Mushrooms & Magnets

Ногам, как думал Итан, не стоит иметь собственного мнения. Им не полагалось единогласно отчитывать его, когда он приказывал им держать его вес. И поэтому он не должен был беззвучно уговаривать их позволить ему подняться, пытаясь выползти из лифта, но не судьба. Герцог наблюдал за ним, болезненно наморщив нос, но не двигаясь с места. Возможно, он и не мог — Итан никогда не видел, чтобы он стоял. Он удручённо переглянулся с великаном, задумчиво почесавшим подбородок. — Может… — Не предлагайте мне полить себя бухлом, — отрезал Итан. — Я знаю, что выпивка ничем не помогает. Дело во мне, и я могу с этим справиться, и я справлюсь, как только… как только смогу. — Конечно, — произнёс Герцог, доставая бутылочку из ящика. — Мне не нужен костыль. Я всё преодолею сам. — Разумеется, — кивнул Герцог, откупоривая её и растирая зелёную веточку между пухлыми пальцами. — К тому же, я знаю, что это лишь плацебо, оно даже не сработает. — Как скажете, — проговорил Герцог, встряхивая смесь. Итан зыркнул на него, когда бутылка со звоном приземлилась у его ног. — В конце концов, Лорд Гейзенберг может подождать, пока его окружают две армии грибных трупов, отчаянно настроенных на его уничтожение. Его голос был мягок и спокоен, как обычно. Хныкнув, Итан вылил жидкость на упрямые конечности. «Это не должно было помочь», — мысленно бурчал Итан, шаркая обратно наверх. Ничего не должно было произойти. Но всё-таки произошло, и он был почти готов простить Герцогу его самодовольную ухмылочку. Раздражение и воздух разом покинули его тело, стоило ему выйти на улицу. В свете прекрасного утреннего солнца осыпался гигантский каркас. Дюжины трупов валялись вокруг, и ещё сотни продолжали сражаться. Металлический колосс отмахивался от них, как от назойливых букашек, но его движения были усталыми и нервными. Трупы карабкались по нему, напоминая Итану об ужасной документалке про то, как муравьи могли убить богомола, парализуя его и сжирая изнутри. Огромные механические конечности дрожали и скрипели под натиском ликанов и Солдат; тёмное масло лилось из соединений, когда свёрла пронзали покровы, а клыки вырывали кабели. Слышались проклятия, и крики, и отвратительный лязг покорёженного металла; воздух пах гнилым мясом и палёными волосами. Электричество шкварчало яростными синими всполохами, откидывая волны нападающих на землю в агонизирующих спазмах. Кости и хрупкие механизмы трещали под чудовищными ударами гигантской машины. Но их всё прибывало и прибывало, грызущих, и рвущих, и режущих, и пронзающих. Карла Гейзенберга раздирало на куски. Итан зашипел сквозь зубы и осмотрелся, стараясь придумать план действий — пистолет в его руке казался бесполезным и глупым инструментом в этой адской битве. Не придавая этому большого значения, он бросил его на землю. Среди оглушительного рычания он распознал вскрик, эхом донёсшийся из колосса. Он похолодел, вспомнив слова, прошёптанные искалеченным телом, и мягкость разбитых губ на своих губах. До него дошёл смысл всего этого. Он представил слюну, капающую из вонючих пастей на ломающийся металл, и отсвет злых оранжевых глаз на измученном лице. Что-то внутри него перевернулось. Без дальнейших раздумий Итан крикнул: — Эй, мудила! Я здесь! Попробуй поймать меня, инопланетный кусок дерьма! Его голос не должен был звучать так. Он был вымотан и держался только на упрямстве, дешёвой выпивке и браваде. И всё же его слова прокатились по свалке, как гром, будто его горло служило каналом для чего-то из далёких глубин. Может, так и было. Орда не отстала от Карла, но несколько дюжин покалеченных тел разом повернулись в его сторону, хрустнув шейными позвонками. Часть его хотела заорать «Блять!», поджать хвост и сбежать. Он решил лишь буркнуть это себе под нос, когда его ноги