами Итан, прислоняясь к стене лифта. Он был в настроении для загадок. Они позволяли сфокусироваться на чём-то кроме боли. К тому же, ему всё равно было нечем заняться, пока Карл спасал мир. — Деревня стара. Повисла тишина, прерываемая лишь гудением Штурма на заднем плане. Фабрика поразительно замолчала, опустев без солдат. Он скучал по грохоту и звону. Осознание окутало Итана, пустив холодок по позвоночнику. — Стара, — повторил он, обводя помещение отсутствующим взглядом. — Стара… Боже милостивый. Это трупы. Из прошлого. — Обычно оттуда трупы и берутся, да. Итан не рассмеялся. Кровь, или же плесень, стучала в его ушах. Немного людей жило в деревне. Но сколько умерло здесь? — И что? У неё были бойцы в запасе? — протараторил он. — Но почему она обратилась к ним только сейчас? Я уже неделю занимаюсь тут погромами, скашиваю толпы её вояк… Почему Миранда ждала? Герцог покачал головой и возвёл взгляд к потолку, словно он мог наблюдать за битвой сквозь перекрытия. Может, так оно и было. Его блестящие глаза сощурились от табачного дыма. — Она не ждала. Это не её. — А чьи? — взвизгнул Итан, ощутив панический укол под рёбрами. Он нашёл ответ, как только спросил, и протяжный страдальческий вой сорвался с его губ, когда Герцог принялся размышлять вслух. — Полагаю, păstrător одолжил Миранде своё могущество, потому что она выполняла его цели. Раньше у него не было причин вмешиваться, ведь он в любом случае оставался в выигрыше. Но теперь… — Я выбесил его, — прокричал Итан в ужасе. — Я выбесил его, точно, и он сказал мне пойти умереть, но я не ожидал… Я не знаю! Я подумал, да что он вообще может сделать? Бросить в меня спорами? Герцог замычал и кивнул. — В его распоряжении слегка больше ресурсов. Если он решил, что вы — угроза, которую следует устранить, Миранде не стоит даже надеяться на главную роль в командовании. — Блять, — прошипел Итан. — Блять, блять, бл… Голос окончательно покинул его, когда глаза вернулись к большой красной кнопке. Надпись «Не нажимать» на табличке рядом подозрительно напоминала каллиграфически выведенное «А я говорил». — А… армия, — с трудом выдохнул он. — Армия Карла. Она… Она собирается… Слова отказывались покидать его рот. Будто если он не скажет их, то всё окажется неправдой. — Да, вот уж интересная особенность каду, — сказал Герцог, понизив голос. — Это не столько подарок, сколько заём. Он выразительно сосредоточил взгляд на Штурме, и Итан тоже уставился на него. Колоссальная машина по-прежнему раскачивалась с ноги на ногу, снова и снова, а лопасти медленно крутились, как ржавое колесо загрузки. — Они, конечно, подчиняются ему, — с нарастающим волнением заявил Итан. Его зрение помутилось, а сердце билось так быстро, что грозило вырваться из грудной клетки. — Карл создал их. Он контролирует их с помощью электроники и всего такого. Наверняка оно не держится только на его… силе. Герцог промолчал, и такой ответ был красноречивее любого другого. Штурм немного оживился, его винт завертелся воодушевлённее. — Он что… Вы… Вы знали об этом? — выкрикнул Итан надломленно. — Вы позволили мне нажать на кнопку, хотя… — Я бы остановил вас, но… — Нет! — взвизгнул Итан. — Нет, нет, нет. Блять! Тупица! Начни думать, Итан! Почему я не подумал, конечно, это он, а не просто Миранда… Он поперхнулся словами, когда Штурм взял курс на него. В его груди что-то упало. Может, сердце, а может, миндалина, решившая сбежать. — Не надо, — сорванно прошептал он. — Пожалуйста, нет… Мы друзья, ну же, я только что вызволил твою чёртову голову из… — А, — выдохнул Герцог, пока мотор оживал с оглушительным рёвом. — Не совсем недееспособное. Просто медленное. Итан придушил бы его, если бы мог встать, но его тело больше не отвечало на команды. Его конечности наполнились расплавленной болью, и он мог только смотреть, как существо опустило голову, разрезая воздух лопастями, и бросилось на него. Он завопил. Что-то зашипело в его горле. Поток чёрной пыли вырвался из его рта, погружая всё во тьму и окутывая лифт смердящим облаком плесени. Внезапно его лицо