Mushrooms & Magnets

Его окружала чернота. Итан не знал, сколько времени он уже падал. Далеко над его головой квадрат света становился всë меньше и меньше. Он паниковал первые несколько секунд, когда его внутренности из-за ускорения поднялись в горло, но сейчас ему было почти комфортно. Он повозился, чтобы перевернуться и попытаться разглядеть хоть что-то в бархатной темноте. Карл наверняка должен быть где-то рядом? Он продолжал лететь всë ниже и ниже. С нарастающей тревогой он подумал: «Что если это будет длиться вечно?». Что если это теперь его жизнь? Что если он состарится здесь, подслеповато моргая, как новорождëнный щенок, и пялясь на такой далëкий свет наверху? Это окошко света было теперь таким маленьким, словно сияющая звëздочка, что навело его на интересные мысли о космологии. Может, звëзды были дырками в небе, откуда однажды выпали люди. Может, за пустой чернотой существовал другой мир. — Чëрт, мы что, в космосе? — вслух спросил он. Откуда-то снизу раздался хриплый вопль. — Нет, дурачина, мы падаем в воображаемый колодец! Сердце подскочило в его груди, и он воодушевился. Загребая руками в воздухе, он сумел перекувыркнуться и уставился вниз, щурясь в попытке что-либо разглядеть. — Карл? Это ты? — А ты как думаешь? Эрцгерцог Франц Фердинанд австрийский? Да уж, это был он. — Когда мы приземлимся, — провозгласил скорее всего не эрцгерцог Франц Фердинанд, — я врежу тебе по яйцам так сильно, что ты действительно можешь улететь в космос! Ты отпустил мою руку! Итан собирался запротестовать, но это было справедливо. Таковы были правила, в конце концов. — Извини! — прокричал он в пустоту; воздух свистел вокруг него. — Есть идеи, куда мы направляемся? После короткой паузы Карл гаркнул: — Вниз? — Да ладно. Что внизу? Наступила ещë одна тишина. Итан не был уверен из-за оглушительного вихря падения, но она звучала будто бы стыдливо. Он нахмурился, словно это имело какое-то значение в окружающей тьме. — Карл, что за хуйня внизу? — Ничего! — настойчиво отрицал голос. — Ради всего… Чел, серьëзно? Опять та же хрень, как с дверьми? Я думал, мы через это уже прошли! Только ветер был ему ответом, принеся с собой бормотание, слишком тихое, чтобы разобрать. — Карл, я считаю до десяти, и лучше нам приземлиться к этому времени, — он грозно скрестил руки на груди, и ему пришлось немного поворочаться, перед тем как обрести равновесие. — Или что? Его голос был нахальный и вызывающий, и Итан возмущëнно ахнул. — Или я сброшу на тебя ботинок! — Вперëд! — послышался нервный смешок. — Мне не помешал бы один! Итан проглотил ругательство и замахал руками и ногами, чтобы ускорить своë падение, прекрасно осознавая, как глупо выглядел, и благодаря непроницаемость темноты. Это, однако, не помогло: он продолжал мерно спускаться, не приближаясь к Карлу. — Мы не можем делать это вечно, — попробовал урезонить его Итан. — И почему нет? — возразил Карл, вроде саркастично, а вроде и нет. У Итана сжалось сердце, и не только от падения. — Потому что мне нужно в туалет? — пошутил он. — И ещë мне хочется снова увидеть дневной свет? И, знаешь. Спасти свою дочь и перемолоть Миранду в птичий фарш? До него донеслось согласное мычание и улетело дальше. Падать они не прекратили. Итан вздохнул, щипая себя за переносицу. Глаза начинали слезиться от нескончаемого ветра. — Колись уже, — завопил он. — Почему мы не приземляемся? Чего ты ждëшь? — Не знаю! — заорал в ответ Карл. — Ничего! Я… Просто я не жду от этого места ничего хорошего, ясно? Это прозвучало оборонительно, но крики не оставляли возможности для более точного определения оттенков. Итан пожал плечами. — А как насчëт того, чтобы свалить отсюда и выпить пива? Можешь ждать этого? Снизу донëсся безрадостный смешок. — Да? А потом что? Итан протëр глаза и удивлëнно сощурился. — Не знаю! Ужин, фильм и ещë раз выпить у тебя? Карл хохотнул на этот раз искренне, но его голос всë равно звучал грубовато, когда он ответил: — Я не про твой план по моему соблазнению, Уинтерс. Я имел в виду… — его голос затих, и Итан на мгновение решил, что он в самом деле исчез в темноте, но тот продолжил: — Слушай, я бы рад поводить тебя на свиданки и посмотреть, что из этого выйдет. Правда, рад! Но было бы капельку лучше, если бы всë это не включало убийство моей… этой вредной, маленькой… Донны. Понимаешь? У Итана снова скрутило внутренности, и ему понадобилось некоторое время, чтобы ответить: — Может, нам и не надо? Может, она… — Тебе нужен ещë один! — буквально проверещал он, злобно и горько. Итан захлопнул рот, чувствуя, как кровь застучала в ушах. — Тебе нужен ещë один, — повторил Карл спокойнее. — И им буду не я. Нет, если это в моих силах. — Конечно, нет, — незамедлительно сказал Итан. Он ощущал, как доводы Карла трескались, будто тот прочитал его мысли, поэтому добавил: — Это никогда не будешь ты, чëртов ты идиот! Даже если мы не убьëм еë. Я что-нибудь придумаю, но, что бы ни произошло, я не убью тебя. Это прозвучало почти правдиво. Не было смысла спорить: ему больше не хотелось убивать этого мужчину. Даже чуть-чуть. Так не поступают с тем, чью руку ты держал, проходя по дому кошмаров, и с тем, кто ударил ради тебя твою смертоносную жену и потерял оба сапога, защищая тебя от всяких монстров. Это был бы… дурной тон. И скорее всего, до этого не дойдëт. Конечно же, мир был не настолько жесток, чтобы заставлять его делать этот выбор, ведь выбора как такового не было. Карл Гейзенберг был важен. Но Роза была всем. Шум вокруг него менялся, будто пропасть, куда они летели, внезапно превратилась во что-то другое. Они приближались к земле, догадался он. Со странной смесью облегчения и страха перед неизвестным он крикнул: — Смотри, давай оба пообещаем друг другу что-то, а? Я первый. Ты выберешься из этой деревни. Не могу обещать большего, но в этом я клянусь. И в душе он желал этого так сильно, что его кровь словно вскипела. Наступившая тишина прерывалась шипением воздуха о что-то, по звуку напоминавшее каменный водосток. Это что-то формировалось вокруг них, наполняясь новыми ужасами, с которыми им предстояло встретиться лицом к лицу, рука в руке. Вместе, им двоим. Огонь в его груди разгорался невероятно сильно, невероятно больно. — Теперь ты пообещай мне, что забудешь дать мне по яйцам, когда мы приземлимся! — сострил он, чувствуя, как сводит горло. — Хуй тебе, — напряжëнно ответил Карл. — Ты заслужил это. Но… Но ты увидишь взросление своей дочери. Не могу обещать большего, но в этом