чуть не подкосились при виде помчавшейся на него вприпрыжку стаи. Металлический голос проревел «Нет!», наполовину гневно, наполовину отчаянно, и огромная машина ударила землю, раздавливая Солдата ржавой балкой. Шипы и гайки разлетелись во все стороны, когда Карл начал ползти к нему. — Беги! Итан, давай! — булькнул голос, исходящий словно из-под толщи разлитого масла. — Пожалуйста! Итан не пошевелился, ступни его крепко упирались в землю. Их отругали за ненадёжность, и теперь они добросовестно выполняли свою работу. Его мозг отключился, пока он смотрел на приближающуюся свору. Он уже чуял смрад ликаньего дыхания, гниющих дёсен и протухшей крови. Другим сознанием он вновь бежал, перескакивая через камни и кусты, его лопасти перемалывали всё на своём пути. Он не успеет вовремя. Он видел блики пульсирующих реакторов на груди Солдат. Он осязал ветер кожей и почву босыми ногами. «Куда делась моя обувь?» — удивился он на секунду, а затем ощущения затопили его, и все связные мысли утекли в канализацию. Он чувствовал землю. Он понимал её, трепещущую от жизненной силы, как от музыки, тревожащей водную гладь. Он чувствовал, как черви ворочались в её свежей темноте, и корни деревьев впитывали питательные вещества и ткали запутанную паутину информации. Он чувствовал богатую холодную сырость, окружавшую его, и внезапно осознал круговорот жизни и разложения. Он видел спирали энергии, насыщающие друг друга, воспоминания, передающиеся в языках, которых он не знал, как глухой художник, передающий песню красками. Его задушило умиротворение, и тело, которое было лишь крошечной его частичкой, испустило дрожащий выдох. Он был чем-то большим. Он принадлежал. Он мог остаться и просто существовать. Здесь была только тишина, торжественное спокойствие бесконечности, знающей, что ничего не имело значения. Всё было почвой, и в почву все они в итоге вернутся. Всё, что от него требовалось, — это ждать и наслаждаться блаженным молчанием земли. — Итан! — прокричал голос, разбивший его умиротворение. Он раскрыл свои глупые жалкие человеческие глаза в нескольких сантиметрах от раззявленной пасти, как вдруг мимо него пронёсся провод и оттащил сопротивляющегося зверя прочь. Итан моргнул, и время будто бы застыло. Его окружали цепкие лапы и визжащие дрели; когда он посмотрел на солнце, грея лицо в его лучах, что-то вязкое забулькало под его подошвами. Ближайший ликан тявкнул от удивления, когда грунт под ним просел и его когтистые лапы неожиданно затянуло болото. Рык и взволнованные вопли окутали Итана, пока земля поглощала их. Когда липкая жижа покрыла ползущие к нему тела, дёргающиеся, как мыши, попавшие в клеевую ловушку, он ощутил что-то новое. Связи зажигались в его сознании, и он вспомнил свою встречу с păstrător — как мерцала во тьме сеть призраков. Он создавал свои собственные созвездия из душ, прекрасные и иноземные, и наконец-то, наконец-то выполнял свою роль. Он чувствовал плесневые пылинки, осевшие на шерсти, и боль в руке-сверле, чувствовал, как живот крутило от голода и мышцы дрожали от напряжения; он улавливал, как ужас сдавливает его сердца, когда Другой пытался тянуть за связь и вытащить их из его хватки. Он обернул ментальное щупальце вокруг одного, двух, двенадцати призрачных оболочек, которые он забрал у своего соперника. «Теперь мои, - подумал он яростно. — Мои, мои, мои…» В другом сознании он бешено вращал винтом и бежал, бежал, бежал… Он не знал, был ли это инстинкт самосохранения, или он увидел себя через сенсор Штурма; в любом случае, он, к счастью, успел увернуться. Лопасти просвистели над его головой, когда массивная фигура прыгнула через него прямиком в вязкую трясину. Пропеллер рубил сквозь плесень, и кости, и ликанов… Связи в его сознании резко оборвались, и Итан закричал. Он