бешено завращалось, и его кожа покрылась липкими спорами, и его руки зудели — они всегда зудели, они зудели так сильно, и он больше не мог их почесать — и всё было слишком маленьким и узким и не вмещало его массу, и его голова болела-болела-болела, и его единственной отдушиной было кричать и крутиться, и он мог, потому что Пугающего не было здесь, чтобы запаять его утончённые механизмы, и его сенсоры регистрировали перед ним крошечное создание с распахнутой пастью, и… И… И на задворках его сознания, если это можно назвать сознанием, было нечто иное, и оно хотело, чтобы он уничтожил, разорвал, убил эту жалкую букашку… И оно было таким решительным, и спокойным, и тихим, как обещание… И оно редко говорило с ним, но приносило в его голову блаженную пустоту, и было почти не больно, почти легко, почти хорошо… словно он был почти-почти-почти свободен от своего бессмысленного существования… И иногда, иногда ему удавалось увидеть обрывки жизни того человека… И тогда нечто пряталось, потому что эта жизнь, этот человек теперь принадлежал ему, и он не имел права на это — только плоть, только металл, только давление и только безмолвный крик — и изувеченная плоть и металл не заслуживали иметь воспоминания, иметь память в принципе… И… И Итан снова стал собой, и агония лопнула в его горле, как пузырчатая плёнка, и он попытался проморгаться от корочки плесневой пыли. Герцог вежливо покашлял, разогнав воздух перед собой ладонью, и с огорчением оценил состояние своего стола. Его покрывали хлопья пыльных спор. Он вытащил платок из нагрудного кармана и принялся вытирать свои многочисленные безделушки, пока Итан старался отдышаться — часть его сознания была всё ещё привязана к Штурму. Его пропеллер до сих пор крутился, но ноги словно приклеились к полу. Итан видел себя сквозь его сенсор: плесневые потёки в уголках губ и затравленный взгляд. Он чувствовал отвратительное давление в остатках механического черепа, агонию от неспособности двигаться и фантомный зуд в отсутствующих руках. Он ощущал пол своими покалеченными пальцами и холод металла в спине. Он различал бормотание Герцога своими ушами и сверхчувствительным звуковым сенсором, перегруженным от шума собственного двигателя. Он испытывал постоянную нужду закричать и постоянную боль от необходимости слышать себя. На мгновение он вновь возненавидел Карла Гейзенберга. — Да, дело приняло интересный оборот, — задумался Герцог. — Я бы по-другому это обозвал, — прохрипел Итан. Его голова начинала гудеть так же сильно, как у Штурма, в великолепном концерте мигрени. Связь тоже не пропадала. Наоборот, он заметил, как она осела, подтачивая нечто, чем управлял păstrător… Но что потом?.. Что останется от него, когда эта нить пропадёт?.. Он отогнал мысль и закрыл глаза. Если что-то и происходило, он это не контролировал. Он просто наблюдал и чувствовал, как другая связь корчилась, гнила и вдруг умерла, оставляя после себя лишь пустую оболочку. Исчезли воспоминания. Исчезла тишина. Всё исчезло. — Исчезло, — прошептал Итан. Боль усилилась вдвое. Но он мог помочь хотя бы одному из них. «Ты скоро исчезнешь тоже, — сказал он другим сознанием. — Исчезнет боль, и давление, и желание кричать». Ответом ему поначалу была лишь тишина. «Обещаешь?» Он пообещал. За этим следовала ещё одна пауза. «Могу кричать сейчас?» «Всегда». «Могу выйти наружу?» «Куда хочешь». И это ощущалось почти неплохо. Раздался грохот и лязгающий гвалт, и Итан почувствовал, как широким шагом уходит прочь, прочь от длинных тёмных коридоров, прочь из своей клетки и прямо в мир, озарённый слепящим светом, залившим его сенсор блаженно белым. Он видел борющиеся тени, его измученную кожу остужал ветер, а ноги хотели бежать-бежать-бежать… И он побежал. В лифте, по-прежнему опираясь на металлическую решётку, Итан испустил тяжёлый выдох. Герцог с интересом поглядывал на него поверх сцеплённых рук. — Спасибо за помощь, — сердито бросил он. — Пожалуйста, — ответил Герцог без тени сарказма. — Я имел в виду… — Я знаю. И думаю, мы оба понимаем, что я помогаю, по