я, блять, клянусь. Слова дрожали праведным гневом и ударили Итана, как кирпич по голове. «Увидеть еë взросление», — подумал он, и его снесло потоком эмоций и будущих впечатлений. Собирать с Розой пазлы и отвести еë на первый день в школе. Позволять ей выигрывать в «Сундучки», пока Карл вопит, что это нечестно. Пойти на еë выпускной и провести к алтарю под гирляндами из белых цветов. Он вдумался в получившийся список и приподнял брови. Да уж, один пункт отличался от остальных и появился из ниоткуда. Но почему-то он ощущался правильным. Костëр внутри пробивал рëбра, обжигал внутренности и опалял кожу. Щëки щипало болезненное тепло, и он вцепился в эту картину с отчаянной горячностью. Это случится. Он сделает так, чтобы это случилось. «И я сожру всë, что встанет у меня на пути: плоть, и кости, и душу». Он нахмурился, когда навязчивая мысль извинилась и прошаркала прочь из мозга. Мда. Это место начинало действовать ему на нервы. Пора валить, выпить холодного пивка с его приятелем Гейзенбергом и решительно игнорировать эту хероту. — Ты играешь в «Сундучки»? — гаркнул Итан в темноту. — Скорее всего, не в те, про которые думаешь ты! — засмеялся Карл. — Если только Сальваторе не показал тебе на своей полосе препятствий? Итан хрюкнул и ухмыльнулся в черноту, дикие мысли улетучились из головы. Он начал различать формы и тени каменистой пещеры, слабо освещëнной потрескивающими факелами. — Оу, чëрт, — услышал он Карла прямо под собой, внезапно намного ближе, чем раньше. Они упали. Воздух вышибло из лëгких, а кости хрустнули в разных местах, когда Итан приземлился на Карла, который в свою очередь приземлился на… «Груду трупов, — заметил Итан измученно. — Конечно же, мы на верхушке ëбаной пирамиды из гниющих трупов». Он впервые был рад темноте. Он только примерно видел насыпь из бледной мëртвой плоти, кое-где замечая острые конечности, переплетëнные под ними. Под его головой тëплая грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию. Карлу, наверное, было намного хуже, если подумать. Вонь была невыносимая, сладковатая и тошнотворная, от неë щипало в глазах и гнилостно горчило на языке. Он тяжело простонал, и ладонь сразу же захлопнула его рот. Твëрдая рука обернулась вокруг него, пригвождая к месту. Пытаясь вырваться, он куснул кожаную перчатку. На вкус она была как мертвечина, и он едва подавил рвотный рефлекс, мотая головой из стороны в сторону. — Закрой свой долбанный рот, — прошипел Карл ему на ухо. — Хмпф! 'тпусти меня… Низкий рык потряс стены пещеры и отозвался вибрацией в костях; куча под ними сдвинулась. Итан почувствовал, что соскальзывает головой вперëд по нагромождению тел, но Карл перехватил его другой рукой за талию. Теперь он, находясь в железных объятиях, вверх тормашками смотрел на гору мëртвых лиц и сморщенной плоти. Очень осторожно и очень медленно его вытянули обратно, и колючая от щетины челюсть прикоснулась сбоку к его лицу. Произнесëнные шëпотом слова защекотали ушную раковину: — Ни. Звука. Он хотел спросить почему, или что происходит, но это пошло бы вразрез с поставленной целью. Негромкий рокот опять разнëсся по пещере, и во рту у Итана пересохло, когда он заметил сгорбленный силуэт. Массивный и искривлëнный, он сгибался у основания пирамиды. Ужасное чавканье донеслось до ушей Итана. Послышался хруст, слюна капнула на пол, и существо заглушило сытый довольный стон во влажном хлюпанье. Рука осторожно соскользнула с его рта и устроилась поперëк груди, на рëбрах. Кровь начинала приливать к голове, а наблюдение за скрюченной фигурой вверх ногами напрягало ещë больше, но Итан не осмеливался шелохнуться. Одну вечность спустя, создание в последний раз рыгнуло так, что уши заложило, — Итан едва сдержал рвущееся наружу хихиканье — и побрело прочь. Когда оно проходило под тусклым светом факела, Итан узнал огромный молот, закреплëнный на спине, и косматую бороду. Вопреки здравому смыслу, он моментально расслабился. «О, опять этот парень. Оборотень, косплеивший Карла Гейзенберга». Настоящий до сих пор крепко удерживал его, нежно кружа одной рукой поверх его сходящего с ума сердца. Итану удалось очень аккуратно приподнять голову, чувствуя, как напрягается пресс, и мысленно благодаря крисову программу «От пивного животика к рельефным кубикам». Он поелозил, пробуя перевернуться, и в итоге завалился Карлу на грудь, зависнув лицом в паре сантиметров от его лица и старательно игнорируя окоченевшую мëртвую руку, на которой располагалась голова Карла. — Всë в порядке, — прошептал Карл, касаясь дыханием его губ. — У меня всë под контролем. — Да? — спросил Итан, не пытаясь скрыть признательность. — Какой план? Карл моргнул и поморщился. — Я… собираюсь подойти к нему? — предложил он шëпотом. — Допустим. — И на этот раз я как-нибудь верну молот. И… разобью ему лицо? — он, казалось, всматривался в Итана, ожидая реакции. Итан понятия не имел, как именно должен отреагировать, поэтому изобразил несколько разнообразных гримас. — Или буду молить его о прощении? Позволю ему проглотить меня и выплюнуть? Итановское лицо наконец остановилось на замешательстве, и Карл выматерился ему практически прямо в рот. Где-то в пещере гигантский оборотень вновь взревел, на этот раз почти болезненно. — Помоги мне, ëб твою мать, — прошипел Карл. — Что мне сделать? — Я не знаю! — запротестовал Итан максимально тихо. — Откуда мне знать? — Ты же у нас спец по весëлым головоломкам Донны! Просто скажи, что мне сделать! Итан взглянул на размытую тень на камне, когда ещë один угрожающий рык пронëсся по пещере. — Контекст, пожалуйста? Кто этот парень? Карл под ним нервно поëрзал и сместил труп в процессе. Они заскользили ниже к земле, и Итан судорожно поискал ногой точку опоры, чтобы остановиться. Его ботинок встретился с чем-то, что могло быть лицом или грудной клеткой, и куча снова стабилизировалась. — Это важно? — чуть ли не умоляюще спросил Карл, сталкиваясь с ним взглядом. — Мне так не кажется. Итан надулся. Карл провëл языком по губам, лишь в одном вздохе от итановских. Он всë ещë пялился на него, выглядя смущëнным и загнанным в угол. — Слушай, приятель, если ты хочешь услышать мой вклад, я хочу услышать твой. Кто он? Карл не ответил. За него это сделал голос над ними, и луч золотого света засверкал на отвратительной груде гниющей плоти. Это было бы явление неземной красоты, если бы не пустые лица с запавшими языками и перекрученные конечности, загрубевшие от гнили. — Как же, он — это ты, Итан, — произнесла Матерь