ощутил, как умирает, раз за разом, по мере того как Штурм вырезал его противников, его подданных, его собственность. Колени его подкосились, и его вырвало, пока мучительная боль от потери терзала его на части. Он не мог остановить Штурма, не мог контролировать плесень, бешено молотившую вокруг него, не мог оградиться от связей, заставлявших его чувствовать каждую несчастную душу, затронутую его силой. Безрадостный смешок слетел с его губ, когда он понял. Если păstrător проходил через это, если он тоже экспериментировал, впервые за всё время его странного существования, эта невыносимая потеря кого-либо… — Ага, — просипел Итан. — Я бы тоже захотел убить меня. Штурм боролся с плесенью, его лопасти, склеенные жижей, напомнили Итану о жвачке, застрявшей в вентиляторе. Ещё несколько искорок света улетучились из его сознания, оставляя его онемевшим от неизмеримого горя и дрожащим от воспоминаний о мучительной смерти. Оставшиеся противники убирались подальше от его чёрной лужицы и возвращались к разрушению Карла, словно они вытаскивали лобстера из панциря. Он видел, как листы металла гнулись и отлетали в сторону, провода скручивались от боли, а машина задыхалась и кричала. Итан всхлипнул, жидкая плесень лилась по его пальцам. Он хотел зажать уши и зарыть сенсор в глухую почву, чтобы не слышать больше ни звука. Он хотел блаженства безмолвной земли, беззаботной лёгкости существования без необходимости предпринимать что-либо. Он хотел исчезнуть и никогда больше не появляться. Он хотел забыть Розу, и Карла, и Мию, и Криса, и Герцога, и всех этих глупых людишек, которые делали Итана Уинтерса… — Человеком? — спросил Герцог за его спиной. Он не мог повернуть голову, но слышал его предельно ясно. Что-то отягощало его грудь, и он хотел, чтобы оно пропало. Он хотел сдаться и отдохнуть. — Это не та роль, которую вы играете во всём этом, — осторожно произнёс Герцог. Потом — Итан не был уверен, шутил он или нет — он добавил более грозным голосом: — Не заставляйте меня доставать фунгицид. Повисла невозможно долгая секунда тишины, и Итан рассмеялся. Поначалу негромко, но затем дико и отчаянно, потому что смех был человеческой фишкой. Обволакивающая земля не имела такого понятия, как юмор, она не понимала абсурдность мира и не могла оградиться от неё острым замечанием. Не было ни радости, ни печали в холодном молчаливом грунте, ни любви, ни ненависти, ни сожалений. Было лишь существование, и его было недостаточно. Он не хотел просто существовать. Он хотел быть Итаном Уинтерсом. Травмированные руки, семейные проблемы и неожиданный краш на мужчину шли в комплекте. Когда он поднялся на неверные ноги и обернулся, позади никого не оказалось. Интуиция наводила его на какие-то мысли о Герцоге, но сейчас было не время думать об этом. Карл был не так далеко: его гигантская форма отбрасывала на Итана солидную тень, и он улавливал резкий запах ржавчины и угля. Звуки, которые Карл издавал, были поистине пугающими. Кабели отгоняли корчащиеся силуэты, пожранная коррозией арматура протыкала биореакторы Солдат, валящихся на землю; однако он слышал, как тот стонал, когда оставшиеся враги продолжали терзать его громадную фигуру. С воплем, больше похожим на всхлип, машина лишилась массивной металлической конечности. Полдюжины ликанов уже настырно пытались пролезть в образовавшийся проём, не обращая внимания на текущее масло и искрящее электричество. Итан постарался сосредоточиться на метаниях Штурма, мысленно успокаивая его. Казалось, будто он играл одновременно в две игры в VR, не разобравшись в управлении. Ему удалось вытащить его из плесневого болотца и послать в гущу событий; он тут же потерялся в потоке ощущений, нахлынувших на него. Вспышки сломанных жизней и бессмысленные обрывки мыслей мелькали под его