Mushrooms & Magnets

Перья залепили Итану глаза, а место носа заняли кровавые ошмëтки. Барабанные перепонки чуть ли не разрывались от высокого визга Миранды, смешавшегося с хриплыми проклятиями Карла в неблагозвучный коктейль. Что-то хлестнуло его по лицу, выдрав кусок плоти. Он мог видеть только одним глазом, а плечо зияло раной под дрожащими пальцами. В какой-то момент кто-то оттолкнул его в сторону, и его куртка постепенно намокла от снега. Приподнявшись на локтях, он слабо дотронулся рукой до лица и почувствовал тëплую влагу. Череп пульсировал от боли; он вытер липкие пальцы о холодную землю, смаргивая багровую пелену оставшимся глазом. Смесь металла и чëрных крыльев пестрела за колодцем, из земли вырывались тëмные корни и тут же присоединялись к битве. То и дело звучали слова на румынском, выкрикиваемые слишком быстро и резко, чтобы разобрать их смысл. Вздрогнув, он лизнул губы и сплюнул. Знакомый вкус плесени лëг на язык, когда хрящ его носа отрос обратно и с хрустом встал на место. Он вспомнил, как однажды подхватил ужаснейший грипп и провëл три несчастных дня, кутаясь в одеяло, потея и трясясь от озноба. Краткие вылазки в туалет, когда его телу удавалось выманить его из грустного гнезда кровати, казались тогда труднейшим подвигом в его жизни. Но не теперь. Ни смерть в Луизиане, ни вырывание собственных ладоней из мясных крюков Леди Димитреску нельзя было сравнить по сложности с задачей подняться сейчас на ноги. Но он был должен. Жестокость, рвущаяся из Миранды, пугала его до глубины души и летела в Карла с силой ракетного удара. Он должен подняться. Должен помочь ему. Должен спасти его. Потому что кроме него больше некому. Кости казались жидкими, а кожу жгло болью в местах, где она соприкасалась с тканью. Плечо заныло, когда плоть наросла на оголëнную мышцу, а новый левый глаз так сильно давил на глазницу, что Итану хотелось закричать. Зрение пришло в норму как раз в тот момент, когда ключица удовлетворительно щëлкнула. Щеку защипало от подсыхающих ручейков плесени, и он приложил покалеченную руку к глазу. Что-то внутри него заметило, что, честно говоря, можно было бы уже отрастить себе новые пальцы. Его неспособность сделать это была смехотворной. Его ладонь закололо, но ничего не произошло. Наверное, это чтобы не забыть, что он был человеком, даже если он знал, что это не так. Особенно теперь, когда он знал, что это не так. Один мучительный сантиметр за другим, не сводя взгляда с битвы и задыхаясь от каждого движения, Итан начал подниматься. Правая нога проскользнула по грязи. Левой рукой болезненно опираясь на снег, чувствуя кусачий холод на фантомных пальцах, он попытался встать, но в итоге ссутулился в полувертикальном положении. Этого было достаточно. Болотце мягкой плесени сформировалось под его ногами, плескаясь от его движений. За землистым запахом его лужи скрывалась горькая вонь гниения, исходившая от извивающихся корней. Шрапнель дробила их, летала вокруг ржавым вихрем, изрезая и бороздя их поверхность. Странным придаткам, очевидно, было больно, но они всë продолжали вылезать. Итану удалось распознать пару красочных ругательств, эхом прокатившихся по окрестности. — …мерзкий выродок! Как ты смеешь… — …не твой сын, никто из нас не был… — …сего, что я сделала для тебя! Я убью тебя, предатель… — …и Роза не твоя дочь тоже! Твоя ëбаная дочь мертва! Смирись! Голос Карла был сиплым и грубым, и Итан мог едва разглядеть его среди урагана металлических обломков, летевших с ближайших домов. Корень шлëпнул Итана по лодыжке и, казалось, удивился не меньше него, когда прошëл насквозь. Итан мигнул и ошеломлëнно уставился на свою обескровленную отсеченную