Миранда. Она была одета в свой царственный наряд со странным головным убором-клеткой, скрывавшим лицо; еë вороньи крылья лениво хлопали в воздухе. Босые ноги опирались на выбеленный рëберный каркас, и она стояла на вершине этого монолита смерти, гордая и тихая. Глядя на них сверху вниз, она улыбалась за золотой маской. — Что ты имеешь в виду? — пролепетал Итан, вытягивая шею, чтобы посмотреть на неë, не отодвигаясь от Карла. — Он — твоя судьба, — скучающе проронила она, чистя пëрышки. — Он — то, что станет с тобой, потому что именно это происходит с теми, чьи жизни пересекаются с его. Чистейшее отвращение капало с еë уст, когда она перевела свои искрящиеся глаза на Карла, растрëпанного, измождëнного и распластанного на кипе мертвецов. — Ты знаешь это, не так ли? — продолжала она бархатным тоном. — Ты знаешь, это то, что я сделаю с ним. Еë подбородок указал на Итана, но взор не покидал Карла. — И это будет твоя вина. — Чë за хуйню ты городишь? — яростно буркнул Итан. Огромный ликан не реагировал ни на голос Миранды, ни на сраный маяк, слепивший их, но он не хотел полагаться на удачу. — Ты хотела моей смерти с первой нашей встречи. Если это случится, не он будет за этим стоять. — А он прав, — прошептал Карл, тыкнув его пальцем. Блестящая Миранда улыбнулась с ноткой печали и склонила голову набок. Еë крылья сложились и скрылись за спиной, и она скрестила ладони перед собой, как скромная дева. — Я хотела твоей смерти, потому что ты приносил неудобства, Итан Уинтерс. Но теперь, когда он положил на тебя глаз? Теперь я хочу тебя сломать. Я разберу тебя на кусочки и уничтожу всë, что делало тебя человеком. Я сокрушу твой дух и истязаю твоë тело до такой степени, чтобы ни у кого не возникло желания даже смотреть в твою сторону. Мысль о Моро мелькнула в его сознании, пока иллюзия Миранды продолжала распинаться. Это многое объясняло. В золотом сиянии еë голос был мягок, а поза притворно-застенчива, и от этого кожа Итана покрылась мурашками. — Я оставлю от тебя лишь руины. Жалкую шелуху, годную только на то, чтобы служить живым напоминанием о вещах, которые Лорд Гейзенберг, кажется, постоянно забывает… Миролюбивый тон превратился в пронзительный крик, когда она направила на него свой непрощающий взгляд: — Ты ломаешь всë, до чего дотрагиваешься! Карл промолчал, решительно не смотря на мерцающую женщину. Итан приподнялся на локтях и дотронулся до его щеки, поворачивая его лицо к себе. Он встретился с ним глазами и сказал тоном, не допускающим пререканий: — Мы оба знаем, что это не так, правда же? Ты не ломаешь всë. — Разве? — пробормотал Карл, отводя взгляд. — Ты видел Штурма. С этим было трудно поспорить, и Итан поджал губы. Образы фабрики мелькали перед его внутренним взором: плоть, переплетëнная с металлом, и тошнотворно-оранжевые отсветы реакторов, где что-то живое трепетало в агонии. — Ладно, хорошо. У тебя есть некая склонность к… осквернению, — признал он удручëнно. — У тебя странные хобби. Но опять же, не то чтобы тут был кружок по бадминтону. Миранда фыркнула и села, скрестив ноги, на ближайший труп. Кожа еë бëдер на миг сверкнула молочно-белым и скрылась, когда она поправила подол платья. — Посмотри правде в лицо, Карл, — мурлыкнула она довольно. — Ты предвестник порчи. Ответом ей была лишь тишина. Серые глаза упрямо смотрели вдаль. Итан сел, сжимая Карла коленями, и устало потëр шею. Казалось, фальшивая Миранда не собиралась калечить их с минуты на минуту, а беспокойно рыскающая тень мирно грызла чьи-то несчастные останки у подножья кучи. Создавалось впечатление, что они всей семьëй собрались на очень странный пикник на холме. Пусть и сделанном из покойников. Так что он повернулся к ней и прямо спросил: — Почему никто из твоих детей не может поладить друг с другом? После стольких лет под одной крышей с тобой… — Именно поэтому, — перебила она его мрачным голосом, не принадлежавшим ей. — Нет места для любви, когда всë, что тебе знакомо, — страх. Карл испустил безрадостный смешок. Он не спорил, и у Итана в очередной раз сжалось сердце. — Я знаю, что ты думаешь, — произнесла женщина, высвободив одну ногу, и приподняла его подбородок босой ступнëй. — Почему они не могут дружить? Почему они не объединились против меня, вместо того чтобы поддаваться на мои игры с разумом? Она носила ребристые золотые кольца, и Итан почувствовал их кожей, когда она мягко и чувственно огладила его щëку тыльной частью стопы, а потом хлëстко шлëпнула. — Потому что они были монстрами задолго до того, как я до них добралась. — Не думаю, что это правда, — возразил Итан, поднося ладонь к челюсти. Его пальцы окрасила полоска крови. Сторона лица горячо пульсировала от боли. Он уставился на вальяжно сидящую перед ним женщину, прекрасную и жестокую. Она была садизмом, облечëнным в золото, с глазами, свободными от милосердия, и аурой зимней ночи. Холод без надежды, где смерть не угроза, а обещание. Он нехотя осознал, что понимает Моро и его одержимость, совсем немного. Она была величественна и ужасна. — Нет? — проворковала Миранда голосом, вплавившимся в его позвоночник. — Ты думаешь, хорошие люди увязли бы так глубоко в пучинах, которые я им предложила? — Я думаю, что ты заманила сюда сироту, готового умереть даже за намëк на семью, едва сводящего концы с концами инженера, верившего, что деньги помогут ему изменить мир, женщину, чувствующую, как нищета наступает ей на пятки… — загнул пальцы он и, на секунду засомневавшись, добавил: — И одинокую девочку, потерявшую родителей в сомнительных обстоятельствах. Ничего удивительного в этом нет. Ты забрала хрупких людей и столкнула их в пропасть. Браво. Хули ты хочешь, медаль, что ли? — В них уже зрели семена… — Ой, завязывай уже с этим эмо нигилистическим дерьмом, — оборвал он еë грубо. — В каждом есть семена зла, бла-бла. Я всю неделю сносил головы мутантам и уже без угрызений совести могу пристрелить человека. Но это не помешает мне уснуть. Он сделал глубокий вдох и попытался утихомирить своë раздражение. Это была не Миранда. Это Донна играла роль своей злобной мачехи. Ему нужно было об этом помнить. — Тебе самой пришлось нелегко, — сказал он уже более спокойно. — Ты потеряла ребëнка. И я, блять, полностью соболезную тебе в этом. Я оплакиваю еë с тобой. Но это не значит, что ты должна была ломать все те жизни, которые ты сломала после этого. И знаешь что? Он не осмелился вставать на неустойчивую насыпь из конечностей, но вызывающе вздëрнул подбородок. — Мне не жаль