веками, когда плесень, покрывавшая Штурма, касалась его жертв. Он попытался заткнуть их, когда его вновь накрыли страдания. Это было не его горе. Это его внутренний гриб верещал, что это было неправильно-неправильно-неправильно, что нужно лишь распространять связи, опутывать новых носителей и защищать их. Итан, стиснув зубы и поборов рвотный позыв, упрямствовал, что это было правильно-правильно-правильно и что ему совсем не хотелось подключать к своему мозгу две сотни трупов. Он пополз в направлении Карла, цепляясь ногтями, упираясь коленями и локтями, проскальзывая по собственной плесени, как сёрфингист по нефтяному пятну. Откуда-то слева раздалось рычание. Он застыл на месте, медленно повернув голову. В нескольких метрах от него, скрючившись у края плесневого озерца, ликан взвешивал на громадной ладони свой молот. — Андрей, — прошептал Итан. Ответа не последовало, мужчина, казалось, прикидывал, мог ли он добраться до него со своей позиции. Он мог. Итан не успел даже ахнуть, как молот врезался ему в спину, разбрызгивая капли чёрной жидкости. Андрей отпрыгнул до того, как они успели дотронуться до него, и Итан взревел от боли, когда разряд прошёлся по его размягчённому позвоночнику. Он с ужасом увидел, как гигант вновь поднял свой молот, лицо его рассекала полная ненависти ухмылка. Он скорее рефлекторно, чем осмысленно, вскинул руку в попытке защититься. Он не ожидал, что из его ладони вырвутся чёрные потоки, словно гной из самого болезненного прыща в его жизни. Источающие запах гнили щупальца разлетелись во все стороны, наполовину жидкие, наполовину твёрдые. Андрей зарычал, когда они обернулись вокруг рукояти его оружия и потянули; на секунду Итан подумал, что он прыгнет на него и разорвёт на кусочки, но великан предпочёл не прикасаться к плесени. Вместо этого он потянул назад. Они несколько мгновений поиграли в перетягивание каната, и ликан сдался, резко отпуская молот. Итан по инерции пошатнулся, и даже его новоиспечённые плесневые отростки не смогли предотвратить приземление молота ему на лицо. Он почувствовал, как кости хрустнули и тут же срослись обратно, но боль была, вполне ожидаемо, как от удара кувалдой по башке. Андрей засипел, и он опять поднял ладонь, когда ликан намылился сбежать. Часть его хотела оставить его и просто добраться до Карла. Другая, та, которая заставила его вырвать свои руки из мясных крюков Леди Димитреску, которая сказала ему схватить пистолет и закричать, когда мир решил испытать его ёбаное терпение, эта часть думала иначе. Щупальца были быстрее, чем Андрей мог бежать. Они сковали его лодыжки и безжалостно дёрнули его назад. Пока они тащили его обратно к мутной луже, Итан ощутил, как что-то зажглось у него на задворках сознания. Что-то… необычное. Призраки давно умерших ликанов и возвращённых к жизни трупов-солдат продолжали мерцать, как светлячки, где-то в темноте его разума. Они сверкали и пропадали, когда Штурм продолжал свой смертельный хоровод, скручивая итановские внутренности сотней мини-трагедий. Андрей… Андрей был как костёр. Его сущность была яркой, и сильной, и почему-то скользкой; Итан чувствовал, что инфекция пожирает остальных, как лесной пожар, но этот… Что ж. Этот сопротивлялся. — Интересно, — прокомментировала его внутренняя Эвелина. — Это păstrător? Думаем ли мы, что он цепляется за этого, потому что он более ценный? — Поцелуй меня в зад, — гаркнул другой голос, грудной и громкий. — Ох, — проговорила Эвелина, хватаясь за ведёрко воображаемого попкорна. — И правда, интересно. Итан моргнул, когда встретился взглядом с ликаном. Тот барахтался в его липкой хватке, вопя и ревя, как разъярённый зверь. — Ой, простите, — огрызнулся голос. — Я причиняю неудобства? Может, мне устроить сраную приветственную вечеринку? «Андрей? — бешено