ногу. Из неë вытекло больше плесени, и корень отдëрнулся, словно его ударило током. Боязливо ткнув свою лодыжку оставшейся частью ноги, Итан нервно хихикнул, когда она с хлюпаньем приклеилась обратно. Он вспомнил, как готовил карамельные фигурки со своей бабушкой, и встряхнул головой. Ладно. Хоть какой-то плюс во всей этой ситуации с пластилиновым телом. Он порылся в кармане, целую вечность пытаясь нащупать онемевшими пальцами костяную рукоять. Кинжал был тяжëлым, настолько тяжëлым в его текучей руке, что Итан опасался, что он просочится сквозь его ладонь. Карл издал истошный вопль. Он прозвучал как стон машины, работающей на износ, но при этом был таким безошибочно болезненным, что прошиб покалеченные итановские пальцы электричеством. Итан сжал кинжал и двинулся вперëд. Ударять Миранду было словно вскрывать баночку йогурта. Лезвие вошло в неë, как в пустую оболочку, а жидкость, полившаяся из неë, была похожа на кровь не больше чем то, что струилось по его собственным венам. Еë голос, однако, был абсолютно человеческим, когда она заверещала от боли. Страдальческие всхлипы перемежались с еë словами, когда она проревела: — Она не достанется тебе! Я спасу еë! Я обещала! Ярость и мука в еë голосе странно отозвались в итановском сердце. Это не помешало ему вскинуть кинжал ещë раз, когда она окружила себя шипастым месивом корней, словно тернистой накидкой. Они опасно целились в его сторону, и он раскрыл рот. Его челюсть отвисала всë ниже, ниже и ниже. — Ну-ну, попробуй, — проскрежетал он. — Узнаешь, насколько они эффективны против мармеладного человечка. Будто в подтверждение его слов, с его языка соскочил шматок студенистой плесени. По крайней мере он надеялся, что это просто шматок плесени, а не весь его язык выскользнул изо рта. Он всë ещë ярко помнил вкус карловой кожи, и было бы немного обидно, лишись он возможности попробовать еë снова. Миранда в ужасе вытаращилась на него, что было щедро для женщины, обладавшей четырьмя крыльями и минимум дюжиной корней в качестве наплечного аксессуара. Еë красивые черты лица ожесточились, челюсти сжались под заляпанным кровью фарфором кожи. — Я спасу свою дочь, Итан Уинтерс, — прошептала она. — Ты не уничтожишь работу всей моей жизни, когда я так близка. На секунду их глаза встретились. Под ненавистью и агонией Итану почудилось что-то иное. Признание, возможно. Затем, зашипев сквозь зубы, она направила целый лес помятых корней себе за спину, где обломки металла парили хрупким щитом. Карл закричал, и кровь застыла у Итана в жилах. — Можешь забирать его себе, — сплюнула она, сверкнув зубами. — Наслаждайтесь друг другом, отвратительные уроды, пока я вас, рано или поздно, не расчленю. Она вновь исчезла в стае ворон, хотя их полëт в этот раз больше походил на жалкое прихрамывание, чем на драматичное парение. Итан подумывал пристрелить их одну за одной, но тихое причитание со стороны ржавой кучи нарушило его планы. Он упал на колени, которые, к счастью, не превратились в желе, и принялся разгребать завал правой рукой. Левая до сих пор цеплялась за кинжал, словно еë припаяло к нему. Может, так оно и было. По-хорошему, острые края арматуры, слипшихся инструментов и чего-то, напоминавшего покорëженный чайник, должны были оставлять порезы на его пальцах, но лишь никчëмно соскальзывали с его упругой кожи. — Карл, — выдавил он хрипло. — Карл, — израненная рука схватила его ладонь, выбравшись из-под сетки сплавившейся стали. На коже не было живого места — она была в крови и каких-то тëмно-коричневых пятнах, но Итан сжал еë так крепко, как только мог. Он не знал, исходил скрип от металла или от человека, когда куча зашевелилась и укрыла