тебя. Мне жаль Моро, потому что ты воспользовалась его желанием быть частью чего-то, и что-то мне подсказывает, что ты превратила его в рыбу, чтобы он не трахнул другого мужчину. Мне жаль Карла Гейзенберга, правда, блять, жаль. За всë. Мне жаль Герцога и даже его Леди, немного, хоть она и переборщила с пыточными подземельями. Он впился в неë взглядом. — И мне жаль Донну Беневиенто, потому что она когда-то была хорошей, несмотря на каду внутри. Прелестное лицо злобно исказилось, и она прошипела: — О, тебе их жалко, неужели? И какой от этого прок? Им не сдалась твоя жалость, Итан Уинтерс, — она надавила ему ногой на горло и оттолкнула. Затем поднялась, как солнце на заре, и выплюнула: — Ты хороший человек. Они — нет. И для падших нет ничего хуже, чем наблюдать за тем, как кто-то отказывается соскальзывать в выгребную яму, где они барахтаются. Они ненавидят тебя. Все, даже он. — Нет, — немедленно произнëс Карл. — Да, и он. Он презирает тебя за твою свободу. — Нет, — повторил Карл почти жалобно. — Да! Да! — Мне плевать, — перебил их Итан. — Были моменты, когда Мия тоже ненавидела меня, а я ненавидел еë, но всë равно любил. Иногда ты чувствуешь себя дерьмово в окружении других людей. Но это не значит, что ты ненавидишь их, на самом-то деле. Это нормально. — Видишь? — сказала Миранда торжествующе, указывая пальцем на виноватое лицо Карла. — Вот оно. То самое! Вот, что выводит из себя. О, оно сжигает тебя изнутри, не так ли, Карл? Его ëбаное сочувствие, будто бы он ещë не понял, что ты его не заслуживаешь? — Заткнись, — взревел он, поднимаясь на локтях. — Ты просто завидуешь, потому что никто не запарился тем, чтобы помочь тебе! О, чëрт. Итан хотел вмешаться, но не мог подобрать слов. — Да и как бы они смогли? — бросил Карл. — Я ломаю всë, до чего дотрагиваюсь? Ты убила своего блядского садовника! — Неправда! — шикнула в ответ лже-Миранда. — Это был несчастный случай! А потом я сделала всë возможное, чтобы это не повторилось, в отличие от тебя! У основания трупной горы гигантский оборотень запрокинул голову и завыл. Звук взлетел к каменным сводам, прогремел по итановскому черепу и утонул нездоровым бульканьем. — Ка-а-а-а-а-а-а-а-арл, — стенало существо с агонизирующей дрожью. Карл с мукой на лице зажмурил глаза и, стиснув зубы, разъярëнно прошептал: — Пошла. Нахуй. — Мечтай, отвратительный дегенерат, — огрызнулась Миранда с омерзением. — Вперëд, расскажи ему, Карл. Расскажи, что случается с людьми, которые тебе помогают. Она одарила его ледяной и безжалостной улыбкой и исчезла, прошелестев: — Посмотрим, захочет ли он спасать тебя после этого. Золотой свет растворился, вновь оставляя их в темноте. Рядом с ладонью Итан ощущал, как затянутые в перчатку пальцы сжимают пустой шнурок, свисавший с шеи Карла. «А, — понял он. — Жетон». Он хотел пошутить, что теперь этот жетон болтается на ошейнике у оборотня, но передумал. Негромкое рычание отдалось от стен пещеры, и капелька холодного пота скатилась по его позвоночнику. Он аккуратно откинулся назад. Рык становился ближе. С ним пришли трупная вонь и запах едкого пота и мокрой псины. — Блять, — мямлил Карл себе под нос. — Блять, блять, блять. Его рука так сильно цеплялась за итановскую талию, что там наверняка расцветут синяки. Он прикусил язык, когда хныканье раздалось совсем рядом. Хрипло пыхтя, как мопс-туберкулёзник, гигантский ликан принялся рыться в куче. Обнюхав что-то, он снова завыл. Сердце Итана пропускало столько ударов, что работало на одном лишь чуде. — Контекст, — свистяще выдохнул Итан, быстро моргая, чтобы восстановить зрение в темноте. Слепящий золотом луч погрузил их в чернильный мир. — Расскажи мне, чëрт бы тебя побрал. — Андрей, — прошептал Карл после секундной паузы. — Его звали Андрей. Он был пр-правителем деревни. Даже с заиканием слова его звучали грозно. — Не официально. Миранда не допустила бы такого. Но люди приходили к нему со своими проблемами. Когда урожая не хватало, или драка где завязалась, или очередная девчушка не вернулась из замка, несмотря на все молитвы и пожертвования. Влажное чавканье сменилось неприятным ворчанием, отдалëнно напоминавшим слова. Итан не мог их разобрать, но почувствовал, что мышцы Карла напряглись под его руками. — Он… Слушай, однажды, когда я ещë пытался… когда я ещë боролся… Я поранился. Плохие времена. Валялся в итоге где-то в снегу. Он взял меня к себе. Он знал, кто я такой, и мог отнести меня к ней, но вместо этого я проснулся у него в постели, с двумя детьми, спящими у меня в ногах, и миской супа на столе. Слова словно путались у него в горле, тяжëлые, как свинец. — Я подумал, ему нужно… одолжение, или что-то такое. Никто не кладëт Лорда В-Рот-Его-Ебать Гейзенберга в постель без каких-либо скрытых мотивов. Он попытался произнести это саркастически, но вышло до чëртиков тоскливо. — И. И… — …и что ты ждëшь от меня? — спросил вдали надменный голос. Мерцающие песчинки засверкали над трупами. Они были похожи на золотых светлячков; нежные и печальные, они окрашивали гадкий пейзаж меланхоличным сиянием. Загудев, как боевой рог, огромный ликан прыгнул за одной из них; с его когтей стекала слюна и не до конца свернувшаяся кровь. — Ничего, — ответил другой голос, спокойный и приятно глубокий. — Не разбуди детей только. Луиза болеет. Золотые частички наполняли пещеру достаточным количеством света, чтобы Итан заметил, как неуклюжий силуэт плюхнулся на землю при звуке этого голоса. — Говори уже, фермер, — Гейзенберг говорил с тем холодным высокомерием, по которому Итан совсем не скучал. — Если это опять из-за той женщины Ингрид… — Нет. Мы оба знаем, что она никогда не вернëтся. Отдыхай, не трогай бинты и ешь чëртов суп, малой. Великан спрятал лицо в гигантских ладонях. Он исторг продолжительный вопль, переросший в нечто, похожее на всхлипы. — Малой?! — взвизгнул бесплотный Гейзенберг. Карл всхрюкнул от этого, выглядя немного застенчивым в тусклом свете. — Ты был мудаком, — отметил Итан, когда ещë один голос вклинился в разговор. Женщина за дверью шептала, не будет ли правильнее оповестить Матерь Миранду… — Мы не будем отвлекать леди. С ним всë будет нормально. — Я не о нëм беспокоюсь! Позволь мне по крайней мере забрать Луизу… — На улице слишком холодно, она замëрзнет, если будет спать на полу. Перестань переживать, любовь моя. Она в безопасности. Карл выдохнул через нос. Почему-то Итан не сомневался ни минуты. Дитя — та самая Луиза, возможно? — никогда не было в большей безопасности, чем