подумал Итан. — Это ты?» — Нет! Это эрцгерцог Франц Фердинанд австрийский! Повисла секундная тишина, во время которой Итан покосился на разрушающийся силуэт Карла. «Теперь понятно, откуда он это взял». — Ага, — пробурчал гигант. — И его воинственный дух тоже от меня. Ты серьёзно думаешь, что сможешь побороть меня, мальчишка? «Что ты, чёрт возьми, творишь? — яростно подумал Итан. — Я думал мы заодно!» — Я тоже так думал! — заорал ликан. — Я не могу не делать то, что оно мне приказывает, но я пытаюсь сопротивляться — и вдруг ты решаешь поработить меня! «Что?» — Что «что»? «Я никого не порабощаю! Ты напал на меня, я просто… Я… Если я что и делаю, так это стараюсь освободить тебя!» Хриплый безрадостный смех потряс итановский позвоночник, который до сих пор был занят тем, что собирал себя воедино. — О, правда, что ли? — выплюнул Андрей. — Возможно, тебе, как американцу, нужно услышать это, мальчишка: ты никого не освобождаешь, если надеваешь на них свои оковы поверх только что сломанных чужих! Итан впал в ступор, раскрыв рот и тут же закрыв, не издав ни звука. — Он прав, — прошептала Эвелина. — Технически, мы действительно заменяем связь păstrător своей. «Но, — запротестовал он жалко. — Но, но… Я не делаю это специально. Я просто… защищался. Я всего лишь пытался помочь Карлу. Я… не такой». Но он был именно таким, и истина позорно прозвенела в его черепной коробке. Он чувствовал, как дюжины душ соединялись с его сознанием, перед тем как смерть отрывала их от него. Он чувствовал гнев Штурма и его жажду разрушений, заглушающую боль от множественных ран, нанесённых ему ликанами. Он чувствовал, как его сеть расширяется, и это было прекрасно. Он ненавидел, что это было прекрасно. «Я даже ничего не делаю! Оно… само!» — Зловредная культура, — заключила Эвелина. — Ты в самом деле очень заразный и очень деструктивный маленький паразит. Эта мысль ударила его ножом в живот. — Логично, — рассуждала его внутренняя девочка-подросток. — Păstrător был изолирован бог знает сколько веков, спокойненько себе поживая и храня людей. Ему, может, даже никогда не приходилось защищаться от враждебного организма. Он коллекционер, а не… — Разрушитель, — закончил Итан вслух. — Как я. — Прости, — произнёс Андрей недоверчиво, — это серьёзно всё, что ты вынес из этой ситуации? «Это факт, — подумал Итан. — Он распространяется через людей, а затем… просто сохраняет их. Он позволил Миранде пользоваться своими силами, потому что она не влияла на них. А так, он лишь защищает их. Розу, и Штурма, и дочь Миранды, и всех этих покойников. Он собирает их. Я же… Я заражаю. Я сражаюсь. Я уничтожаю». — Это как раз твоё достоинство! — завопил великан. — Господи Иисусе, Карл тебя явно не за мозги выбрал. Послушай меня, мальчишка. Проблема не в том, что ты нас убиваешь. Хранить, как безделушку на полочке, запрещать умереть и заставлять смотреть на то, как твоим телом управляют, как марионеткой, — вот в чём весь пиздец! «Но ты сказал…» — Я сказал то, что сказал, — прошипел Андрей. — Ты не привяжешь меня к себе, как ты сделал это с остальными беднягами. Я убью тебя, прежде чем ты успеешь это сделать. Поэтому разбей цепи, которые он обернул вокруг меня, если можешь, вытащи меня из его библиотеки призраков, или как ты там это назвал, но не смей присваивать меня. Я не позволю. Никогда больше. «Я не хочу привязывать тебя! Просто… это так работает!» По его щекам потекла кровь и плесень, когда громадная лапа внезапно надавила на его горло, с лёгкостью разрывая когтями тонкую кожу. Глаза с лопнувшими капиллярами сверлили его, и с морды на его лицо капала едкая слюна. — Придумай что-нибудь, — рыкнул Андрей, когда его пасть издала пробирающий до костей рёв. Был один плюс в ситуации, когда тебя душил двухметровый ликан, — это очень помогало