их обоих, как очень острый кокон из стали, ржавчины и проводов. Его глаза задержались на ладони в его руке и двинулись выше. Несмотря на внешний вид, это, скорее всего, было предплечье, потому что к ним обычно крепились ладони — но, опять же, Итан Уинтерс был последним, кто имел право судить о креплении ладоней. Дальше, получается, было плечо, потому что предплечья имели привычку идти именно туда, а это… Лицо, глядевшее на него в ответ, не являлось Карлом Гейзенбергом. Так же как перекошенная химера, торчавшая из тела дракона, не была роскошной Леди Димитреску. Плоть и сталь спутались в мучительном объятии, трубки насосов подсоединялись прямо к его обнажëнным костям. Он видел только верхнюю часть его поломанного тела, исчезавшего в сплетении зубьев и шестерëнок на уровне талии. Провода тянулись до (или от) его плеч и локтей, пригвождая его к месту, как паутина муху. Итан моргнул, когда рука пристыженно ослабила хват на его пальцах. Он сдавил еë сильнее, отказываясь отпускать. — Так это… ты, получается? — удалось выговорить ему. Произносить слова было всë труднее и труднее. Всë болело, а в ушах стоял грохот, словно волны накатывали на берег. — Нет, — просвистел металлический голос. — Это эрцгерцог австрийский Франц Фердинанд, — он звучал с придыханием, как изношенный вентилятор, и выдавливал слова, словно перебойный двигатель. Итан впился взглядом в деформированную массу, выдаваемую за лицо, прятавшееся в гнезде механизмов. Он не мог точно определить, где глаза, но готов был поклясться, что развалина его рта ухмылялась. — Я вдарю тебе по яйцам, эрцгерцог, — выдохнул он, когда новая волна боли омыла его тело. — Удачи, — проворчал Карл, не раскрывая рта на разрушенном лице. — Думаю, они где-то за этим люком. Второй туннель направо. Или третий? В его голосе звучало то напряжение, которое Итан уже научился распознавать: тонкий налëт нервозности за насмешкой. Они замолчали на какое-то время, окружëнные стонущей клеткой живых механизмов; Итан стоял на коленях пред руинами существа, являвшегося одновременно и хозяином тела, и его заключëнным. Он всë ещë держал его искалеченную руку, как самое ценное сокровище в мире. Неделю назад он был бы как минимум немного в ужасе от вида этого спутанного каркаса. Он задумался, как это характеризовало его теперь, когда он ощущал лишь грусть. — Это больно? — озвучил он мысли и тут же захотел ударить себя по лицу. «Конечно, больно. Какая польза от этого вопроса?» Видимо, небольшая всë же была, потому что изломанные пальцы прижались к его ладони, легко и мягко. — Да, — пришëл хриплый ответ из искорëженного рта, едва слышный за механическим стуком машины вокруг них. Итановское сердце подпрыгнуло в груди. Одинокий луч света просочился сквозь листы стали и бурчащие турбины над их головами. Было слишком темно, чтобы рассмотреть его лицо, но чëрные глаза, глядящие на него, глянцево блеснули, поймав итановский взор в ловушку. Пронзая его до глубины души и не давая отвести взгляда. Как магнит. Это продолжалось с минуту, потом каркас опустил глаза. — Мне жаль, — прошептал он, но Итан не знал причину. — Жаль. Так… жаль. Он хотел дотронуться до него, но его левая рука до сих пор сжимала кинжал, а правая не могла разорвать их странное рукопожатие. Казалось, будто связь, объединявшая их, пульсировала в этом месте. Так что он наклонился, поднося раненую руку к губам. Он поцеловал растревоженную кожу с благоговением, которого никогда не испытывал в церкви, чувствуя кровь и сажу, и пробежался ртом по острым металлическим выступам, словно это могло как-то помочь. Может, всë-таки помогло, потому что существо издало звук, похожий на долго задерживаемое