той ночью. То, что ему доверили присмотреть за ребëнком… Для Карла Гейзенберга это, должно быть, значило больше всего на свете. Голоса утихли, когда пылинки света задрожали и задвигались, как созвездия по ночному небу. Если бы не братская могила и запах смерти, вид был бы поистине волшебный. Когда светлячки успокоились, новый разговор прервал тишину. — Да-да, — голос Андрея звенел раздражением. — А если мужику отрезать член в замке, козлам обеспечен пир. — Чего? — переспросил Гейзенберг ошеломлëнно. — Местная поговорка. Тебе стоит почаще вылезать из фабрики. — Я пытаюсь, если ты вдруг не заметил! — Заметил. Предупреди меня в следующий раз, когда решишь сбежать, я подготовлю аптечку. Чем ты вообще занимаешься в этой своей мастерской? — Эм. Экспериментами? — Конечно, — произнëс Андрей огорчëнно, и Гейзенберг поспешил добавить: — Над трупами. Только над мëртвыми. Я не такой, как остальные. — Ты экспериментируешь над… Знаешь что? Я вычеркну из памяти, что когда-либо слышал это. Передай мне марлю. — Со мной всë в порядке! И насчëт этого изречения… про козлов. Что оно хоть значит? — Оно означает, что глупо всегда пытаться мыслить оптимистически, когда происходят отвратительные вещи. Так что кончай болтать о том, что Матерь Миранда преподнесла тебе ценный урок, содрав кожу с твоих рук, и позволь мне наложить чëртову мазь. Карл закрыл глаза, на его лице была написана жгучая тоска. Светляки вновь зашевелились, заставляя тени плясать по каменным стенам. Огромный ликан всë ещë сидел на земле, издавая искренние, до ужаса человеческие всхлипы вперемешку с собачьим скулежом. — Слышал про посевы. Удалось хоть что-то сберечь? — Недостаточно. Но мы справимся. Всегда справлялись. — Могу я… сделать что-то? Стоит ли мне поспрашивать по округе? Вдарить кому-нибудь молотом? Ходят слухи, что это не несчастный случай. — О, это не слухи, — судя по голосу, мужчина был крупным и широкогрудым. Итан догадывался, что каду не сделал его намного больше. — Но я уже разобрался с преступником. Сломал этому завистливому придурку обе ноги и оттащил в клинику Моро. Карл поморщился, Итан поморщился, и, сквозь воспоминания, Прошлый Гейзенберг тоже неловко поморщился. — А. Ну. Это должно всë наладить. Навсегда. Ты безжалостный человек, Андрей. — Хех. Я был солдатом до этого, знаешь. Бога мне в свидетели, я не жестокий человек, но не побоюсь замарать руки, если того потребует ситуация. Гейзенберг одобрительно замычал. Итан мог практически услышать кривую ухмылку в его голосе. — Я раньше ненавидел армию. — Как и все после Первой мировой. Как и все, пока им не припрëт. Это как с вантузом, понимаешь? Особо им не похвастаешься, но лучше иметь один про запас, когда дерьмо подступит. Гейзенберг рассмеялся этим лëгким, неподдельным смехом, о существовании которого Итан узнал несколько дней назад. Он почувствовал, как грудь сдавило в ожидании будущей боли. Андрей был хорошим человеком. У подножья их холма смерти ликан тихо поскуливал. — Видишь этот жетон? Третья пехотная дивизия. Это… были мы. Золотом вспыхнули частички света, когда воспоминание опять поменялось. Он слышал приглушëнные голоса вдалеке и стук передаваемой из рук в руки посуды с едой. — Мы так признательны, что вы пришли, Лорд Гейзенберг. — Мария, не льсти человеку слишком сильно, любовь моя. Он подумает, что ему простили пропуск летнего празднества. Где тебя черти носили? — Мои извинения. У меня была… незапланированная операция на глаза. — Твои глаза действительно выглядят очаровательно, — сказала Мария взволнованно. — Ничего подобного. И шрамы скверные. И что это за цвет вообще такой? — Это… Слушайте, Миранда попросила его сделать мне ликаньи глаза, ясно? Чтобы подходили моей собачьей натуре, или что-то в таком духе. Сальваторе утверждает, что услышал «лишайник». Андрей гулко расхохотался, а женщина несколько раз извинилась. Итан прикусил губу. Звучало, как шутка в стиле Моро, но это также было милостью, пусть и едва заметной. Карл, казалось, подумал о том же — вина расползлась по его лицу. — Вам стоит покинуть это место. Всем вам. — Ты, блять, шутишь? — прорычал Андрей. — Нет, правда. Шутишь? Или ты всерьëз думаешь, что мы, в отличие от тебя, можем уйти? — Но… вы не ели тот кусок дерьма, — недоумëнно проговорил Гейзенберг. — Я думал… — Ты думал, что мы счастливо сидим в этой дыре, где красивые девочки попадают в замок, а младенцы с неправильным лицом живут не дольше, чем козлы в Канун Солнцестояния? — Я не знаю! — завопил Гейзенберг, и на заднем плане начал плакать ребëнок. — Выглядите вы все охуенно довольными! Я не помню, чтобы кто-то из вас боролся с ней! — Боролся? — оскалился Андрей. — Ты будешь учить меня бороться, малой? Иногда вся борьба, которая тебе доступна, заключается в защите окружающих тебя людей. Прости, что я не бодаюсь с нашей Благословенной Матерью. — Кроме того, — произнесла женщина с почти настоящим осуждением в голосе, — она обеспечивает нас. Наша жизнь неплоха. Мы рады служить. Несмотря на молчание, Итан чувствовал напряжение, повисшее в воспоминании, пока световые точки мигали и перемещались. На этот раз на фоне играла музыка — нежная клавишная мелодия, тянуще отдающаяся у Итана в душе. Она звучала немного металлически, что-то среднее между шарманкой и спинетом. — У неë получается всë лучше и лучше. — Слава богу. Дарëному коню в зубы, конечно, не смотрят, и мы все очень благодарны тебе за внимание, но я проходил через пытки менее страшные, чем десятилетка, обучающаяся музыке. — Не говори так. А то подашь Матери Суке идеи. Она… в настроении в последнее время. — Да, я видел, что стало с плотником, — Андрей помрачнел, и Гейзенберг неуверенно ответил: — Я найду ему хорошее применение. — И я не хочу об этом знать. Налей-ка ещë одну, малой. Короткая робкая тишина разбилась бульканьем наполняемого стакана, и Гейзенберг выпалил: — Кстати, я собираю армию солдат-трупов, чтобы свергнуть еë. — Ты что? Итан подавил хихиканье, а Карл издал болезненный смешок. — Правда? — Да, — это было простое слово, но оно прозвучало очень весомо и значимо из гейзенберговских уст. — Чëрт меня подери. Тогда беру назад всë, что говорил про раскопку могил. Дай мне знать, если тебе понадобятся лишние руки на лопату. Я знаю, где найти окоп с приличным количеством бывших товарищей. — Было бы очень здорово. У меня заканчиваются ресурсы. — Без проблем. Для этого и нужны друзья. На этом моменте Карл мучительно выдохнул, его дыхание потревожило золотой свет. Он тоже