сконцентрироваться. Итан лихорадочно соображал и пытался с помощью щупалец сдерживать ликана, размахивая ими, как осьминог под наркотой. Он правда ничего не делал. Если он сосредотачивался — и если Штурм был так добр, чтобы не перемолоть наблюдаемого в порошок, заранее спасибо, нет, не этого, я сказал, не этого! Если он сосредотачивался на связи с этим Солдатом, к примеру… он получал поток льющихся в его сторону ощущений. Он чувствовал, как его паутина опутывала призрачную оболочку, превращая существующую ранее в труху. Он видел, как păstrător отступал, его нити скручивались, как обожжённые волосы. — Экономия энергии, — предположила Эвелина. — У него нет чувства собственного достоинства, он сдаётся, как только понимает, что ты победил, и к этому моменту он уже осознал, что ты побеждаешь, стоит тебе коснуться их. Ты исключительно инвазивный вид, Итан. Когти терзали его горло, оставляя рваные раны. Мысли о власти и завоевании звенели в его ушах. Мог ли он действительно?.. Мог ли он захватить их всех? Мог ли он стать… «Могу ли я стать их новым защитником? Их новым тюремщиком?» Эвелине даже не нужно было отвечать, он и так знал, что мог. Ужас поглотил его от этой идеи. Андрей имел все основания беспокоиться. Нечто внутри него хотело этого так сильно, что у него сводило внутренности. Это была его истинная природа. Он мог бороться и решить, что он будет вести себя как человек, но она никуда не денется. «Как же мне не побеждать? — подумал Итан жалко. — Как мне просто заставить его уйти?» Никак. «Как мне уйти самому, тогда? Как мне разрушить связь, когда она уже образовалась?» У Штурма было решение. Итан вскричал от боли, когда Солдат был разорван на куски, и нить порвалась. — Что ж, мальчишка. Ты знаешь, что делать, — заключил Андрей мрачно. «Я не хочу всех убивать. Я не хочу убивать тебя». — Нет? А в чём различие? Ты только что убил Михея, и Джона, и Виктора, и Гришу. Ликан, тонущий в твоём болоте, был дочерью плотника, мне кажется. Кто-то из этих обречённых людей, наверное, моя мать. Думаешь, эти тела из воздуха появились? В голосе Андрея звучала злость, и Итан не был уверен, на кого конкретно она была направлена. Он схватился за руку, всё ещё сжимающую его горло. — Мне жаль, — выдохнул он. — Мне… Мне жаль. За всех вас. — Не твоя вина. Но то, как ты распоряжаешься этой своей странной природой, уже на тебе. Итановская рука двинулась по сильному предплечью. Он пытался убедить себя в том, что он не нуждался в воздухе и что хватка, угрожающая отделить его голову от шеи, на самом деле не могла ему навредить, но паника всё равно пульсировала в его сердце. Сердцах? «Сердце», — решил он. Сейчас его главной задачей было спасти итановское оригинальное, незаменимое тело. Он положил ладонь ликану на лоб. Другой рукой он судорожно шарил по карманам — чёрт, он бросил пистолет, не так ли? — и нащупал знакомую костяную рукоять. «Мне жаль», — мысленно прошептал он, пока чужие пальцы надёжно перекрывали его дыхательные пути. — Мне нет, — проговорил Андрей, и в его пылающих глазах промелькнуло что-то, сравнимое с умиротворением. Мягкая плесень потекла из итановской ладони, когда кинжал вонзился в место под челюстью и пробил череп. В темноте своего разума он почувствовал, как Андрей на секунду замялся, а затем поддался. Итана подхватил вихрь жизни, и воспоминаний, и эмоций, когда его связь захватила буйную душу. Он увидел хижину, построенную его собственными руками, дерево над могилой отца. Он увидел дым, и кровь, и войну, и любовь, и снег, и яблочные пироги. Он вновь впервые пожал руку своему сыну и провёл Луизу к алтарю. Он дорожил дружбой с плотником и презирал мясника. Он принёс Лорда Гейзенберга, истекающего кровью и без сознания, на свою кровать, чтобы тот мог отдохнуть. Мощные щупальца