дыхание, на задушенный всхлип, на какой-то запрещëнный вздох. Рука задрожала под итановскими губами. Сердце бешено стучало в груди, кожу жгло, а мигрень звенела в черепе, как колокол. Он выпрямился обратно. Странные глаза без век снова сфокусировались на нëм. Воспоминания и чувства затопили Итана с головой. То, как Карл смотрел на него в лифте особняка Донны, когда они развалились на полу в том кроваво-красном свете. Затянутая в перчатку ладонь в его руке, ведущая его сквозь панику и страх, тепло его тела в шкафу и рядом с колодцем, вкус его кожи, его рта, рта, рта… Солëная вода на губах, когда он вдыхал в него жизнь, вытаскивая его из затопляющего кошмара. Ликëр на губах, когда его вытягивали из мира мëртвых, очередное дополнение к цирку уродов. Губы на губах, раз за разом. Он посмотрел на разбитый рот на разбитом лице и мог почти ощутить его на своëм. — Ну да, ты поцеловал парня, — проговорила его внутренняя Эвелина. — Уже дважды, технически. И что теперь? Что-то внутри него на секунду запротестовало, потому что Итан Уинтерс не целовал мужчин, обычно нет, и это даже сложно было назвать поцелуем — просто так получилось, что… — Если ты собираешься сделать это, — прошептали развалины Карла Гейзенберга, — сделай это сейчас. «Ох», — подумал Итан. Ну, раз так. Прогоняя все мысли из гудящего мозга, он потянулся вперëд. Его большой палец осторожно погладил испещрëнную шрамами ладонь; он закрыл глаза, отказываясь останавливаться, когда дыхание Карла переплелось с его, отказываясь отстраниться, отключая голову, когда жар в его груди грозил сжечь его изнутри, склоняясь всë ниже и ниже до тех пор, пока… Их рты встретились, как молния встречается с землëй — нематериальное явление, поджигающее всë вокруг. Их губы едва соприкасались, с давно забытой Итаном нежностью, но опаляя его язык, и горло, и лëгкие, будто бы он задыхался выхлопом. Это продолжалось всего секунду, но эта секунда была длиною в вечность. Итан увидел вспышки под закрытыми веками, звëзды танцевали у него в животе, а напряжение в его теле стало отдалëнным воспоминанием, пока он впитывал в себя этот поцелуй. Он отстранился, только когда почувствовал, как что-то вязкое поползло из его груди ко рту. «Я могу заставить тебя подчиниться, — прошелестела какая-то его часть. — Я могу заставить тебя принадлежать». Он сглотнул и плесень, и мысль обратно. Моргая в полумраке, он нашëл глазами глаза Карла. Их чернота уже была прикована к нему, сверкая слегка ошеломлëнно. — Ох, — прошептало искажëнное лицо. — Это было не… Да. Ладно. Хорошо. Итан мигнул в слабом смятении. — Ты сказал мне… — Да. Не, да, абсолютно замечательно. Прекрасно даже. Неровные черты выглядели несколько стыдливо; острый клык прикусывал нижнюю губу, и Итан ощутил потребность тоже куснуть еë, но сначала ему нужны были ответы. — Ты имел в виду что-то другое? — Нет! — возразил Карл. — Ну, да. Но нет, это лучше. Только если… Ну, думаю, мне было бы легче смириться с тем, что ты пырнëшь меня, если бы ты повторил это. Пару раз. Не меньше двенадцати. — Что? — выпалил Итан. — Что? — «Пырнëшь»? Что за херню ты вообще… — Это ты тут держишь кинжал так, будто собираешься напасть! — воскликнул Карл в ответ. Итан покосился вниз. Кинжал, подчиняясь неудачной неподвижности неодушевлëнных предметов, был весьма точно всë ещë в его хватке. — А, — проговорил Итан. — Ага, — произнëс Карл. — Я не могу… отбросить его. Мою руку заклинило. Повисла секундная пауза. — А, — проговорил Карл. — Ага, — произнëс Итан. — Хочешь, я как-то помогу, или… — его сиплый голос под конец стих. — Я попробую перезагрузить еë чуть позже. Обычно срабатывает. После шокированной тишины смех