сел, скрючившись рядом с Итаном и уложив голову на руки. Вновь завертелись светлячки, а с ними и сияющая карусель памяти. — Спасибо, что подвинул это чëртово пианино. Моя спина уже не такая, как прежде. — Конечно, старик. Я рад, что она забирает его с собой. — Да, да. Дом уже выглядит пугающе опустевшим. — Они будут жить ниже по дороге, — рассмеялся Гейзенберг. — Не может же она вечно ебать мужа под отцовской крышей, не так ли? Ауч! — раздался звук, будто кого-то пихнули в живот, а затем снова смех. — Может, тебе стоит занять еë старую комнату, малой. Всë лучше, чем спать с трупами и машинами. Стакан разбился об пол. — Мария бы одобрила. Мы переживаем за тебя, знаешь. То ужасное происшествие с дочкой скрипичного мастера… — Я в порядке, — прервал его Гейзенберг тоном, который был не в порядке. — Просто скажи, что хочешь, чтобы дома был кто-то, кто поднимет тебя, если ты завалишься и сломаешь бедро. — Хех. Не всем нам подарили вечную молодость. Ну, относительную. — Грубо. Карл сложился пополам, хватаясь пальцами за волосы. Его плечи дëргались в безмолвных всхлипах. Поколебавшись, Итан положил ладонь ему на спину. Светлячки вздрогнули ещë раз и погасли. Их поглотила чернота; где-то внизу ликан вскинул морду и взревел. — Это был последний раз, когда я его видел, — жалобно заключил Карл. — Я сказал… Я сказал, что мне нужно подумать об этом. А потом… Мягкий, как пëрышко, и оглушительный, как гром, голос Миранды эхом пронëсся в темноте. — Как мило с твоей стороны наконец присоединиться к нашему ужину, Карл. Ты опоздал. Впрочем, это не важно. Я знаю, какими тяжëлыми тебе кажутся все эти взрослые мероприятия. Поэтому… Золотой луч выхватил их из черноты, как театральный прожектор. В этом конусе света ликан поднял голову и зацепился взглядом за Итана. Ну пиздец. — Я нашла тебе развлечение! — хохотнула Миранда. Взрыкнув, Андрей запрыгнул к ним. Итан еле успел схватить Карла за руку и покатиться по склону из мертвецов, кривясь, когда сталкивался лицом к лицу с покойником. Они свалились на землю; ликан сорвал с себя чужие конечности, сковывающие его движения, и ринулся за ними. — Она обратила его, — между вдохами протараторил Итан. — Она знала, что он твой друг, и поэтому обратила. — Да, — это было такое же простое, но твëрдое «да», которое он услышал от Гейзенберга из воспоминаний. Подслеповато щурясь на ярком свету, Итан воззрился на мужчину рядом с ним. Карл вскинул голову и смерил Андрея твëрдым взглядом. Холодок пробежал по итановскому позвоночнику. Он был воплощением чистейшей ярости, Итан ни разу не видел его таким. Ни когда Герцог развернулся в его лифте. Ни даже когда они враждовали. — Ты проебала всю суть здесь, Донна, — заявил Карл ледяным тоном, гнев искажал его черты. Андрей, казалось, притормозил, заметив, что его жертва просто пялится на него, сложив руки. — Миранда сломала его, — продолжил Карл, когда ликан снова начал пробираться к ним. — Он съел свою жену. Сожрал, блять, Марию. Но знаешь, что я слышу в этих воспоминаниях? Он всегда был бойцом. Он помогал мне на своих условиях. Массивная пасть раскрылась перед ним и взревела, брызгая слюной. Он поднял ладонь и спокойно вытер лицо. Глядя прямо в распахнутые челюсти, он проговорил сквозь стиснутые зубы: — Я скучаю по нему. Мне его жаль. Но это не моя вина. Итан почувствовал, будто сердце распухло у него в груди, и, когда Карл слегка повернулся, словно ожидая одобрения, он показал оба больших пальца вверх. — Горжусь тобой, дружище. Без оговорок. Намëк на улыбку озарил лицо Карла, и в золотом сиянии он внезапно был красив, как бог. Величественный и сильный, он проигнорировал гиганта, вздëрнув подбородок, и ухмыльнулся. — И что теперь? — спросил он, не размыкая скрещенных рук. На секунду показалось, что Андрей задался тем же вопросом. А потом Итан ахнул, когда громадный молот со всей дури впечатался в Карла. Ликан поднял его ещë раз и рявкнул так свирепо, что у Итана чуть не подкосились ноги. Карл отлетел прямиком в каменную стену. Встряхнув головой, он сплюнул кровь и неровно встал. — Теперь, — проговорила Миранда откуда-то сзади Итана, — он избивает тебя в кашу. Прямо как в последний раз. Он собирался прыгнуть к нему, когда холодные ладони вцепились ему в ноги и талию, утягивая в смердящую кучу гниющей плоти. — Блять! — взвизгнул он, шлëпая покойников по рукам. — Карл! — Наберись терпения, Итан, — произнесла Миранда-фальшивка, не смотря на него. — Заберëшь его, когда он умрëт. Я отдам тебе его кристалл, и тогда у тебя будет тот самый ещë один, чтобы спасти дочь. Я помогу тебе лучше, чем он когда-либо мог. Я и так лучше. Она улыбнулась, стоя вполоборота к нему, и стала похожа на ангела смерти. Ледяные пальцы хватали Итана со всех сторон. — Расслабься пока, — проворковала женщина, сложив руки за спиной, пока Андрей кидался на Карла; его когти блестели на слепящем свету. — Наверное, мне стоит увести тебя отсюда, пока я его убиваю. Можем выпить по чашечке чая или ещë чего. Она говорила несколько игриво, и Итан чуть не рассмеялся от абсурдности происходящего, но вовремя прикусил язык. Карл заморачиваться не стал. Он присвистнул в жестоком веселье. — Серьëзно? — выплюнул он, уворачиваясь от молота, тяжело взрывшего землю, и с силой пнул Андрея по голени. — Флиртуешь с моим другом, нося мамину одежду? О, просто охуительно. Горячая же ты штучка, Донна. Лже-Миранда презрительно усмехнулась и взмахнула кистью. Трупы начали отделяться от общей груды и поползли к Карлу. Ощущая себя чрезвычайно жестоким, Итан кашлянул и неловко произнëс: — Да, без обид, но ты немного… позоришься. Это смущает. Как бы гадко это ни было, оно сработало. Он услышал, как воздух покинул лëгкие женщины перед ним, и увидел стремительно зардевшиеся щëки, перед тем как она прошипела что-то невнятное и растворилась в стае ворон. Он отогнал птиц от себя под неприветливый смех Карла и выдернул его за ногу из хвата мëртвых. Он стукнул особо злобный череп рукояткой Пукалки, сжав зубы от мерзкого хруста, и встал с Карлом спиной к спине. Андрей шнырял вокруг, держа молот в гигантской ладони. — Это я заберу, — проворчал Карл и бросился на ликана. Итан с отпавшей челюстью наблюдал, как он впëрся в гиганта плечом. Карл Гейзенберг дрался неистово и грязно. Он использовал своë тело, не заботясь о собственной безопасности, расчëтливости или разнице в размерах, толкая локтями под рëбра и жëстко ударяя по суставам. Перед Итаном предстало месиво из покрытых шерстью конечностей