зарывались в его бока, запах плесени наполнял его чувствительные ноздри, а нескончаемый голод скручивал его живот, когда он посмотрел в испуганное лицо испуганного мужчины. И в свои последние секунды он доверился ему. Всё закончилось так же стремительно, как и началось. Невероятная агония расколола итановскую голову пополам, когда ликан издал душераздирающий вопль, как собака, бьющаяся в судорогах. Последняя искра вспыхнула в его жёлтых глазах и погасла. Он всем весом упал Итану на руки, словно в измождённом объятии. Дышать было больно, но отсутствие душащей лапы на горле было благословением. Он остался неподвижным на короткое время, великан также замер и не кристаллизовался. «Будь свободен. От него и от меня». Дел было невпроворот, но Итан позволил себе мгновение на слёзы. К реальности его смог вернуть только ржавый кран весом в полтонны, со скрежетом свалившийся на него. Он не повредил его, не в его состоянии — его тело, казалось, усвоило урок с молотом и решило придерживаться наполовину жидкой формы, чтобы избежать прямых травм. Всё равно, было не очень прикольно ощущать, как плечи протиснулись сквозь ржавые решётки, как желе сквозь дуршлаг. — Итан! — проорал хриплый голос Карла откуда-то сверху. — Уходи! Пожалуйста, прости… — ещё одна гигантская балка шлёпнулась в мягкую плесень у итановских ног. Смутные отголоски этого воздействия мелькали на периферии сознания. Могли ли его споры чувствовать боль? Ответ на этот вопрос пришёл с терпким запахом бензина. Ужас переполнил его, когда масло полилось в его плесневое озерцо, растекаясь радужными пятнами на поверхности. — Карл, что ты… — Это не я! — взревел Карл, и его исполинскую фигуру затрясло. — Он заставляет меня… Итан, беги, прости, прости, пр… Искра, поджёгшая топливо, была чем-то, чего Итан не испытывал никогда раньше. Его внезапно посетило желание извиниться перед Джеком Бейкером, а потом все мысли пропали. Только боль, его плесень пузырилась, и вскипала, и сгорала — о боже, она сгорала-сгорала-сгорала! Он вскричал множеством голосов, корчась, когда огонь метнулся вокруг и сквозь него, сжигая плесень в едкий чёрный дым. Он прошёл через ад, но это была агония на совершенно новом уровне. Она превратила его в ничто, оставив лишь жалкую оболочку, бесконтрольно всхлипывающую в эпицентре инферно. Что-то твёрдое и покрытое чужими кишками оказалось у его лица, и его потащили прочь, как растаявший леденец. Он почувствовал, как Штурм концентрировался на том, чтобы Винт Не Делал Вр-р-р, пока он с трудом удерживал его своими обрубками рук. Если бы Итан был в состоянии думать, он бы пошутил про самоспасение. Но он был не в состоянии. В лихорадочных муках Итан смотрел, как пламя взмывало в утреннее небо. Остатки орды держали дистанцию, не понимая, что им делать дальше. Но Итан едва ли обратил на них внимание. Гигантская машина тоже горела. Он видел, как огонь облизывал металлические перекрытия, как провода дёргались в попытках разогнать дым. Он расслышал слабый вскрик, донёсшийся оттуда, и его кровь застыла. — Карл, — пробормотал он опалёнными губами. — В’рнись обр’тно. «Прочь, прочь от огня, — подумал Штурм из какого-то угла его рассудка. — Огонь больно, прочь от боли». «Хорошее правило, — одобрил Итан, бросив оставшиеся силы на мысленный разговор. — Но Карл всё ещё там…» «Тот, Кто Делает Больно. Быть далеко от болючих вещей». «Да, — согласился Итан. — Понимаю. Он не очень хорошо относился к тебе, но…» «Больно-больно-больно». «Штурм. Мы возвращаемся за ним», — перед его глазами встал образ Карла, застрявшего в своём металлическом каркасе, прикованного проводами и гайками к своим механизмам. Его вообще можно было спасти? «Не рискую. Не ради Того, Кто Делает Больно. Огонь тоже больно. Не иду в огонь». Итана кольнуло раздражение, и он