раскатом прошëлся по металлической клетке, сотрясая несчастное тело и запчасти вокруг. Это был приятный звук, и Итан хотел, чтобы он не прекращался, поэтому собирался по-хулигански добавить, что может также перезагрузить его, но слова застряли в горле. Это было… Не мог же он… — Будем разбираться со всем по очереди, — пробормотала Эвелина. — Пока продолжай притворяться, что это не ты чуть ли не оседлал его полчаса назад, если это поможет. Он сглотнул ещë раз, проматывая воспоминание о жаре, затопившем его тело и заставившем колени подогнуться. Со всем по очереди. Его внутренняя девочка-подросток была права. А сейчас очень важная мысль вышла на первый план его сознания. — Карл, — вдруг сказал он. — Я думаю, что нас раскусили. Пространство вокруг него опять взорвалось смехом, в этот раз нервным и истеричным, и потрëпанный силуэт сложился пополам. — О, ты думаешь? С чего ты вдруг… — Карл! — Да. Прости. Точно подмечено, абсолютно точно. Это происходит, не так ли? Наконец. Сорок лет планирования, и вот как случается великое разоблачение. Ну и ну. По крайней мере ей очень не понравилось видеть… Ай, ладно, пофиг. Дело сделано, и сделано оно вот так, и мы… готовы. Более-менее. Нет, мы полностью готовы. Если не брать в расчëт, что ты полуживой, а Донна наоборот жива вполне себе, мы готовы настолько, насколько это возможно, — взволнованная болтовня всë не смолкала, и Итан попытался вставить свои пять копеек: — Нам нужно… — Ты, наверное, спросишь, могло ли всë сложиться несколько лучше? И я отвечу: да, конечно. Но не то чтобы у меня была заготовлена речь… Ой, да кого я обманываю, ты знаешь, что у меня был целый монолог наготове, и я немного задет, что его не удалось использовать, я отрепетировал его до совершенства… — Карл, пожалуйста… — К слову, не могу поверить, что ты действительно пырнул еë — и это сработало! Сработало! Может, понадобится ещë парочка ударов, но чëрт бы меня побрал, если ей не было больно! — Роза! — заорал Итан. — Фабрика! Карл заткнулся с резкостью грузовика, врезавшегося в стену. — Ох, блять, — проговорил он, и его чëрные глаза в ужасе распахнулись. — Блять, блять, блять. Миранда знает. Миранда знает, где она, Итан, нам надо идти, держись крепче… Итана дëрнуло в объятия фигуры, а земля ушла из-под его ног. Он был прижат к чему-то, что ощущалось практически как плоть, но плоть обнажëнная, проткнутая сотнями лезвий и покрытая пятнами расплавленной меди. — Извини, — прошептал голос ему прямо на ухо, и Итан мог поклясться, что губы коснулись его кожи намеренно. — Поездочка будет не из приятных. — Мда, умеешь же ты чувака склеить, — не мог не прокомментировать Итан. Ему правда стоило перестать, но похоже, что его любовь к грязным шуточкам была сильнее его неохоты задуматься… Чем он всë равно заниматься не собирался, ведь это правда ничего не значило… — Точно, — сказала Эвелина. — Не то чтобы ты только что целовал мужчину с содранной кожей в его металлическом гнезде. Не то чтобы ты вкладывал в это какой-то смысл. Не то чтобы ты сейчас обнимаешь его и тебя даже не ебëт, выглядит он как человек или нет. Карл фыркнул в изгиб его шеи, и провода обернулись вокруг его талии почти заигрывающе. — Я исправлюсь, — мурлыкнул он сипло, посылая мурашки по итановскому позвоночнику. Ему нечего было на это ответить. Сжав зубы, он закрыл глаза. Его щека прислонялась к чему-то тëплому и влажному — испачканному кровью или маслом, слезами или потом? Он не мог разобрать. Может, всего понемногу. Что он мог разобрать, однако, так это ровный стук сердца напротив его грудной клетки. Мир вертелся в тошнотворном вихре ржавых осколков, так что он попытался сосредоточиться на этом ритме. Блевануть, находясь внутри своего… лучшего друга, испортило бы настроение на весь оставшийся день. Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум. Бам. Ту-дум. Ту-дум. Бам. Итан нахмурился, не обращая внимания на тряску и лязг металла. Он ощущал сердцебиение Карла костями, словно использовал для этого совершенно иной орган чувств. — Естественно, так и есть, — вздохнула Эвелина. — Мы серьëзно продолжаем думать, что ограничены пятью тупыми органами чувств, когда буквально превратились в человекообразную жижу? Вне зависимости, через какой неведомый канал он воспринимал сердце Карла, там стучало что-то ещë. Что-то… Бам. Вот оно, медленное и монотонное, как клинок, разрубающий электрокардиограмму, даже когда сердцебиение ускорялось и тормозило. «Каду», — сообразил он, оживившись. Он слышал его. Каду был там, закованный в груди Карла. И если он мог его почувствовать, то может быть, просто может быть… Снаружи донëсся оглушительный взрыв, и металл, окружавший его, задрожал и заскрипел. — Блять, — прошептал Карл снова. — Ладно, без паники. Итан, послушай меня. Провода, державшие его на месте, уползли обратно, вновь открывая ему вид на изломанное тело. — В лифте есть охуенно большая красная кнопка, на которой написано «НЕ НАЖИМАТЬ». Нажми на неë. Понял? — Большая красная кнопка, — повторил Итан. — И она… — Она начнëт ад. Быстрый запуск армии, — объяснил Карл, и на его лице была кривая улыбка, которую он знал слишком хорошо. — Лучше не придумывать сложных команд, чтобы собрать своих солдат, когда они тебе понадобятся, не так ли? Это было более чем справедливо, и Итан кивнул с внезапно образовавшимся комом в горле. Металлическая панель у его ног разъехалась, даруя путь на знакомую свалку. Утренний свет обрамлял силуэт Карла мягким ореолом. — А ты… — Я буду отбиваться от них. Выиграю тебе времени. Но мне нужна будет огневая поддержка, ясно? Ткни в сраную кнопку! Итан не имел ни малейшего представления, от кого Карл собирался отбиваться. Если бы он знал, он, наверное, не позволил бы проводам вывести его из огромной машины и опустить на землю, не без сопротивления и разработки лучшего плана. Но он не знал. Поэтому металл покинул поле его зрения, когда массивная сгорбленная фигура сделала большой шаг назад, затем ещë один. Она возвышалась над Итаном, как башня, но будто бы стеснялась своей формы. Это напомнило ему о Донне, о том, как еë раздутый силуэт прятался в углу гостиной. Монстры могли бояться, это он понял в Луизиане. Ему раньше не приходило в голову, что они также могут стыдиться. Вдалеке нарастал вой. То, что осталось от итановского сердца, сжалось от испуга, когда ветер принëс приближающиеся вопли и рычание. И внезапно стая прибыла. Ликаны волнами хлынули в окрестности, как яростное цунами из жëсткой шерсти и воняющих пастей. Колючая ограда вмиг показалась хрупкой, как кружево. Он не мог пошевелиться, созерцая чудовищную армию, выдвинувшуюся против них. Он вдруг осознал, что их было слишком много. Как их могло быть столько? Он уже застрелил несколько дюжин, в деревне и в их крепости. Кроме того, они были в румынской глубинке, не в Нью-Йорке; неживая армия Карла собиралась десятилетиями целенаправленной раскопки могил. Миранда же не планировала никого завоëвывать. Она создавала рабов, не солдат. Так откуда же взялись эти? В лучах утреннего солнца встречая лицом к лицу идущие легионы смерти, одинокая машина повернулась к нему. — Иди! Забери Розу! Со мной всë будет нормально! Его голос почти не выдавал страха, а его слова почти не были ложью. С подскочившим в горло сердцем, Итан развернулся на пятках и похромал внутрь, и это почти не ощущалось предательством.