и пальто, собачьих возгласов и звуков, будто мясник готовил отбивную, а затем он выкатился оттуда с разбитым носом и жетоном, крепко стиснутым в ладони. Серьëзная Пукалка затрепетала в итановских пальцах, и он вдруг понял, как поступить. — Пуля, — попросил он. — Сделай мне пулю. Карл посмотрел на него, как на сумасшедшего, открыл рот, чтобы что-то сказать, потом перевëл взор на Андрея. Зажав краешек перчатки в зубах невозможно соблазнительным движением, он потянул еë вверх. Итан покосился на его обнажëнные пальцы, чувствуя, будто подглядывает за чем-то запретным, так редко он снимал эти перчатки. Это была хорошая рука, крепкая и огрубевшая от работы, но это не оправдывало его внезапный подростковый румянец. Помотав головой, Итан ощутил искры в воздухе, волоски на его руках приподнялись, когда вокруг них заиграло знакомое статическое электричество. — Ну же, — пробормотал Карл сквозь зубы, прижав жетон к коже, когда Андрей вправил себе плечо с глухим кряхтением и сел на корточки. — Ну же, внутренние магниты. Пахло озоном и нагретым металлом, и он выглядел таким сосредоточенным, хмуря лицо, что Итан повалил его на землю с толикой вины, когда Андрей замахнулся молотом. Шипы коснулись его шеи, разрывая рубашку и задевая лопатку. Застонав от боли, Итан откатился в сторону и дëрнул Карла за собой, чтобы утащить его с траектории гиганта. Сильная рука накрыла его пальцы, кожа грела, словно печка. Сероватые глаза встретились с его, и он почувствовал, как горячая пуля скользнула ему в ладонь. — Сделай всë по красоте, — прошептал Карл и толкнул его в кипу из трупов. Он уводил Андрея подальше, пока Итан возился со стволом. Когти бешено полоснули по туловищу Карла, и он упал на спину, но тут же попытался подняться, прижимая к боку ладонь в перчатке. Молот взмыл в воздух, как божественная кара. Итан нажал на курок в ту же секунду, как тот начал свой стремительный спуск. Время замедлилось, и Итан увидел, как шипы несутся навстречу голове Карла. У него вырвался хриплый вопль; шипы замерли в миллиметрах от черепа, когда пуля пронзила Андрею сердце. Ликан оступился, с недоумением воззрившись на своё бездвижное орудие. Шипы затрещали синими искорками. И с тошнотворным жужжанием ликана отбросило назад, клокастый мех по всему телу встал дыбом. До итановского носа донëсся запах палëной шерсти, когда Андрей сделал свой последний шаг, медленно моргнул и рухнул на колени. Он остался в таком положении, склонив голову над широкой грудью, как мужчина, уснувший посреди молитвы. С закрытыми глазами он выглядел почти умиротворëнно. Карл неторопливо пополз обратно, пока не уткнулся Итану в ноги. Тот помог ему встать, обхватив его под мышками, и уставился на парящий над землëй молот. Он мелко вибрировал, и у Итана от этого защипало глаза. — Магниты включились? — слабо спросил он, пока Карл находил равновесие. — Они и не выключались, — пробурчал он. — Я просто позволил ей забраться в мою голову. Но с меня хватит. Золотой свет рисовал острые тени на его лице. Он подошëл к потрескивающему молоту, схватился за рукоять голой рукой и вскинул себе на плечо. Когда Итан впервые увидел это действие, то подумал, что тот выглядел как самовлюблëнный мудак. С величайшим раскаянием ему пришлось признать, что в этот раз он выглядел как самовлюблëнный, потрясающий, весьма горячий мудак. — Мои силы, — прорычал Карл, поднимая молот высоко над головой и с силой обрушивая его на землю. Пол затрясся и пошëл трещинами у Итана под ногами. Отшатнувшись от места удара, он уставился на то, как мужчина вновь запрокидывает молот. Ярость исходила от него жарким нимбом, заставляя воздух трепетать. — Моя память, — гаркнул он. Шипастый наконечник послал такую ударную волну, что Итан шлëпнулся на задницу. Терпкий запах угля и огня заполнил ноздри, как более острая версия того привычного домашнего аромата. — Моя жизнь! В его крике звенели металлические нотки, и земля раскололась. Итан едва успел ахнуть, как они полетели вниз. На мгновение он ожидал ещë одно бесконечное падение в кошмарную бездну, но на деле они проломили потолок и вывалились в гостиной. С одним большим отличием. Кашляя и отплëвываясь, Итан вытер лицо от плотного слоя паутины и вскочил на ноги. Комната практически не изменилась, только была увешана полотнами паучьего шëлка, напомнив ему о той тëтушке, которая накрывала мебель перед отъездом. Паутина была везде. Кресла выглядели как коконы с запутавшимися в них мëртвыми жуками, а с дыры в потолке печально свисали спутанные нити. — Так, — весело сказал Итан. — Буквальный прорыв. Жалоб нет. И в какую пизду нас теперь занесло? Карл обернулся к нему и склонил голову набок. — Обратно, — просто ответил он. Одним мощным взмахом молот расколотил ближайший столик, а Карл посмотрел наверх и проорал: — Спускайся сюда, мелкая сука! Взлетел молот, стирая в порошок картину в рамке. Фарфоровая кукла повернула к нему лицо и была тут же разбита, пока Карл топал вокруг, круша элементы декора. Итан услышал щëлканье над головой и пугливо крутанулся на пятках. — Вот ты где, — мурлыкнул Карл противным голосом. У Итана не хватило времени рассмотреть, кто был где, потому что оно спикировало прямо на него, заваливая на липкий ковëр из паутины. — Нет! — пронзительно крикнул голос, когда молот с грохотом опустился между итановских ног. Итан мельком заметил, как обширная чëрная масса резво уползает прочь, и поднялся на локтях, ощущая налипшие на предплечьях комья. Карл кинулся за ней в соседнюю комнату, пропадая из виду. Итан встал с очень смешанными чувствами по поводу того, стоит ли их догонять. Вопли и треск раздавались из-за двери, и он поковылял через паучьи сети, бросая страстные взгляды на главный выход. — Перестань! Оставь меня в покое! — голос Донны будто бы исходил из множества ртов, стрекочущих в панике. — Куда же подевалась твоя охуевшая самодовольность, а? — завопил Карл, гнев клокотал в его горле. Итан едва увернулся от куска камина, отлетевшего в его сторону. Молот громом вгрызался в землю. — Это мой дом! Я расскажу Матери, так и знай! Отстань от меня! — Приведëшь еë сюда, и, клянусь богом, вещи, которые я сотворю с тобой, заставят еë блевануть на месте! — гаркнул Карл ледяным тоном. Итан до сих пор не мог определить местоположение Донны в этой какофонии сломанной мебели, но она рыдала, испуганно заикаясь. Молот опускался снова, и снова, и снова, уничтожая дерево, фарфор и высушенные цветы. Среди всего этого он различил силуэт Карла, сносящего