ощутил, как сознание Штурма вздрогнуло от страха. Это, в свою очередь, было просто ужасно. С нарастающей тошнотой, он всё же отдал приказ. «Возвращайся». Ему даже не пришлось давить, чтобы захватить полный контроль над неповоротливой машиной. Он чувствовал липкость плесневого человеческого тела, выскальзывающего из его культей, копоть, покрывающую его точные детекторы. Остатки его внутренностей завязывались в узел от страха идти обратно в пожар. И всё же он выпрямился и посмотрел на свои обрубки вместо рук. Потоки чёрной плесени образовали на них когтистые лапы. Они были сильными — достаточно сильными, чтобы убирать раскалённые добела листы металла — но они ощущали боль. Распалённые провода оставляли крестообразные ожоги на коже его ног, и они тоже болели. Бегать внутри колоссальной конструкции, размахивая винтом, было больно, касаться босыми ступнями пылающего топлива было больно, осознавать беспомощность и позволять управлять собой, как — как машиной, — было больно. Итан захлёбывался виной, но продолжал. «Там!» Сломленная фигура лежала на сетке из арматуры, приподнимаясь и опускаясь от мучительных вдохов. Она кашляла и задыхалась, и поделом, так ему и надо, Делающий Больно получал по заслугам — Итан стиснул зубы и отправил щупальца вперёд. Они обернулись вокруг истекающих кровью рук, острых осколков костей и ржавчины, торчащих сквозь запятнанную кожу. И потянули. Покалеченная форма закричала, и это было правильно, и хорошо, и справедливо, и кому теперь было больно… Что-то надорвалось, и потоки горящей жидкости полились ему в турбины. Он отпрыгнул, продолжая тянуть. Кости и металл заскрипели, но он шёл назад-назад-назад и из огня, вытаскивая стонущий каркас — и наконец-то власть принадлежала ему, он мог удерживать, а мог раздирать и царапать и заставлять Причиняющего Боль кричать и кричать… Послышался жуткий хруст, будто рака разломили напополам. Вопль, раздавшийся от Карла, когда Штурм выдернул его из горящей брони, не имел ничего общего с человеческим. Но, опять же, Итан тоже. Он отпустил контроль над Штурмом, как только тот вернулся с телом Карла, бесцеремонно бросая его на землю. Зрелище было не из приятных. Возможно, именно это заставило его вновь обратиться к плесени, укутывая Карла в вязкое одеяло. Он заметил, как Штурм убежал прочь, прочь от него. «Будто это что-то меняло», — подсказала жестокая его часть. Будто кто-то мог сбежать от него. Он бы дал себе пощёчину, но кое-что другое заставило его замереть в холодной панике. Кристаллы собирались в уголках кровоточащих губ подрагивающего каркаса. Чёрные глаза Карла сверлили его, но в них читался такой ужас, что сердце Итана чуть не выпрыгнуло из груди. — Пожалуйста, — проскулил умирающий мужчина. — П-пожалуйста, Итан… — Пожалуйста, не используй меня, чтобы возродить свою дочь, — прошептала Эвелина, рассматривая ногти. — Пожалуйста, не заставляй меня произносить это. Пожалуйста, не превращай меня в труса, слишком испуганного, чтобы разрешить тебе пожертвовать мной, и слишком пристыженного, чтобы запретить это. Пожалуйста, не позволяй мне в свои последние минуты осознавать, что ты бы сделал это, абсолютно сделал бы. Итан мысленно показал ей средний палец. Ещё один Лорд. Тебе нужен… — Итан, пожалуйста, — повторил Карл; белые кристаллы сковали его шею, его лоб, его глаза. — Пожалуйста. — Мне жаль, — прошептал Итан. Его руки были нежны, когда он коснулся ими его челюсти. Склонившись, он закрыл глаза и дотронулся губами окровавленного рта. Он целовал его, медленно и мягко, придерживая его рот травмированной рукой, пока кристаллы распространялись всё быстрее. И когда плесень подступила к его горлу, он не стал её останавливать. Карл давился, кашлял и задыхался в густой чёрной жидкости. Карл тонул. И Итан оказался внутри него.