мере своих возможностей. Его взгляд вдруг стал глубоким и пронизывающим, и Итана посетила странная догадка. Герцога не меньше его беспокоила развязка этой истории, и всё же… Он отложил эти размышления на потом, вместе с осознанием, что его споры покрывали каждую поверхность в кабине, но не мужчину. Он осязал металлическое покрытие пола миллионами нервных окончаний, но не распозновал его. Однако у него были более важные проблемы, чем разгадывание истинной природы Герцога. — Я вселился в него, — невыразительно произнёс он. — Нет. Я… заразил его. И отрезал от păstrător. Он теперь мой. Его голос был слишком спокоен и собран для подобной ситуации. Будто что-то внутри него было практически безмятежно. Будто так было правильно. Будто он наконец-то, наконец-то отпускал свои иллюзии и выполнял своё предназначение… Покалеченная ладонь ударом ужалила его щёку, заставляя вскрикнуть. Он вздохнул и попытался отпихнуть эту мысль. Счастливое чувство правильности испарилось, вновь уступая место боли. — Чёрт, — всхлипнул он. — Что я творю? Что со мной происходит? — Я возьму на себя смелость расценить это как риторический вопрос, — мягко ответил Герцог. — Да. Герцог, я растворяюсь. Я думаю… Я думаю, что я больше не человек. Это было до смешного очевидно и не нуждалось в словесном подтверждении. Но Герцог лишь посмотрел на него, склонив голову набок. — Какое у вас полное имя? — внезапно спросил он бархатистым голосом. — Итан Мартин Уинтерс. — Ну, как по мне, звучит по-человечески. Итан молча уставился на него. Герцог улыбнулся, и что-то непомерно тяжёлое свалилось с итановских плеч. «Я человек», — подумал он. Он покосился на свои отсутствующие пальцы и сжал ладонь в кулак. «Я человек, потому что я так решил. Я человек до тех пор, пока я отказываюсь поддаться. Это не я. Это не моё предназначение. Я не ёбаный гриб. Я — Итан Мартин Уинтерс. Исключительный отец. И со мной всё будет в порядке». У грибов не было дочерей. Грибам было плевать. Людям — нет. А значит, ему оставалось быть только человеком. — И что теперь? — прошептал он. Герцог неторопливо постучал пальцами по столу. — Теперь, — медленно проговорил он, — вы можете посидеть и отдохнуть. Итан каждой клеточкой своего клейкого тела мечтал, чтобы это было так, но неясные тени, которые он увидел сквозь сенсоры Штурма, преследовали его. Он проигнорировал нескончаемый поток чужих эмоций, посылаемый ему, как уведомления на телефон: что-то застряло в винте, винт делает вр-р-р-р, что-то больше не застряло в винте, ноги бегут, бежать ногами здорово, — и стиснул челюсти. — Карл умрёт там. Слова выпали из его рта, как гнилые зубы. — Да, — подтвердил Герцог, и итановское сердце раздробилось в болезненное месиво. Он с трудом подавил просящиеся наружу слёзы, когда Герцог продолжил: — Его одолеют собственные творения. Было бы поэтически иронично, но… кажется, он смирился с этим. В глубине души Итан знал, что это правда. Посвятите себя более высокой цели, Лорд Гейзенберг. Влюбитесь в мужчину из будущего и проведите его за руку сквозь свою тьму. Вас не спасти. Вместо этого, будьте прощены и будьте свободны. — Он задержит их достаточно, чтобы вы с малышкой Розой успели сбежать. Уверен, что вы можете за себя постоять, но я бы всё-таки порекомендовал вам выдвигаться. Брось фабрику. Брось Карла. Брось те крошки дружбы и любви, которые обрёл в самые тёмные времена, и сбеги. — К тому же, это соответствует вашей цели, — добавил Герцог лёгким тоном. Итана внезапно обожгло кипящей яростью. — Что? — прошипел он. Герцог невозмутимо глянул на него. — Вы по-прежнему нуждаетесь в ещё одном Лорде. Слова вгрызлись в его уши, как трупные черви. Вспышка гнева потрясла его другое тело так сильно, что ноги перестали бежать. — Нет, — произнёс Итан, сердце стучало в его горле, в обрубках его рук, в его двигателе и его спорах. — Нет. Я не могу. Сочувствие на лице Герцога вызвало желание заорать, что он и сделал с помощью лопастей. — Я ёбаный человек-плесень, — взорвался он. — Я только что вселился в двухметрового чувака с пропеллером