всë на своëм пути, как рассерженный бог разрушений. — Иди уже сюда! Хватит всë усложнять! Я в любом случае убью тебя, мерзкая сука, так давай уже покончим с этим! Писк и барахтанье внушительной чëрной тени под навесом из паутины были далеко не такими душераздирающими, как истеричные вопли, ввинчивающиеся Итану в уши. «Что-то здесь неправильно», — подумал он, глядя, как Карл размахивает молотом налево и направо. Это не тот Карл Гейзенберг, чью руку он держал, шатаясь по кошмарному особняку. Это не тот человек, чьей компанией он, в конечном счëте, начал наслаждаться, сквозь чьи мрачные воспоминания он пробирался, и при взгляде на кого на душе становилось спокойнее. — Остановись! Ты не можешь навредить мне! Пожалуйста! Пожалуйста-а-а! Карл злорадно расхохотался от этого жалкого верещания и снова ударил своим орудием. «Не-а», — решил Итан. Ему однозначно не нравился этот тип. Может быть, вот это осознание, а может, вина, комом вставшая в горле, заставили его проигнорировать предупреждающий оклик Карла. Может быть, это переутомление. Как бы то ни было, что-то опять вдавило его в пол, и он машинально обхватил это нечто руками. Жëсткие волоски закололи ему предплечья и лицо, когда хитиновая куча заизвивалась, пытаясь вырваться. Он тут же выпустил еë и, взвизгнув, подскочил с земли, а существо исчезло в убежище из паутины, когда Карл направился к ним. — Что это было? — выпалил он с отвращением, растирая руки. Кожа уже распухла и зудела. — С какой хуйнëй я сейчас обжимался? — Мухой! — выкрикнул Карл. — Это была не му… Агония пронзила его грудь, как разряд молнии. В шоке посмотрев вниз, он увидел точëный отросток, пробивший ему рëбра. Длинная, тонкая и зазубренная, это была нога насекомого, покрытая чëрными ворсинками, сгибающаяся в многочисленных суставах, пытаясь вывернуться из его плоти. Кровь заливала рубашку и штаны, пропитывая ткань красным каскадом. Он заорал. Карл заорал тоже и, схватив острый конец лапы, дëрнул на себя. За Итаном Донна панически щëлкала и чирикала. Он видел по бокам от себя две другие паучьи ноги, такие же ужасающе длинные. — Пусти меня! — взмолилась она. — Пусти еë! — взмолился Итан. — Не шевелись! — пролаял Карл, как будто бы это было возможно. Он поставил ногу Итану на грудь и потянул. С отвратным хрустом и болезненным воем, звоном отозвавшимся в его черепе, конечность сдалась. Что-то дурно-жëлтое хлынуло из Итана, смешиваясь с кровью, и дрожащие паучьи ноги отползли от него подальше, пока Карл размахивал оторванной лапой. — Минус одна! — взбодрился он. — Осталось ещë семь! — Нет! — зарыдала Донна, утыкаясь спиной в стену. Итан обернулся, и его колени окончательно ослабли. В еë паучьем силуэте был намëк на человеческое тело, как и у вторых форм Моро и Леди Димитреску, но как бы страшен ни был еë облик, Донна не выглядела и в половину такой же угрожающей, как они. Еë раздутое чёрное брюхо было больше дивана, а ноги продолговаты и веретенообразны, но она пряталась в углу, баюкая рану в долговязых пальцах. Мысль о том, что всë, теперь у него точно арахнофобия, была задвинута в глубь итановского сознания мучительным прострелом в груди. Он больше не слышал, как пульс стучал в ушах. Ритмичные толчки крови, вытекающей из дыры — ëбаной дыры, проделанной в нëм — под рëбрами, умирали. «И я тоже», — осознание обрушилось на него в полную силу, и он издал жалобный хнык, неразличимый в суматохе драки. Острый отросток пронзил его сердце. Он умирал. Он… Он просто ляжет и позволит вещам идти своим чередом. Просто разрешит голове отдохнуть и поддастся. Он распахнул глаза и нашëл в себе силы крикнуть: — Карл. Помоги. Вышло булькающе и ничтожно, но всë же добилось его внимания. Молот замер в воздухе, и Карл оскалился: — Я сейчас как бы немного занят! Полечи себя, мне нужна минутка! — Да, — цокнула Донна навязчиво. — Так тоже пойдëт. Дай ему умереть здесь. Тогда никому не понадобится ещë один Лорд. Давай! — Нормально с ним всë будет! Его Штурм пополам разрезал, а он на следующее утро уплетал мои бутерброды с маслом! Просто залей там себе бухлом! Итан почувствовал, как онемел язык, явный привкус земли и гнили тронул рецепторы. Стоя на коленях, капая кровью на ковëр из паутины под ним, он пялился на свои расставленные ладони. Если бы он дрогнул, если бы отпустил контроль, если бы прилëг хоть на мгновение… Тогда он мог бы отдохнуть. Он мог бы перестать цепляться за борьбу и мог просто быть. Он мог бы поддаться. Его слюна приобрела странную консистенцию, вязкую и тягучую. Она скапливалась за его зубами. — Начинай пока свою вонючую регенерацию, Итан! Мне ещë нужно расплющить психованную паучиху! Молот продолжал греметь, пока боль расцветала в его костях, расходилась, как круги по озеру от брошенного в воду камня. Его кожа горела огнëм, а конечности налились свинцом. Очень медленно он склонился вперëд. Его губы раскрылись, и что-то чëрное и плотное сгустками покинуло его рот. Оно плюхнулось в лужу крови на полу. — Оставь меня в покое! Он всë равно умирает! Посмотри, это правда! Отпусти меня, и я не расскажу Матери, обещаю! Пожалуйста! — Ему нужен-ещë-один! — завопил кто-то очень-очень далеко. — Прости, но это будешь ты! Мелкие звëзды затмили его зрение. Его подбородок был холодным и влажным от жижи, льющейся из распахнутого рта. Прилечь. Просто прилечь и поддаться. — Подожди, чëрт. Итан? Его плечо схватили, а запах металла прорезался сквозь гнилостный смрад. — Блять. Итан! Из самой глубины его разума, где жило нежное личико его дочери и искорка еë любопытных глаз, он сумел собрать остатки воли. Он не мог умереть. Не здесь, не сейчас. Не пока она нуждается в нëм. Даже если сердце замолчало в гробнице его тела. — Не. Позволяй. Мне. Ложиться. Он невнятно промямлил эти слова не своим голосом, таким низким и глубоким, что казалось, будто они доносились из бездонного колодца. Цепляясь за ускользающие нити сознания, он ощутил, как сильные руки подняли его в воздух. Всë перевернулось вверх дном, и презрительно ухмыляющаяся женщина убралась с дороги и вскарабкалась на потолок. — Он умрëт из-за тебя, Карл! Как и все до этого! Ты ломаешь всë, до чего дотрагиваешься! Эта фраза звучала как проклятие. Итан мигнул, когда дверь открылась, разлетаясь в щепки. Дневной свет был словно благословением на его коже, и он жадно впитал его с умиротворëнным выражением лица. Чëрная гнилая вуаль накрыла его глаза, и он услышал, как отчëтливый голос прошептал ему прямо в развороченное сердце. Поддайся.