вместо башки. Не говорите, что мне всё ещё нужно это. Должен быть другой способ. — С чего вы взяли, что он есть? — спросил Герцог. — Роза под защитой и контролем энергии păstrător, не вашей. Вы можете выкрасть из его хватки всех мертвецов, рыскающих по этой прогнившей деревне, но это ничего не изменит. — А если я заражу её? — одна лишь мысль об этом вызывала у него тошноту. Ответ Герцога был ещё хуже. — В таком состоянии? Надеюсь, вы полностью уверены в силе своей плесени, чтобы сохранить её… структурную целостность. Иначе вы покинете это место поистине несчастным отцом. — Вы знаете, что я не могу этого сделать! — гаркнул Итан. — И это не может быть он! Я достану Донну, я достану Миранду, я достану кого угодно, но не его! Споры, покрывавшие помещение, сверкнули болезненной искрой, и Герцог приподнял бровь. — А, — коротко выдал он. — Ага. — Мне жаль это слышать. — Заткнитесь. — Потому что Леди Беневиенто в настоящий момент далеко за пределами досягаемости, а Мать Миранда слишком крепко связана с păstrător, что её убийство, без предварительного освобождения вашей дочери, может повлечь за собой… непоправимые последствия. От этой фразы он похолодел до мозга костей. Он не мог подвергнуть Розу опасности. Он не мог допустить ни малейшего шанса, способного навредить ей. Он не мог… Боль вывернула его грудную клетку наизнанку, когда перед ним встала эта невозможная дилемма. — Я не могу, — прошептал он жалобно, зная, что он может и что ему, вероятно, придётся. — Я не могу. Это нечестно. — Да, — признал Герцог. — Конечно. Ничто никогда не честно, хорошо или плохо. Ничто никогда не оценено по достоинству. Никто из нас не заслужил всего этого. Это было так, Итан знал. Ни он, ни Карл, ни Герцог, ни Миранда — никто не заслуживал своих наград или наказаний. Мир был несправедлив. Мир просто… был. Возмущение забурлило у него под кожей. Такова жизнь, не правда ли? Ты выкладываешься по полной, но твоя жена всё равно исчезает, а тебя убивают на болотах. Ты во время шторма пускаешь к себе домой маленькую девочку и теряешь всю семью из-за её извращённой инфекции. Ты ищешь себе семью, а тебя превращают в рыбного монстра и запирают в безвременном аду. Ты помогаешь грибному человеку спасти его дочь и пробиться сквозь темноту, ты сражаешься с собственной армией, чтобы дать ему время, и ты… Ты… Жизнь была несправедлива. Так может… может, всё, что нужно, это делать её справедливой по мере своих возможностей? — Я не могу использовать его, — проговорил Итан. У него не было решения, но он ощутил, как эти слова осели внутри него с тихим чувством завершённости. — Думаете, я не вижу этого? Её и меня? Два сломленных родителя, готовых убивать и калечить, чтобы вернуть своего ребёнка? Я знаю, насколько мы похожи. Вот только есть одна деталь, которая очень сильно нас отличает. Одна вещь, которую знаю я, но не знает она. Он вперился взглядом в глаза Герцога. — Ты можешь жертвовать только тем, что принадлежит тебе. Вот так. Он бы использовал Моро и Леди Димитреску без раздумий, потому что они выбрали свою сторону и стояли между ним и его дочерью. Он бы убил Миранду, что бы ни случилось, не в качестве наказания за всё, что она совершила, и даже не из желания мести, а ради безопасности своей семьи. Он сам бы шагнул в огонь, если нужно. Он бы рискнул всем ради дочери. Но он бы не использовал друга. Он не мог распоряжаться этой жизнью, каким бы безропотным ни был Карл. Очень медленно Герцог моргнул. Впервые за всё их знакомство он казался озадаченным. Он раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но закрыл его, не проронив ни слова. Спустя долгие несколько минут он безмолвно кивнул, и лицо его приняло решительное выражение. — Знаете, это… очень точно подмечено. Он подтолкнул Итану ящик патронов и произнёс: — За счёт заведения. Вам стоит вернуться туда и помочь ему, если таков ваш выбор. Странно замявшись, он через секунду добавил: — Ведь всем нам предстоит его сделать, в конце концов. И Итан мог поклясться, что услышал за мягкостью его голоса что-то новое.